Самая яркая звезда в созвездии Большого Пса

31 октября, 1981 год, Лондон, Косой переулок, бар «Дырявый котел» Сириус смотрел в окно невидящими глазами. По улице расхаживали от дома к дому стайки детей, наряженных в костюмы нечисти. Ребята хвастливо трясли свои ведерки со сладостями, обменивались любимыми конфетами и поглядывали довольно в витрины окрестных магазинчиков, любуясь своим непривычным обликом. Крошка-ведьма с остроконечной шляпой и метлой. Малыш-Франкенштейн с картонными шурупами, торчащими из шеи. Малютка-вампир с бутафорской кровью на пластмассовых клыках. Дитя-оборотень с безобразной маской и мохнатыми ботиночками. Не дай Мерлин тебе узнать ужас трансформации в полнолуние, маленький магл. Сириус опустошил бокал и с шумом поставил его на стол. Новая привычка Бродяги напиваться в одиночестве пугала и огорчала Люпина, который, в свою очередь, боролся с горем потери нещадной работой. Блэку, напротив, не удавалось сосредоточиться ни на чем, кроме зыбких воспоминаний. Марлин забирается к нему под одеяло. Ноги ледяные, а улыбка лукавая. Марлин швыряет заклятия в упивающуюся страданиями Беллатрикс. Марлин идёт к чужому алтарю, и её подбородок мелко дрожит от переизбытка чувств. Марлин корчится на полу от боли. Марлин латает его плечо резко пахнущим зельем после очередной операции Ордена и умоляет потерпеть ещё немного, как маленького. Марлин лежит на полу. Марлин мертва. Находиться дома Сириус был не в силах. Каждая крошечная деталь интерьера напоминала ему о ней. О них. Слишком пусто стало на Дрифтвуд-Гарденс. Слишком одиноко и бессмысленно. Потому Блэк и коротал свободные от поручений Грюма вечера в многочисленных барах. Притон в Портсмуте, фешенебельный паб в Сохо, «Дырявый котел» для таких, как он. Джин, виски, вермут, водка, ром – Сириус вливал в себя такое количество спиртного, что Питер как-то публично обвинил его в алкоголизме, за что тут же получил грубый удар в нос. Когда в баре стало слишком многолюдно, Блэк накинул на плечи кожаную куртку и, швырнув на стол десяток галеонов, направился к выходу. Поразмыслив немного, он решил навестить Ремуса. Не то чтобы ему хотелось выслушать порцию морализаторских наставлений друга. Тот углядел несколько недель назад в словах Бродяги намек на обвинение Поттеров в смерти Марлин. Конечно же, Сириусу и в голову бы не пришло полагать, что Джеймс – причина гибели МакКиннон. Он роптал на ситуацию, на вездесущего Нюниуса, подслушавшего пророчество, на Дамблдора, не удосужившегося обеспечить своим людям должную защиту. Но, видимо, не удачно выразился, и теперь при всяком удобном случае Люпин принимался увещевать его, что не стоит корить в случившемся и без того многострадальных Поттеров. Сириус хотел развеять глупые мысли в голове в общем-то проницательного и тонко чувствовавшего людей Люпина, а после предаться совместным воспоминаниям и разделить для разнообразия на двоих боль утраты. В конце концов, случилась же та уникальная ситуация, в которой именно Ремус был способен понять Бродягу лучше Джеймса. Будь она неладна, эта ситуация. Выбравшись на свежий воздух, волшебник поднес к губам сигарету и закурил. Его мотоцикл стоял в футе от входа в бар. Мотоцикл, который принадлежал Марлин по каким-то магловским бумажкам, заботливо убранным девушкой в специальную коробку. В ней хранился пергамент с записью о том, что Сириус – крестный отец Гарри Поттера, копились стопки писем, дорогих сердцу МакКиннон, лежали дипломы об окончании Хогвартса и Академий – мракоборцев и целительства. Затяжка, и воспоминание о том, как педантична была МакКиннон в организационных вопросах, накрыло Бродягу с головой. Из погребенных в прошлом сюжетов его вырвал патронус. Мерцающий