В их тела вгрызаются пираньи

«У людей есть особенность, возникающая всегда в моменты отчаяния — хвататься за что угодно, если это «что» способно удержать их на плаву. Даже если оно само едва держится. В этом проявляется главный человеческий эгоизм.» Плечо болит. Болит сильно. А еще болит где-то в районе грудной клетки, там, где, как говорил Намджун на лекциях, находится сердце. Боль в плече заставляет смаргивать слезы. Боль в груди не позволяет заплакать. На сегодняшний день лимит Тэхена исчерпан. Можно официально идти в полицию и подавать заявление на розыск. Когда Тэхен думает о том, как сделает шаг вперед, живот стягивает спазмом. Когда Тэхен думает о том, как, придя домой, все четыре пары глаз посмотрят на него и Тэхен посмотрит на них в ответ, к горлу подступает кислота, разъедающая плоть. Когда Тэхен думает о том, что с ним заговорят и что он заговорит в ответ, ему хочется склониться за этим деревом, что растет по правую руку и, спрятавшись, выблевать все, что внутри накопилось за всю его жизнь, а сегодня решило выйти наружу. Тэхен бы рад, да чувствовать пустоту внутри не хочется. Он идет, еле передвигая ногами, и только спрашивает себя без остановки, от чего так сильно устал, когда ничего толком не делал. И почему каждый день так сильно изматывает его общение и любой контакт с людьми в принципе. Почему другие, даже те, кто его окружают, улыбаются, не пытаясь при этом, тогда как ему из раза в раз о собственной улыбке подумать больно. Почему все вокруг реагируют на подобное спокойно, тогда как ему приходится каждый раз биться в агонии. Он ведь старается так сильно. Но, похоже, одних только его стараний недостаточно. Погода мерзкая. Огромными хлопьями снег не позволяет смотреть на дорогу, падает на его шапку, волосы, попадает за воротник, противно холодя кожу на шее, из-за чего Тэхен морщится и поджимает плечи и тут же резко опускает их, прикусив губу, потому что правое плечо в месте татуировки все еще очень сильно болит. Он проходит мимо ограждений и останавливается напротив входа в метро. Там тепло, там нет снегопада, людей больше, но и на улице не сказать, что пустота и он один ходит, не зная куда себя деть. К тому же на метро он доедет быстрее, пусть и с пересадкой, и точно не потеряется, потому что знает, где нужно сесть. Автобусная остановка дальше, и не факт, что так поздно ходит нужный ему маршрут. Но даже при всем своем понимании, что если в метро он не сунется и ногой, то придется идти и ждать автобус, он не хочет двигаться с места. Хочет дождаться, когда его полностью засыплет снегом и он не замерзнет до смерти. — Вам помочь? — из метро выходит девушка, становясь рядом и какое-то время молча наблюдая за ним. — Что? — Вы потерялись? Вам нужна моя помощь? «Да, я потерялся. Но ничья помощь мне не нужна.» — Я в порядке. — Уверены? Тэхен молчит. Нет, он не в порядке. И он уверен в том, что не в порядке. Потому что у него болят легкие, когда он думает о Чонгуке; болят и тогда, когда он в его поле зрения. Потому что у него кончики пальцев покалывает, когда он вспоминает о его прикосновениях, а желание провалиться под землю и больше никогда не видеть яркий свет только возрастает. Потому что Чонгук, подобно вирусу, въелся в его тело и покидать его не хочет. — Нет, — вырывается, подобно крику о помощи. — Я могу вам помочь, — утверждение. «Нет, не можете.» — констатация факта. Тэхен отрицательно мотает головой и, развернувшись на одной только ноге, идет в совершенно противоположную сторону от метро и от остановки. Девушка пытается его догнать, пытается схватить за что-нибудь, остановить, привлечь к себе внимание, но Тэхен только отмахивается и убегает, как отмахивается и убегает от всего, что похоже издалека на проблему. Даже если это помощь. Потому что могут обмануть. А быть обманутым снова не хочется. Тэхен с недоверием осматривается по сторонам, выискивая опасность. Но рядом нет ничего. Люди, проходящие мимо, на него даже не смотрят, а девушка давно оставила попытки догнать и