В их тела вгрызаются пираньи

Тэхен не говорит ничего и не дышит практически. Сердце его сжимает чья-то рука болезненно и также болезненно отпускает. До такой силы, что даже пошевелиться страшно. — Тэхен? Ты тут? Он молчит. Не потому, что подбирает слова нужные и не потому, что пытается как-то всю ситуацию осознать. Вот он спал себе спокойно, видя в сновидениях Чонгука, и тут же резко просыпается, потому что этот же самый Чонгук не спит в 4 утра, а названивает людям, которых видел только один раз. И даже толком причину столь позднего звонка не называет. Только вопросами осыпает легкими, но для Тэхена, который от сонливости не может даже глаза до конца открыть, сложными до жути. — Да, я тут. — Хорошо. Больше Чонгук не говорит и слова. А у Тэхена то ли смелости не хватает спросить, в чем причина его звонка, то ли еще ото сна не отошел и в принципе не соображает, что происходит и что надо делать. Он слышит, какое неровное и нервное дыхание у Чонгука, как на заднем плане что-то шумит, ерзает постоянно, и он то и дело будто бы убирает трубку, из-за чего для Тэхена снова наступает тишина, а потом возвращает, позволяя Тэхену слышать чужое дыхание и как будто бы дышать самому. Тэхен сжимает одеяло, но почему-то после тишины, затянутой на минуту, он не сбрасывает звонок. Может, дело в том, что сон постепенно начинает исчезать, но и бодрости нет никакой. Может, дело в том, что на часах 4 утра и он не единственный, кто проводит эту ночь без сна. Что Чонгук, вероятно, точно также лежит на кровати и смотрит, как Тэхен, в потолок, не решаясь, почему-то, сбросить, как и назвать хоть одну причину, как и обронить хоть одно слово. Тэхену это, кажется, уже не так важно. Почему-то сейчас спокойно. Почему именно, Тэхен затрудняется ответить. Но вместо того, чтобы думать об этом спокойствии, чтобы постараться зацепиться за причину его появления, ему крайне необходимо знать, чувствует ли это же самое спокойствие мирно спящий Хосок, уставший после долгой поездки Юнги, Намджун, занимающийся проверкой работ студентов, Сокджин, снова допоздна засиживающийся за романом. И Чонгук, чье дыхание становится с каждым разом отчетливее. Будто лежит сейчас совсем рядом, прижавшись, не шевелясь почти, и только его грудная клетка то поднимается, то опускается, сопровождаясь тихим для всех, но таким громким для Тэхена дыханием. Он думает, что, окажись они сейчас именно в такой ситуации, Тэхен бы вряд ли ушел. И вряд ли бы попросил уйти. Он прикрывает слегка глаза, вжимая голову в подушку, и пытается найти хоть одну причину, по которой он, привыкший к незнакомым людям самостоятельно не приближаться, и бежать, если они приблизятся сами, прямо сейчас делает одно единственное исключение. Одно. Единственное. Но ни один ответ не всплывает в мыслях. Только глаза Чонгука. Потухшие, без блеска, который он у всех его людей окружавших видел. С какой-то долей грусти, может, тоски по чему-то. Глаза Чонгука, смотрящие на мир не так, как он замечал за другими. Тэхен, отрицавший, что по одному только взгляду определить что-то возможно, все равно хватается за эти глаза, чарующие слишком, манящие через край, отпугивающие тем самым, и этим же самым заставляющие тянуть руки все дальше. Тэхену думать об этом нравится. О глазах Чонгука. Сейчас, когда в голове нет ничего, а грудную клетку ничем не придавливает, потому что над ухом дыхание Чонгука успокаивает. Слишком успокаивает. — Я хотел извиниться еще раз. — За что? — За случай у Чимина. Сердце отдает пару учащенных ударов и тут же успокаивается, словно впервые слыша в этой тишине голос Тэхена, просящий раньше времени не паниковать. Да и какие вообще есть причины для паники? Ему позвонил Чонгук в четыре часа утра, помолчал чуть больше минуты, а потом извинился, игнорируя тот факт, что у Чимина он извинялся за все те пару часов, что Тэхен провел там, как минимум 3 раза. Ничего необычного. — Все нормально. — Уверен? — Да. Тэхен никогда ни в чем не уверен. Ни сейчас, когда мысли, вроде как, в порядке, ни когда-либо еще, когда в голове полный