в темноте, дымчатый олень замер посреди оживленного тротуара и отрывисто произнес голосом Джеймса: «Он нашел нас». Внутри Сириуса все похолодело. Уже в ту самую секунду, когда патронус рассеялся, Блэк понимал, что не успеет к друзьям. Трансгрессировать в местность под защитой Фиделиуса было не под силу даже Дамблдору, а мотоцикл при всей его мощи и скорости позволил бы добраться до коттеджа не быстрее, чем за час. Не беспокоясь о том, что подумают маглы, Сириус взмыл в небо прямо с улицы, оставляя далеко под собой крышу большого книжного магазина, вывеску лавки, торговавшей компакт-дисками, разинувших рты от удивления детишек. Сам того не замечая, он тихо скулил от нетерпения, умоляя рычащий двигатель добавить оборотов, выжимал педаль сцепления и мчался на юго-запад, ощущая на лице колючий ледяной ветер. В его голове крутились обрывчатые запоздалые сожаления. Если бы Джеймс позволил Лунатику разорвать Снейпа на клочья в проходе под Визжащей хижиной, тот никогда бы не услышал и не донес Волан-де-Морту слова пророчества. Не вызвал бы в темном маге такой пристальный интерес к семье Поттеров. Не вывел бы Лили из душевного равновесия вечером на исходе июля, вызывая тем самым у неё преждевременные роды. Роды, в ходе которых на свет появился маленький избранный. Если бы Сириус не желал перестраховаться так сильно и не советовал друзьям выбрать в качестве хранителя Хвоста, в худшем случае тайна местонахождения коттеджа умерла бы вместе с ним. Но Питер, маленький лицемер Питер, выдал своего кумира Темному Лорду. Что тот сулил ему? Безопасность? Богатство? Власть? Конечно же, в ту страшную ночь Блэк не вспомнил о неведомых проблемах матери Петтигрю на работе и не связал воедино короткое откровение и свершившееся предательство. Если бы Сохатый не отдал мантию Дамблдору, смог бы выиграть время, укрывшись под ней с женой и сыном. Смог бы спрятаться от смерти. Встряхнувшись, Блэк отругал себя за преждевременные выводы. В конце концов, Поттеры были сильными и талантливыми волшебниками, вполне способными сдерживать атаку хотя бы какое-то время. Склонившись к рулю, Сириус взмолился всем магловским богам, чтобы Джеймс дождался его. 31 октября, 1981 год, Юго-запад Англии, Годрикова Лощина дом, 4 Когда Сириус добрался до деревеньки, коттедж Поттеров уже являл собой развалины. Крыша, изящная, выкрашенная в темно-лиловый цвет черепичная крыша практически отсутствовала. В наружной стене зияла гигантская дыра, обнажая когда-то опрятную гостиную. Ту самую гостиную, в которой Петтигрю, краснея от удовольствия, принял предложение стать хранителем. Вдоль заборчика, не решаясь подойти ближе, толпились перепуганные маглы, а Батильда Бэгшот, грузная и печальная, стояла чуть поодаль под раскидистым деревом. Позже Сириус догадался, что именно она, скорее всего, сообщила Дамблдору о случившемся. Блэк бросился внутрь, растолкав зевак. Сердце его колотилось у самого горла, а единственная пульсировавшая мысль свелась к многократному повторению слова: «Пожалуйста», будто существовал на Земле кто-то, способный в кои-то веки исполнить его просьбу. Джеймс лежал у подножия лестницы. Такой, каким Сириус запомнил его в последнюю встречу. С отросшими непослушными волосами, длинной щетиной, о неудобстве которой для поцелуев шутила Лили. Джемпер, уголки клетчатой рубашки, круглые очки, сомкнутая челюсть. В руке он сжимал волшебную палочку, не сумевшую защитить своего хозяина. Блэк стиснул его руку в своей, и впервые за долгие годы позволил слезам хлынуть из глаз. Он не плакал, когда рушил отношения с семьей, когда скорбел по Альфарду, Флимонту и Юфимии, когда принимал смерть брата и отца, когда наблюдал, как гибнет Марлин. Но уход Джеймса, его