В их тела вгрызаются пираньи

Вам знакомо чувство, когда кажется, что стоишь на месте? Когда мир вокруг сияет яркими красками и движется вперед на огромной скорости, а ты, закрыв глаза и уши, молишься богам, чтобы все остановилось? Знакомо слышать издалека «быстрее» и не иметь сил сдвинуться с места? Знакома боль разочарования и обиды? Знакомо нытье в груди? Знакомо ощущение усталости от бега на месте? Знакомо сломанное пополам тело от шага вперёд? Знаком вкус поражения? Тэхену, кажется, знакомо. Когда он только тянет руки вперед, не двигаясь с места. Когда глаза режет, а к горлу тошнота подступает, потому что мир вокруг продолжает идти вперед. Когда далеко настолько, что не слышно голосов впереди. Когда боль от разочарования и обиды разрывает на части. Когда грудь ноет, не позволяя дышать. Когда усталость берет вверх. Когда тело ломит от усилий. Когда поражение стоит слишком близко. Просыпаться каждое утро стало чем-то невообразимым. Чем-то, что просто представить сложно, когда глаза открываются и смотрят в пустоту и темноту комнаты. Вставать и идти куда-то, видеть и слышать что-то или кого-то слишком выматывает и забирает уже последнее, что осталось. Все вокруг похоже на злую сказку, в которой Тэхену дали главную роль. Дни тянутся бесконечной чередой прямо перед глазами, оставляя лишь надежду пустую и боль тупую. Оставляя лишь ожидание, что рано или поздно закончится. Тэхен надеется, что, спустившись вниз, он никого не увидит. Надеется, что именно это утро пройдет в одиночестве. Что все просто решили испариться, исчезнуть, оставив его одного наедине со своими мыслями и чувствами, с которыми совладать не получается, сколько бы ни старался. Но Сокджин, который сидит на своем привычном месте и медленно пьет кофе, а еще Намджун, который, видимо, всю ночь не спал, потому что, насколько Тэхен помнит, прилетело ему только в один глаз, и темные круги под другим явно не являются синяком, думают иначе. Тэхен смотрит на них дольше положенного. Сначала на Сокджина, который специально избегает с ним зрительного контакта, потому что тяжело слишком, потому что стыдно, потому что не хочется наблюдать лично за тем, как чужое лицо мелкими трещинами покрывается, ведь все вокруг свалилось слишком неожиданно. Намджун же, в отличии от Сокджина, наоборот смотрит в глаза, не уступая. Потому что хочет, чтобы во взгляде этом уставшем, измученном, болезненном, Тэхен увидел те мелкие искорки сожаления и обиды за все произошедшее. Тэхен отказывается видеть в них что-то. Перед ним сидят те, кто сделал для него за короткий промежуток времени слишком много. Перед ним сидят те, кому хочется сполна отплатить за каждую секунду потраченную, за каждое проявление доброты, дружелюбия, заботы, любви. И думать, что люди, которые каждую из ран залечили, вчера подрались — слишком. Представлять, как Намджун, замахнувшись, бьет Сокджина, а тот, отойдя от удара, делает тоже самое — слишком. И представлять потом, как бармен старается их разнять, вставая между, а потом вызывает полицию, которая этих двоих забирает в участок, откуда потом Намджун звонит Тэхену и просит забрать — слишком. — Тебе налить кофе? Тэхен отрицательно мотает головой. О еде, о напитках, даже об обычной воде думать тошно. Одна только мысль, что придется проталкивать что-то в тело, которое и так переполнено, заставляет невольно сжать зубы. Еще труднее думать о том, что сегодня будний день, и что Тэхен обязан пойти в универ хотя бы потому, что сегодня есть пара с Намджуном, а они с Чимином все еще не предоставили проект, над которым довольно много работали. Но если Чимин не придет и сегодня, как это было вчера, то Тэхен ничего не сможет сделать в одиночку, потому что флешка с презентацией у Чимина. Тэхен не знает, стоит ли ему звонить сейчас и тревожить, потому что на часах только пять утра и Тэхен не уверен, что у Чимина есть привычка вставать так рано каждый день. Зато Тэхен прекрасно знает человека, который тоже ночами не спит практически, но после вчерашнего вечера, после тех сообщений, что он написал Чонгуку и получил от него в ответ, звонить ему и спрашивать, что с Чимином, немного неловко, потому что разговор вышел слишком личным и слишком откровенным, при котором они одними только вопросами поняли друг друга без всего лишнего. Тэхен поднимается обратно к себе, принимает в спешке душ, быстро надевает на себя старые джинсы и толстовку, которую он сам себе подарил на прошлый день рождения, и, проверив время на заряженном мобильнике, так в одежде и ложится обратно на кровать, пытаясь