Рукописная тетрадь

3

      Высокие, старые ели подступали к дому почти вплотную и окружали его, будто хотели обнять своими пушистыми, мягкими лапами, закутать в хвойный сумрак. Маша понимала, что это просто её разыгравшаяся фантазия, но, сидя сейчас на веранде и подставляя тёплому ветерку влажные, только что вымытые волосы, она никак не могла отделаться от мысли, что попала в сказку.       Несколько часов назад Влада, как и обещала, вернулась за Алькой на тележке, и как-то так получилось, что Мара поехала вместе с ними. И оказалась в этом самом доме, стоящем посреди леса.       Кирпичный двухэтажный дом не походил на стандартные особняки, обшитые сайдингом или украшенные декоративными камнями, также не отличался он новомодным архитектурным дизайном. Может, потому он так хорошо и вписывался в окружение, что был прост. Эта незатейливая, уютная простота царила и внутри. Сколоченный из досок стеллаж с книгами, старый диван-бегемот, люстра с абажуром — каждая вещь хранила в себе историю. Мария разглядывала их, трогала, а сёстры охотно рассказывали, что этот дом построен руками их деда. Он ещё в годы Советского Союза создал дачный кооператив, который находился в десяти километрах отсюда. Будучи ведущим инженером и архитектором города, он имел много связей и смог провести в дачный посёлок газ, электричество и водопровод. А потом, в период перестроечного разбазаривания госимущества, урвал себе этот участок леса и выстроил дом. Строил сам, практически в одиночку. Бабушка, пока жива была, помогала, сёстры же тогда могли только по мелочи подсобить, но делали всё, что в их силах. Покрасить — так покрасить, поштукатурить — так поштукатурить. Они настолько привыкли к этому дому, что, разругавшись с отцом пять лет назад, переехали сюда насовсем. Теперь дом принадлежал им по завещанию. Дедушка умер полтора года назад.       Говоря о своём деде, сёстры улыбались, буквально светились, а Мара любовалась ими. Она хорошо знала это горькое, но светлое чувство. Попроси её кто-нибудь рассказать о своей бабушке, наверное, она бы сделала это с точно такой же улыбкой.       За этими разговорами сёстры привели Машу на кухню, совмещённую с просторной столовой, но выяснив, что еды в доме не осталось, загрустили. Глядя на печальную Альку и сосредоточенную Владу, которая соображала, из какой доставки к ним быстрее приедут, Мара встала у плиты. Это получилось само собой, так непринуждённо и ненавязчиво, что сёстры даже удивиться не успели, а Маша уже вовсю хозяйничала у них на кухне, выясняя, что где лежит и что вообще есть. Хотя Аля и заявила, что у них нет ничего, тем не менее Мария смогла приготовить вполне съедобный обед из макарон, завалявшегося в морозильнике куска свинины и консервированного горошка.       Сидели, ели и разговаривали. Говорили обо всём подряд, в основном вспоминали недавнюю студенческую жизнь. Сёстры, как и Мара, всего месяц назад защитили дипломы, и память ещё была свежа. Алька со смехом рассказывала про всех немцев, французов и англичан на филфаке, Влада вспоминала чудиков физфака. Не отставала и Мара: на её соцпсихе хватало своих кадров.       Так, за болтовнёй, они просидели часа полтора, а потом Влада попросила Машу помочь ей с испытанием экзоскелета. И та согласилась.       Этот костюм Влада начала проектировать ещё вместе с дедом. После инсульта у него частично парализовало ноги и он не мог ходить, поэтому и возникла мысль сделать этакий шагоходный механизм. Влада, после смерти деда, уже в одиночку продолжила работу и создала полный скелет, позволяющий свободно двигаться и поднимать тяжести. Вот только нормально, полноценно протестировать его так и не удалось. Самой Владе, находясь внутри экзоскелета, было сложно одновременно и тестировать, и отслеживать все параметры. Алька же ни в какую не хотела лезть в эту «консервную банку».       Маре же это было в удовольствие.       