Рукописная тетрадь

2

      Промокшая до последней нитки и уставшая как собака, Мара тащилась по тёмным улочкам родного города. Доска то и дело скрежетала об асфальт, но Мария не сдавалась и, отталкиваясь одной ногой, продолжала двигаться вперёд. До дома оставалось всего ничего, и Мара очень рассчитывала доползти на доске. Нести эту тяжесть на себе не было никакого желания.       Вообще, ей очень повезло, что дождь разогнал всех гуляк по домам, и теперь, на ночь глядя, они не спешили выходить. А те редкие прохожие, что всё-таки попадались на пути, пробегали мимо, едва мазнув взглядом. Наверное, они принимали её за скейтера на странном скейте. Сумерки и людская невнимательность играли на руку, потому что таиться сил уже не осталось.       Свернув в очередной дворик и заметив большую лужу, Маша ускорила шаг, и только подползла к ней, как зазвонил сотовый. От неожиданности Мара чуть не споткнулась.       «Блин, — подумала она, шаря рукой в кармане. — Кто бы ты ни был, пошлю тебя на фиг».       Выудив телефон, Мара уже совсем собралась сбросить вызов, как увидела номер — звонила Алька.       На несколько секунд задержав дыхание, Маша медленно выдохнула и нажала на приём.       — Алло? — как можно более беззаботно спросила она.       — Ну наконец-то! — воскликнула Алька. — Ты, вечно недоступный абонент, почему не отвечаешь? Обещала же в пятницу позвонить. С тобой что-то случилось?       — Да нет… — протянула Маша, косясь на онемевшее плечо. — Нормально всё.       — Нормально, блин… — в голосе Альки слышалось облегчение. — На звонки не отвечаешь, мы уже и родителям твоим звонили, они сказали, что ты три дня как уехала, а дома тебя до сих пор нет, вот мы и заволновались.       Мара невольно улыбнулась. Отвыкла она от того, что за неё кто-то волнуется.       — Да меня по дороге, можно сказать, перехватили: приятели на день рождения позвали, ну и затянулось это дело, — язык плёл сам, сочиняя враньё, Маша даже не напрягалась. — Мы в «Барракуде», а здесь подвал, связь не ловится. Я просто на улицу подышать вышла. Завтра, как отосплюсь, к вам приеду. Часикам к пяти-шести.       — Фигасе ты дрыхнуть собралась!       — Я просто не знаю, сколько ещё мы тут просидим.       Распрощавшись с Алькой, Маша повесила трубку и мысленно скривилась сама от себя.       Вот зачем она сейчас соврала? Почему не сказала правды? А в прошлое воскресенье, когда сёстры поведали ей свой секрет, почему промолчала? Почему не рассказала того, что знает? Почему не раскрылась сама?       Эта дурацкая привычка врать, молчать, оглядываться, не доверять никому въелась в сознание, проросла в душу корнями так крепко, что голыми руками не выкорчуешь. Ведь она же из-за Альки весь этот путь проделала. Плюнула на свою безопасность, проникла в Дождливый Мир только за тем, чтобы книги достать. Для Альки.       Мара понимала, отлично понимала, каково оно: обладать каким-то сильнейшим даром, но ничего о нём не знать и не уметь управлять собой. Информационный вакуум — это зло, а Алька пробыла в нём пять лет. Пять лет она пыталась что-то понять, искала помощь, но находила лишь пустоту. В их Мире не было информации ни о магии, ни о других Мирах — ни о чём. Он, как отломленный ломоть, существовал отдельно, вне общей системы, которая ничего не знала о нём, даже о его существовании. Позже Марию это очень спасало, но тогда, в первые месяцы после возвращения, незнание было сущим адом.       Шесть лет назад, проломившись через Дверь, Мара вывалилась на обочину трассы и впервые ощутила на себе «объятия Мира». Даже сейчас, когда она знала, чего ждать, всё равно это было чертовски больно, а тогда… Тогда она каталась по земле и кричала. Но ей опять повезло: её обнаружил проезжающий мимо мужчина и подобрал. Поначалу пытался расспрашивать, но Маша молчала, а он не настаивал. Мужчина отвёз её в ближайшую больницу, но оттуда Мара сразу ушла и отправилась на вокзал.       