беспорядок. И сейчас он соглашается, но понимает, что причина совсем другая. Не та, что всегда является его аргументом против себя же самого. Другая, совершенно противоположная. И потому никак для него самого не подтверждающаяся до конца. — Тогда, — Чонгук замолкает, задумываясь, о чем-то и, видимо, так ничего и не придумав, продолжает, — Спокойной ночи, Тэхен. — Подожди, — резко, даже для самого себя, говорит Тэхен, больно прикусывая губу. — Что? Теперь настала очередь Тэхена молчать, потому что снова сболтнул что-то, не подумав, и как выкручиваться теперь не знает. Он не может уловить эту мысль, что слишком быстро и резко пришла в его голову и также быстро и резко покинула ее, оставляя в недоумении и с какой-то неловкостью, стеснением. Вдруг Чонгук спать хочет, или у него дела резкие появились, или он в принципе больше не видит смысла в этом непонятном телефонном звонке, в котором они большую часть времени просто молчали. Он жует нижнюю губу еще сильнее. Кажется, что вот-вот до крови ее прокусит, если сейчас же ничего не придумает. Он дышит очень мелкими порциями и старается не издавать звуков, будто его нет вообще, будто он ушел резко, оставив Чонгука, хотя буквально пару секунд назад попросил не уходить. — Ты позвонил, только чтобы извиниться? — звучит слишком жалобно. — Да. Тэхен мычит, никак не переставая жевать губу, и когда отсчитывает в своей голове ровно 5 секунд, желает Чонгуку спокойной ночи и как-то слишком быстро скидывает трубку, думая, что, возможно, этой спешкой заставит Чонгука чувствовать себя неуютно. Но единственный, похоже, кто чувствует себя неуютно от собственных же действий — это Тэхен. Он убирает телефон под подушку, переворачивается на правый бок, укрываясь одеялом плотнее, поджимая к себе ноги, и старается заснуть. Он слышит, как стучит его сердце, но это не страх, не волнение даже. Это просто дурацкий Чонгук, звонящий ему ранним утром. Всего лишь Чонгук. Тэхен концентрирует все свое внимание на тишине, что мягкой дымкой лежит над ним, но все, что в голове сейчас, это тихий и очень измотанный голос Чонгука. На повторе крутится его «Привет, Тэхен» и «Спокойной ночи, Тэхен», а еще его дыхание, которое успокаивает даже сейчас, когда его давно уже не слышно. Он нервно переворачивается на другой бок, подкладывает руки под подушку, вздрагивает, когда его ладонь касается мобильника, и тут же убирает его на тумбочку, стоящую рядом, чтобы случайно куда-нибудь не уронить и не потерять. Он сверлит взглядом окно и темноту, которая не только на улице. Но сейчас она не пугает. Сейчас пугает осознание внутреннего спокойствия от другого, совершенно чужого ему человека. Тэхену непривычно. И теперь он сомневается, что это непривычно ему хоть как-то симпатизирует. Он долго не мог привыкнуть к ощущению собственной безопасности рядом с Сокджином, Намджуном, Юнги и Хосоком, которые делали все, что могли, и никогда ничего не просили взамен. Долго не мог отвязать от себя прогнившее в нем чувство одиночества, которое, словно кошка, скреблось на душе, не позволяя забывать о нем. Долго не мог поверить во все происходящее и каждый день просыпался с мыслью, что этот день последний. Но дни продолжались, вытягиваясь в недели, месяца и года. Года, ставшие для Тэхена пыткой, потому что протекали с чувством приближающейся опасности. Зато Чонгук одним только взглядом в воспоминаниях и одним только дыханием своим равномерным внушает ощущение безопасности в самой кромешной темноте и чувство близости в одиночестве. Чонгук, который, ничего не делая, выбивает из Тэхена все, за что он в отчаянии держится. Он не может понять, что чувствует, когда кажется, что все вокруг крошится на мелкие кусочки. Не может понять, что чувствует, когда пол под ногами ходуном ходит, а он не знает, за что ухватиться, когда рядом множество вещей. Не может понять, что чувствует, когда проваливается под землю и понимает, что выкарабкаться наверх не сможет. Но может понять, что чувствует, когда думает о том, что Чонгук не спал в такое время и решил позвонить