***
Сокджин, сгорбившись, напряженно думает, составляя список покупок, пока Намджун и Хосок активно подкидывают ему идеи, Юнги предлагает алкоголь, а Куки просто кричит, стоя у всех в ногах, лишь иногда посматривая на свою миску, полную еды. В гостиной и на кухне во всю кипит жизнь: Намджун и Хосок уже отправляются в прихожую, одеваясь, а Сокджин идет следом за ними очень медленно, по пути записывая еще что-то на листочек и тщательно проверяя получившийся список, молча надеясь, что он ничего не забыл и что Намджун сам докупит что-то необходимое в случае чего. — И не забудь мартини, колу, вино и ром! Я вам таких коктейлей наделаю, что вы до конца жизни не сможете больше ходить в бары и пить там то, что предлагают бармены. — А как же твой любимый Джек Дэниэлс? — Ты недооцениваешь меня, если думаешь, что я не привез свою любовь из Америки. Намджун, широко улыбаясь, закатывает глаза, мол, да, конечно, от Юнги чего-то другого ожидать не имеет смысла и, поправив шапку, которую Хосок неаккуратно надел, убирает список продуктов в карман и уходит вместе с Хосоком. Тэхен заваривает оставшимся кофе, наливает Куки молока, и присаживается рядом, молча слушая чужую беседу и улыбаясь, когда кто-то начинает смеяться. Улыбается он и тогда, когда Куки, вцепившись в его штанину, забирается по ноге вверх и устраивается на коленях. Улыбается и тогда, когда Юнги, увидев это, говорит, что у Куки появился любимчик, а Сокджин с трагическим разводит руки в стороны и говорит, что ему так жаль сообщать об этом Хосоку. Улыбаться Тэхен не привык и именно поэтому каждая его улыбка незаметная почти, но в доме, где эта улыбка появлялась так редко, заметить ее невооруженным глазом обычное дело. Именно поэтому Сокджин сам улыбается шире, когда видит сужающиеся глаза Тэхена и слегка приподнятые щеки. Именно поэтому Юнги сам смеется звонче, когда видит поднятые уголки губ и живой блеск в глазах. Тэхен позволяет себе насладиться этими минутами. Позволяет, откинув все лишнее, наблюдать за их беседой и иногда, раз в 5 секунд, думать о Чонгуке. Он ведь еще даже их не предупредил, что с ними еще один человек будет, не спросил даже, против они или нет. Просто поставит их перед фактом, потому что Чонгук учит делать то, что хочется. — С нами еще один человек посидит, — шепотом говорит Тэхен, опуская глаза и приковывая взгляд к кружке. Сокджин и Юнги тут же обращают внимание, приподнимая синхронно брови и с непониманием глядя на ушедший от них взгляд. Тэхен сжимает кулаки, врезаясь ногтями в кожу, и прикусывает язык от неспособности держать его за сомкнутыми зубами. — Твой друг? — Можно и так сказать. Ложь. Не можно так сказать. Чонгук его другом точно не будет. Должно быть другое слово, другое обозначение. Между ними пропасть куда больше, чем просто дружба, и нити, связывающие их, запутаны куда сильнее. Их распутать практически невозможно, а в пропасть, упав однажды — не встанешь больше никогда. И думать бы, что там, на дне, кто-то ждет: падать было бы не так страшно. Сокджин впервые видит Тэхена таким. Он словно меньше в размерах стал, крошечный совсем, даже в ладонях боязно держать. Тэхена Сокджин улыбающимся видит редко, и каждый раз так хочется эту улыбку на лице сохранить. Хоть собственную отдать, хоть силами уголки губ поднимать. Уверенным хочется быть, что все делается правильно. Сокджин впервые слышит, чтобы Тэхен приглашал кого-то домой, впервые слышит, чтобы Тэхен кого-то называл другом, пусть это и не точно. — Тогда передай этому «можно и так сказать», чтобы приходил пораньше. Я уже хочу с ним познакомиться. — Сокджин, ей-богу, прекрати вести себя как мамочка, желающая посватать своего сынка как можно скорее. Почему, черт возьми, Тэхен краснеет? Почему он, черт возьми, из-за слов «познакомиться» и «посватать», у него руки дрожать начинают, а язык до крови прокусывается? Почему, черт возьми, Чонгук так действует на него? Тэхен залпом допивает