В их тела вгрызаются пираньи

Каждое утро становится все более невыносимым. Вставать с постели для Тэхена кажется героическим подвигом, как и спускаться после вниз по лестнице и готовить Хосоку завтрак, даже если этот завтрак представляет из себя миску с хлопьями, залитую молоком. Заваривать после себе кофе и, в ожидании, когда хоть кто-то спустится, чтобы скрасить серость и скучность очередного утра, очень медленно пить его: не потому, что горячий, а потому, что время оттянуть хочется по максимуму. Но, сколько бы Тэхен не ждал, никто так и не спустился. Хлопья в миске давно уже размокли и почти все развалились, а кофе давно уже выпит. И единственное, чего Тэхен не понимает, глядя на самое дно кружки — почему именно это утро не хочется начинать в одиночестве. Почему именно это утро хочется провести хоть с кем-то. Хотя бы пять минут, обмолвившись при этом самыми банальными фразами по типу «Как спалось?» или «Какие планы на день?». Тэхену никак не спалось. Ему снова снились кошмары, из-за которых он, просыпаясь в холодном поту, дышал очень тяжело, будто все то время, что спал, он не дышал. А планов на день у него никогда не было. И дело не в его неумении правильно и адекватно распределять часы в сутках, уделяя больше времени именно тому, что важно, а уже потом тому, что интересно. Дело в том, что он в принципе не может определить, что ему важно, помимо учебы, а про интересы можно даже не спрашивать. Если вечно проводить в голове самоанализ, все больше и больше углубляясь в самого себя и тем самым поддаваясь пучине отчаяния — это хобби, то тогда Тэхен половину времени из всего дня уделяет ему точно. Остальная половина разделена на учебу и сон. Тэхен переводит взгляд на миску, пытаясь сфокусировать на ней свое внимание, свой взгляд, но все становится слишком размытым, мыльным, а в ушах только копится противный звон, будто за его спиной кто-то случайно разбил десятки тарелок. Хочется закрыть уши и глаза, чтобы ничего не видеть и ничего не слышать. Но если он это сделает, то точно упустит момент, когда кто-то спустится к нему со второго этажа, чтобы составить компанию. А Тэхену компания прямо сейчас ой как нужна. Он берет телефон, все это время лежавший на кухонной тумбе и, зайдя в гугл, в строке поиска набирает: «Как называется чувство, когда тебе кажется, что ты одинок, но это не так?». А потом резко выключает экран, потому что намджуновы шаги приглушают тишину. — Давно ты встал? — Минут десять назад. — Не рано? — Не спится. — Может, тебе купить успокоительное? — Не нужно. — Но это ведь не первый раз, когда ты сталкиваешься с бессонницей. — Я уже привык. Намджун сводит брови и только тяжело вздыхает, смотря на Тэхена. На побитого как будто, на сильно уставшего, у которого мешки под глазами и синяки, у которого уголки губ всегда опущены, на чьем лице ничего, кроме грусти и тоски по чему-то, не увидишь. Он смотрит на Тэхена, чувствуя, с какой силой сжимается у него сердце. От боли, от обиды, от злости на мир, заставляющий Тэхена чувствовать себя так, как он себя чувствует. Но даже Намджун не может дать точного определения. Он живет с ним уже который год под одной крышей, и который год он просто наблюдает за ним, пытаясь понять, что у него в голове творится. Но пока сам Тэхен не понимает, что с ним происходит, никто другой понять точно не в силах. У Тэхена есть, казалось бы, все. Крыша над головой, теплая постель, вкусная еда, бюджетное место в медицинском университете, хорошие оценки. А еще есть Намджун, который его любит, который хочет его защищать, который думает о нем чаще, чем о чем-либо еще. А еще есть Сокджин, который в любви к нему не уступает ни капли Намджуну. Который всегда готов бросить все, стоит только Тэхену попросить о помощи. А еще есть Хосок, который с понятием о любви не знаком, но который уверен, что любить кого-то, значит обнимать его очень крепко и бояться отпустить. А еще у Тэхена есть он