Она не понимала, что с ней произошло, где она была, куда попала, не понимала, как вернулась обратно. Она знала одно: всё, что с ней произошло — произошло на самом деле. Это подтверждали толмач в ухе и тысячи километров, что отделяли её от дома. Дом — вот куда она хотела вернуться, но денег, увы, хватало только на полдороги. И тогда Мара впервые украла, украла ровно столько, чтобы доехать. И после, трясясь двое суток в поезде, Мария думала.       Она думала о том, что ей теперь делать, к кому идти, у кого спросить совета. Перебрав на десять раз всех своих знакомых и очень боясь, что её упрячут в психушку, Мара решила пока молчать, разобраться во всём самой. По крайней мере, попытаться. И начала врать.       Она врала в институте преподавателям и сокурсникам, сочиняя легенду о трёхнедельном отсутствии. Врала родителям, успокаивая взволнованных стариков. Врала сама себе, убеждая, что разберётся и тогда… Что будет тогда, Мара и сама не знала. Она штудировала интернет в поисках людей, с которыми приключились странные вещи, искала тех, кто бы изучал эти случаи, даже ездила в Москву на семинар, проводимый одной, как она потом выяснила, сомнительной организацией. Быстро убедившись в том, что ничего она здесь не найдёт, Мара решила провести эксперимент: сознательно найти и открыть Дверь.       Придя в то место, с которого в прошлый раз всё началось, Мария простояла там несколько часов, безуспешно пытаясь что-то почувствовать, уловить. В конце концов, потеряв уже всякую надежду, она плюнула и пошла просто бродить по городу, вспоминая тот вечер, бешеный бег, лёд под ногами, стук собственного сердца и безумную тяжесть, сдавливающую тисками не то тело, не то душу. И вот тогда навалилось, сжало со всех сторон, будто раздавить хотело, и, едва сдерживая крик, Мара почувствовала на другом конце города Дверь.       Через полчаса Мария стояла в проёме и свободно дышала. Дышала свободой.       Тогда, именно тогда она приняла решение искать информацию там. Но, как ни манило её Межмирье, в этот раз девушка не стала полагаться на удачу. Она начала готовиться к походу.       Помимо сдачи сессии, перевода на заочное отделение, оформления загранпаспорта и виз, покупки смартфона и сочинения легенды для родителей, Мара почти каждый день открывала Дверь и несколько часов простаивала в проёме, изучая, учась, пробуя силы. И только тогда, когда с закрытыми глазами научилась нащупывать Дверь в свой Мир, она поняла, что готова.       Выбрав Дверь наугад, Маша попала в довольно оживлённый город и, сутки протолкавшись среди людей, подслушивая чужие разговоры, расспрашивая любителей поговорить, она очень быстро разобралась в местной инфраструктуре. Каждому иномирцу нужно было обязательно пройти регистрацию, где ему выдавался проходник — с виду обычная карта, на которую магическим образом наносилась информация о владельце. Проходник открывал доступ во многие места, в том числе и к библиотекам, куда Мария очень хотела попасть. Только к таким одиночкам, непонятно откуда пришедшим, относились с крайним подозрением. Поэтому Мара, стоя в приёмной, никак не могла унять дрожь и всё оттягивала встречу с магом-таможенником, пропуская вперёд всех подряд. Но, когда за дверью скрылся последний человек из группы шумного молоденького мага-проводника, и в приёмной, кроме неё, никого не осталось, она сжала кулаки и зашла в кабинет. Интересно, что открывая Дверь между Мирами, Мара не испытывала такого страха, как в тот момент. Встреча с таможенником пугала её гораздо сильнее, чем с неизвестностью.       Таможенников оказалось двое. Тот, что помоложе, разбирал документы и лишь мельком глянул в сторону Марии. Второй, с усталым лицом и лёгкой небритостью, выжидательно смотрел на неё. Пытаясь собрать мысли в кучу и сплести связную историю, Мара на деревянных ногах подошла к столу и протянула паспорт. Свой российский паспорт. Она прекрасно понимала, что он ничем ей не поможет, но ничего другого у неё просто не было.       — Что вы мне даёте? — с раздражением в голосе спросил маг, глядя в паспорт. — Ваши иномирские документы мне не нужны. Давайте выписку. Как вас?..       