Крепко спи и ничего не бойся

19.06.19 04:36

Открылась дверь с размахом — так заходят на свою территорию, будучи во главе стола. Один посередине, двое по бокам — офицеры при короле, доска шахматная. Ещё за спиной тройка в камуфляже маячила. Гуп-гуп. Ботинки звучные. Вышли, наконец, на свет. В круг тусклой лампы, внутри которого сидел Светло и валялся Евстигнеев. — Вау. Очки на лысой башке, недельная щетина, ядовито красная футболка. У Вани пазл сошёлся в голове. Как до этого не додумался, очевидно же. Шокк встал перед ним, интеллигентно улыбнулся. — Привет. Тобой после займёмся, не против? Было что-то жуткое в его оскале, и хоть Светло хотел выебнуться, рассудок порекомендовал завалить ебало. Этому мудрому совету он и последовал. Тем временем Бамберг пнул Евстигнеева под рёбра, отчего тот рывком проснулся. Беспомощно зажмурился от света, бьющего в лицо. Его за волосы вздёрнул один из конвоиров. — Знаешь меня? — елейно спросил Шокк, присаживаясь рядом. — Ты? — коротко выдохнул Рудбой. В ответ тут же получил увесистую оплеуху — звучную, унизительную. — Сука, — прошептал он. — Как я сразу не понял, что ты? — Тупой потому что, — осклабился Бамберг. — И Оксанка совсем отупела с шоблой вашей приматовской. Потому что такой высококлассной блядине, вроде неё, должны указывать на её место! Ещё пара ударов в солнечное и Евстигнеев захрипел, извиваясь рядом. Светло втихую наблюдал за этой сценой, жадно глотая ненависть, сочащуюся изо рта Димы. Он, конечно, знал историю. Вагабунд на века, нигилисты-антихристы, шлющие нахуй, не мирящиеся с порядками. Они заграбастали огромную часть города, контролируя поставки оружия и медикаментов, рвали глотки всем конкурентам, а потом с ними случилась банда Жигана, раздавившая Шокка, а у снюхавшегося с ними Окси осталось частичное влияние, авторитет. Первый съебал за бугор и вроде по-тихому сдох там, второй остался и выстроил новый клан. Заграбастал себе кучу важных поставок, потоков и линий, завёл друзей с властью. Это было таким старым, затхлым бельём, что никто не вспоминал грозный Вагабунд и их тупое пидорское «на века». — Где Мироша, Вань? Я ещё по-хорошему спрашиваю... Ты же понимаешь, что я щас тебе нахуй башку проломлю. Рассмеялся. По голосу было слышно, что не шутил. — Я думал, ты сдох. Авария два года назад. Рудбой с огоньком играл. Светло уже видел его мозги на полу или Диму, звонящего, по выданному номеру, но Евстигнеев всё сделал хуже — упёрто, совсем по-Охровски вскинул голову, глаза недобро блеснули. — Знаешь... Он по тебе не плакал. «Пиздец Рудбою», — успел подумать Ваня, прежде чем тяжёлый кулак Шокка врезал ему по челюсти. Звякнули зубы, потекла кровь. — Ах, ты пидор! — сплюнул Дима. Евстигнеев инстинктивно попытался увернуться, но болючих пинков избежать не смог. — Сука! Сука! — орал Бамберг на каждом. Уши заложило от монотонности звонких криков и глухих ударов. Евстигнеева приподняли, он безвольно повис на руках боевиков. Щёлкнул зум видеокамеры — снимали почти впритык, цепляя окровавленное лицо и шею. — Посмотри, что я с ним сделал. С твоим фотографом-пидором. Он сдал мне твой номер за глоток воды, но толку тебе звонить. Ты и так услышишь всё, что я хочу сказать. Рудбой простонал что-то, разбитые губы едва шевельнулись. Дима ещё раз отвесил ему смачного леща, наводя объектив на расхераченый вспухший нос. — Это твой друг? Я сделаю так, что умирать он будет долго и мучительно. В агонии, Мирош. Ссаться от боли и страха будет. А я посмотрю на это. А потом тебе покажу. — Не слушай, — сипло выдохнул Евстигнеев. У Светло что-то дёрнулось в животе от этого надрывного шёпота. Что-то живое отозвалось, тёплое. Нет, не возбуждение, но горячая волна ярких эмоций вперемешку с уродским облегчением, что перед ним всего лишь этот фотограф, а не Охра в своём чёрном мешковатом балахоне и преданностью Федорову до гроба. Евстигнеев, конечно, заплатил