поймать его. Но Тэхен так просто оставить эту мысль навязчивую не может. Или, наоборот, она все никак уйти не желает. Он ускоряется, когда чувствует, что вот-вот попадет в какую-то беду, а в какую конкретно — объяснить не может. Может только глотать жадными порциями морозный воздух и еле сдерживаться, чтобы не сорваться на бег. Но только не объяснить. Не может ничего, кроме как постоянно убегать, не разобравшись толком, не желая давать хоть шанс, зная, что в 50-ти процентах случая может пострадать. Игнорирует тот факт, что страдает он достаточно, и из-за страха, из-за слабости быть непонятным, быть проигнорированным, постоянно отходит в сторону, и при выборе дальнейшей дороги всегда выбирает ту, что самая мрачная, веря, что именно этот мрак приведет его к свету. Но мрак никогда не приводил к нему, а только сгущался, и Тэхен, будучи обманутым глупым предубеждением, что сам для себя придумал и поддался ему, веря, что это единственно верная мысль, идет все дальше и дальше, считая, что обернуться и пойти назад — значит сдаться. А сдаваться не хочется. И признавать, что давно проиграл эту игру — тоже. Хочется сорваться на бег. Но Тэхен, взяв в легкие воздуха как можно больше, закрывает глаза ровно на три секунды и открывает обратно, понимая, что на улице он один. Что рядом ни единой души, а в домах, его окружавших, в каждом втором окне горит яркий свет. Из-за массивного снегопада дома скрыты и эти огни похожи на множество звезд. Все вокруг напоминает глаза Чонгука. Тоже темные, но со своим множеством звезд. Тэхен ненавидит себя за проявленную слабость. Ненавидит, что не может наложить фильтр на собственные мысли. Ненавидит, что Чонгука боится, что Чонгуку не доверяет, что Чонгука готов обходить за километры, и при этом сам же тянет к нему руки, не ожидая в ответ того же, и сам в каждом объекте, его окружавшем, видит одного только Чонгука. Тэхен ненавидит себя, потому что не может избавить свои мысли от Чонгука. Ненавидит себя, потому что одно только его имя заставляет все органы внутри забывать, как правильно работать. Ненавидит себя за то, что какой-то там Чонгук оказывает на него слишком сильное влияние. Такое, какое не оказывает на него ни один из тех, кто с ним действительно рядом. Никто из тех, кто ждет его дома, не заставляет сердце биться чаще, но зато Чонгук, которого он не ненавидит, но из-за которого ненавидит себя, заставляет. И это выводит из себя еще сильнее. Тэхен злится. И стоит только подумать о том, что Чонгук вызывает в нем столько разных чувств, которые рядом друг с другом и рядом не стоят, но которые меняются с небывалой скоростью, как Тэхен злится еще сильнее. Хочется доказать не себе, а всему миру вокруг, и особенно Чонгуку, что все только мерещится. Что ему только кажется, что на него без остановки смотрят одни единственные глаза. Что ему только кажется, что одни единственные прикосновения обжигают кожу и что он сам убедится в этом, когда придет домой и увидит, что никаких ожогов на плече нет. Что ему только кажется, что одна единственная улыбка самая красивая. Все улыбки в мире красивые. Потому что Тэхен в своей жизни видел их слишком мало. Особенно у себя. Он не заметил, как под гнетом собственных мыслей вышел на уже знакомую ему улицу. Не заметил, как влился в толпы людей, не заметил, как эти толпы пустили его в себя, не сказав и слова и не посмотрев на него. Не заметил, как миллионы глаз перестали смотреть на него, потому что сейчас все внимание только на одних глазах, которые не то, чтобы высмотреть хочется, найти, а которые просто ощущаются всех сильнее. И сейчас, будучи окруженный людьми, что словно барьеры, он чувствует себя в безопасности. На улице, при минусовой температуре, вечером, когда рядом никого, он чувствует себя в безопасности. Потому что именно здесь вероятность, что кое-кто обнаружит его, крайне мала. Потому что здесь можно спрятаться, не ожидая удара в спину, потому что сам за этой самой спиной прячешься. Все сейчас в пределах видимости