Мужчина нахмурился, пытаясь разобрать запись.       — Ма… — протянул он, напрягаясь и вглядываясь. — Ма… э-э…       Краем сознания удивляясь, что маг вообще смог что-то разобрать на неизвестном ему языке, Маша судорожно сглотнула и выпалила:       — Маэйра!       Маг-проводник очень долго искал кого-то с этим именем, поэтому оно и сорвалось с языка первым.       — Маэйра? Так это вы? — таможенник отвёл взгляд от паспорта и внимательно посмотрел на Мару. — Вы из группы того лопоухого растяпы-проводника?       Маша энергично закивала. Она не знала, чем отольётся ей это враньё, но упускать свой шанс не собиралась.       — Свяжись с этим идиотом и сообщи ему, что пропажа нашлась, — сказал маг напарнику, затем, порывшись в ящике, достал небольшую чёрную карточку. — Впервые переходите?       Мара кивнула.       — Давайте ладонь.       Карта легла на дрожащую от волнения ладошку, но таможенник истолковал это по-своему.       — Да не бойтесь вы, — снисходительно улыбнулся он, кладя свою ладонь поверх карты. — Это не больно. Просто процедура фиксации вашего образа, чтобы никто другой не мог воспользоваться вашим проходником.       Маша действительно ничего особенного не почувствовала: просто тепло мужской ладони — ни сверканий, ни жара, ни покалываний в пальцах. Через несколько секунд маг убрал ладонь.       — Всё, — сказал он. — Теперь это ваш проходник. Не теряйте его, берегите, при последующих переходах просто предъявляйте его в любом отделении регистрации пришельцев. В общем, ваш проводник вас проинструктирует. Счастливо.       Не веря в свою удачу, Мара буквально вылетела на улицу и, отдышавшись, поспешила в библиотеку. Там она познакомилась с ещё одним чудо-изобретением — окуляром-переводчиком. Он работал по тому же принципу, что и толмач, только расшифровывал не звуковую информацию, а написанную. Позже Мария разобралась и поняла, как это происходит, и, используя магическую технику, выучила несколько самых распространённых языков. Но всё это потом, а тогда ей хватило и того, что техника работала, позволяла Маре читать, впитывать, вгрызаться в новые знания.       Чем больше она узнавала, тем отчётливее понимала: мало, этого мало! И шла дальше. Так она добралась до одной из самых древних и больших библиотек. Там Мара нашла книгу, на которую ссылались многие источники, но, когда она запросила её из архива, то получила жёсткий, однозначный ответ: «Выдаётся только магам». В этот момент Мария уверилась в мысли, что сообщество магов ей не симпатично. И вовсе не потому, что она сама, как оказалось, являлась дивом.       Читая о давних войнах между магами и Силами, о притеснении дивов, Мара не испытывала никаких особых чувств. Это были не её Миры, не её история, не её война. Она не спешила сочувствовать какой-то стороне только потому, что по совокупности признаков примыкала к ней. Она здесь — сторонний наблюдатель, чужачка из потерянной Вселенной. К тому же, все те войны давно прошли, и сейчас люди, дивы и маги сосуществовали вполне мирно. Но, тем не менее, маги проникли практически во все сферы жизни, монополизировав их. Вся наука, всё развитие держалось исключительно на магах, почти вся экономика зависела от них, сообщение между Мирами — только магическими путями. Разве что в политику они не лезли по каким-то своим идеологическим соображениям. Из-за всего этого считалось, что стать магом — это престижно, и каждый юнец, в котором обнаружились хоть малейшие задатки, стремился стать учеником мага, хоть до первой ступени, а допрыгнуть. Просиживая в библиотеках днями, неделями, Мария достаточно насмотрелась на магов. Встречались среди них чудесные, почти сказочные, те, от которых буквально веяло мудростью. Ни высокомерие, ни снисходительность не замутняли их чистых глаз, доброта и искренность двигали ими. Один раз, набравшись смелости, Мара решилась и заговорила с таким магом, и эта беседа открыла ей многое. Она поняла самое важное: вовсе не сила и знания делают мага настоящим, а уровень сознания, глубина душевности, духовности. Такие маги встречались один на миллион, остальные же были обычными людьми, решившими посвятить свою жизнь науке, или же вовсе идиотами, охочими только до силы. Но и первые, и вторые, и третьи являлись магами. И, несмотря на уровень их способностей и достижений, перед ними открывался доступ к богатству знаний, а перед ней — нет. Просто потому, что она не маг.       