ему. Возможно, он звонил кому-то еще. Возможно, Чимину. А возможно, прямо сейчас они вместе. Возможно, Чонгуку стало просто до того скучно, или его до того замучило отсутствие сна, что он решил: раз других занятий нет, стоит позвонить Тэхену. Откопал из-за «нечего делать» его номер и позвонил, чтобы просто подышать в трубку, извиниться, пожелать спокойной ночи, а потом уйти. Дело, вероятно, не в одном только любопытстве. Не в одном только интересе узнать, зачем, почему, с какой конкретно целью, ведь принять с его же слов обычное недоразумение мозг Тэхена категорически отказывается. Тэхен переворачивается на спину и уже начинает злиться. Он не может найти удобной позы, все тело его будто бы онемело и он не знает, как так нужно лечь, чтобы болеть перестало. И надо ли вообще лежать. У него целый день впереди, в котором ему не придется ходить куда-то, делать что-то. Разговаривать только с теми, кто спит в пределах этой маленькой квартиры: с Хосоком, Намджуном и Сокджином. А еще с только приехавшим Юнги. Тэхен должен быть в восторге. В эти выходные он должен быть в восторге. Но радости особо он не испытывает. Все в голове постепенно начинает перемешиваться по новой с еще большей силой. Он зажмуривает глаза, стараясь не думать ни о чем. И ему практически удается. Одни только эти глупые глаза Чонгука как засели в голове, так и сидят там, не намереваясь уходить, сколько бы усилий не прикладывалось на это. Глупые глаза Чонгука, в которых он разглядел миллион всего, что присуще ему самому, вбил себе в голову, что только из-за одних глаз, из-за одного взгляда, затянувшегося на длительное время, он перестал чувствовать одиночество. А теперь мучается, потому что в голове одно только это не укладывается: у него есть все для того, чтобы не чувствовать себя одиноко, но он все равно отказывается это понять. Зато стоит только подумать о Чонгуке, у которого дыхание заставляет Тэхена дышать самому увереннее, у которого взгляд заставляет кончики пальцев покалывать, как сразу чувствует уверенность, что все же в мире есть люди, похожие на него, думающие, как он, чувствующие тоже, что и он, а, следовательно, он не так уж и одинок. Стоит только подумать о Чонгуке, как вся система напрочь ломается, как все, к чему так стремился, с треском разбивается, подобно тонкому стеклу, за которым Тэхен прятался, надеясь, что это сможет его защитить от самых сильных ударов и сможет скрыть от самой страшной опасности. «Человек из миллиона глаз, смотрящих на него, по законам всех жанров всегда сможет найти тот взгляд, который смотрит на него также, как он смотрит на всех. Это работает не только с зеркалом.» Он слишком резко откидывает одеяло в сторону, поднимаясь с кровати, и быстрым шагом выходит из комнаты, надеясь, что, покинув ее, думать станет легче. Но легче не становится даже когда он стоит на кухне, даже когда ставит чайник, а в кружку насыпает кофе. Даже когда спускается Сокджин, желая доброго утра, с большими мешками под глазами, потому что, как Тэхен и догадался, не спал всю ночь. — Завари мне тоже. Тэхен кивает и достает с верхнего ящика еще одну кружку. Но не успевает закрыть его обратно, как спускается точно такой же уставший Намджун, кивает только и, направившись в занятую сокджином ванную, просит заварить кофе и ему тоже. Тэхен только провожает его взглядом и снова тянется к ящику, доставая третью кружку. Зато не придется завтракать одному. Пока он разливает кипяток по кружкам, возвращается Намджун, тяжелым грузом садясь на стул, который занимает всегда. — Обе ванные заняты. Надеялся успеть хоть в одну. — Юнги уже проснулся? — Хосок. Этого хватает, чтобы достать четвертую и налить принимающему душ Хосоку какао. Не хватает только Юнги. — А ты чего так рано проснулся? — Не знаю. — Ты хотя бы спал? — Два часа где-то. — Больше не хочешь? Тэхен не отвечает. Пожимает только плечами, ставя перед Намджуном его кружку кофе, а сам достает из хлебницы сладкую булку, из холодильника арахисовую пасту, и делает несколько бутербродов, раскладывая их аккуратно на тарелке и