собраться с силами и приготовиться на новый день, который, как и все остальные, похож на пытку. Что-то внутри со всей силы стягивает органы и закрывает доступ к кислороду, заставляя глотать его жадными порциями и морщиться от боли в груди из-за этого. Дышать не получается, а попытки двигаться и что-либо делать сопровождаются колющей болью по всему телу, мурашками по спине и желанием исчезнуть, чтобы больше не чувствовать всего, что свалилось из ниоткуда. Тэхен зажмуривает глаза, пытаясь вспомнить, когда именно это произошло, но мысли путаются, перемешиваются, все слова разлетаются в разные стороны, а в ушах встает противный скрежет, не позволяющий слышать даже собственные мысли. Тэхен прикусывает губу и пытается собраться с силами и представить хотя бы на мгновение тот период, когда ему впервые стало тяжело подниматься с постели каждое утро. Тэхен прокусывает губу насквозь, когда понимает, что ему тяжело было, кажется, всегда. Каждый день с самого рождения, когда Тэхи только-только подняла на руки и, возможно, поцеловала в лоб, шепча имя, которое они ему дарят, а потом шепча, что вместе до конца, не догадываясь даже, что конец наступит так скоро. Так где гарантия, что конец и сейчас не наступит? Не обнимет за талию крепко, не прижмет к себе? Не поглотит полностью, оставляя снаружи только воспоминания, которые развеются слишком быстро? Стоит только подумать, что прошлое осталось позади, как оно болезненно напоминает о своем существовании. Вторгается, когда кажется, что все наконец наладилось, рушит то, что было с таким трудом выстроено из ничего, забирая с собой всякое желание пытаться дальше. Стоит только подумать, что отпустил, как прошлое сразу же намекает, что отпустить себя не позволит.

***

Тэхен понимает, что без Чимина время в универе тянется еще дольше, чем с ним. Понимает, что его постоянная болтовня на фоне всего остального отвлекала от мыслей, понимает, что когда рядом есть человек, который говорит о себе, думать о себе и собственных чувствах — крайне сложно. И понимает теперь, что именно это прямо сейчас, в этой душной аудитории, в которой много человек, ему нужно больше всего. А еще он нужен потому, что прямо сейчас идет пара с Намджуном, чей синяк исчез под слоем тонального крема, которым с ним любезно поделилась женская часть коллектива, и им с Чимином нужно, вроде как, проект защищать, но Чимина нет, а один Тэхен определенно не справится. Знал же изначально, что лучше бы он один работал, лучше бы только на себя полагался, но нет, нужно было попытаться и как всегда остаться ни с чем. Намджун, все это время объяснявший что-то у доски, никак не мог сосредоточиться на студентах и на теме, которую пытался втолкать в их головы, рисуя схемы на доске. Все его внимание крутилось вокруг Тэхена, который впервые на его паре или на любой другой телом присутствовал в аудитории, а духом был где-то очень далеко и явно не с ними. Он водил по тетради, вырисовывая какие-то дугообразные формы, и было понятно даже издалека, что он занят далеко не конспектированием лекции или хотя бы срисовыванием с доски. Он словно пытался всего себя заключить в этих странных формах на листе и стать с ними одним целым — фигуры неживые и чувствовать не способны. Что-то болезненно кололо в сердце и заставляло Намджуна отвернуться и продолжить чертить, параллельно объясняя все студентам, одни из которых с упорством старались успевать за Намджуном, а другие сидели то в телефонах, то поглощенные книгами или комиксами, которые для них были в сотни раз интереснее анатомии. Намджуну было ни капли не обидно, что его старания признаются не всеми. Ему было даже не важно, сколько человек его слушает. Даже если бы в этой аудитории был всего один студент, который с вниманием слушал его, он был бы рад стараться для него. Но сейчас, когда все такой же один студент сидит как всегда на последних рядах и всем своим видом показывает, что он где-то далеко, Намджуну хочется убрать мел в ящик, подняться к нему по ступеням и обнять. Обнять не как преподаватель, а как Намджун. Как человек, который крепко сжал его руку и вытащил из темной ямы, протер заплывшие слезами глаза, убрал за ухо выпавшие пряди длинных волос и, ничего не говоря, отвел туда, где безопасно. Обнять как человек, которому никогда не хотелось причинить боли, которому всегда хотелось оберегать как нечто по истине драгоценное и единственное в этом мире. Обнять как человек, которому не все равно, который всегда готов показать, что он рядом, а его плечо настолько прочное, что о него можно