Отец года

На следующее утро я проснулся в поту. У меня подскочила температура, похоже, я подхватил какой-то вирус или просто простудился. Несколько дней я провалялся в кровати, иногда выбираясь на кухню, но по большей части еду мне носила Клара. На иммунитет я никогда не жаловался и в прошлом болел очень редко. Последний раз мне было так погано где-то в четвёртом классе. Я тогда поначалу даже обрадовался, когда увидел 37,5 ртутного столбика. Думал, буду весь день гонять в Warcraft, смотреть телевизор и вообще много всего успею. Но, к моему разочарованию, всё сложилось иначе. Меня как пригвоздило к кровати, и я ничего не хотел: ни играть, ни есть, ни спать. Ходил только до кухни и пил воду литрами, а потом возвращался в постель и снова лежал. Сейчас всё было в точности как тогда. Я просыпался с дикими головными болями, сухим горлом и заложенным носом, мечтая только о том, чтобы этот день поскорее закончился, и чтобы завтра мне стало легче. Тем временем весна медленно, но верно вступала в свои права. Снег окончательно растаял, и среди пожухлой травы, оставшейся ещё с осени, стали появляться свежие зелёные ростки. Очень хотелось выйти наружу, но было нельзя, мол, недолечился ещё. От симптомов простуды уже почти ничего не осталось, кроме слабого кашля. Но Клара сказала, что Тилль повелел выпускать меня только после полного выздоровления. Как будто мне пять лет! Хотя, наверное, он это и подразумевал под словами о заботе тем вечером. Его рассказ я вспоминал очень часто. Делать было нечего, и я проводил круглые сутки в постели, думая о сказанном Тиллем. Я совсем забыл и о школе, и о Пауле, погрязнув во всём этом любовном геморрое. Рано или поздно нужно будет признаться Тиллю. По сути, это просто условность, он уже давно сам всё понял, ещё увидев мой стояк в машине, и предшествующие ему томные вздохи. Ему просто нужно было подтверждение, чтобы перейти к более радикальным действиям, я был в этом уверен. Иначе зачем ему моё признание? То, что он мне небезразличен и так очевидно. Проклятый кашель всё никак не проходил, а сидеть дома было уже просто невыносимо: я переиграл во все купленные для приставки игры, выучил несколько новых песен на гитаре, даже отважился написать свою. Учитывая мои любовные терзания, слова к ней получились жутко слащавыми, и я решил оставить её инструментальной, выбросив скомканные тексты в мусорку. Мне подумалось получить разрешение на выход из своей роскошной тюрьмы непосредственно у Тилля. Он порой приходил ко мне, когда я ещё был прикован к постели, но я делал вид, что сплю, избегая разговора. На этот раз он заявился раньше, чем я мог предполагать, застав меня ещё в постели. – О, Рихард, доброе утро. Как хорошо, что ты не спишь, – светившийся о счастья Тилль подлетел ко мне в мгновение ока и присел на кровать. – Ага, давно не виделись, – я выдавил сонную ухмылку, – Который час? – 11 утра, – ответил Тилль, проверив наручные часы. – А ты чего не на работе? – обычно его не было дома уже в 6. – Сегодня поработаю из дома, если что случится, меня заменят, – ласково улыбнулся он, проведя рукой по моим малость взъерошенным после сна волосам. Моё тело сразу отреагировало даже на такое невинное прикосновение, посылая волны удовольствия. Хорошо, хоть не встал, – Ты как себя чувствуешь? Долечился? – Да, хочу уже на улицу выйти, там потеплело? – Потеплело, 15 градусов. Можем съездить в город прогуляться, раз уж у меня выходной. – Ты помнишь, я говорил, что хочу съездить в приют, навестить друга? – Припоминаю, – вся радость Тилля куда-то пропала, – Я думал, мы