Получив отказ, Мария сжала кулаки и вернулась в читальную комнату. Спорить, доказывать? Бесполезно. Да и не нужно. Ведь она — открывающий Двери, ключ к любым Мирам. И, хоть информации про таких, как она, не сыскать и с огнём, Мара чувствовала, что сможет открыть любую дверь, не только между Мирами.       Вечером, когда все посетители покинули библиотеку, Мария спряталась в подсобке, дожидаясь конца рабочего дня. И, когда в здании осталась только дежурная бригада охранников, Мара вышла на охоту. Именно тогда она впервые ощутила этот острый, будоражащий кровь азарт. Он вёл её, подгонял, не давал времени жать на тормоза. Очень быстро она раздобыла карту, ключи, фонарь и с лёгкостью ужа проникла в хранилище. Нужные ключи находились моментально, будто бы руки сами знали, какой из ключей выбирать. Шуршащей тенью она пролетела за считаные минуты к самому сердцу хранилища, и вот там ей пришлось остановиться. Последняя секция действительно была только для магов, и запиралась она магическим образом.       Но, столкнувшись с преградой, Мара лишь усмехнулась. Она видела дверь, а на двери замок так же чётко, как и прочие. И пусть этот замок висел письменами в воздухе — это всё равно был замок, а значит, можно найти ключ. Она видела с невероятной отчётливостью, чем нужно довершить эфемерную вязь, чтобы открыть дверь. Но без капли магической силы все её старания бесполезны.       Уже позже Мара узнала о редчайшем и бесценном порошке гэавер — порошке, который на время увеличивал способности магов в десятки раз, и даже обычных людей на доли секунды делал подобными магам. Узнав об этом порошке, она была готова расшибиться в лепёшку, но достать его. И достала. С этого, в общем-то, и началась её карьера взломщика — исполнителя особо сложных поручений. Но это — позже. А тогда она стояла, зная, что нужно сделать, чтобы открыть дверь, но понимая: все её жесты останутся лишь пустым сотрясением воздуха. Пустым…       Мысли о пустоте и кипящий азарт толкнули её на следующий шаг.       Чем сложнее затвор, тем проще допустить ошибку: недокрутить на доли градуса, недочертить на миллиметр, дрогнуть рукой, допустить погрешность, такую мизерную, что даже смешно.       Да, Мара почти смеялась, разглядывая оплошность, случайный разрыв цепи в хитром плетении, дыру. Она почти смеялась, а внутри тугим комком пульсировала её пустота. И руки сами тянулись надавить, разорвать, выпустить комок наружу.       А потом она стояла и смотрела, как от соприкосновения с пустотой медленно распадаются магические связи. Растворяются, расщепляются. Зрелище завораживало, затягивало, им хотелось любоваться. Любоваться вечно…       Очнулась Мара только тогда, когда на границе поля зрения замерцал огонёк фонаря. Четыре часа он работал вхолостую и начал разряжаться. Четыре часа Мария стояла без движения и вглядывалась в пустоту. Четыре часа.       Именно после этого случая она и обзавелась шокером и ставила его на таймер, когда обращалась к своему дару. Она хорошо помнила легенду об исчезнувшем открывающем. Помнила и не хотела становиться её продолжением.       Едва сдерживая рвущуюся наружу панику, девушка схватила фонарь и рванула дверь. Нужно было сперва завершить дело, а давать волю эмоциям — после.       Так, с медленно угасающим фонарём, Мара проникла в хранилище магических книг и на время забыла о всех страхах и волнениях. Глаза разбегались от обилия богатств, собранных здесь поколениями магов. А сердце ныло оттого, что всё это заперто, закрыто, недоступно, и никак нельзя всё взять и вынести. Вот именно тогда, блуждая среди стеллажей и разрываясь между сотнями книг, Мария окончательно приняла решение.       