опереться или, уткнувшись лбом, поплакать, чтобы стало легче. Но Тэхен никогда не утыкался лбом и не плакал, потому что всегда понимал — лучше не будет. Намджун заканчивает предложение, делает последние пометки на схеме и, повернувшись полностью к аудитории, просит ее запомнить, а потом по очереди, равняясь со списком, приглашает к себе людей с проектами. Кто-то встает большими группами, кто-то маленькими, а кто-то в одиночестве. Один только Тэхен, поджав плечи, остается сидеть на месте, наблюдая за теми, кто еще на прошлой паре все сдал: те тут же приступают к своим делам, доставая то какие-то учебники, то игровые приставки, то наушники. Тэхен впервые задумывается над тем, что в своей группе чувствует себя отстраненно. Впервые понимает, что ему нечем заняться, впервые понимает, что ему не с кем поговорить, впервые понимает, что если он каким-то чудом просто исчезнет, испарится, то кто-то из его одногруппников вряд ли это заметит. Только Чимин, наверное, но его здесь нет, а на звонки, которых было целых два и что является личным рекордом для Тэхена, он не отвечает. А звонить Чонгуку, при мысли о котором все внутри заходится в движении сразу же, не хочется. Не беспокоить его, не мешать ему, не будить, если вдруг он сейчас спит после ночной смены — не хочется. Чонгуку своим существованием в принципе мешать не хочется. О Чонгуке хочется только думать, представлять его в своих мыслях каждый раз все отчетливее, вырисовывать его улыбку на тетрадях все четче, как он делал это всю пару, запоминая каждый изгиб, и не только губ. Тэхен не замечает, как все представляют свои работы слишком быстро, тратя на все максимум 5 минут, потому что Намджун не любит большое количество воды и ненужных фраз и слов, а требует разложить все по полочкам быстро, четко и понятно. Он только напрягается, когда слышит имя человека, стоящего в списке перед ним, а когда тот заканчивает и получает заслуженную пятерку, Намджун, просто перескочив Тэхена в списке и впервые вмешав в учебный процесс личностные отношения, переходит к следующему. Тэхен за всю пару поднимает на него взгляд полный непонимания и негодования, когда к нему спускается названный человек, а все, что может сделать Намджун, это улыбнуться, как улыбался всегда, кивнуть головой и тут же отвести все внимание студенту, оставив Тэхена без ответов с одной только улыбкой, которых в его жизни в последнее время стало слишком много. Они перемешиваются в мыслях, они занимают все свободное пространство, они концентрируют его внимание на себе и не позволяют смотреть куда-то в сторону. Они заставляют чувствовать боль душераздирающую, они заставляют давиться собой и желать разорвать горло голыми руками. Они вызывают внутреннее кровотечение, которое вытекает всегда из одного и того же места на запястье, что болит каждый раз все сильнее и сильнее, вызывая при этом стремление, вцепившись ногтями, оторвать с корнем. Но не получается, с какой бы силой Тэхен не царапал ее. От улыбок чужих становится больно. Смотреть на них невыносимо порой. Хочется глаза себе выколоть, а рот свой изолентой заклеить, чтобы на собственном лице больше они не отображались. Улыбки делают людей счастливыми. Сейчас Тэхен, сидя в этой аудитории, чьи стены сжимают его, понимает, что счастье ему неведомо. Что стоит в него поверить, как оно ускользает под толстым слоем прошлого, которое не отпускает. Прошлое, которое заставит верить в то, что оно единственное на свете, кто всегда рядом. Надеяться больше не хочется. Что-то оставшееся медленно угасает внутри, образуя ту самую пустоту, которую так старался избегать. Те, кто ее никогда не чувствовал, не поймут, насколько порой приятна боль. А боль для Тэхена единственное, что держало из последних сил и не позволяло этой пустоте, чьи глаза бездонные, поглотить окончательно. Тэхену тошно. Будто настало время, когда все сгнившее внутри пора отпустить, освобождая место для чего-то нового. Тэхен понимает прекрасно, что новому внутри не место. Прошлое просто не позволит ему там появиться. Оно убьет его раньше, чем оно только подумает забраться куда-то под ребра или бедра. Телефон на парте вибрирует, из-за чего тетрадь, лежавшая все это время открытой, слегка дрожит и тут же успокаивается. На дисплее высвечивается «Тэхи» и Тэхен невольно морщится и нервно пытается сглотнуть образовавшийся в горле ком страха. «Тэхен, привет, это я, Тэхи. Я не знаю во сколько у тебя заканчиваются сегодня пары, но я буду ждать тебя сразу после них в кафе, в котором мы сидели вчера. Надеюсь, ты придешь.»