проведём этот день вместе. Я не мог смотреть на его погрустневшее лицо. – Хотя, знаешь, поездку в приют можно и отложить, не каждый же день у тебя выходной, – дальше я отважился поднять больную тему, – Кстати, насчёт того разговора... – Да, знаю, я, наверное, опять перегнул палку, – начал оправдываться Тилль, но я его прервал, окончательно принимая вертикальное положение и заглядывая ему в глаза. – Нет, не перегнул. Ты всё правильно сказал, и я думаю, – так, ну уж если начал, надо заканчивать. Я сглотнул и постарался сказать следующие слова как можно быстрее, – что тоже чувствую к тебе не то, что подобает сыну, – выпалив это замысловатое признание, я опустил глаза и в который раз покраснел, аки красна девица. Когда я всё же рискнул посмотреть на Тилля, заметил его поражённый взгляд. Он, судя по всему, не ожидал от меня такой смелости, и я вновь его удивил. Но вскоре на его лице расцвела улыбка, и он аккуратно взял меня за подбородок, притягивая ближе. Я поддался. – Теперь я смогу поцеловать тебя, не чувствуя себя насильником несовершеннолетних, – усмехнулся он, заигрывающе посматривая мне в глаза, – Ты ведь не против? – Нет, – тихо ответил я, и наши губы соприкоснулись. Сначала Тилль действовал осторожно, целуя то верхнюю, то нижнюю губу. Я не знал, что нужно делать, и чтобы хоть как-то ответить, неловко лизнул его губы. Он приостановился, снова расплываясь в хищной улыбке. – Хочешь большего, я прав? – Хочу, – рвано выдохнул я, одарив его просящим взглядом. Тилль приобнял меня за шею, плотнее прижимая к себе. Теперь он действовал решительнее, слегка покусывал мои губы и сплетался своим языком и с моим. Это невероятно возбуждало, я никогда не целовался с кем-то настолько опытным. Натасканность Тилля ощущалась очень явно, он делал всё чувственно и толково, доводя меня до стонов одними только движениями языка, я же с трудом успевал ему отвечать. Его рука опустилась на мою обнажённую грудь, поглаживая её. Он прервал поцелуй, переходя на мою шею и оставляя на ней дорожку из поцелуев от уха до ключиц. Я млел от его ласк, закинув голову назад и тяжело дыша. Тилль спускался всё ниже, сейчас уже оставляя поцелуи на моей груди. Он заметно торопился, но был предельно аккуратен и ласков, словно боялся меня спугнуть. – Откуда такие мышцы? – спросил он, опустившись к низу моего живота и продолжая гладить мою грудь. – Реслинг, – нашёл время для расспросов. Я уже задыхался от желания и мог думать только о местах его прикосновений, горевших огнём, и о нарастающем напряжении в паху. Помучив меня ещё немного, он взял мой член в руку и стал размеренно надрачивать, на что я сиюсекундно застонал. Тилль начал наращивать темп, вернувшись к моим губам. Я незамедлительно подставил ему открытый рот, и наши языки снова встретились. Мне было непередаваемо хорошо. Я не знал, с чем сравнить эти эмоции. Приближалась разрядка, и мой приглушённый глубоким поцелуем скулёж становился громче. Но тут Тилль, не прекращая дрочить, второй рукой дотронулся до моего ануса. Я рефлекторно сжался. – Мм, нет, Тилль, – промычал я в поцелуй, – Не надо, – немного отодвинувшись, уже внятно попросил я. – Что не надо? – Тилль смотрел на меня немного раздражённо. Он весь раскраснелся и, наверняка, страстно желал разрядки. – Не надо... туда, – я опустил взгляд, как бы указывая на свой девственный зад. – Почему не надо? Будет не больно, не волнуйся, – начал убеждать меня Тилль, целуя за ухом и прикусывая мочку. – Просто не надо, я не могу так сразу. Не сейчас, – я упирался, отворачиваясь от него, тем самым только