ставя в центр стола. Сам же, оперевшись о столешницу, обхватывает нагревшуюся кружку, и отпивает чуть-чуть, обжигая из-за спешки язык. Вкус кофе ему не нравится. С самого утра его уже тошнит, а аппетит пропадает, кажется, с каждым следующим маленьким глотком. Допивать не хочется. Но он почему-то все равно продолжает, делая глотки еще больше, когда спускается Хосок, и вовсе выпивает залпом, когда за свое место садится Сокджин. Думал о том, что не придется проводить утро одному, а в итоге, как только все, кроме Юнги, собрались на кухне, в спешке допивает все еще горячий кофе и поднимается к себе, лишь бы только это же самое утро провести в четырех стенах, которые с самого только пробуждения давили на голову. В комнате все еще слышится дыхание Чонгука, его голос, и Тэхен думает, что еще чуть-чуть, и точно сойдет с ума. Он проверяет время на мобильнике: 5 утра. Глаза слипаются, хоть он и только что выпил, пусть и через силу, крепкий кофе. Спать он себе не позволяет. Хотя бы потому, что ему, вообще-то, надо материал повторить, который он получил за эту неделю, и вообще есть еще куча вещей, которыми он хотел заняться, но не мог, потому что будни забиты другими, более важными заботами. Зато сейчас, с наступлением выходных, у него появилась идеальная возможность. Тэхен потирает глаза, зевает чуть ли не каждые 10 секунд, но не расслабляется. Чонгуково «Спокойной ночи» в воспоминаниях напоминает сладкую колыбельную, которую матери поют перед сном своим детям, чтобы те лучше спали. Но сейчас Тэхен не ребенок, а Чонгук не его мать, и вообще ночь для Тэхена давно уже закончилась, раз он проснулся. Поэтому самое время сейчас собраться со всеми теми крупицами силы, что есть, и выкинуть из головы Чонгука. Он достает из сумки одну из тетрадей с конспектами, открывает на последней странице, но и тут есть Чонгук. Все его записи помечены карандашом, некоторый материал обведен специально, в каждом абзаце выделены ключевые слова. Тэхен будто бы чувствует, с каким вниманием и интересом Чонгук изучал выданный материал и как сильно старался помочь хоть чем-то. В отличии от Тэхена, которому за это нужна оценка, которому нужно стараться, чтобы сделать все на отлично, но который только сидел, стеклянным взглядом смотря в другую тетрадь, и спрашивал, что он здесь делает вообще и зачем ему все это надо. Ему вызвались помочь целых два человека. Одному из них это никаким боком не нужно, а второму, как и ему, тоже нужна за это соответствующая оценка. И каждый из них делал что-то, пока Тэхен просто сидел и ждал, когда внимание и концентрация на более важных вещах сами навестят его. Должны были в команде работать, должны были обязанности на всех равномерно разделить, но Тэхен, как всегда разрывающий голыми руками тонкую нить происходящего всего вокруг, пытался поймать ее и склеить обратно, пока время шло вперед, обходя его стороной, оставляя после себя едва заметный след, существовавший только для того, чтобы спустя какое-то время Тэхен думал о своей бесполезности, никчемности, о своем эгоизме, которым пропитан насквозь. И оно побеждает, потому что прямо сейчас Тэхен со всей силы сжимает тетрадь в руке и старается вчитаться в собственные записи, поглядывая только иногда на пометки Чонгука, которые сейчас заметно облегчают процесс обучения. Чонгук сделал для него за день их знакомства так много, а что Тэхен сделал для него? Сбросил его звонок, проявляя неуважение к нему, как с самому банальному собеседнику. 