Сейчас она вспоминала те ощущения, что испытывала, впервые надев костюм. Сила — не запредельно-дивная, не чудесно-магическая, а просто физическая сила. Понятная и в своё время очень желанная.       Маша отлично помнила, как в детстве мечтала расшвырять половину класса так, чтоб с одного пинка улетели на несколько метров. Мечтала двинуть показательно по стене кулаком, чтобы трещины узором и у всех челюсти отвисли. Детские наивно-жестокие мечты. Может, именно поэтому, уже познав вкус необычной, чудной силы, узнав, какие опасности и эйфория могут стоять за ней, сегодня она особо остро ощущала эту примитивную силу, и каждый шаг, каждое движение было значимым, весомым. Во время тестирования экзоскелета Мария будто бы перенеслась на десять лет назад и мысленно проигрывала придуманные когда-то ситуации, переживала их заново. Переживала — и расставалась со своими призраками.       И сейчас, вдыхая вечер елового леса, Мара чувствовала себя заново рождённой. От этого душа пела, а губы сами собой растягивались улыбкой.       Она так погрузилась в созерцание и раздумья, что не сразу сообразила, откуда играет знакомая мелодия. А когда наконец сообразила, то несколько секунд удивлённо смотрела на экран телефона. Звонил Петечка.       С этим человеком Мария познакомилась без малого пять лет назад. В тот вечер он всерьёз раздумывал над тем, а не сброситься ли с моста. Мара просто проходила мимо и поняла, прочла в его позе, в лице, в глазах это намеренье и остановилась, заговорила. А потом говорил он. Говорил путанно, непонятно, перескакивая с одного на другое, о рухнувшем мире, о том, что он теперь никто, и как жить дальше не представляет, потому что всё, чему его учили, всё, что он знал и во что верил, оказалось ложью, картонным домом, который обрушился. Что именно обрушилось и по какой причине, Петя не уточнял, а Мария не лезла дальше того, куда её пускали, она просто слушала, давая человеку возможность выговориться, и лишь изредка задавала вопросы. После этого случайного разговора Петя позвонил ей через два месяца и радостно сообщил, что открывает спортивный клуб и приглашает посмотреть. В итоге Мара даже поработала там помощником тренера, но быстро уволилась. Уволилась из-за того, что очень часто подолгу пропадала в иномирье, да и приставания любвеобильного Петечки не были ей по нраву. После этого он несколько раз звонил, приглашал встретиться, Маре не всегда удавалось придумать отговорку. Последний раз Петя звонил полтора года назад, говорил, что ему предложили хорошее место где-то в другом городе. И вот — новый звонок.       — Привет, Петя. Сколько лет, сколько зим, — сказала Маша в трубку, но сама она ощущала, что говорит с какой-то иной, далёкой реальностью. И эта реальность отвечала ей бодрым голосом Петечки:       — Привет, Мара! Давненько я тебе не звонил, да ведь до тебя и дозвониться невозможно. Как дела?       — Нормально, всё по-старому, — дежурно ответила Маша на дежурный вопрос и сама спросила: — А сам как?       — У меня всё окей. Слушай, я сейчас здесь, у вас, в командировку на несколько дней приехал. Может, встретимся, поболтаем?       Если уж откровенно, то не хотелось Маре с ним встречаться, опять ведь приставать начнёт, клеиться. Для него это обычная манера общения, а Маше неприятно. Но она понимала, что нужно вспомнить, нужно вновь погрузиться и почувствовать обычную жизнь. И вот она — эта обычная жизнь — стучит сама. Глупо отказываться.       — Хорошо, — протянула Мара. — Давай встретимся, например, завтра, ближе к вечеру, часиков в шесть-семь. Пойдёт?       — Вполне, — жизнерадостно ответил Петя. — Место встречи уточню завтра, но готовься — в ресторан поведу!       «О господи!..» — Мара возвела глаза к небу, а вслух ответила:       — Что ж, буду готова. До встречи.       Мария едва успела повесить трубку, как из дома раздался ликующий громогласный вопль:       — Оуе!!! Бабло!       А через несколько секунд сияющая Алька выскочила на веранду.       — Гундос, подлюк, деньги перечислил, так что живём! — радостно прокричала она и уселась на половицы веранды рядом с Машей.       