кофе, проглатывая горячую жидкость вместе с кровью. Хочется все это дело бросить, не успев его начать. Хочется под контроль все живое в нем, каждую клеточку взять, чтобы больше этих ураганов внутри не происходило, чтобы больше не было чувства, будто кто-то скребется под боком, чтобы внутри не было ощущения тяжести всего, что в легких, подобно кислоте. Хочется не краснеть так глупо и по-детски, хочется сидеть прямо и с приподнятой головой, а не ссутулясь и пряча взгляд где-то внизу, в ногах. Хочется при упоминании Чонгука сидеть с лицом каменным, и чтобы внутри все тоже было таким же. Но Чонгука, если честно, забывать не хочется. — Я не знаю во сколько он придет. Сокджин кивает несколько раз своим мыслям в голове, переводя медленно взгляд с Тэхена на Юнги, и когда видит в его глазах понимание и принятие, кивает еще раз, но уже Тэхену, намекая, что они примут его с радостью и что чем больше народу — тем веселее. Особенно если это человек, которого пригласил Тэхен и даже назвал другом. С его 18 лет Сокджин еще ни разу не слышал этого слова.***
Они сидят так, втроем, всего лишь полчаса с момента, как Намджун с Хосоком ушли в магазин. Но эти полчаса для Тэхена, кажется, длились всего пять минут. Увлеченный чужой беседой, увлеченный чужими историями, Тэхен слушал их, не говоря ни слова, и просто наслаждался тем, что он, вроде как, сидит рядом с ними, но в тоже время будто бы где-то далеко, там, где происходили все рассказанные события. Вот он мысленно находится в студии Юнги, а уже через пару минут в старой школе Сокджина, в его классе, где проходил урок за уроком. Вот он возвращается обратно в Америку и там маленькими шагами перемещается из города в город, где успел побывать Юнги за свои 27 лет. Слушать Тэхену нравится, а рассказывать ему попросту нечего. Даже сейчас, если тщательно подумать и порыться в памяти, ходя между огромными стеллажами воспоминаний, он не сможет найти что-то интереснее рассказов Юнги о путешествиях или смешнее шуток Сокджина о его прошлом. И лишь один раз за все эти прошедшие минуты Тэхен отвлекался. Один единственный раз, но до самого конца, когда Чонгук написал ему, что через 20 минут будет у них дома. Одно единственное сообщение, всего парочка слов, которые трепетом где-то внутри отдают, которые мурашками пробегают по всему телу, которые дыхание сбивают, которые заставляют сердце биться чаще и думать, что болеть этим — слишком жестоко. Вылечить бы гниющее внутри, вырвать бы с корнем каждое из переживаний, растоптать все черствые мысли и вынуть из легких камень размером с Тэхена. Дышать тяжело, а внимание на Сокджине и Юнги концентрировать не получается вовсе. Хочется чем-то отвлечься, хочется в чем-то забыться (все, что угодно, кроме глаз Чонгука), хочется потеряться в чем-то новом, но желательно не таком болезненном и глубоком. Подобно Марианской впадине Тэхен погружается все глубже и глубже, утягиваемым на дно собственным бессилием. — Юнги, принеси пожалуйста коньяк. Тэхен выбирает напиться и забыться. Юнги с еще большим удивлением смотрит на Тэхена, который до этого коньяк ни разу не пил, да и в принципе к алкоголю ближе, чем на метр, не подходил. Говорил все время, что пьют только те, кто боится умереть быстро, и поэтому не пил никогда, по праздникам только пропускал пару бокалов вина или шампанского и пьянел быстрее среднестатистического подростка, попавшего не в ту компанию. Сокджин, между прочим, удивлен не меньше Юнги. Этот с виду божий одуванчик впервые ведет себя совсем не как божий одуванчик. Как будто человек, с которым так долго под одной крышей живет, вдруг резко показывает оборотную сторону своей медали, совсем другую, не ту, что привык видеть каждый день. Сокджину даже интересно стало, с чего вдруг такое резкое заявление, а Юнги только сидит и лыбится, представляя Тэхена пьяным и говоря, что Тэхен — «его кровинка». Юнги встает с насиженного места, куда тут же прыгает Куки и сразу же