больше подставляя ему шею для растерзания. – И что мне тогда делать со стояком? – Ну, я могу... помочь? – неуверенно предложил я. Тилль засмеялся. – Какой ты всё-таки милый, это ведь не твой первый раз? – С мужчиной – первый. – А вообще? – С девушками уже бывало, – вообще я впервые потрахался в 14, всё было неуклюже и как-то нелепо. Совсем не как в порно, думал я тогда. Девушка была в меня по уши влюблена, я же к ней ничего особенного не чувствовал. В итоге мы быстро разошлись. Потом у меня был секс с другой девушкой постарше, уже лучше, чем первый, но я всё равно не был сильно впечатлён. Она тоже осталась не в восторге, сказав, что я сидел как истукан, и ей пришлось всё делать самой. Скорее всего, так и было. Из меня действительно был никудышный любовник, я даже целоваться нормально не умел. Но для Тилля это не было большой бедой, я мог просто подставляться ему и получать кучу удовольствия в ответ, совершенно не напрягаясь и не выслушивая упрёков в свой адрес. А может быть, мне не понравилось с девушками просто потому, что я к ним ничего не чувствовал. – Смотрю, не восторге остался, – хохотнул Тилль, заметив перемены в моём лице, – Как планируешь помочь? – он убрал руку с моего члена, и я понял, что придётся додрачивать самому, при этом параллельно доводя до разрядки Тилля. – Не знаю... – Попробуешь в рот? – несмотря на то, что я без сомнения сохнул по Тиллю, сосать ему как-то не хотелось. Я всё ещё испытывал какое-то отвращение к действиям подобного рода. Наверное, я был эгоистом, ведь когда Тилль доставлял мне удовольствие, я был согласен почти на всё, не испытывая никакого дискомфорта или неприязни от его ласк. А когда приходила пора отблагодарить его, я сразу давал попятную. – Я не умею. – Научишься, давай, иди сюда, – Тилль раскинул ноги на кровати, подзывая меня к себе рукой. Я подполз ближе и сел между его ног. Он торопливо расстегнул ширинку и вытащил напряжённый член, сочившийся смазкой. Ничего себе размерчик, сантиметров 20 точно. Не представляю, как можно засунуть его себе в рот, а если не в рот так вообще... – Рихард, ты здесь? – Тилль помахал рукой перед моими глазами. Я дёрнулся и возмущённо на него посмотрел, – Чего такой недовольный? Думаешь, слишком большой? – Да, – признался я, стараясь особо не смотреть на его достоинство, что было бессмысленно, учитывая то, что мне предстояло сделать. – Всё нормально будет, возьми его в рот, – Тилль притянул меня за шею к своему паху и, придерживая член, направил его мне в лицо. Я, постаравшись не морщиться, открыл рот, пропуская его внутрь. Тилль немедля толкнулся мне в горло, отчего я протестующие замычал, кое-как сдерживая рвотный позыв и пытаясь отстраниться. Тилль схватил меня за волосы, удерживая на месте. – Спокойно, не дёргайся, – сказал он на выдохе, видимо, сдерживая порыв продолжить вбиваться в мой рот, – Постарайся взять глубже, расслабь горло, и зубы убери. Я тяжко вздохнул, заткнутый членом и не имевший больше возможности протестовать. Пытаясь вобрать огромный член Тилля хотя бы на половину, я начал надрачивать себе и понемногу смирился с ситуацией, как и со своим положением. Тиллю было хорошо, меня это радовало: он шумно дышал и охал, иногда блаженно протягивая "Ja", запустив свою руку мне в волосы. Самому мне процесс минета доставлял гораздо меньше удовольствия, но я и без того был достаточно возбуждён, чтобы кончить от пары движений руки. Тилль тоже был на пределе, он сжал мои волосы и сам стал толкаться навстречу, чаще задышав. Меня снова чуть не вырвало, на глазах выступили слёзы, но я