безжизненный взгляд, его разрушенный дом – всё это было уже слишком. - Как же так, Сохатый? – прошептал Бродяга, не в силах поверить, что лучший друг больше никогда не улыбнется ему хитро и заговорщически, не хлопнет по плечу, не назовет старым школьным прозвищем. Он бы так и сидел, наверно, до прихода мракоборцев над трупом, но громкий отчаянный плач разорвал тишину отрывисто, внезапно, вселяя надежду. Блэк рванул на второй этаж, перепрыгивая через провалы в лестнице, сомневаясь в сохранности собственного рассудка, ведь как мог малыш уцелеть? Что бы крошечный Гарри противопоставил силе и беспощадности Волан-де-Морта? Вбежав в детскую комнату, Сириус почти споткнулся о распростертую на полу Лили. Рыжие волосы, зеленые глаза. В тот момент юноша не придал значения тому, что тело его школьной подруги не походило своим положением на всех, застигнутых врасплох погибших волшебников. Слишком аккуратно были сложены на животе безвольные руки, слишком педантично расправлен подол темного домашнего платья. Возле неё остался брошенный кем-то порванный пергамент, но внимание Блэка сосредоточилось на Гарри, который стоял в кроватке, схватившись за прутья. Сын лучшего друга. Крестник. Мальчик, который выжил. - Иди сюда, приятель, - ласково забормотал Сириус, прижимая ребенка к себе и неловко убаюкивая. – Не надо плакать, маленький. Всё будет хорошо. Всё уже позади. Оказавшись на руках у крестного отца, малыш успокоился и лишь смотрел испуганными, широко распахнутыми глазенками на маму. На лбу его Блэк заметил тонкий размашистый шрам в виде молнии. Кожа уже срослась, и не осталось следов крови или воспаления. Отметина совершенно точно имела магическое происхождение, но Бродяга ума не мог приложить, какое заклятие даёт подобный эффект. Опустившись на пол и привалившись спиной к комоду, Сириус поудобнее усадил мальчика себе на колени. Тот потянулся к куску пергамента, и Блэк послушно придвинул его ближе, скользя взглядом по строчкам, написанным каллиграфическим почерком Лили. «Дорогой Бродяга! Спасибо, огромное тебе спасибо за подарок на день рождения Гарри! Он все ещё остается у мальчика самым любимым. Гарри всего только год, а он уже летает на твоей игрушечной метле и выглядит страшно довольным – прилагаю снимок, посмотри сам.» Сириус приблизил к лицу колдографию. Маленький Гарри, заливисто хохоча, пересек гостиную Поттеров, лихо сманеврировав в сторону в дюйме от стены. Поток воздуха трепал его густые волосы, а на макушке торчал неизменный хохолок – наследие Джеймса. Тот, в свою очередь, неотступно следовал за сыном, готовый подхватить в любой момент бесстрашного малыша. На снимке виднелись лишь ноги Поттера, но даже эта деталь – простая и незначительная – зачаровала Сириуса. Ноги лучшего друга – вот и всё, что осталось на память. «Как ты знаешь, метелка поднимается над землей всего на два фута, но Гарри уже едва не прикончил кошку и расколотил кошмарную вазу, присланную на Рождество Петуньей (вот тут мне жаловаться не на что).» Сириус захохотал в голос, ощущая, как с лающим смехом покидает его тело ставшее невыносимым напряжение. Он припомнил надменную сестру Лили и дал волю воображению, представляя, что за шедевр современного дизайна могла выбрать эта женщина. «Разумеется, Джеймс находит всё это забавным, говорит, что мальчик станет великим игроком в квиддич. Нам пришлось убрать и упаковать все безделушки, и теперь мы не спускаем с него глаз, когда он летает по дому. … Джеймса начинает немного расстраивать необходимость сидеть здесь, будто взаперти, он старается не показывать этого, но я же вижу. А тут ещё Дамблдор никак не вернет его мантию-невидимку, и это лишает Джеймса возможности совершать хотя бы небольшие