10 из 10, Тэхен. Тэхен перечитывает одну страницу несколько раз и только после переходит к следующей, потом еще, и еще, пока не прочитывает таким образом 5 страниц, потом 10, а потом тема резко обрывается, потому что одной пары на усвоение не хватило. И тогда Тэхен перелистывает назад и снова читает, читает, читает, пока в голове все не укладывается в цельную картину, пока под этим грузом все чувства не придавливаются, а в голове, наконец-то, нет ничего лишнего, кроме анатомии. Он не замечает, как время снова проносится мимо, но на этот раз вместе с ним. Тэхен очухивается, только когда проходит три с половиной часа. Его ноги затекли, шея болит, а спина ноет от напряжения. Тэхен медленно встает с насиженного места, закрывая тетрадь, и подходит к телефону, у которого в левом углу горит огонь оповещения. Три пропущенных, два которых от Чимина и один от Чонгука. Перезванивать ни тому, ни другому не хочется. Даже если бы он знал, что придется просто молчать. Даже если бы он знал, что разговор не продлится больше пары секунд. Звонить, общаться с кем-либо не хочется. И он уже соглашается с собственными мыслями, убирает куда подальше телефон, чтобы не сорваться, если взбредет какая-нибудь очередная глупая и безумная идея, о которой он через пару минут пожалеет и очень сильно, как он начинает вибрировать в руке, а на дисплее высвечивается одно только имя, заставляющее сглотнуть ком в горле как всегда безуспешно. — Я хотел спросить, во сколько ты сегодня придешь. — Куда? — Ко мне. Мы еще не закончили проект и вчера договорились о сегодняшнем дне. Или у тебя планы? Тэхен задумывается на минуту о том, что лучше: солгать, чтобы просидеть дома, или сказать правду, чтобы закончить с этими недо-посиделками как можно быстрее и больше никогда не пересекаться ни с Чонгуком, ни с Чимином. — Я забыл. — Я уже понял. Так тебя ждать или нет? — Я буду через час. Тэхен сбрасывает звонок, зажмуривает глаза и перестает дышать. Собственные мысли о том, что раз он справился вчера, то справится и сегодня, все сильнее теряют свою убедительность.

***

Глаза у Чонгука красивые. Тэхен замечает это, когда заглядывает в них совершенно случайно уже 7 по счету раз. Совершенно случайно. Глаза у Чонгука действительно красивые. Тэхен понимает это, когда Чонгук точно также совершенно случайно уже 7 по счету раз сталкивается с ним взглядом. Совершенно случайно. Все сейчас — совершенно случайно. Если в самом начале Тэхен думал, что все только показалось, померещилось, привиделось, то сейчас в нем засела твердая уверенность. Он не знает, в восторге от нее или нет, но знает одно точно — эта уверенность позволяет ему сидеть на том же самом месте, уткнувшись носом в одну из своих тетрадей, и перечитывать все снова и снова, каждый раз находя что-то новое или наоборот дополнять от себя то, что он вычитал из других источников или вспомнил из лекции Намджуна. — Чай? Кофе? Потанцуем? — спрашивает Чимин, сидящий сегодня не на кровати, а рядом с ними на полу, сначала у Чонгука, у которого на лице улыбка кроличья появляется, которую Тэхен за полтора часа, проведенные здесь, замечал много раз, а потом у Тэхена, но ответ получает не сразу. Ответа он вообще не получает. Тэхена затянуло. Впервые затянуло чем-то еще, кроме бесполезных рассуждений на тему его существования для самого себя и для всего мира. Впервые затянуло так сильно, что даже дышать перестаешь, а все, что перед глазами видишь, это бесконечно повторяющийся текст, который в памяти все четче откладывается. Тэхен оторваться не может и даже не хочет думать о возможных причинах. Ему впервые удалось полностью собраться, впервые удалось в окружении незнакомых практически людей так стойко держаться. Впервые удалось даже на пару секунд забыть, что он вообще окружен кем-то, а не сидит, как привык, в одиночестве, сгорбившись над учебниками при свете настольной лампы, когда приходилось перечитывать одни и те же предложения по миллиону раз и все равно не видеть в нем смысл, потому что не видно было смысла даже в самом себе. Куда ему до других вещей? Чонгук аккуратно касается его плеча и Тэхен вздрагивает, выронив тетрадь на пол. 8 по счету раз. Восьмая по счету мысль, что глаза у Чонгука чертовски красивые. Стоило только забыть об этом, как они тут же напоминают о себе. Стоило только собраться, как Чонгук одним только видом своим заставляет сосредоточиться на нем. На родинке на кончике носа, на шраме на левой щеке. На взъерошенных волосах. И снова на глазах, в которых Тэхен ничего, кроме себя самого, не видит. Словно в зеркало смотрит. Снова. Но сейчас, почему-то, взгляд от этого самого зеркала