Тэхена, каждое действие вокруг он видит все отчетливее и отчетливее, несмотря на то, что снега, кажется, стало еще больше. Он наблюдает за каждым чужим шагом, за каждым чужим взмахом руки, за каждым чужим морганием и дыханием. Ничего из этого не путается в голове, но и не откладывается там. Как что-то, важное только сейчас и что-то, что совсем скоро забудется и вспомнится об этом, только когда снова станет важным. Например в минуты страха, в минуты навязчивого ощущения приближающейся опасности. В минуты, когда Тэхену будет казаться, что бежать некуда, но побежит туда, куда, казалось бы, никогда бы не сунулся ногой, и найдет там то, что искал везде. То, что было под носом, но что никак не хотелось разглядеть. Потому что был убежден, что шаг к неизвестности равен шагу к смерти. А в итоге прямо сейчас эта же неизвестность вселяет в него чувство безопасности. У Тэхена болит голова. Раскалывается на две равные половины, которые удерживать не получается. Тэхен наблюдает за тем, как они падают в снег и как по ним тут же ступают раз, потом второй, третий, до тех пор, пока от них ничего, кроме кровавого пятна, видимого только для Тэхена, не останется. Но все, что на его пути встречается, это маленький котенок, который смотрит на него своими маленькими темными глазами и который напрягается всем телом, лишь бы его мяуканье услышали. Тэхен приседает на корточки, протягивая вперед руку: котенок недоверчиво отходит назад, путаясь в снегу, а потом вытягивает мордочку и обнюхивает чужую ладонь, начиная аккуратно тереться о нее и не переставая мяукать. Тэхен чешет ему за одним ушком, потом за другим, гладит по спине, по голове, проводит аккуратно пальцами по маленькому хвосту, и все никак не может руку убрать. Как будто если отпустит, то провалится в неизвестность, вот и все держится за это маленькое, хрупкое, что само едва стоит в этом огромном сугробе под этим сильным снегопадом в такой мороз. Тэхен смотрит в глаза котенка, изучает их точно также, как котенок изучает его самого, не переставая обнюхивая и вздрагивая, когда Тэхен снова начинает двигаться, приближаясь к нему. И это так чертовски похоже на него: маленький Тэхен, пугающийся любых действий в свою сторону. Отличие только в том, что котенок, не смотря на страх, голод и боль все равно позволяет, в то время как Тэхен собственные действия отрицает до последнего. Он поднимается обратно, обходит еще громче пищащего котенка стороной и идет дальше. Прикусывает губу, когда чувствует, как он цепляется своими острыми коготками за его джинсы, как обгоняет, садясь перед ногами, не позволяя идти дальше. Привязался за минуту оказанной любви, за минуту оказанной ласки, а теперь отпускать не хочет. Только кричит, что есть силы, и не отпускает, потому что остаться один не хочет. Потому что вокруг страшно, мрачно. Потому что не все люди, как Тэхен, и не все, протягивая к нему руку, захотят его погладить. Потому что у него тело маленькое замерзло, он дрожит то ли от холода, то ли от страха, и никак не может успокоиться. Смотрит на Тэхена своими глазами темными только и все ждет, ждет, ждет, когда он присядет на корточки, погладит его, а потом, взяв на руки, закутает в свой теплый шарф и отнесет в теплый дом, где его ничего, кроме самой яркой и светлой любви, окружать не будет. Но Тэхен не делает из вышеперечисленного ничего. Только снова обходит его, сжимая кулаки в карманах и смаргивая подступившие слезы, сваливая все на пронизывающий холод. Он старается слушать тишину, или голоса мимо проходивших людей, или собственные шаги, скрип снега под ногами, сильный порыв ветра. Все, что угодно, кроме мяуканья котенка, который в ушах засел. Вперемешку с чонгуковым голосом, вперемешку с его улыбкой и с его глазами в голове все отчетливее вырисовывается образ маленького котенка, который своими коготочками скребет сердце, оставляя на нем свежие царапины на фоне уродливых шрамов. Он нащупывает в спешке ключи в кармане, быстро открывает входную дверь и также быстро ее закрывает. Дышит