сам. Но на самого себя Тэхен не надеется даже. Потому что сам он о себе ничего не знает и сколько бы не копался внутри, а дна, кажется, так и не достигнет. Намджун хочет спросить, как у него дела. Хочет спросить, как его настроение, о чем он думает, чего он хочет. Но Намджун знает, что на каждый из вопросов никогда не получит правдивого ответа. Знает, что Тэхен, опустив голову и сжав под столом руки в кулаки, скажет, что все с ним нормально, что настроение его нейтральное, что он думает о том, как бы не опоздать, и что он ничего не хочет. Но все в этом доме, за исключением Хосока, знают, что дела у Тэхена далеки от нормального, что настроение его куда ниже, чем нейтральное, что он никогда не задумывался о том, как бы так сделать, чтобы не опоздать, и что он явно желает чего-то, но чего именно, никто не знает. Особенно Тэхен. — Заваришь мне кофе? — Намджун садится на свое место, отодвигая в сторону миску с когда-то целыми и аппетитно выглядящими хлопьями, и внимательно следит за каждым движением, замечая, что сегодня они еще более ленивые и развязные, чем раньше. — Ты уверен, что в таком состоянии тебе стоит идти в универ? «Я живу с таким состоянием, Намджун, и оно еще ни разу не мешало мне идти куда-то и делать что-то.» — хочется сказать, но все, что получается, это тяжело вздохнуть, чувствуя, как дрожит грудная клетка. — Я в порядке. Намджуну хочется возразить. Хочется заставить его посмотреть ему в глаза и выслушать все, что Намджун хочет сказать, но на что уже на протяжении многих лет так и не решается, потому что стоит только посмотреть на Тэхена, как весь воздух из легких моментально выбивается. С Тэхеном хочется быть максимально аккуратным. Он ставит перед ним кружку горячего, только сварившегося кофе, а сам, оперевшись о стол, внимательно наблюдает за тем, как Намджун своими длинными и тонкими пальцами обхватывает ее и подносит к губам, дуя на горячий напиток. Наблюдать за подобным Тэхену нравится. За тем, что люди вокруг делают что-то, при этом постоянно думая о чем-то, а о чем конкретно, Тэхен вряд ли узнает. И это для него так странно в некоторые моменты просто наблюдать за точно таким же живым человеком. Будто его самого просто нет здесь, будто он как фантом витает где-то неподалеку и наблюдает за всем, не имея возможности внимания к себе привлечь. Это не пугает, но в моменты, когда отпускает, дышать становится легче. Сейчас Тэхен чувствует, как это самое чувство отчужденности медленно подкрадывается к нему сзади. Ему кажется, что прямо сейчас он просто растворится в воздухе, а Намджун этого даже не заметит, продолжая пить горячий кофе со сливками и листать новостную ленту в твиттере. А потом, в один момент, подняв глаза, просто не увидит Тэхена, ссылаясь на то, что тот снова незаметно ушел, как всегда это делал. Но Тэхен не уходил никуда. Он все это время стоял на месте, не шевелясь, дыша маленькими порциями, боясь нарушить воцарившуюся атмосферу, и только иногда, шевеля одними только губами, просил посмотреть на него, увидеть его, услышать его дыхание и понять тем самым, что он стоит здесь, прямо у него перед носом. Но Намджун, сколько бы Тэхен в нем не сомневался, сколько бы за каждой улыбкой не выискивал опасности, а в добром взгляде, которым он смотрит только на него, ловушки, никогда его уход не оставлял незамеченным. Тишину нарушает уведомление на телефоне, а едва заметное спокойствие пришедшее от Чонгука: «Доброе утро». Тэхен делает вид, что не заметил его. Делает первые пять секунд, потом вторые. Потом переводит взгляд на Намджуна и тот, будто заранее зная его дальнейшее действие, отрывает взгляд от экрана телефона и точно также пристально смотрит на него. — Ты точно в порядке? — Да. Когда-нибудь Тэхен научится разговаривать. И будет молча надеется, что это «когда-нибудь» никогда не настанет. Потому в разговорах он не видит ни малейшего смысла, учитывая, что сам не знает, о чем говорить.