Её Мир по какой-то неведомой причине был скрыт от других, находился вне общей системы. Но раз она смогла пробить заслон и выйти наружу, с другой стороны, то эта сторона тоже когда-нибудь сможет проникнуть в её Мир — совершенно не приспособленный, ничего не знающий о магах, Силах и всеобщей системе Мир.       Поэтому-то Мария и начала собирать книги, начала воровать их из закрытых хранилищ, из частных коллекций. Не для себя — для людей, для магов родного Мира. Для таких, как Алька.       «И опять соврала, — устало вздохнула Мара и, проскрежетав деревом об асфальт, свернула в свой двор. — Ладно. Завтра. Завтра всё им расскажу».       Пройдя ещё пару шагов, она застыла.       У подъезда стоял знакомый внедорожник, а рядом с ним они — сестрёнки. Стояли и удивлённо смотрели на неё.       «Чёрт! — выругалась про себя Мара. — Ну почему не завтра? Почему сегодня? Я ж ведь совершенно не в состоянии что-то объяснять…»       — Клёвый прикид для дискоча. Сейчас так модно? — спросила Аля.       — Ага, — кивнула Маша, оценив юмор. — Я в тренде. Вы тут что делаете?       — Мы до тебя дозвониться не могли, волновались — ответила Влада. — И, похоже, не зря. Что у тебя с рукой?       «Паникёры, блин», — тоскливо подумала Мария, мазнув взглядом по правой руке. Та по-прежнему болталась безвольной плетью, и внимательная Влада, конечно же, не могла это не заметить.       — Девчат, давайте в дом зайдём, и там я вам всё-всё объясню. Хорошо?       — Хорошо, — кивнули сёстры.       Они молча подобрали с земли нагруженную доску, не задавая вопросов, зашли в подъезд и поднялись по лестнице, терпеливо ждали, пока Мара откроет дверь и впустит их в квартиру. И Маша была благодарна им за это. Мысли скакали, путались в голове, слишком много нужно было рассказать, слишком долго она молчала, хранила всё в себе, как те библиотеки, которые она взламывала. Сегодня ей предстоит взламывать себя. Но сперва — срочно вколоть противоядие. Потому что онемение начало расползаться уже по грудной клетке.       «На какую лошадь они рассчитывали этот заряд? — шипела Маша, доставая из шкафа заветную коробку. — Меня ведь и убить могло — никакой магией не откачаешь!»       Содрав с себя мокрую водолазку, Мария села на табуретку и бережно вынула из коробки шип. Тонкий, горчичного цвета шип обладал целебными свойствами. Например, его сок, будучи добавленным в питьё, что называется, «пробуждал кровь». Именно таким способом все лекари советовали справляться с парализаторами. Но Маша никогда не искала лёгких путей — только быстрые.       Поэтому, вздохнув, зажмурила глаза и со всей силы всадила шип в плечо.       Несколько мгновений она не чувствовала вообще ничего, но спустя два удара сердца боль буквально взорвалась бомбой и охватила огнём всю руку и грудь. Мара не то что крикнуть — дохнуть не могла. Но боль закончилась так же резко, как и началась. Просто схлынула, и будто не было ничего — ни боли, ни паралича.       — Однако, — выдохнула Мария, разминая руку, и взглянула на сестёр.       Те с одинаково напряжёнными лицами смотрели на неё.       — Всё в порядке, — вымученно улыбнулась Маша.       — Маш, — в голосе Влады слышались тревога и беспокойство, — я не знаю, в какую историю ты вляпалась, но если тебе нужна защита или укрытие, то у меня есть кое-какие связи.       — А я могу кого-нибудь завалить, если что, — сказала Аля. — Правда, результат не гарантирую.       Мария смотрела на их искренние, встревоженные лица, и в душе теплом разливалась благодарность. Всё-таки они удивительные люди.       — Спасибо, девчат, — улыбнулась она уже не вымученно, а по-настоящему. — Спасибо. Но здесь мне пока ничего не грозит. И это… подождёте ещё чуть-чуть, а? Буквально десять минут. Помыться очень хочется.       — Ну, мы никуда не торопимся, — Алька глянула на сестру, и та молча кивнула.       Раздеваясь на ходу, Мария отправилась в ванную. У неё было десять минут на то, чтобы собраться с мыслями.