Историю про Гундоса Мара уже знала. Он — Гундос этот — заказал у Али перевод своей книги на французский, Алька несколько дней работала, позавчера после обеда, как и договаривались, выслала все файлы, а заказчик остаток денег не перевёл. Аля очень нервничала, поэтому-то сейчас так бурно и ликовала.       — Больше никаких дел с этой Гундосиной. Всю неделю его книжонкой занималась. Четыре авторских листа мути. А он, козёл, мало того, что с оплатой больше, чем на двое суток задержал, так даже спасибо не сказал! Ну его, — выдохнула Алька.       Явление фриланса для Мары было новым и любопытным. К сожалению, она хорошо знала, что такое необязательный заказчик, также знала методы борьбы с необязательностью, но не в своём Мире и не через интернет.       — И часто заказчики такие фокусы откалывают? — спросила она.       — За всё время моей работы — впервые. Если у них какие-то проблемы с перечислением, то всегда предупреждают. Это норма. Даже когда я новичком была, со мной так не поступали. А сейчас у меня имя, и такое поведение просто наглость, — снова начала распаляться Аля. — Владка мне предлагала вирусню ему послать. Вот вернётся, я у неё спрошу, есть ли в её коллекции что-нибудь не особо зловредное.       — Но он же всё-таки заплатил, — улыбнулась Мара.       — Так потому и не особо зловредное, что заплатил! — воскликнула Аля.       Маша засмеялась.       — Тебе вот смешно, а я из-за его «срочного» заказа отодвинула хорошую работу на потом и четыре грёбаных дня убила на этот бред под названием «детская книжка». Я б умерла, если бы мне такие книжки в детстве читали. Вначале ещё пыталась спасти эту вещь хотя бы в переводе, но потом поняла, что бесполезно, и решила спасти свою психику, покончив с сим кошмаром как можно быстрее.       Маша снова засмеялась — на этот раз вместе с Алькой.       Эта шебутная эмоциональная девушка нравилась Маре, но она совершенно не представляла её за такой кропотливой работой как перевод, поэтому и спросила:       — А вообще, как ты работаешь? Ну вот есть у тебя заказ, есть текст, есть сроки. Ты составляешь график по дням, планируешь как-то или сидишь, не вставая, пока не добьёшь?       — Во-первых, я сразу говорю за сколько дней реально могу перевести текст, потому что даже у меня есть предел скорости. Ну а дальше, да: раскидываю план и шпарю, — кивнула Аля. — Вообще, в неделю я работаю пять дней, обычно по восемь-девять часов, но иногда приходится и по двенадцать. В субботу крайне редко могу выделить время на косметическую доработку и финальную правку. Воскресенье — святой день ничегонеделанья.       — Двенадцать часов в сутки? Ничего себе, — уважительно присвистнула Мара. — И сколько ты за это время можешь перевести?       — Если поднапрячься, то один авторский лист спокойно беру. Иной раз и больше.       Маша прищурилась, гадая, сколько же это в обычных листах, а Аля, поняв мучения, пояснила:       — Это примерно десять-двенадцать вордовских.       Представив этот объём, Мария уже по-новому посмотрела на Альку: не просто с уважением, но и с толикой восхищения. Аля же вздохнула:       — Я знаю, что произвожу впечатление абсолютнейшей несобранной балбесины, но я умею работать. Когда работаю, я прямо работаю-работаю. Я только работать не люблю.       Маша опять улыбнулась, представляя с каким пылом, с какой энергией Аля работает. Не видя переводов, Мара тем не менее не сомневалась, что эта энергия вливалась в тексты, расцвечивая их красками, оживляя. Она знала — что это. Ведь шесть лет назад Мария ещё пыталась что-то писать, и у неё даже получалось. Её рассказы хвалили, пару штук печатали: один — в местной газете, другой — в конкурсном сборнике одного журнала. Как же давно это было, целую жизнь назад.       А ведь и правда, за эти годы прошла жизнь: совершенно иная и сумасшедшая, вскрывшая нутро детских сказок о волшебных Мирах. Не было в них ничего волшебного, всё те же жадность и высокомерие, бюрократия и двойные стандарты, политические игры и войны, глупость и эгоизм. А настоящим чудом по-прежнему оставались дружба, доверие, любовь.       — Что ж, плохой опыт — тоже опыт, — ответила Мария скорее себе, чем Альке, и добавила: — В следующий раз сразу предупредишь заказчика, что, в случае чего, его ждёт вирусня.       — Ну не, — замотала головой Аля. — Я так не могу. Да и нормальные у меня заказчики. Я что попало не перевожу. Вернее… — замялась Алька, — что попало-то я обычно и перевожу, но у проверенных людей. Гундос — исключение. Вот со следующей недели сяду за действительно интересную работу, если мой любимый китаец не пошутил и пришлёт, что обещал. Я с ним уже три раза работала. Недавно он со мной связался и сказал, что ему нужен перевод рукописи его деда на корейском! Чувствую, это будет то ещё приключение.       — На корейском? — переспросила Маша, думая, что ослышалась, но получила утвердительный кивок. — А на какой перевести нужно?       — На китайский. Он же китаец.       Несколько секунд Маша молча смотрела на Алю, переваривая услышанное. Сестрёнки продолжали её удивлять. Сначала Влада своей супертехникой, теперь вот Аля — полиглотством. Нет, Мара, конечно, читала и слышала о людях, которые знали невообразимое количество языков, но всегда кажется, что это умудрённые старики, живущие где-то очень далеко, ну уж точно не девушка-ровесница, сидящая напротив.       — Эм-м… А можно нескромный вопрос? — протянула Маша. — Сколько языков ты знаешь?       — Если не считать языки славянской группы, то дюжину, — ответила Аля и, пока Мара представляла эту цифру, добавила: — Я вот хочу турецкий выучить. Интересно, да и заказчики спрашивали. Только где мне здесь турка взять? В Турцию, что ли, съездить на пару неделек? Отдохну, заодно и язык выучу.       — За пару неделек? — переспросила Маша.       — Ну да, — кивнула Аля. — Если постоянно с носителем языка общаться, то за пару недель для меня вполне реально выучить язык. Если без этой практики, то за месяц-полтора. Всё зависит от моего личного упорства, — бодро ответила Аля и тише добавила: — Которое меня часто подводит.       То, о чём с такой лёгкостью говорила Алька, для Марии было чем-то невероятным, фантастическим. Она отлично помнила, как сама учила самые расхожие иномирские языки. И, несмотря на то, что прибегала к помощи толмача — универсального магического переводчика, который подключался к мозгу, — у Мары на освоение ушли годы. И вот этот человек, который запросто мог говорить на двенадцати различных языках, тратил свой талант на перевод какому-то Гундосу?       — Алька, — прошептала Мара, — да тебе не гундосные книжонки переводить, а на всякие конференции и выставки международного уровня идти нужно! Там тебя с распростёртыми объятиями примут. Или с разговорным у тебя хуже? — Да нет, — смущённо улыбнулась Аля, — с разговорным у меня всё нормально. И я как-то раз была таким вот переводчиком на выставке современных стройматериалов. На эту выставку, при которой каким-то боком оказался строительный институт, прилетали торговые представители от Германии и Японии. Принимающая сторона предоставляла переводчиков. Двух: немцу и японцу. И всё бы замечательно, да только с одним переводчиком, который должен был достаться японцу, приключилось ЧП, и в срочном порядке начали искать нового. Через преподавательские каналы очень быстро удалось найти только меня, и я отработала. Нет, отработала я хорошо, замечательно просто отработала. Довольными остались все, особенно японец, особенно, когда я начала шпарить на его осакском диалекте. Но в какой-то момент у меня возникло довольно странное ощущение.       