тяжело, будто в погоне был. Он держится за перила на лестничном пролете, смотря на одну единственную дверь справа и пытаясь предугадать, что сейчас за ней происходит. Возможно, прямо сейчас Сокджин снова в шутку спорит с Хосоком на самые глупые темы в мире, возможно, Намджун в это время сидит рядом и смеется, зная прекрасно, что в конце этого «спора» ему обязательно нужно будет выбрать чью-то сторону. И конечно, Намджун выберет сторону Хосока. Потому что это всегда вызывает у него улыбку. А возможно, они уже сели ужинать, так и не дождавшись Тэхена. Ну конечно, он же ушел, не сказав и слова, не предупредив даже, когда вернется, так еще и домой вздумал идти пешком, в такую погоду. Он даже не знает, сколько времени, но более чем уверен, что они или сейчас ужинают, или уже давно все поели; Хосок уже спит, видя сны, Сокджин сидит, уткнувшись в книгу, пока рядом сидит за рабочим столом Намджун, проверяя работы. А Юнги? Тэхен не знает, что может делать сейчас Юнги. Может, он занят своей работой: пишет композицию для новой песни, а может его вообще нет дома. Может, прямо сейчас он с друзьями, или по старой дурной привычке сидит в баре, вливая в себя алкоголь. А может просто гуляет, как сейчас гулял Тэхен, и думает о всяком, как сейчас о всяком думал Тэхен. Может, у него точно также болит где-то в груди, а где именно, не ясно. Знает только, что там сердце находится, но верить в то, что болит именно оно, не хочется. Хочется верить, что Тэхену все только мерещится. Что он не способен чувствовать ни что-то хорошее, ни что-то плохое, и разбирать что есть плохо, а что — хорошо, не способен тоже. Хочется верить, что жизнь придумана не для него. Что в мире семь миллиардов, а он один такой, особенный, кто сколько бы раз не пытался распробовать жизнь на вкус, а всегда безвкусная, как вода практически. Читал много книг, где каждый из главных героев без устали повторял, что жизни без боли не существует, и что сама жизнь ощущается тонким налетом на кончике языка только тогда, когда кажется, что больнее некуда. Тэхену больно. Но он не понимает, до какой силы должно быть больно, чтобы наконец-то почувствовать жизнь на вкус. И понимать не хочет. Лучше уж ему не чувствовать себя живым. Ведь если жизнь представляет из себя наивысшее из чувств боли, то Тэхен готов прямо сейчас оборвать ее. — Ну наконец-то ты вернулся. Я уж думал начать названивать тебе, — Сокджин выглядывает из гостиной, опустив очки на самый кончик носа, и, чуть прищурившись, смотрит на Тэхена еще более недоверчиво, чем днем. — Мы еще не ужинали, тебя ждали. Ты голоден? Тэхен одобрительно кивает, развязывая шарф и снимая куртку, не понимая, чего именно не хватает. Осматривает все вокруг: зеркало на месте, все 5 крючков, трое из которых заняты куртками, комод, шкаф, маленькая картина. Все на месте. Но чего-то не хватает. Чего-то очень сильно. — Можешь пока позвать Намджуна, а то он снова заработается. И вытащи Юнги из ванной, пока он не уснул. Только Хосока не буди, он совсем недавно уснул. Сказал, голова болит. Вот чего не хватало. Не хватало объятий. Крепких объятий, которые встречают его всегда. Каждый раз, когда он возвращается домой. Без этих объятий неуютно. Будто вернулся не туда, куда так бежал, не туда, где, казалось бы, ждут всегда, каждый час, каждую минуту, секунду, и куда хочется вернуться всегда. Без объятий холодно, пусть и батареи работают на полную мощность, а пол с подогревом. Тэхен аккуратно поднимается наверх, заходя сначала в комнату Намджуна и долго еще наблюдая за ним, не решаясь прервать. — Ты голоден? Намджун вздрагивает, выронив из рук на пол ручку и опустив пачку бумаг на стол. — Тебе крайне важно перед тем, как заходить ко мне, стучать в дверь. Иначе точно из-за тебя инфаркт схвачу, — Намджун действительно не на шутку испугался — это видно по тому, как он тяжело дышит, протирая уставшие и красные глаза, и даже не сразу поднимая с полу ручку и не наводя на столе порядок. — Да, я сейчас спущусь. Иди пока до