ложится, сворачиваясь клубочком, и поднимается наверх, в свою комнату, где у него припрятано две бутылки коньяка. Правда возьмет он только одну и ту, что поменьше, потому что не знает, сколько вообще Тэхен планирует попробовать и как быстро его вставит с алкоголя. Довольная улыбка не сходит с его лица до самого возвращения на кухню, где Сокджин снова примеряет на себя роль мамочки и смотрит на Юнги с укором, мол, не смей спаивать мое дитя. — Не советую тебе пить его сразу и чистым. Пощади свое горло, — с видом главного профессионала говорит Юнги, ставя бутылку перед Тэхеном и доставая из шкафа рюмку. — А с Сокджином мы пить пока не будем, потому что если ты станешь сильно пьяным, нам нужно работать с тобой на трезвую голову. Иначе Намджун сойдет с ума. — Он определенно и точно сойдет с ума, когда увидит, чем он тут заниматься решил. — Ой, да брось. Тэхен не маленький малыш, а взрослый мужчина, который имеет право напиться когда захочет и с какой угодно силой. — Нам в качестве главного любителя выпить тебя хватает. — Да, но я же не всегда тут. Своим заместителем я официально объявляю Тэхена — пей сколько хочешь и не обращай внимания на его ворчание. — Тэхен, бога ради, не слушай его. У него уже все мозги пропиты. — Не выставляй меня каким-то алкашом. Я — ценитель. Сокджин закатывает глаза, а Тэхен только улыбается шире обычного, потому что видеть, как они бранятся — самое веселое на свете дело. — Я попросил выпить чего-то крепкого первый раз в жизни, а ты меня уже причисляешь к людям, потерявшим свое будущее в спиртных напитках. Вообще-то, Тэхен именно поэтому и не притрагивался обычно к алкоголю: он был убежден, что все начинается с одного лишь интереса, который с каждой выпитой бутылкой превращается из безобидного любопытства в суровую зависимость, из которой путь назад мутный и труднопроходимый. Даже с такими мыслями и строгим контролем Тэхен не доверял себе и думал, что не выдержит, если позволит этому начаться. А гробить будущее, которого он так боится и из-за страха перед которым вечно пятится назад, цепляясь за прошлое, в его планы не входило. Лучше встретиться со страхом лицом к лицу и, если что, потерпеть поражение с достоинством, а не с бутылкой алкоголя в руках. Юнги открывает бутылку, наливает полную рюмку и протягивает Тэхену. Тот медлит сначала, держа крепко в руках напиток, и думает о том, что еще не поздно остановиться и не делать того, чего он так сильно избегал и чему в принципе не доверял, считая это не выходом, а тупиком, и все равно выпивает залпом, чувствуя, как горло гореть начинает, а в легкие жаром согревает. В глазах темнеет немного, но послевкусие Тэхену нравится: горьковатое немного, но очень вкусное. — И как? Тэхен не отвечает, потому что не знает, как ему сейчас. Хорошо? Вряд ли, не столько много он выпил. Плохо? Тоже нет, потому что алкоголь уже начал смешиваться с кровью. Весело? Определенно и точно нет. — Не понятно, если честно. — Тогда выпей еще. Тэхен кивает и сам себе наливает, выпивая залпом и отдавая рюмку протянутой руке Сокджина, который, вроде бы, против, но все равно за любой движ. — Ты же только что причитал меня за то, что я якобы Тэхена спаиваю, и тут же пьешь сам. — Ну должен же я знать во всех деталях происходящее. Юнги делает обиженное и преданное лицо, мол, как ты мог, и театрально вздыхает, показывая всем свое полное неумение в игре актера. Оно и не удивительно — Юнги музыкальный продюсер, а не звезда экранов. — Тогда дайте и мне, — говорит Юнги, который пять минут назад пить вообще не планировал. Он достает еще две рюмки, наполняет их и протягивает Тэхену, который тут же выпивает, и Сокджину, который сначала недоверчиво принюхивается, а потом чуть-чуть смакует на языке, делая кислую мину и не скрывая отвращения, но все равно дает напитку шанс и, следом за Юнги, выпивает в два маленьких глотка. — И как ты только пьешь это, словно воду. Юнги с нескрываемым удовольствием пожимает плечами и ставит рюмку на стол, наблюдая за тем, как Тэхен выпивает еще и еще.***