Аля прислонилась спиной к опорному столбу и, помолчав немного, продолжила:       — Честно, даже описать его сложно. В какой-то момент мне начало казаться, что все люди вокруг говорят на одном языке. То есть я вообще не различала отдельно русского, японского и немецкого. Люди просто говорили на одном, понятном мне языке. И я вот слушала всё, потом повторяла и не понимала, а зачем вообще тут стою. При этом я каким-то образом умудрялась в нужные моменты говорить всё-таки на нужном языке. То есть с механикой дела всё было в порядке, адская шиза творилось с восприятием. Нет, потом всё прошло, но что-то мне как-то расхотелось работать устным переводчиком, — закончила Аля.       О таком явлении Маша слышала в первый раз. Впрочем, и с человеком, знающим дюжину языков, она разговаривала впервые.       — Может, тогда ты познала некое Дао? — полушутя-полусерьёзно предположила Мара.       — Может, и познала. Но я лучше без Дао обойдусь.       Мария улыбнулась, глядя на Алю.       Раскрашенный таинственностью лесной сумрак вплотную подступал к домашнему островку света, что лился из распахнутых дверей. Подступал, смешивался, сливался, образуя хрупкую границу. И Аля, с одной стороны расцвеченная тёплым светом, а с другой — укутанная темнотой, казалась неким сказочным хранителем и этой границы, и этой таинственности, и этого тепла.       Несмотря на то, что Мара очень часто сталкивалась и с магами, и с другими не совсем обычными людьми, удивительных — на самом деле удивительных — она встречала немного. И сестрёнки были одними из них.       — Я поражаюсь вам, девушки, — призналась Маша. — Восхищаюсь. Влада — гений-физик, ты — невероятный полиглот. И так много уже успели сделать. Это здорово. Здорово, когда ты делаешь то, что тебе нравится, то, что приносит тебе удовольствие, то, о чём мечтал. И здорово, когда оно получается.       Алькино лицо почему-то погрустнело.       — Насчёт Влады ты угадала: она и правда мечтала сидеть в берлоге и что-нибудь мастерить. Она человек такой. Самостоятельный, упрямый, самодостаточный. А я… я всегда мечтала заниматься вот этим, — вздохнула Аля, глядя в сумрак леса.       — Природой? — догадавшись, осторожно спросила Маша.       — Природой, — кивнула Алька. — Травы, цветы, деревья — они всегда мне казались чем-то потрясающим и настолько важным, что их значение нельзя переоценить. Это на самом деле понимаешь только тогда, когда начинаешь думать о масштабах. Ведь человек с его суперсложной нервной системой, нейронами головного мозга и прочим своим существованием обязан им — растениям, которые из века в век неизменно осуществляют фотосинтез, дают нам возможность жить!       Алька говорила — говорила жарко, страстно, говорила телом, душой, всем своим существом. А Мара смотрела, слушала и понимала, что этот костёр, горящий в Альке и рвущийся сейчас наружу, — он настоящий, живой. Настолько живой, что смог разжечь огонёк и в её — Машином — сердце.       — Мне повезло: в школе я училась у удивительной женщины, — продолжала сиять Аля. — Её уроки биологии, её рассказы — это настоящая сказка. Мы всем классом как на праздник к ней ходили. Именно она вселила, вдохнула в меня любовь к своему предмету, к природе, ко всему живому. Я, ох!.. Чего я только не выращивала здесь: лимонник, фиалки, розы, орхидеи, аспарагус, азалия, цикламен — все подоконники были заставлены ими. Я активно участвовала в олимпиадах, выступала на конференциях. Мне хотелось нести разумное, доброе, вечное. Я же ведь и на биофак сначала поступила. А на филологию уже потом перевелась, когда пришла реальность и я поняла, что нужно что-то кушать.       Аля вздохнула, и неистовый, искрящийся в глазах огонь затих. Нет, не исчез, но свернулся, спрятался, будто бы ожидая своего часа.       — Когда мы разругались с отцом и переехали сюда, — тихо сказала Аля, — мы полностью отказались от его поддержки, и нужно было что-то придумывать, потому что сидеть на шее у больного старика — это не дело. Влада ещё в школе начала писать всякие программки на заказ. У неё это хорошо пошло. После — занялась конструированием механической шняги и продавала не только частным лицам, но и компаниям за нехилые деньги. Ну а я, чтобы не отставать, занялась тем, что у меня всегда легко получалось: переводами. Потихоньку, помаленьку я зарекомендовала себя как хорошего специалиста, обзавелась постоянной клиентурой и тоже получала и получаю с этого вполне нормальные деньги. Нет, не подумай, что мне это не нравится, — замотала Алька головой. — Нравится. Мне нравится переводить, я получаю от этого удовольствие, особенно, если текст хороший или хотя бы полезный. Но того волшебного азарта, вдохновения, которое я испытывала, выращивая цветы в горшках или рассказывая аудитории про очищение рек, я уже не испытываю, — закончила Аля и улыбнулась.       От этой улыбки — светлой и грустной — дрогнуло сердце. Знакомая ситуация. Очень хорошо знакомая.       У неё, в отличие от Альки, не было такой профессиональной мечты в детстве. Мара плыла по течению, мечтала, как и многие, о дружбе, о приключениях, и когда эти приключения вдруг свалились ей на голову, она неожиданно сама для себя нашла своё дело и посвятила ему шесть лет. И теперь об этом деле следовало забыть. На время или навсегда — Мара не знала. Но образовавшийся в душе вакуум придётся заполнять, искать, придумывать новое дело. Потому что по-другому Мария не может. Не может она уже просто плыть по течению, как и Алька не может не гореть. И, как и Марии, Альке тоже что-то мешает. Мешает настолько, что в доме нет ни одного цветка.       — Ну… — осторожно начала Мара, — конечно, если работать по двенадцать часов в сутки, то времени ни на что не хватит, но теперь у тебя есть имя, постоянная клиентура, которая придёт именно к тебе, какую бы цену ты ни назвала, так что можно где-то немного и обнаглеть, чтобы выкроить время для себя и своих увлечений. На орхидею, может, поначалу сил и не хватит — это, насколько помню, довольно капризное растение, — но чтобы посадить тот же хлорофитум и изредка его поливать, много времени не нужно. Да и с несением разумного и вечного тоже можно что-нибудь придумать. Чем тебе, например, не нравится подработка в школе? Да, там много всякой бумажной волокиты, но им — школьникам — нужны такие преподаватели, которые бы зажигали.       — Я не смогу, — покачала головой Алька. — Не смогу я их зажечь. У меня не получится.       Это было так непохоже на ту упрямую и активную Алю, с которой Маша уже успела познакомиться, что она несколько секунд вглядывалась в Альку, пытаясь понять, чего же не разглядела.       — Неправда твоя, — наконец покачала Маша головой. — Тебе уже удалось зажечь одного человека — меня. Так что не придумывай. Ну и в любом случае, это не помеха для выращивания хлорофитума.       Аля вновь покачала головой.       — Это у меня теперь тоже не получается, — тихо произнесла она. — Я… понимаешь…       Алька закусила губу, судорожно сжала кулаки, подалась вперёд, в глаза заглянула.       Буря, настоящая буря из затаённой боли, сомнений и надежды бушевала в её глазах. Бушевала, кружила, наружу рвалась. Казалось, ещё мгновение — и польётся неудержимый поток. Но Алька первая разорвала контакт.       — Понимаешь… — прошептала она, опуская голову. — У меня что-то с нервами или психикой. На меня иногда как что-то накатывает, и я не могу себя контролировать. Дикий поток… эмоций, бешеный. Пять лет назад я же ведь отца чуть не убила. Знаешь, продают такие стеклянные кристаллы: гранёные, увесистые. Я таким в него засветила. Чуть в висок не попала. Ещё немного и… В общем, нельзя мне в преподаватели — сорваться могу. И растения выращивать нельзя — дохнут они у меня.       Алька говорила, а Маша отчётливо понимала — не договаривает, боится, давит себя, сжимает эмоции, как стальную, мощную пружину. И чем сильнее сжимает, тем сильнее отдача.       — Если ты хотела меня напугать, то знай: у тебя это не вышло, — улыбнулась Мара, а Аля удивлённо подняла на неё глаза. — У всех у нас бывают срывы. У кого-то сильные, у кого-то нет. Я вот, было дело, на уроке драку устроила. Однокласснице учебником по башке заехала и в глаз кулаком. А будь у меня кристалл, как у тебя, может, и его в ход пустила. И кто знает, чем бы это закончилось. Я-то ведь в глаз попала. Не стоит казнить себя за то, чего не произошло, пусть даже и по счастливой случайности. Ведь события не было. Так какой с тебя спрос? Ослабь свою совесть, пусть отдохнёт немного.       