вылазки.» Сириус нахмурился, в очередной раз понимая, что решение Поттера о необходимости передать Дамблдору свою особенную мантию для изучения, оказалось фатальным. В день рождения Гарри друг все-таки решился расстаться с любимым артефактом. Расстаться с последней реликвией мародеров. На шалости в годы войны просто не осталось времени, да и как их замышлять, когда главный затейник теперь мертв? Карта, над которой четверка друзей корпела долгие месяцы, пылится в кладовке у Филча, конфискованная по глупости Питера. Даже мантия теперь уже в чужих руках. «Если ты сможешь нас навестить, его это очень обрадует. В прошлые выходные к нам заезжал Хвостик, по-моему, он чем-то подавлен, хотя, вероятно, все дело в новости насчет МакКиннонов. Я, услышав её, целый вечер проплакала». Блэк скрипнул зубами. Уже никогда он не сможет навестить Лили и Джеймса. Не сможет обрадовать Сохатого, и все потому, что он – Сириус Орион Блэк – собственноручно сделал маленького предателя, эту жалкую крысу, хранителем самой важной в мире тайны. Защитником безопасности самых важных для Бродяги людей. Мимоходом юноша удивился, почему Лили пишет о смерти подруги так сухо. Не желает бередить его раны, нагружая порцией собственной боли? Устала от череды жестоких смертей, и что-то в сердце замылилось? Перестало чутко реагировать на всякое печальное известие? Эдгар, Фабиан, Доркас, Гидеон, Карадок, Марлин. Лили. Джеймс. «Батильда забегает к нам почти каждый день. Она очаровательная старушка, рассказывает о Дамблдоре совершенно поразительные вещи. Не уверена, что он был бы доволен, узнав об этом! Не знаю, впрочем, можно ли им верить, потому что мне кажется невероятным, чтобы Дамблдор…» Сириус не успел задуматься над утраченной частью письма, потому что едва он успел дочитать, на лестнице загремели чьи-то тяжелые шаги. Сириус усадил Гарри за комод и поднялся на ноги, выставив пере собой волшебную палочку, готовый защищать крестника до последнего вздоха. Но такая жертвенность уже была ни к чему. В комнату, утирая слезы и громко вздыхая, вошел Рубеус Хагрид. Его исполинские ботинки оставляли на ковре грязные следы, полы плаща хлопали по ногам, точно крылья гигантской летучей мыши. Сириус выдохнул и обессилено обмяк, а малыш, воспользовавшись свободой, устремился к Лили и принялся хлопать её ладошками по лицу, бормоча «ма-ма-ма-ма». - Что же это делается, - пробасил Хагрид, опускаясь перед ребенком на колени. Он тщательно старался не смотреть на мертвую девушку. – Как же мальчонка-то без родителей теперь. И ведь выжил, маленький. Выстоял. Что же это делается… - Тебя Дамблдор прислал? – устало вымолвил Сириус, пряча письмо в карман куртки. - А кто же ещё, - всхлипнул лесничий. – Велел забрать Гарри и отвезти к нему. - Вот как, - Блэк помолчал. – Откуда он знал, что мальчик выжил? - Это же Дамблдор, - просто пояснил Рубеус, словно говорил по меньшей мере о магловском Боге. – Он всё знает. - Что он собирается делать с мальчиком? - Мне он об этом не сообщил. - Ну, хорошо, - не чувствуя в себе сил на споры, Сириус решил, что после разберется со всем этим. В конце концов, едва ли найдется в такую ночь более безопасное место для крестника, чем рядом с величайшим волшебником. Блэк при помощи простенького заклинания отыскал старую люльку Гарри и застелил её толстым пуховым одеялом. Вытащил из комода теплую одежду и принялся кутать ребенка в бесчисленные слои кофт и ползунков, чтобы тот не замерз холодной, теперь уже ноябрьской ночью. То, что казалось невероятно сложным всего лишь год назад, сейчас получалось у него как нечто, само собой разумеющееся. Словно Сириус всю жизнь только и делал, что одевал годовалых детей. - Как вы доберетесь до