***

Тэхен пытается игнорировать сообщение Чонгука точно также, как он старается игнорировать Чимина. Разница только в том, что одного из них игнорировать сложнее. Потому что Чимин сидит рядом с ним в как всегда холодной аудитории, рассказывая, как провел выходные, попутно спрашивая Тэхена, но, так и не дожидаясь ответа, переводит резко тему, а Чонгук просто написал одно единственное сообщение и больше его не тревожил. Именно поэтому Тэхену игнорировать Чонгука в сотни раз сложнее. Он постоянно то и делает, что проверяет диалог, игнорируя множество сообщений от оператора, рекламу от магазинов, а также предупреждения от службы безопасности. «Доброе утро» от Чонгука создает слишком сильный контраст на фоне всего остального, потому что таких слов ему никогда не писали. Ему могли сказать это вслух дома, и то это всегда были одни и те же люди. А сейчас это сообщение, пришедшее ровно тогда, когда он проснулся, так еще и от Чонгука, которого вроде видеть не хочется, слышать не хочется, но который из головы в буквальном смысле слова не вылетает. — Я пытался уломать Чонгука сходить со мной на недавно вышедший боевик, но он начал упрямиться, говоря, что такие «жестокие» фильмы не для него. Даже здесь, в монологе Чимина, умудряется проскакивать Чонгук. Чонгук, кажется, везде. Куда не посмотри, а у каждого есть что-то, что ему о нем напоминает. Может, дело все в том, что он видел его не так уж и часто и что не все детали его лица и его тела успел запомнить. Но сама только идея о том, чтобы запомнить Чонгука и отложить его образ в голове еще более четким, приносит дикий дискомфорт в перемешку с отрицаемым желанием еще раз посмотреть на Чонгука. Заглянуть в его глаза на три секунды, спуститься быстро вниз к губам, скользнуть взглядом по шее, задержав взгляд на виднеющихся ключицах, потому что Чонгук не застегивал верхние пуговицы рубашки в их последнюю встречу. Посмотреть на аккуратные и очень красивые пальцы, на длинные ноги и мощные бедра. Залипнуть, зависнуть, а потом оторвать от всего резко взгляд. Будет больно, неприятно, но это лучше, чем делать все медленно и осторожно. Чонгук, как лейкопластырь. Нужно делать все быстро, иначе точно не отдерешь. — А еще в эти выходные я спустя долгих три месяца наконец-то пообщался с сестрой. Знаешь, она завела там себе парня! Господи, парня! Моя малышка завела себе какого-то мужика! Моя малышка! — Чимин чуть ли не кипит от злости и недовольства, когда чуть ли не выкрикивает последние слова. — Это плохо? — Плохо хотя бы потому, что я не знаю его. Я, конечно, доверяю ей всецело и полностью, но все равно. Я не могу смириться с тем, что она уже в том возрасте, когда хочется завести себе парня, который подарит букет роз, сводит на свидание, а потом проводит до дому. Я ведь совсем недавно гулял с ней маленькой! — для Чимина это, по видимому, действительно слишком много значит, иначе Тэхен не может объяснить, почему он так трагически разводит руками в стороны, а потом закрывает лицо ладонями, театрально хмыкая носом, имитируя плач. Тэхен только пожимает плечами, думая, почему у всех иногда наступает тот возраст, когда романтика занимает все свободное время, когда ты просыпаешься с мыслью, что хочешь начинать каждое утро с поцелуев и заканчивать день ими же. С чем это вызвано и как скоро это проходит? Что наступает после: полная апатия к любым романтическим взаимодействиям или понимание, что партнера хочется завести не ради «романтики», а ради того, чтобы просто легче было? Или этот период заканчивается тогда, когда ты понимаешь, что нашел того самого, кому будешь доверять и чье доверие подрывать не захочешь тоже? Или этот период не заканчивается вовсе? От размышлений его выбивает внезапно всплывший в памяти образ Чонгука в момент их первой встречи. Он вспоминает взгляд, с которым тот смотрел на него, вспоминает то, с какой силой поднималась чужая грудная клетка при дыхании. Вспоминает как сам едва на ногах стоял, как дышал быстро, как слышал предательски громкое биение собственного сердца. А может это и не его сердце было вовсе. Если тогда Тэхен ссылался на то, что он не знает Чонгука и что видит он его в принципе в первый раз, и потому не может судить, что конкретно видел, то сейчас он ссылается на то, что было это очень давно и что его воображение просто играет с ним в злую шутку. Тэхен монотонно повторяет в своей голове, что виной всему его вызванное из ниоткуда стремление быть одному, а потом биться в истерике, когда кажется, что оно снова подкралось незаметно. Вина лежит на том, что он сам не знает, чего хочет, и получить что-то боится, потому что для него ошибиться кажется чем-то поистине страшным. Он