за то, что открыл рот — пару минут сплёвывал кровищу, не мог глотнуть воздуха. Всё снимали. Подсунули под свет маленькую ампулку. — Знаешь, что это? Синтезированный нейротоксин. Пидор твой будет сдыхать долго и мучительно. Мы по чуть-чуть давать будем... Не сразу. Я хочу, чтоб ты помучилась, Оксана, — прошептал Дима прямо над аппаратом, губами задевая пластик. — Хочу, чтоб увидела — всё, что ты считаешь ценным, будет уничтожено. Вот так. Евстигнееву разомкнули наручники, опрокинули на спину. Один из боевиков прижал его коленом к полу, другой оголил предплечье. Дима напевал себе под нос какую-то веселую мелодию, пока набирал в шприц дозу. Рудбой бился, как рыба в сетке. Игла неизбежно приближалась к его вене, вспорола кожу и впилась глубоко-глубоко. Он весь содрогнулся. Зарычал от бессильной злобы. Бамберг выдавливал с усердием до последней капли, возил кончиком языка по губам. — Готово, — пропел он. — Вот видишь, а ты не хотел. Через полминуты Евстигнеев затих, обмяк, распахнул рот. Глаза открытые были, но вряд ли он видел. Ваня присмотрелся — его тело мелко трясло. — Посмотри на него, Мирка, — с какой-то щенячьей жалостью протянул Шокк. — Так будет со всеми, кого ты любишь. Обещаю. А я кто угодно, но не пиздабол. Съёмка прервалась. Бамберг обернулся, украдкой глянул на Светло, так что сердце ёкнуло. — Надеюсь, ты тут не заскучал. С тобой тоже придётся снять хоум-видео. Он подступил впритык. — Ты ведь правая рука Карелина? — спросил без обиняков. — Лучший друг детства. Вместе всё начинали... Как думаешь, Вань, ему важна твоя жизнь? Светло молчал, но знал — важна. Даже не смотря на их срач по текучке, летающие пепельницы и папки, хлопающие двери, редкие удары в ёбыч. Ванька был нужным не только в прагматике бизнеса и деловодства. Потому что, когда его так же похитили, чтоб давить на Гнойного, и пизда подвалила со всех сторон, он наступил себе на горло, как ошейник нацепил с домашним адресом и именем хозяина — пошёл к Федорову просить — а Славка, блять, никогда не просит! — спасти своего друга. В общем, так и образовался их хиленький альянс. Так Светло с Охрой и познакомился. Так с ним и вмазал. Так с ним и трахнулся. — Молчишь? — усмехнулся Дима. Камера. Мотор. Экшн. Лицо крупно взял — вспышка по уставшим глазам ударила, в линзах третьи сутки. — Привет, Слава. Мы с тобой незнакомы, разве что заочно. Когда ты получишь это видео, то захочешь позвонить Мирону. Не надо, — вкрадчиво сказал Дима. — Потому что, если ты сунешься ему помогать, я сделаю из твоего Ванечки мальчика для битья. И не только. Понимаешь? Светло старался не смотреть в объектив. Его тошнило от затхлого воздуха. От затихшего Евстигнеева. От ебучей вспышки в зенки. От уёбищного дежавю, а ведь Славка, когда вытаскивал его из петли, клялся, что никогда больше ничего подобного не случится. Он расшибётся в лепешку. Но тут как бы — here we are. — Его и пальцем никто не тронул, и не тронет, если ты будешь вести себя правильно. Пойми, я хочу с тобой мира, но Ванечка — гарант, что ты не объявишь мне войну. А ещё, — Бамберг медленно перевёл камеру на раскинувшееся тело под своими ногами, — вот что бывает с друзьями Оксанки. Не ошибись. Ещё раз щёлкнула камера. — Готово. У Светло до этой самой секунды было так много вопросов, но все они поместились в ёмкое «месть». Причём так не мстят от ненависти и зависти, только от разросшейся, как раковая опухоль, любви. Выбесившего: «Он по тебе не плакал». — Дайте ему воды, накормите. Он же наш гость, да? — Шокк улыбнулся хитро. Ваня в ответ такой взгляд кинул, что ему было впору падать замертво. — Глаз с обоих не спускать. Этому через пару часов, — Бамберг зыркнул на Евстигнеева, — дать ещё двойку. — Сделаем, — кратко отозвался наёмник. Они всей группой отступили к двери, Дима ещё раз глянул в пустые распахнутые глаза Евстигнеева. — Ты сдохнешь из-за него, Ваня. Все вы сдохнете.