Юнги достучись. Тэхен мнется в дверном проеме, не решаясь отойти, как и зайти внутрь, как и сказать хоть что-то. Нарушать воцарившуюся тишину не хочется. Но когда Тэхен в последний раз делал то, чего ему действительно хочется? Вот и Тэхен не знает. Он прикрывает за собой дверь, идя дальше по коридору, и останавливается напротив двери в ванную. Стучится пару раз, не дожидаясь ответа, и стучит еще сильнее, зовя Юнги по имени несколько раз. И только когда из комнаты слышится сонное: «Сейчас выйду», Тэхен понимает, что он все-таки спал, и идет обратно, решая, что не тревожить его больше ему дороже, ведь сонный Юнги — злой Юнги. Проходя мимо комнаты Хосока, Тэхен приоткрывает ее, заглядывая внутрь, и, видя спящего Хосока, прижимающего к себе край одеяла, думает, что лучше бы и он сейчас спал. Но Тэхен только спускается вниз, говоря Сокджину, что все сейчас придут, и садится за свое место, не дожидаясь остальных первым пробуя еду. Снова что-то новое, снова что-то острое, снова что-то, что нравится как всегда голодному Тэхену, потому что не умеет грамотно распределять свое время, чтобы еще и есть успевать, а не так, что весь день голодает, а потом налетает на еду, объедаясь. — Очень вкусно. — Правда? — Да, — отвечает Тэхен, прикрывая полностью набитый рот, чтобы случайно не выпала и крошка. — Приятного аппетита. Если надо, положу еще. Сокджин садится напротив, ставя локти на стол, а голову укладывая на ладони, и внимательно смотрит на Тэхена: наблюдает за тем, как двигаются его руки, как пальцы при этом держат вилку, как его лицо меняется, когда в рот попадает кусок пищи, и какое наслаждение в глазах проскакивает, когда он проглатывает и тянется еще. — Тебе налить чего-нибудь? Есть сок, кола, вино. — И давно у нас дома вино? — Юнги принес. Сказал, без него нельзя отпраздновать его возвращение. — Тогда давай его. — Отмечаете мой же приезд и без меня? — Юнги быстро сбегает вниз по лестнице, держась за перила, чтобы случайно не упасть; на голове маленькое белоснежное полотенце, а с кончиков волос на пол капает вода. — Вот ведь, — Юнги ругается под нос, снимая полотенце и вытирая волосы еще сильнее и с еще большим напором. — Тебе дать фен? Юнги отрицательно мотает, делая еще несколько довольно агрессивных движений, и когда понимает, что волосы стали еще суше, закидывает полотенце обратно на волову и садится на место Хосока, сразу же пробуя горячей еды и отпивая сладкого вина. — Каждый день бы так ужинал. — В смысле с нами? — спрашивает Сокджин. — В смысле с вином, — уточняет Юнги. Где-то наверху Намджун снова хрипит со смеху.

***

На телефоне три пропущенных. И десять сообщений без ответа. Все от Чонгука. От дурацкого Чонгука, который напоминает о себе всегда. От дурацкого Чонгука, которому видимо мало одни только мысли терроризировать. «Привет.» «Привет???» «Как твое плечо? Болит?» «Прием, прием, Чонгук вызывает Тэхена.» « :( :( :( » «Ну же, ответь! Ты что, спишь?» Дальше Тэхен не читает. Перематывает быстро все остальные сообщения, не зацикливаясь на словах, потому что понимает, что это уже слишком. Потому что Чонгук ведет себя, как его друг, тогда как Тэхен вообще не планировал заводить себе новых. Потому что Чонгук вторгается в его жизнь слишком резко и каждый раз болезненно, напоминая, что какими бы словами и обещаниями самому себе Тэхен не выстраивал вокруг себя барьер, он слишком тонок, слишком слаб, а сил, чтобы как-то оставшиеся осколки соединить воедино, как не было, так и нет. «Я вижу, что ты прочитал.» — новое сообщение от Чонгука, звук уведомления от которого пронзает тишину. «Мне нечего ответить.» — Тэхен правда надеется, что этого хватит. Но, видимо, Чонгуку либо этого мало, либо он действительно туго воспринимает все намеки, раз прямо сейчас, вместо того, чтобы оставить Тэхена в покое, как и оставить попытки поговорить с ним, он звонит ему. А Тэхен, вместо того, чтобы сбросить, показав тем самым, что он прав, и что дружба ему никакая не нужна, и что Чонгук ему не нужен, как-то