готов простить ошибки всем, потому что это свойственно людям, но самому себе Тэхен не простит никогда и ничего. В первую очередь не простит себя. — Ты любишь арахисовую пасту? Чимин привлекает к себе внимание по максимуму. Не потому, что ему хочется поговорить, а потому, что то, с каким лицом Тэхен уходит все глубже и глубже в самого себя, уже даже для Чимина невыносимо. Хочется приковать его внимание к тому, что происходит снаружи: к открытому окну, рядом с которым они сидят, к Намджуну, который исписывает доску, к группе парней, которая смеется слишком громко и на которую Намджун уже несколько раз грозно посматривал, но так ничего и не говорил. Чимин не считает Тэхена своим другом. Слишком мало они для этого общались. Но это не значит, что Чимин не хочет попробовать. Только вот проблема в том, что Тэхен его настроя не разделяет. Но несмотря на это Чимин продолжает, потому что в отличии от Тэхена он понимает, что риск — одна из вишенок на торте. Что давать шанс людям — это нормально, что разочаровываться потом в собственном решении — это нормально, и что нет ничего страшного в боли. Чимин не тот, кто захочет показать Тэхену это, но определенно хочет стать одной из ступеней по лестнице вверх. Только вот Тэхену не хочется подниматься вверх. Лестница вниз манит его куда сильнее. Девиз Чимина по жизни — кто не рискует, тот не пьет. Тэхен его позицию не разделяет. — Нет. — Ты ее пробовал вообще? — Да. — И почему же она тебе не понравилась? — Я не люблю орехи. У Чимина та самая реакция, которую он описывал у других людей, когда говорил, что не пьет чай с сахаром: будто Тэхен человека убил, а не просто сказал, что не любит орехи. Тэхен даже взгляд на него поднимает, потому что боковым зрением его лицо становится все сложнее и сложнее изучить. — А что любишь? «Люблю, когда меня не достают глупыми вопросами.» — проносится в голове. — Ничего. — Совсем ничего? — Да. — Тогда предлагаю узнать это сегодня сразу после пар в кафе рядом со вторым корпусом. Чонгук тоже придет. Тэхен бросает на Чимина недовольный взгляд, но тот только отворачивается, толкая того в плечо и тыкая пальцем в Намджуна, который смотрит на них пристальнее обычного тем самым строгим взглядом, каким учителя в школах, а преподаватели в университетах, спрашивают саркастически учеников, можно ли им начать лекцию. Тэхен до боли кусает внутреннюю сторону щеки, отводя взгляд в сторону. Он не хочет идти ни в какое кафе ни с каким Чимином и Чонгуком. Все, что он хочет, это сразу после пар собрать свои вещи и уйти домой, где не будет никаких надоедливых разговоров Чимина и где Чонгук останется только в пределах его мысли: никто о нем нигде не будет упоминать, никто о нем не будет спрашивать или, наоборот, говорить, как это делал Чимин, который монологи ведет с таким профессионализмом, будто всю свою осознанную жизнь только это и делал. Тэхен не хочет еще час, если не больше, проводить с ними за компанией. Особенно в таких местах, особенно рядом с университетом, где, по классике, собираются всегда друзья после тяжелого учебного дня снять напряжение под горячим кофе и сладким десертом. И десерты, кстати, являются еще одной причиной, по которой Тэхен не хочет идти туда. Да и что он там забыл? Зачем Чимину звать его куда-то? Неужели ему одного Чонгука мало? Или он так сильно хочет втереться к нему в доверие, чтобы потом воткнуть нож в спину, что готов пойти даже на такое? Вытащить Тэхена, который боится лишний раз нос из дома высунуть на улицу, в такое людное место, так еще и в компании Чонгука, от которого Тэхен уже порядком устал. Но куда более реалистично будет сказать, что Тэхен сам от себя устал, а еще от того, что не может контролировать то, о чем думает и то, что чувствует. Не может заставить свой мозг выбросить из головы все ненужное и сконцентрировать все внимание на Намджуне, который объясняет материал, рисуя при этом что-то на доске и прося студентов зарисовать это же самое в тетрадь. Тэхен держит карандаш над чистым листом бумаги, бросая взгляд в тетрадь сидящего рядом Чимина, который с какой-то слишком довольной улыбкой срисовывает все с доски, и только думает, почему Чимин выглядит таким беззаботным, когда вокруг Тэхена хаос. Неужели никто не видит того, что видит Тэхен? В кармане джинс вибрирует телефон и Тэхен, убедившись, что Намджун не смотрит, быстро достает его и, положив на открытую тетрадь и закрыв рукой, заходит в диалоги, видя уже второе сообщение от Чонгука: «Ты любишь пасмурную погоду?» Тэхен выглядывает в окно, смотря на затянутое тяжелыми темными тучами небо, и, подумав, что, наверное, точно такие же тучи находятся где-то внутри него, отвечает коротким: «Да.»