***

Тэхен не понимает, что он здесь делает. Не понимает, почему он снова сидит напротив Тэхи, не понимает, почему снова пошел в ее сторону после всего, что случилось. Не понимает, зачем дает ей шанс, не понимает, зачем выслушивает все, что она говорит ему, если все равно ни единому слову не верит. Не понимает, зачем ему так важно услышать ее точку зрения, ведь она ему не близкий человек, не друг, не знакомый. Она просто его мать. — Спасибо, что пришел. Я заказала тебе американо, который ты пил в прошлый раз, а вот с десертом решила не рисковать, потому что не знаю, что ты любишь. «Ты моя мать, ты та, кто должна была не только подарить мне жизнь, но и быть рядом весь ее остаток. Ты та, кто должна была держать мою руку крепче всего. И ты та, кто даже не знает, что я люблю.» — застревает в горле. Тэхи сидит, сложив руки на коленях, и пытается привлечь его внимание. Пытается заглянуть в его глаза, которые смотрят куда угодно, но не на нее, пытается уловить нотки какого-то одобрения или, наоборот, жгучей обиды, которым чужое тело переполнено до краев, но которое показывать категорически запрещено, потому что Тэхен не знает, какой опасностью для него это обернется и как его чувствами может воспользоваться Тэхи. Тэхи дышит медленно очень, когда замечает за Тэхеном мимолетные движения, и вовсе затаивает его, когда эти движения становятся четче и разборчивее. Вот он обхватывает пальцами стакан с американо, вот он пододвигает его ближе, вот он распаковывает трубочку, вот он опускает ее в кофе, вот он пробует на вкус его с недоверием, будто проверяет, тот ли это кофе. Вот он облизывает верхнюю губу, а потом скользит кончиком языка по нижней и снова припадает губами к концу трубочки, и снова отпивает, и Тэхи видит, как дергается его кадык при глотании. Наблюдать за собственным сыном, которого столько лет не видела и чьей любви не заслуживаешь — как минимум странно. Как максимум бьет куда-то в живот и заставляет падать на колени, корчась от боли. Еще страшнее тот факт, что она не заслуживает его любить, не заслуживает каждый раз писать ему и просить о встрече, не заслуживает вот так сообщать ему, пришедшему только в кафе, что она заказала ему прошлый американо и рада, что он пришел. Тэхи ведь даже записала примерное время окончания его пары, чтобы не забыть, во сколько они сегодня заканчиваются, и вчера она сделала тоже самое. А еще записала, что в этом кафе ему нравится этот самый американо со льдом, который сейчас Тэхен с каким-то невидимым в глазах наслаждением пьет не торопясь, будто пытается вернуть себя в это кафе и напомнить самому себе, что вокруг него происходит. А вокруг него Тэхи, которая смотрит слишком пристально с тем самым материнским, от чего выворачивает наизнанку. Тэхен терпеть это не может. И не хочет он, чтобы она и дальше смотрела на него так, будто не бросала одного много лет назад просто потому, что нужно было сначала свой собственный рот прокормить. Мысли Тэхена эгоистичны, но остановить их, взять под контроль эту злость кипящую не получается. Хочется, наоборот, выплеснуть ее вместе с этим кофе Тэхи в лицо и сказать, что теперь пришла его очередь бросать. — Знаешь, я думала о тебе очень много. Только не это. — Я много раз представляла, как ты живешь, кто тебя окружает, кого ты любишь, а кто любит тебя. Прекрати сейчас же. — Мне хотелось присутствовать во всем этом круговороте под названием твоя жизнь. Хватит. — Я хотела каждое утро просыпаться и знать, что когда проснешься ты, то сразу же придешь на кухню, где я всегда буду готовить тебе вкусный завтрак, а потом провожать в школу. Замолчи. — А потом, когда тебе бы стукнуло восемнадцать, я бы приложила все силы, чтобы помочь тебе выбрать, куда идти после школы, помогла бы с новым жильем, а если бы ты переехал в другой город учиться, я бы помогала тебе финансово. Закрой рот. — Я бы задумывалась о внуках, постоянно бы спрашивала тебя о них, на что ты бы наверняка смущался и говорил, что девочки тебя не интересуют, прямо как в школе. А потом ты бы встретил ту самую, полюбил бы, и я бы плакала на вашей свадьбе, а потом и держа своего внука или внучку. Почему ты продолжаешь мучать