О боли, её лечении, проливном дожде и о маленькой фигурке серебряной спящей змеи

- Ты подумай. У нас хорошо. Война кончилась, так что в основном это патрули да сопровождения. С твоими способностями ты будешь бесценным членом АНБУ, - мягко и осторожно улыбается Сай, поглаживая пальцами собственную маску кота с красным рисунком на ней, - что думаешь? Чимин, повышенный за одну войну длиною в пять месяцев до ранга джонина, много о чем думает. О собственной четырехдневной коме, о рыданиях мамы, о собственных слезах, когда Чонгук и Хосок, пришедшие к нему в палату, встали на колени, кланяясь настолько глубоко, насколько это возможно. Так и стояли бы, касаясь лбом пола, высказывая глубочайшую благодарность, да вот только обниматься полезли, стоило только Паку двинуться в их сторону, а там уже и Намджун с Сокджином подключились, пока Тэхён длинными ручищами старался обнять всех и каждого из них… Чимин думает о своих походах к психологу. О долгом разговоре с Цунаде за стенами ее кабинета. О фигурке спящей змеи в кармане белого халата и о уже очень взрослом, кажется, не очень высоком и мускулистом, но выточенном словно бы из крепкой слоновой кости источающем опасность мальчике со змеиными глазами, смотрящими испуганно и поражённо. Думает о том, что ткань под его протектором не красная вот уже с год почти, и думает, что в свои восемнадцать лет он слишком много раз в день моет руки, силясь смыть кровь, которой там нет. Пак Чимин, кажется, слишком много думает. - Откажусь, наверное, в очередной раз, - он улыбается робко, разделяя улыбку художника, и подпирает рукой подбородок, щуря глаза, сидя в своем кабинете в больнице уже увереннее, слегка склонив голову набок, - но, думаю, ты снова придёшь в следующем месяце? Сай мягко смеётся, вставая с места, нацепляя на лицо маску, пряча темные глаза, и кивает, отходя к окну: - Ты правильно угадал. Но смотри – стану главой АНБУ, ты точно от меня не отвертишься. - Боюсь-боюсь. Художник уходит, а Чимин закусывает губу. Тот звал его, медика, на свидания уже несколько раз, но Пак каждый раз придумывал умилительно-невинное оправдание какое-нибудь, чтобы не пойти, а уже потом, сидя дома в одиночестве, сам у себя, идиота, интересовался, какого чёрта он отказался? Те крупички флирта и приязни, что поступали пару раз в месяц от Сая, были сильнее, чем вообще любой опыт в отношениях Чимина за всю жизнь, так почему же он до сих пор продолжает топтаться на месте, в глазах любого прохожего силясь увидеть те самые, совсем не человеческие глаза? «Нужно идти дальше», - думает про себя Чимин, глядя на собственное отражение в зеркале, поправляя мягкие розовые волосы, утром собираясь в магазин Сокджина за травами этим утром, - «Определенно нужно идти дальше.» - Я схожу к нему, - тихо говорит за обедом Чимин, невероятно сильно противореча самому себе, палочками гоняя в тарелке последний кусочек курицы в сладком соусе, и опускает голову, зная, что на него сейчас пялятся пять пар очень уж знакомых глаз, - схожу. -Ура! - А что ты наденешь? - Ну ты там это, голову-то помой… - Я сложу ему пирожков, и нарциссы от меня передашь. «Я вас ненавижу», - уже запоздало думает Чимин, сжимая пальцами в перчатках корзинку с подарками, которую собрали его друзья, и, на самом деле, совсем не зная, что он тут делает, в этой части деревни. Если бы Намджун ему не рассказал, где сворачивать, где обойти, и куда направиться – в жизни бы не нашел. Пак спросил, наложены ли на эту область какие-то техники, скрывающие местоположение (вроде как, секретный правительственный объект, черт возьми!), но Мастер Теней лишь отмахнулся, вторую руку закидывая на плечо прикорнувшего рядом Сокджина: - Я тебя умоляю. Кто туда сунется, к Юнги-то? - Ну кто же еще может сунуться к Юнги? Только тот, кому сказали держаться подальше. Гениально, Джун, - себе под нос бубнит Чимин, стоя напротив абсолютным образом наискучнейшего вида серого здания кубической формы, и оглядывается – тут таких шесть, натыканы рядышком, как кубики конструктора, раскиданные по полу, не отличаются друг от друга совершенно ничем, но друг-гений сказал заходить в самое дальнее, стоящее у яблони с созревшими спелыми яблоками, которые никто даже не думает собирать. Медик стоит, наверное, уже минут десять, прекрасно понимая, что его, наверняка, видно из окон того самого дома, но, опять же, тот же Намджун сказал, что Юнги от боли лежит пластом уже несколько дней, что войти придется самому, сказал не стесняться и вести себя профессионально, Намджун сказал вообще очень много всего, и у Чимина, на самом деле, всего только один вопрос – а не охренел ли Намджун? Медик даёт сам себе положительный ответ, и, решительно выдохнув, всё же поднимается вверх по небольшой лестнице у крыльца, останавливаясь перед дверью, и, глядя на ручку, словно она вопьётся в ладонь холодным лезвием куная, говорит громко, надеясь, что его хорошо слышно: - Юнги, это Чимин, медик. Ты слышишь меня?