сдержался. Когда мне уже начало сводить челюсть, Тилль, совершив последний толчок, вышел из моего рта и, не успев отстраниться, кончил мне на лицо. Я зажмурился и кончил за ним. Содрогнувшись, я плюхнулся головой на кровать, хватая ртом воздух. Мы оба немного отдышались, я стёр сперму с лица, но она осталась на волосах. Тилль виновато на меня смотрел. – Чёрт, Рихард, ты извини, что я тебе прямо на лицо кончил. Я так не планировал. – Ничего страшного, – я удовлетворённо улыбнулся Тиллю. Наконец-то мы избавились от этой недосказанности, я разобрался в своих чувствах, и это был просто божественный секс! Пусть и с мужчиной, который к тому же в два раза старше меня. Ну и что? "Любви все возрасты покорны" – вспомнил я слова почившей бабули, – Тебе как вообще? Понравилось? – Ещё спрашиваешь? – заржал Тилль, набросившись на меня. Мы упали в кучу подушек, хохоча как идиоты. Я отбивался от него, а он всё тянулся ко мне, намереваясь обнять. В конечном счёте он одержал верх, сжимая меня в своих стальных, но от этого не менее тёплых и уютных, объятиях. Я уткнулся ему в грудь, покрытую рубашкой, которую он так и не удосужился снять, в то время как я был абсолютно нагим. – Может всё-таки сгоняем в приют? – я поднял на него умоляющий взгляд преданного пёсика. – Ай, ладно, поехали! – согласился Тилль, потрепав меня по голове. Я сейчас и в правду чувствовал себя его питомцем, и впервые за мою жизнь столь, казалось бы, незавидное положение меня целиком и полностью устраивало.

***

Снова здравствуй, ненавистный детдом! Как я рад вновь видеть твои выцветшие стены и маленькие уродливые окна! – Иди тогда искать своего друга, а я к директору загляну, – предложил Тилль. – Хорошо, где встретимся? – Давай у входа через 2 часа. Вам хватит? Я состроил недовольную мину, но согласился. Этого, конечно, было мало, однако я понимал, что Тилль – человек всё-таки занятой и разбрасываться временем не станет. Я побежал по знакомым коридорам, путь от входа до нашей комнаты я знал наизусть. Добравшись до нужной двери, я в порыве радости вломился внутрь и был встречен оглушающей тишиной. Чёрт, сейчас же тихий час! Бывшие соседи изумлённо на меня уставились, не веря своим глазам. – Рихард? – подал голос один из них. Я не помнил его имени, поэтому лишь бросил короткое "привет", осматривая комнату на наличие в ней Пауля. Его здесь не оказалось. – Где Пауль? – спросил я ребят, ещё не отошедших от шока. – Он куда-то ушёл... – промямлил один из присутствующих, комкая одеяло. Так, ясно, значит, Хирше снова ищет приключений на свой зад. Мы пару раз проводили тихий час в каморке, роясь в хозяйственном барахле, а однажды даже вылезали на крышу. Пауль тогда мастерски взломал замок люка двумя скрепками, стащенными из кабинета директора. Я был настолько поражён его талантам, что даже зааплодировал. – Ты где такому научился? – Знакомый научил, – не без тени улыбки ответил он. Та вылазка нам ничем не аукнулась. Директор собирал нас в зале по этому поводу в надежде, что взломщик сам сознается, но мы естественно промолчали. В итоге всё закончилось заменой замка и ужесточением контроля над воспитанниками. Сейчас я почему-то был уверен, что Пауль снова пробрался на крышу. Доверясь интуиции, я пошёл к лестнице. Когда я достиг последнего этажа, слегка запыхавшись от накатывающего волнения и быстрого подъёма, моему взору предстал брошенный на пол замок. Да уж, я знал Пауля как облупленного. Подняв крышку люка, я вылез на крышу. Меня встретил прохладный ветерок. Солнце скрылось за белыми кучевыми облаками, усеявшими сине-голубое