слишком быстро отвечает на звонок. — Я правда боялся, что ты не ответишь. — Что ты хотел? — Интересно, как у тебя дела. Тэхен молчит. Молчит снова. Потому что ему снова позвонил Чонгук и он снова ответил, хотя столько раз говорил, что если это и случится, то он точно сбросит. И сразу же выключит телефон, желательно тут же поменяет сим-карту, чтобы больше не получать от него ни звонков, ни сообщений, ни вообще чего-либо. — Все нормально. — А как плечо? Голос Чонгука тихий, немного охрипший, немного уставший, как будто даже пьяный, и Тэхен соврет снова, если скажет, что не залип на него. — Нормально. — А до дому как добрался? — Нормально. Ты еще на работе? — Да, моя смена заканчивается через три часа, потом придет другой. А что, еще одну захотел набить? — Нет. Чонгук смеется, а Тэхен не понимает, почему именно смеется. Как и не понимает, почему этот смех так приятно слушать. — А почему решил именно такую набить? У меня было много других дизайнов. — Понравилась. — Где-то видел? Тэхен замолкает. Он не уверен в том, что Чонгуку стоит говорить, что ему приснилась татуировка, как и не уверен, что стоит сказать, что ее он видел на плече человека, которого даже не знает, но лицо которого до сих пор всплывает в мыслях, потому что в последнее время это же самое лицо перед ним мелькает слишком часто. Не думает, что Чонгуку вообще нужно что-то говорить. Какая разница, где он ее увидел и почему набил именно ее. Какая вообще кому-либо разница, что там у Тэхена в голове происходит? Пусть все волнуются только о своих мыслях. — В интернете. — Врешь же, — Чонгук снова смеется, а Тэхену уже от этого смеха не по себе, потому что не думал, что его ложь так быстро раскусят. — С чего ты взял? — В интернете мало вещей, которые могут кому-то понравиться. Интернет — сборник злых сказок на ночь. — Довольно серьезное обвинение. — Не обвинение, а всего лишь факт. Скажи, когда ты последний раз улыбался после того, как вылез из интернета? Я не помню, когда я улыбался последний раз, Чонгук. И дело далеко не в интернете. — проглатывает. — Не знаю. Но ведь я не единственный пользователь интернета. — В этом вся проблема. Людей привлекает только плохое. И чем больше людей, тем больше плохого и вокруг. В интернете особенно. Он как кубик Рубика, подчиняющийся умелым пальцам. Фраза Чонгука, подобно пелене, застилает глаза и уши. Ничего не слышно, ничего не видно. И дело не в том, что в комнате темно, а Чонгук давно уже замолк. Тэхен хочет, чтобы прямо сейчас он сказал хоть что-то. Только бы не позволял тишине затянуться, только бы не позволял перерасти во что-то большее, только бы не позволял затопить собою все. Тэхен надеется, ждет чего-то от Чонгука, не имея возможности произнести и слова. Вдруг Чонгук точно также ждет, когда Тэхен что-то скажет. Вдруг Чонгука точно также душит это, убивает медленно, мучительно, заставляя задыхаться от подступившей паники, что забивается в легкие и не дает вырваться наружу крику. А может Тэхену все только кажется, и он один единственный в мире, который не понимает, что вокруг него происходит, не понимает, почему мир в пучину опускается все ниже, и почему он один в этой пучине захлебывается, тогда как люди вокруг делают вид, что все нормально. Запястье отдает болью, дрожью, пульсацией. И Тэхен понимает, почему только он один. По ту сторону телефона Чонгук чихает. — Будь здоров. — Спасибо. И снова молчание, с которым Тэхен не знает, что делать. Снова только дыхание Чонгука, а в голове сотни мыслей, и все вокруг него одного крутятся. Не хватает только, нащупав позади себя кровать, прилечь на нее, положив телефон так, чтобы было отчетливо все слышно. Не хватает только, всмотревшись в тишину, забыть, что он из себя представляет, кого он из себя представляет, что вообще вокруг происходит. Концентрировать внимание только на Чонгуке, чтобы потом, спустя пару минут, думать, почему он снова делает это, и так беспечно. «Чем больше людей, тем больше плохого и вокруг.» Как же ты чертовски прав, Чонгук.