Когда Чонгук приходит и дверь ему открывает Сокджин, первое, что он видит — это сидящего за столом Тэхена, положившего голову на стол. Тэхен не сразу узнает Чонгука, потому что в голове ни одной абсолютно мысли, их все как будто придавило намертво выпитым коньяком. Пустая бутылка красуется в самом центре стола, а Юнги буквально только что поднялся наверх за второй. Сокджин зависает, разглядывая Чонгука, изучая и запоминая черты его лица, и не сразу пускает его в дом. Извиняется за это, уже закрывая за ним дверь, и просит чувствовать себя как дома. Говорит также, что с Тэхена уже хватит и он не дождался полуночи, а напился средь бела дня, что вызывает скромную, но такую понимающую улыбку у Чонгука. — Прошу прощения за вторжение. — Все в порядке. Правда мы были удивлены, когда Тэхен сказал, что придет его друг. — Он назвал меня своим другом? — больно впивается в тыльную сторону ладони вместе с ногтями. — Да. Он никогда практически до этого не говорил о ком-то и никого не называл другом. «Лучше бы и дальше не называл.» — комом обиды застревает в горле. Чонгуку быть Тэхену другом не хочется. Чем-то большим, возможно, чем-то, чему слова еще не придумали. Но точно не другом, что на сердце острым ножом проходит несколько кругов, лезвием разрывая каждую венку. Чонгук снимает обувь, убирая ее в сторону, на свободный крючок вешает пальто и проходит тихими и немного неуверенными шагами, всматриваясь в раскрасневшееся лицо Тэхена и пропуская в голове мысли, что готов смотреть на это часами, если такое только возможно. У Тэхена с такого расстояния волосы мягкие очень, шелковистые, пусть и растрепанные все, а сквозь закрытые веки как будто можно увидеть маленький проблеск чего-то маленького, но по смыслу очень огромного. Губы его, обкусанные все, налились кровью и сейчас, такие алые, манят провести по ним пальцем и каждой ранки невесомо коснуться. Чонгук аккуратно присаживается рядом, кладя голову в паре сантиметров от Тэхена, и смотрит на него взглядом влюбленного мальчишки, гадая, что в этот момент в чужой голове происходит, какие мысли срываются в вихорь, а какие, наоборот, медленно и плавно оседают на дно сознания. Интересно, что там, под слоем кожи и плоти происходит, хочется все своими глазами изучить и по возможности в руках теплых крепко-крепко подержать, если только позволит, хотя бы на пару секунд. А спугнуть не хочется. Ни сейчас, когда он все еще лежит с закрытыми глазами, ни спустя секунды, когда глаза медленно открываются и опьяненным взглядом Тэхен смотрит куда-то очень глубоко, когда кажется, что все на поверхности. Тэхен смотрит долго. И очень пристально. То ли не в силах из-за алкоголя, то ли еще из-за чего-то, что либо в голове вихрем уносится, либо на дне покоится, не может отвести взгляд. Смотрит от силы полминуты, пока к ним вниз Юнги не спускается и от удивления даже не вскрикивает. — Чонгук? А ты что тут забыл? Чонгук нехотя отрывает взгляд, выпрямляется на стуле и только потом оборачивается, замечая на последних ступеньках шокированного Юнги, державшего в руках крепко бутылку Джека Дэниэлса. Чонгук ему нисколечко в удивлении не уступает, особенно когда приподнимается с места и под пьяный взгляд Тэхена и вполне себе трезвый Сокджина подходит к Юнги, который уже к нему спустился и одной рукой обхватил за шею, прижимая к себе и чуть наклоняя вперед, потому что разница в росте не дает даже нормально обняться. — Я конечно знал, что мир тесен, но чтобы настолько, — все еще приятно удивленный встречей говорит Юнги, ставя на стол коньяк и убирая пустую бутылку. Тэхен все еще смотрит на них, долго переваривая информацию и не говоря вообще ничего, даже не дыша практически. Он еще не до конца понял, что перед ним Чонгук находится, а то, что он так по-дружески обнимает Юнги для него вообще загадка.Прошу, обними меня также крепко.