***

— Определись ты уже, — Чимин сидит, оперевшись головой о ладонь, и смотрит на Чонгука, который держит в руке меню, не зная, что он хочет больше: миндальное мороженое или пирожное с шоколадной начинкой и кусочками клубники, задерживая тем самым официанта, который вроде делает вид, что все нормально и что Чонгуку не нужно торопиться, но все знают, что у него еще несколько необслуженных столиков. — Тэхен, помоги. — Я не разбираюсь в сладком. — А что тебе больше нравится? Тэхен задумывается, подняв глаза вверх, потом переведя их на официанта, который все, что может, это только улыбнуться в ответ на взгляд, а потом, тяжело вздохнув от осознания, в какую ситуацию он попал, выдает: — Второе. — Тогда мне зеленый чай и пирожное с шоколадной начинкой и клубникой. — Ваш заказ будет готов через пять минут, — говорит официант и, записав все в блокнот, отходит к соседнему столику. Чимин благодарит его удаляющуюся фигуру за терпение и поворачивается к Чонгуку, довольно грозно посмотрев на него, на что тот может только улыбнуться своей фирменной улыбкой, выставляя вперед передние зубы. Тэхен залипает на это ровно на 5 секунд (он считал) до тех пор, пока эта улыбка не уходит. — Если тебе этот десерт не понравится, я все равно заставлю тебя доесть его до конца. — Не заставишь, потому что сладкое не может не понравиться мне. Тэхену хочется спросить, почему Чонгук так любит сладкое, а еще хочется спросить, почему он выбирал именно между мороженым и пирожным. Хочется спросить, почему прислушался к словам Тэхена, а не спросил Чимина, с которым он знаком намного дольше. Это была своеобразная попытка напомнить Тэхену, что он все еще «часть» этой компании? Или Чонгука просто напугал чересчур серьезный и недовольный взгляд Чимина, который просто не хотел задерживать бедного официанта? Но Тэхен вряд ли узнает. Потому что не разговаривать ему хочется куда больше. Потому что золотой серединой (которую он еще упорнее будет отрицать для самого себя) для него является, если Чонгук просто прочитает его мысли и сам ответит на все. — И как ты можешь только любить это. — Точно также, как вы можете это не любить, — Чонгук пожимает плечами. Справедливо. Официантка подходит с подносом к их столику, благодарит за ожидание и начинает раскладывать то, что каждый из них заказывал: беря американо со льдом в руки, Тэхен протягивает к нему свои, намекая, что это его; Чонгук с Чимином делают тоже самое. — Приятного аппетита. Тэхен никогда не был в таких местах, поэтому все для него сейчас в новинку. Приятный запах кофе, царивший во всем кафе, чужие разговоры, но довольно тихие, благодаря чему можно услышать, о чем говорят Чонгук с Чимином. Их десерты выглядят действительно аппетитно, а его американо вызывает внутри чувство эстетики: градиент, который создается из-за верхнего слоя молока со сливками, плавно перетекающие в темный кофе, а на дне стакана кубики льда. Тэхен засматривается и даже трогать это не хочет. — Я умею такие же делать. Если хочешь, я тебе сделаю такой совершенно бесплатно, — Чонгук говорит с набитым ртом, замечая, с каким неподдельным восторгом Тэхен рассматривает собственный заказ. Тэхен мотает головой и все-таки достает из стоящей рядом подставки соломинку, сгибая ее, и опускает в кофе, отпивая немного. Внешний вид, как и вкус, полностью оправдывают цену. Американо будто бы тает во рту, хотя скорее это ощущение вызывает тонкий слой взбитых сливок. Тэхен не может сдержать довольного мычания, когда делает второй глоток и еле сдерживается, чтобы не выпить все залпом. — Ты точно не хочешь? Его кофе ни капли не уступает по вкусу и красоте тому, что здесь, — Чимин сидит с видом, будто он менеджер Чонгука какой-то, активно занимающийся его продвижением всегда и везде. В ответ Тэхен только пожимает плечами, но точного «да» или «нет» не дает. — А на сколько вы проект сдали? — Не сдали. Профессор Ким не успел все принять, поэтому сказал, что оставшееся примет в начале следующей пары. Так что у нас с Тэхеном есть еще два