Крепко спи и ничего не бойся

19.06.19 02:16

Ваню выдернули из паба, где он гасился до самого утра весёлыми самокрутками да стопками водяры. А что, блять, заслужил. По ебалу дал Славику, разосрался с Витей, поцарапал бок новёхонького болида о ментовскую тачку, ещё и дилер вкрай охуел. Ломил бешеную цену, качество было хуёвым, с ним надо было разобраться. «Всё потом», — думал Ваня, наблюдая за танцем стриптизёрши, извивающейся на пилоне. Он уже видел плохо. Какие-то яркие пятна и даже не от дискобола, нет, в этот раз накрыло слишком резво. Ох, какие разноцветные таблеточки сегодня попали в ротик. Красненькие. Жёлтенькие. Голубенькие. — Ещё что-то будете? Сироп в голосе официанта. Липнет. — Виски. Он в улыбке чуть губы не порвал, и что-то Ване подсказывало — если он захочет, чтоб этот официантик сегодня занял свой рот занятием поинтересней, с этим сложностей не возникнет. За сколько можно будет купить такого? За золотую подвеску и пару зелёных бумажек. — Прошу. Светло тут же потерял всякий интерес — это уже отработанный материал. Внезапно в толпе промелькнул высокий чёрный силуэт в длинном балахоне. Светло сжал ладони в кулаки. Проморгался. Всё исчезло. Это линзы виноваты — не снимал их который день, не спал толком. Потянулся за сигаретой, пепел прямо на пальцы сыпался. Конечно, его тут не могло быть. И прошло уже как бы дохуя времени. Так любил начинать свои психотерапевтические сеансы Андрюха, мол, Фаллен, понимаешь? — всё закончилось. Ваня это прекрасно понимал. Ваня понимал это до панических атак. Бессонницы. Неконтролируемых вспышек ярости. Желания навредить себе. Ему будто на ухо кто-то нашёптывал сценарий действий, твердил вереницы путаных слов. Охра часто снился, вздёргивал за шиворот, хлестал по щекам и орал, пытаясь привести в чувства. Чувств у Светло, по всей видимости, не было. А у телохранителя Оксанки подавно. Поэтому после их последнего перепиха под первым всё уткнулось в суровую реальность, как носом в плечо, там, в разгромленном кабинете. Его безответное и злое: «Нахера ты меня вообще спас?». Ваня не любил навязываться людям. Он их только мог слать нахуй. — Ещё один. И такси мне вызови. За руль в таком состоянии — вообще не вариант, плевать на себя, так других гробить зачем, прижмёт невмоготу — с моста кинется. Потянулся за ветровкой, свалил её на пол, потом долго убирал телефон в карман, рассчитывался за выпивку. Картинка плыла, но шёл нормально. На улице было душно, скоро должен был пойти дождь. — Ваша машина, — протянул тот же официант. Чёрная тонированная бэха. — Шашечки нынче не в моде? Резкое чувство тревоги — официантик занервничал, улыбка слетела с его лица. Он попытался схватить Ваню за рукав, но тот инстинктивно шагнул в сторону, выбросив кулак, и вмазал ему в челюсть. — Совсем вы тут охуели, — пробормотал он себе под нос. А потом ему на голову мешок накинули и по рёбрам дали. Кинули в машину и увезли. Приковали к стулу (никаких панических атак, тряпка!) и заставили смотреть на то, как фотограф окситабора корчится на полу. Реальность прекратила быть скучной и стала на редкость увлекательной. О Серёже PLC Ваня знал по одной причине. Его нищенская группировка неслабо бодалась с ними лет пять назад, когда они не захотели работать под дудку краснодарца-Хайда, с которым Чейни устроил настоящее побоище, и по-молодости проиграл, но передел остался за ним в итоге. Тогда была стенка на стенку, наш город на ваш, сейчас — уравнение с несколькими неизвестными. Светло так и не заснул. Часам к двум замолкли музыка и трёп телика за стенкой. Приходили двое, перевязывали руку. Евстигнеев почему-то в одних носках — неужели, забрали ботинки? — спал почти под ногами. Дышал часто. Бормотал. Лица его почти не было видно — грязная чёлка закрывала лоб. Нос — расквашенный чьим-то ботинком, уже изрядно вздулся у переносицы. Высокий, ростом со Славика или Охру. Что Ваня о нём знал? Да нихуя. Припёрли то, что валяться осталось, проморгав рыбку покрупней. Он проснулся примерно через час — задёргался, застонал. Перевернулся на живот, сплюнул тягучий комок слюны с кровью. — Проснись и пой, принцесса. — Отцепись, — просипел едва слышно. — Чё злой такой? Оксанка не даёт? Евстигнеев громко выдохнул, раздувая ноздри, как бык на корриде. Ай-ай-ай. Больно мальчику сделали, по живому кольнули. Ваня насмешливо ухмыльнулся. Они молчали ещё с десяток минут, занятые своим. Светло пытался запустить забитый дурью мозг и хорошенько подумать, а Евстигнеев — устроить тело, чтоб перестало так сильно болеть. Оба никак не преуспели. — С Гнойным что? — наконец спросил Евстигнеев. — Маргариту пьёт на пляже, — отбил Светло. Ваня уже и забыл о чудесной способности этого мудака выводить из себя дурацкими ответочками, граничащими с дебилизмом. Он беспомощно подтянул колени к груди, сесть так и не получилось, грудная клетка рвалась на части. Его тряхнуло от ярости. — Это, блять, по-твоему, шутки?! Хапанул слишком много воздуха, оборвалось — закашлялся, рёбра на куски разлетелись. Ломали-то не в первый раз, но в этот — целенаправленно. — Когда перебуженные вояки придут обминать тебе бока сапогами, я посмеюсь. Помолчи лучше, — деловито прокомментировал Светло. — Нахуй... иди... — кое-как ответил Евстигнеев. Да, разговора не получилось. Отвернулся. Попробовал заснуть. В голове диссонировали два образа — желчный Фаллен, натянувший злорадство на ебало, и близорукий обкуренный Ванечка, целующий в темноте. Как это мог быть один человек? Причём Светло мог сказать про него абсолютно то же самое.