небо. Я осмотрел крышу: в некоторых местах было сыро, стало быть, совсем недавно здесь ещё лежал снег. Тут я заметил Пауля. Он сидел у края крыши, ветер трепал его короткие светлые лохмы. – Пауль! – сначала я хотел подкрасться и напугать его, но решил, что друг с перепугу может просто свалиться вниз. Лучше не рисковать. Хирше дёрнулся и резко повернулся в мою сторону. Его лицо выражало крайнюю степень изумления, он даже приоткрыл рот. – Рихард! – заорал он, рванув ко мне со всех ног. Я улыбнулся так широко, что мышцы заболели, и раскинул руки. Ещё немного и я просто заплачу от счастья. Мы не так уж давно не виделись, но воссоединение чувствовалось так, как будто вернул на место давно потерянную частичку себя. Пауль же не выдержал нахлынувших эмоций. Он влетел в меня, чуть не сбив с ног, и, оказавшись в объятиях, сразу захлюпал носом. – Боже мой, Рихард. Я думал, больше никогда тебя не увижу, – просипел он, сжимая мою толстовку. – Мы сможем видеться столько, сколько захотим, – успокаивающе прошептал я, гладя его по спине. – Я так скучал, ты даже не представляешь, – Пауль хлюпнул носом и немного отстранился, – Чёрт, зачем я вообще на крышу вылез? Что если бы ты меня не нашёл? – Я бы тебя везде нашёл, – я потрепал взволнованного Хирше по плечу, и мы опустились на нагретую солнцем поверхность крыши. Пауль ещё всхлипывал, но был близок к свойственному ему душевному равновесию. Спустя какое-то время проведённое в тишине, он глубоко вздохнул и заговорил уже привычным нагловатым тоном: – Ну, рассказывай. Как живётся с новым батей? – Хорошо, даже слишком. Не хочу хвастаться, но он оказался сраным миллионером, а может и миллиардером, чёрт его знает. Он довольно скрытный, но добрый в душе, держит свой бизнес. – Охренеть, – Пауль вытаращился на меня с неприкрытым интересом, ухмыляясь краем губ, – Гонишь, небось? – Ничего подобного. У него огромная компания, они производят какие-то лекарства. А ещё... – тут я уже призадумался: а стоит ли говорить Паулю о нелегальной стороне бизнеса? Конечно, хотелось выложить всё подчистую, однако такую информацию следовало бы всё же сохранить в тайне. Он никому не растреплет, но... – Что ещё? – Пауль весь заёрзал от нетерпения. – Блин, ну, – да лучше бы я молчал! Ладно, теперь назад дороги нет. Пауль всё равно не отстанет, пока своего не добьётся, – В общем, его отец с каким-то сутенёром скорешился, который ещё наркотой торговал. Типа он ему – товар, а сутенёр ему – деньги. Ну, ты понял, короче. При слове "сутенёр" Пауля заметно торкнуло, улыбка моментально сошла с его лица. Он весь сжался и испуганно на меня уставился. От него так и веяло какой-то необъяснимой тревогой. – Ясно, – как-то вяло отозвался он дрогнувшим голосом. – Пауль, всё нормально? – я положил руку ему на плечо, заглядывая в глаза. Он попытался улыбнуться, но вышло неубедительно. – Да-да, продолжай, – нервно закивав, ответил он. – Как скажешь... Я, кстати, племянника этого сутенёра видел вживую, он сейчас даже старше Тилля, кажется. На редкость странный тип. Озлобленный на весь мир, с длинными волосами и такой стрёмной бородкой, – я изобразил раздвоенную бороду Петера руками, – Он её ещё в косички заплетает. Тут Пауля снова дёрнуло, он резко подался вперёд и схватил меня за плечи. – Рихард, ты в опасности! Сваливай от этого Тилля, а главное, подальше от Петера, пока тебя в его лапы не сдали. Он больной на всю голову, поверь мне, просто иди в полицию и скажи, что тебя бьют или домогаются. В приюте и то безопаснее, чем... – Стоп-стоп-стоп! – я прервал непрекращающийся поток