дня, чтобы отрепетировать выступление. Тэхен складывает руки, опираясь головой о ладони, и опускает ее, приковывая взгляд к тому, как медленно в стакане исчезает кофе, и старается не отвлекаться на мысли, которые все копятся и копятся, ожидая, когда же он наконец сдастся. Но Тэхен старается держаться. Хотя бы потому, что в окружении незнакомых людей, а еще Чонгука, хочется держаться молодцом. — А репетировать будете? — Можно обойтись перерывами между парами. Тэхен, тебя это устроит? — Да. Тэхена устроит любой расклад, при котором он проведет минимальное количество времени рядом с Чонгуком, а еще лучше, если его и вовсе не будет рядом. Игнорирование корня проблемы не выход, но если максимально сильно избегать его, не пересекаясь, и прерывать любые возможные способы встречи, то, наверняка, станет легче и с ней самой бороться. Если Чонгук не будет вечно маячить перед носом, доставать сообщениями на парах, а звонками глубокой ночью, то, возможно, Тэхену действительно станет легче. Но, почему-то полностью осознавая это, он продолжает соглашаться на предложения Чимина посидеть в кафе в компании Чонгука, продолжает отвечать на его сообщения и просыпаться от звонков. Игнорировать, как бы не старался, не выходит. Тэхен может стараться не замечать его сообщений час, второй, третий, но спустя какое-то время все равно внутри трескает по швам вся выдержка и он сдается. Перед Чонгуком, который сидит сейчас напротив, ест свое пирожное и запивает его зеленым чаем, не сдаваться не получается. Глаза Чонгука сегодня еще красивее. Тэхен замечает это, когда, аккуратно и очень медленно вскарабкавшись по его руке, он заглядывает в них, встречаясь с чужим взглядом. Внутри этих маленьких черных бусинок скопилась целая галактика. Миллионы, если не миллиарды, звезд, каждая из который сверкает ярче предыдущих. Такая красота завораживает, заманивает, утягивает вглубь себя. А еще ревнует, когда от нее отводишь взгляд в сторону, прикусывая внутреннюю сторону губы. А вот Чонгуку, в отличии от Тэхена, взгляд отвести куда сложнее. От Тэхена, который мнет под столом подол своей рубашки, который метается глазами, не зная, куда деть их, и который в итоге решает просто прильнуть этими сладкими губами к концу трубочки и глотнуть кофе. Чонгук даже спорить не будет, ему даже доказательств не надо. Он уверен, что губы Тэхена слаще пирожного, которое он только что доел. Наверное, поэтому он так и любит сладкое. Тэхен, кажется, идеальный. Нет, не кажется. Тэхен идеальный. От макушки головы до кончиков пальцев на ноге. К Тэхену хочется прикасаться. Везде, изучая миллиметр за миллиметром, даже не разу не задумавшись о том, что каждое касание от Чонгука оставит страшные ожоги, которые Тэхен даже в зеркале не увидит, но которые, все до единого, прочувствует очень хорошо. Будет ерзать в постели, потому что больно неимоверно, но терпеть, потому что они же напоминают ему касания чужих подушечек пальцев. Чонгук прикасался к нему всего один раз, когда набивал тату. Прошло уже довольно много времени, но у Тэхена до сих пор отчетливо ощущается все на плече. Болезненно, до скопившихся слез в уголках глаз. Но так по-настоящему нереально, что хочется еще. Записаться к нему в салон на еще одну тату, а потом еще, и еще, до тех пор, пока на теле живого места не останется. И не потому, что будет исписано краской, а потому, что в каждом из этих мест побывал Чонгук. Это кажется бредом, сумасшествием. Так желать кого-то, кого не знаешь практически. Только то, что сладкое любит. И работает в тату салоне. А еще не смотрит боевики, потому что не его жанр. Все. Больше Тэхен не знает о нем ничего. Неизвестность эта пугает, отталкивает далеко, но там, чтобы потом можно было дернуть и вернуть к себе обратно, заставив снова посмотреть в чужие глаза, зависнуть на них, забыться в них, а потом, придя в чувства, корить себя за полное отсутствие самоконтроля и ненавидеть весь мир, который так издевается над ним. Вокруг Тэхена ничего, кроме обмана. И он уверен, что Чонгук