Тэхен выпрямляется, хрустя шеей, и в попытке встать на ноги поддается гравитации и падает обратно на стул, едва не валясь с него на пол. Юнги на его попытки смотрит, как отец смотрит на первые шаги своего ребенка, и только и может, что положить свою руку на расслабленное плечо и сказать, как можно медленнее и для пьяного разума Тэхена внятнее, что лучше ему сидеть и пока не предпринимать никаких попыток встать. — Он всегда так? — Впервые его таким видим. Чонгук смотрит на сидящего и немного качающегося в стороны Тэхена с беспокойством в глазах, пытаясь за его мутный очень взгляд зацепиться, но не получается. Он будто бы смотрит в пустоту и в тоже время на все, здесь находящееся. — Может ему лучше пойти спать? Тэхен слышит отчетливо каждое слово, слышит отчетливо и переживание в голосе, и какие-то нотки страха за него. Слышит и как обеспокоенный и не готовый к этому Сокджин соглашается. Видит еще боковым зрением, как Сокджин с места срывается и к нему подходит, а Чонгук только руку в сторону отводит, закрывая проход дальше, и говорит тверже намного и отчетливее, что сам поможет ему. Чувствует, как мягко и нежно до боли колючей в животе Чонгук перекидывает его руку через шею, второй приобнимая за талию и помогая встать. Чувствует, как чужое сердце от близости биться быстрее начинает, слышит каждый тяжелый удар о ребра. Чувствует чужое дыхание рядом со своим лицом. Не чувствует только, как сам поднимается и наверх идет вроде собственными шагами, а вроде и как-то отдаленно, будто летит в неизвестность. Чонгук держит крепко. Прижимает к себе, утыкаясь носом повисшему Тэхену в волосы, втягивает аромат шампуня вперемешку с исходящим изнутри перегаром. Держит, держит, держит так крепко, словно Тэхен в эту минуту в этом мире, который сейчас будто на двоих делится, — единственное и очень хрупкое. Рядом с Тэхеном вот так хорошо. Пускай пьяный и не понимает что происходит, пускай пьяный и не знающий, кто его держит, пускай пьяный и с заплетающимся языком пытающийся сказать хоть что-то, но выходит плохо и мутно очень. С Тэхеном, наверное, любым хорошо просто быть рядом. Чонгук открывает первую дверь справа, как сказал ему Сокджин, и заходит вместе с Тэхеном в комнату, где ветер беспощадно врывается в открытое окно. В комнате холодно и пахнет свежим зимним утром. Чонгук аккуратно опускает Тэхена на расправленную и с виду очень мягкую и теплую кровать, придерживая его за протянутую руку, пока закидывает его ноги. Стоит, наклонившись вперед, и думает пару секунд над чем-то, зависнув взглядом на чужой руке в его собственной. Тэхен мямлит что-то, поворачивая голову на подушке и словно бы высказывает невнятно протест, мол, рано еще спать. Чонгук кивает, говорит, что рано, и продолжает укладывать его, вечно приподнимающегося на одном локте, обратно на подушку, тут же укрывая одеялом, но руки не отпуская, потому что так приятно держать ее без задних мыслей. Тэхен пытается взгляд на Чонгуке сфокусировать, пытается в себя придти и почувствовать, как его постоянно и очень аккуратно на кровать кладут, другой рукой крепко его ладонь сжимая. Хочет почувствовать весь момент, прочувствовать каждую секунду, когда Чонгук вот так стоит над ним, смотря с заботой вперемешку с беспокойством в глазах, когда Чонгук нежно гладит костяшки большим пальцем, когда Чонгук так близко, что кожа на лице улавливает каждый выдох. Тэхен пытается за момент этот схватиться, а Чонгук удержаться, но все, что Тэхен может, это крепко ухватиться свободной рукой за шею и потянуть на себя, а Чонгуку, вместо того, чтобы стоять на ногах твердо, слишком легко и стремительно срывается в чужие объятия.