отвести практически невозможно. Зато можно закрыть глаза и попытаться их не открывать. До момента, пока все вокруг не перестанет вращаться с огромной скоростью. До момента, пока пол под ним снова не соединится и не перестанет дрожать. До момента, пока Чонгук не отвернется. — Тебе чай или кофе? — Кофе, пожалуйста. — Сию минуту, сэр, — Чимин поднимается на ноги, делая реверанс, и уходит на кухню, зовя с собой Чонгука, который медлит сначала, не желая оставлять Тэхена одного, но все равно уходит с Чимином, веря в то, что это ненадолго. Но каждое «ненадолго» для Тэхена затягивается в бесконечность. Его отвлекли. В который раз за сегодняшний день его отвлекли. Тэхен поднимает с полу тетрадь, разглаживает помятые страницы и, долго всматриваясь в текст, закрывает слишком резко ее обратно и откладывает в сторону, складывая ноги в позе лотоса и опираясь руками назад, откидывая голову и закрывая глаза, пытаясь навести порядок в голове. Но что там в порядок приводить — неясно. В голове абсолютная пустота, а вокруг ни единого шума и даже приглушенные голоса с кухни до него не доходят. Словно его что-то поместило в вакуум, поглощая звуки и не давая им добраться до Тэхена. Вакуум, поглощающий вообще все, абсолютно каждую деталь в этом доме и на улице. Поглощающий все, не давая добраться до него. Даже до жути любопытный взгляд Чонгука. Тэхен сжимает кулаки, когда выпрямляется и потягивается, но глаза не открывает. Только тогда, когда слышит шаги рядом с собой и звук ставящегося рядом подноса. Только тогда, когда перед самым носом проносится легкий запах чужого одеколона. — Чимин скоро подойдет. Тэхен кивает только, тут же принимая привычную позу, и берет с подноса единственную кружку с кофе, гадая, запомнил ли Чимин привычку Тэхена не пить кофе с сахаром. Он отпивает чуть-чуть совсем, смакуя кофе на языке, но ничего не говорит. И никак не реагирует. Чимин запомнил. Чонгук сидит рядом, но сейчас ощущение, что между ними расстояния стало еще меньше. Хотя Чонгук, кажется, сел еще дальше. Тэхен не говорит ни слова и не ждет ничего от Чонгука. Представляет, чтобы спокойнее было, что это их ночной разговор, который даже разговором то назвать язык не поворачивается. Представляет, что он сейчас лежит на своей кровати, пока над его правым ухом дыхание Чонгука. Он зажмуривает глаза со всей силы и на обеспокоенный взгляд Чонгука только отмахивается, мол, такое бывает, мои глаза просто устали. Но глаза не устали нисколечко. Устал мозг, который из раза в раз принимает информацию, что рядом с Чонгуком спокойно. Рядом с Чонгуком, о котором он ничего не знает, даже его возраста, и видится с которым всего лишь второй день. Но с котором все равно спокойно. «Доверять незнакомому человеку порой легче, чем самому близкому.» Тэхен не знает, что чувствует и должен ли он чувствовать это. Его сердце то бьется с бешеным ритмом, то замирает, когда слышит голос Чонгука, который даже не ему адресован. В ушах шум то монотонный, то тишина гробовая, когда этот же голос обращается к нему. В глазах то темнота беспросветная, то яркий свет, когда в поле зрения попадает Чонгук. Он себя то мертвым чувствует, то живым, когда Чонгук смотрит на него дольше положенного. Тэхену чувствовать себя живым не нравится. Навязчивая мысль не позволяет. Думает: воспользуются, ранят, выбросят снова как мусор. Будет чересчур уязвим. Тогда как при любом другом условии им бы воспользовались, его бы ранили, выбросили снова как мусор, но было бы уже не так больно. Ему хватило попробовать боль на вкус один раз. Хватило из-за глупой привязанности, веры и любви довериться, а потом этой же привязанностью, верой и любовью давиться, не имея возможности ком, который они в горле образовали, проглотить даже сейчас. Делать вид, что сильный, когда внутри не осталось ничего для этой самой силы — способ, которым окружил себя Тэхен, подобно барьеру. Но барьером слабым, едва его спасающим. Барьером, который ломается, стоит только Чонгуку совершенно случайно посмотреть в его глаза 9 по счету раз. Совершенно случайно.