не исключение. И с каждым разом, когда в голове его эта мысль на повторе играет, он чувствует, что сердце в буквальном смысле слова иссыхает, уменьшаясь до размера атома, и бьется еле-еле. Весь Чонгук заставляет Тэхена чувствовать себя до невозможности. До невозможности уязвимым, до невозможности слабым. Просто до невозможности. Стоит ему только улыбнуться, или посмотреть на него, или сказать что-нибудь, как все летит внутри к чертям собачьим, и Тэхен не может это остановить. Хочется уже схватить его за запястье, развернуть к себе лицом, приковать его глаза к собственным и так истошно закричать, чтобы услышал и чтобы дошло до него, сколько внутри яда копится из раза в раз, когда Чонгук напоминает о себе. А Чонгук о себе напоминает, даже когда ничего не делает. Хочется кричать громко, или, засунув два пальца в горло, выблевать его всего изнутри. Так неправильно. Так не должно быть. Тэхен должен с этим срочно что-то сделать. Потому что у Тэхена есть Намджун, который его любит, а еще есть Сокджин, Хосок, Юнги. Есть четыре человека, которые за столько лет ни разу не причинили ему боль. Вот о них Тэхен должен думать, вот им он, в конце концов, должен полностью поверить. Ради них он должен каждое утро вставать с постели, ради них должен хоть как-то заботиться о своем здоровье, питаться правильно, следить за сном, хорошо учиться, чтобы в будущем, надев белый халат, стать врачом, каким они точно будут гордиться. Ради них он должен из кожи вон лезть, чтобы оправдать чужие надежды. Плевать уже на себя, плевать на весь мир вокруг. Все, что должно иметь для него значение, живет с ним рядом так долго и еще ни разу его не покидало. Даже когда было ощущение, что ушли, оставив одного подыхать в этом мерзком, прогнившем мире, где тебя за человека в буквальном смысле слова не считают из-за одной проклятой метки, которая болит периодически самой страшной болью, которая кровоточит так, что кровь эту не остановить практически. Даже тогда они каждый раз возвращались. Обнимали его, улыбались ему, говоря ему то, что он хочет услышать где-то глубоко под толстым слоем гнили. Были всегда рядом, светя ярче солнца, когда казалось, что вокруг беспросветная темнота. А потом появился из ниоткуда Чонгук, который одной только своей улыбкой, одним только своим взглядом, одним только своим прикосновением способен снести голову, свести с ума. Зарыться где-то глубоко, укрывшись мраком, который внутри, подобно теплому пледу, и отказываться уходить. Как и отвечать, с какой целью вообще там поселился. Тэхен не выдерживает. — Мне нужно идти. — Давай я тебя провожу. «Прошу, Чонгук, не делай этого.» — красной мигающей надписью пробегает прямо перед глазами. — Тогда и я составлю вам компанию. «Прошу, Чимин, хотя бы ты усмири его.» — умоляющим, ревущим, воющим практически голосом. — Остановка тут недалеко, я сам смогу дойти, — Тэхен мотает головой, даже когда Чонгук хмурит брови, мол, все равно мы должны тебя проводить, а то это как-то неправильно будет. Для Тэхена неправильно будет, если этот самый Чон-я-люблю-сладкое-а-еще-сводить-людей-с-ума-гук увяжется за ним. Даже в компании Чимина, который сейчас похож на спасательный круг. — Нам не сложно. Тэхен глазом моргнуть не успел, как Чимин из спасательного круга превратился в хищную акулу. — Правда, все нормально. Я дойду сам. К тому же, вы даже не все доели и не допили. Вот, — Тэхен достает из куртки бумажник и, вытащив несколько купюр, кладет их рядом со своим американо. — Оплатите мой кофе, а сдачу оставьте на чаевые. Чонгук смотрит на него долго, пристально, но все же сдается, понимая, что в этой битве Тэхен будет упрямее. — Тогда напиши, как дойдешь до дому. Тэхен кивает и, сделав последние движения руками и завязав шарф, выходит на улицу, где морозный свежий воздух бьет, не щадя, в лицо, заставляя немного поморщиться, но все равно вдохнуть воздух полной грудью. Только когда эта безумная компания осталась позади, Тэхен понял, что все то время, пока провел там, он практически не дышал.