меня? — Знаешь, я думала о тебе очень много. Я не знала, куда девать себя, а чувство вины постоянно преследовало меня за то, что я собственными руками лишила себя этого, — Тэхи смотрит на свои кулаки, спрятанные под столом. Теперь ее очередь избегать зрительного контакта. — Мне хотелось жить, как все. Так, как постоянно говорила моя мама — твоя бабушка. А я ведь все время спорила с ней, говорила, что мужчины меня не интересуют, а ребенка в моем будущем так вообще не было. И была права. А теперь жалею, очень сильно жалею, что говорила это все, не зная, какого это — терять. Терять собственными руками. Тэхен знает, какого это — терять что-то. Знает, потому что всю свою жизнь только и делал, что терял, так и не наслаждаясь этим. — Знаешь, я думала о тебе очень много. Я пыталась этого не делать. Я пыталась забыть о тебе, о твоей улыбке, о твоем крошечном теле, которое было до дрожи во всем теле приятно держать. Я пыталась забыть тебя целиком, но ты как поселился внутри меня в самом начале, так оттуда и не уходил. И пусть между нами были бы десятки или даже сотни километров — ты всегда был рядом. Тэхен знает, какого это, когда кто-то рядом. Знает, потому что рядом с ним всегда были Хосок, Сокджин и Намджун, а еще Юнги, но Юнги редко когда. А сейчас ощущение, что все это слишком далеко от него. Будто оставило его, как оставляло все, будто потерял все самолично. — Знаешь, я думала о тебе очень много. Мне хотелось, чтобы ты был не только в мыслях. Я даже о твоем отце больше не вспоминала. Ты пришел ему на замену, просто появившись на свет, понимаешь? Ты был всем для меня, понимаешь? Ты был в моих мыслях, когда я ела, когда пыталась уснуть, когда утопала в буквальном смысле в любовниках. Никто из них не заменял твоего отца, а любовь, которую ощущала я от них, ни коим разом даже не отвлекала от тебя. Тэхен знает, какого это, когда есть кто-то, кто является для тебя всем. Знает, потому что Сокджин, Намджун и Хосок были для него всем, но понял он это, только когда ощущение, что оно пропадает, теряется где-то, исчезает прямо на глазах, пришло. — Знаешь, я думаю о тебе даже сейчас. Когда ты просто сидишь рядом со мной и пьешь этот кофе. Это значит для меня слишком много. Ты не представляешь, с какой силой бьется мое сердце прямо сейчас, — Тэхи кладет ладонь на грудь и сжимает пуговицы рубашки на ней. — А когда я писала тебе, или когда разговаривала по телефону с тобой, или когда мы впервые встретились с тобой, я была готова поклясться, что оно прямо сейчас выскочит из груди и я умру. Но я не хотела умирать. Я хотела побыть с тобой еще немного. Тэхен знает, какого это, когда сердце бешено стучит и ты боишься, что оно вот-вот выскочит из груди, оставляя на своем месте пустоту. Знает, потому что сейчас там ничего не бьется. Но Тэхен почему-то все еще способен дышать. — Знаешь, я, кажется, буду думать о тебе всегда. Моему поступку нет прощения и нет оправдания. Я должна была быть рядом с тобой всегда, я должна была быть твоей опорой и поддержкой, я должна была каждый раз поднимать тебя на ноги, когда ты падал, я должна была любить тебя и не просить ничего взамен. Я не должна была отнимать у тебя жизнь, когда она только началась. А я взяла и отняла. Тэхен знает, какого это, когда отнимают. Знает, потому что Тэхи призналась в этом. — Позволь мне сделать одну вещь, о которой я давно мечтала. Которая никогда не давала мне покоя, которая сжимала все мое тело, которая вырывала живьем каждый из органов. Позволь сделать одно единственное, о чем мысли продолжают толкать меня вперед. Тэхи приподнимается с насиженного места, тянется рукой к Тэхену и, убрав ладонью его челку, целует в лоб, задерживая губы на пару секунд и прикрыв при этом глаза. Внутри Тэхи что-то трепещет, скачет, выворачивается. Ей сложно даже просто описать в своей голове, что она чувствует. Не облегчение, не любовь, не наслаждение. Она чувствует, что умирает прямо на глазах у всего кафе. Тэхен, чувствуя ее губы на своем лбу, сжимает зубы, случайно прикусив язык, и чувствует, как все вокруг проваливается в пучину. Пучину, из которой выхода больше нет. И он чувствует, как в его тело вгрызаются пираньи, там обитающие.