слов напуганного друга, – Откуда ты его знаешь? – Это очень тяжело рассказывать, Рихард, – серьёзно ответил Пауль, сведя брови на переносице. – Но ты ведь расскажешь? – я с надеждой посмотрел на Хирше. Неужели прошлое моего друга было связано с нелегальным бизнесом? Я предчувствовал неладное. Пауль только сильнее нахмурился и продолжал молчать, буравя меня взглядом, – Погоди... только не говори, что ты у него работал. – Я не работал, но работала моя мать. Она сидела на наркоте и за неё же работала. Я сам не знаю, как выживал, иногда целыми днями оставался без еды. Вот и не вырос нисколько, – он слабо улыбнулся, даже тут умудряясь пошутить, но его глаза оставались серьёзными, – Когда мне было около 12, к нам наведался работодатель матери – Петер Тэгтгрен. Она то ли что-то задолжала, то ли украла, я так и не понял, но он предложил ей расплатиться мной. – В смысле тобой? Буквально? – я ушам своим не верил. Незаконный бизнес – это, конечно, всегда грязное дело, как и любой достаточно успешный бизнес в принципе. Но я думал, что Петер ограничивается продажей наркотиков и проституцией, как говорил Тилль. Он ещё упоминал подделывание документов, но о торговле людьми речи не шло. – Да, моя мать продала меня в сексуальное рабство. Я умолял её передумать, но ей было плевать. Ей вообще было на меня плевать, – Пауль сглотнул и замолчал. Он перестал теребить свою футболку, запрокинув голову к небу, и тяжело вздохнул. – Пауль, мне так жаль, – я не знал, как утешить друга, внезапно поделившегося такой ужасающей историей своей жизни. Я и так натерпелся потрясений за последние дни, и рассказ Пауля меня окончательно добил, – Как ты сбежал? – Меня закрыли в какой-то комнате с незнакомой девчонкой. Она была старше на год или два, её продал обнищавший дед-педофил. Она была рада от него свалить, только поздно поняла на что подписалась. Мне с ней очень повезло: она умела вскрывать замки булавками, скрепками и прочей мелочью. – Это она тебя научила? – Ага, – Пауль ненадолго замолчал, вероятно, восстанавливая в памяти образ той девочки. – Мы выбрались оттуда, когда она взломала замок, но оказалось, Петер стоял недалеко от нашей двери с каким-то мужиком. Он взревел как обезумевший, его дружок сразу достал пушку, и я чудом успел сбежать. А она не смогла, – Пауль опустил голову в прежнее положение и посмотрел на меня. В его глазах стояли слёзы, – Я рванул за угол и выпрыгнул из окна, зацепившись за мусорный бак, стоявший снаружи. Мы находились на первом этаже, мне снова повезло. Потом я добежал до ближайшего супермаркета, было уже поздно, и он закрывался, но я так отчаянно лупил в дверь, что меня впустили. Я рассказал обо всём охраннику, он вызвал полицию, и меня отправили в детдом. Вот и всё, – горько засмеялся Пауль, – Моя песенка спета. Я молча сидел на месте, не сводя взгляда с трясущегося от смеха Пауля. Облака медленно плыли по небу, отбрасывая тени на поверхность крыши. Пауль хохотал всё громче и безумнее. Раскаты его смеха эхом разносились над приютом, ветер уносил его горе куда-то на восток. Вдруг Пауль замолк, и на смену его истеричному хохоту пришёл отчаянный вопль, ударивший по моим барабанным перепонкам и словно ножом разрезавший свежий весенний воздух. Друг упал к моим ногам, содрогаясь в беззвучных рыданиях. Я лёг рядом, прижав его светловолосую макушку к груди. Все волнения будто отпустили меня, я лежал на нагретой солнцем крыше, рассматривая облака, то и дело менявшие формы, и никогда мне не было так спокойно как сейчас. В голове больше не было мыслей – я ничего не чувствовал.