Маша усмехнулась и кивнула хмурящейся Альке.       — Ну а то, что цветы гибнут… — протянула Мара. — Так тоже понятно почему. Ты, судя по всему, ходячая эмоциональная бомба. Периодически ты взрываешься. Тебе это не нравится, и ты всеми силами пытаешься отдалить момент взрыва, сдерживаешь себя, не выпускаешь негатив, травишь сама себя. А растения, как ни странно, всё это чувствуют и чахнут от твоего эмоционального яда.       И, пока Аля обдумывала услышанное, Маша продолжила:       — Выход из этого простой и сложный одновременно: не травить себя, не накапливать негатив до критической точки, сливать его сразу. Банальная сублимация: побегать, попрыгать, грушу побить, поорать, рассказ написать — тут всё индивидуально. Ну а просто для душевного спокойствия и равновесия подходят медитации. Делала когда-нибудь?       — Периодически, — вздохнула Аля. — После этих самых взрывов сижу обычно здесь и представляю себя деревом или небом. Большим и спокойным. Ну и успокаиваюсь. До следующего раза.       — Деревом — это круто, — оценила Мара. — Но ты попробуй не деревом себя представлять, а как бы внутрь себя заглянуть, на себе сконцентрироваться, — сказала Маша, вспоминая свои собственные медитативные практики.       — Я тогда нисколечко не успокоюсь, — буркнула Алька. — У меня там тайфун.       — А ты попробуй, — подмигнула Маша.       — Прямо сейчас, что ли?       — Можешь и сейчас. Только не засни, а то время позднее, — улыбнулась Мара, глянула на часы и поняла, что и правда поздно уже — засиделась она.       — Нет, сейчас не буду. Жавнуть бы сперва чего-нибудь. Где эту Владу носит?       — А её где-то носит? — спросила Маша, отмечая, что уже давно не видела ту.       — Когда ты, после тестирования железной дурины, мыться залезла, Влада поехала в город за продуктами. Сама видела — у нас в холодильнике шаром покати. И пора бы ей уже вернуться.       «Эх-х… — с сожалением подумала Маша. — Значит, не подвезут».       Впрочем, ехать по ночной трассе было для неё не впервой.       — Что ж, — сказала она, спрыгнув на землю, и потянулась. — Поеду я. Пора уже.       — А-а… ну давай, — протянула Алька, как-то сразу скиснув, и добавила: — А ничего, что ночь уже почти? В лесу рано темнеет.       — Я не боюсь темноты, — отмахнулась Маша, разминая мышцы, и повернулась к Альке.       Та сидела вся сжатая, напряжённая, словно перед ней стоял барьер. И ей его нужно было преодолеть.       — Слушай, Маш, — тихо произнесла Аля и тоже спрыгнула на землю. — Если ты никуда не торопишься, то, может, останешься на ночь? — выпалила Алька, а Маша застыла, потому что именно эти слова она не надеялась услышать, не надеялась, но очень хотела.       — Если тебе с утра нужно на работу или ещё куда-нибудь, то мы подвезём — не сомневайся! — затараторила Аля. — Владка, блин, умотала, не предложив довезти даже, балда стоеросовая…       — С каких это пор балда стоеросовая я, а не ты? — раздался голос Влады, и через мгновение она вышла на веранду. — Что обсуждаем?       — Я Маре предложила на ночь остаться. Ты не против?       — А что, мы это разве ещё не обсудили? Мне казалось, что после тестирования мы как раз и решили шашлыковку ночью устроить. Нет?       — Нет, — покачала головой Аля. — Первый раз об этом слышу.       — Ну… — смутившись, протянула Влада. — Значит, я подумала и забыла озвучить. Бывает. Простите. Но мясо я уже купила.       — Ну и кто после этого балда?       — Ты, конечно. А мои решения просто опережают события.       — Я, может, и балда, а ты шизоид — сама с собой пообщалась…       Сёстры шутливо препирались, а Маша стояла, слушала их в пол-уха и улыбалась так, как не улыбалась ещё никогда. Солнышко разгоралось у неё в груди. Тёплое, золотое солнышко.