Дамблдора? – спросил он, ловко доводя молнию на курточке до самого подбородка крестника. - Миссис Бэгшот создаст для нас портал, - Хагрид озадаченно почесал косматую макушку гигантской пятерней, и Сириус болезненно сморщился, вспоминая сходный жест в исполнении Джеймса. – Она там. Ждёт нас на улице. - Не надо порталов, - Сириус выудил из кармана ключи от мотоцикла и протянул Рубеусу. – Лили говорит…говорила, что волшебные перемещения плохо сказываются на вестибулярных аппаратах детей. - Вести…что? – лесничий озадаченно взглянул на молодого волшебника, вертя между пальцев брелок с черным псом, купленный Марлин на лондонской барахолке. - Не важно, - Блэк чуть раздраженно покачал головой и уложил Гарри в люльку, тщательно подоткнув одеяло под спину и ножки. – Просто отвези его к Дамблдору на моем мотоцикле. Он шумит, летает, развивает отличную скорость. Ведет себя, как дракон. В общем, тебе понравится. - Спасибо, Сириус, - Хагрид с легкостью подхватил с пола люльку, точно весила та не больше, чем тыквенный кекс с праздничного стола в Хогвартсе. – Поспешу. Не ровен час, вернутся сюда эти…чудовища. У калитки Бродяга жестом попросил Рубеуса остановиться и склонился над малышом. Гарри смотрел в затянутое тучами небо грустными глазами, точно понимал, что его маленькая жизнь уже перевернулась с ног на голову. Что один могущественный темный маг стер навсегда из его судьбы долгие тренировки с отцом, ласковые объятия матери, семейные ужины и любовь. Ту самую, особенную любовь, что может познать лишь нужный и долгожданный ребенок. - Я позабочусь о тебе, приятель. Торжественно клянусь тебе, что буду рядом, во что бы то ни стало. Что смогу защитить тебя, если потребуется, - Сириус ласково провел кончиками пальцев по тонкому шраму на лбу крестника и, проглотив комок в горле, отвернулся, чтобы трансгрессировать прочь с больше не защищенной обетом дружбы лужайки. 1 ноября, 1981 год, Лондон Сириус материализовался из воздуха у крыльца Петтигрю. Тёмные окна взирали на незваного гостя испуганно и неприветливо, словно дом понимал, что этот визит не обернется для хозяина ничем хорошим. Без промедлений Блэк разнес в щепки дверь, украшенную гирляндой из миниатюрных тыковок, и шагнул в лишенный малейшего освещения коридор. - Что здесь происходит? – испуганная громким звуком, заспанная миссис Петтигрю выбежала на лестницу и воззрилась недоуменно на школьного приятеля сына. – Сириус? Что происходит? - Простите, - прошептал волшебник, не глядя ей в глаза, и решительным шагом двинулся к комнате Питера. Он запретил себе думать о том, что для этой нервной, чрезмерно опекающей сына женщины эта ночь станет серьезным ударом. Ничуть не меньшей трагедией, чем для самого Бродяги. Из кухни донесся шорох, и Блэк молниеносно сменил направление, миновал декоративную арку и оказался точно напротив двери, ведущей на задний двор. Питер лихорадочно возился с замком. Магловский механизм вечно заедал, и этот раз не стал исключением. Увидев Сириуса, юноша страдальчески промычал что-то нечленораздельное и вывалился, наконец, на улицу. Одет Хвост был тепло. Очевидно, он готовился к визиту разгневанного друга, но по какой-то одному ему известной причине не попытался спрятаться, затаиться, обратиться в крысу, в конце-то концов. Сириус подумал, что юноша надеялся на оперативность Дамблдора. Старик, уверенный в том, что хранителем является Блэк, мог передать его в руки мракоборцам, едва узнав о свершившемся предательстве. Миссис Петтигрю выбежала за мародерами в тонком халате и зябко поежилась. Встревоженная женщина заговорила сбивчиво о том, что время уже позднее, мороз крепчает, а на улицах небезопасно. Она предлагала молодым волшебникам вернуться в дом и отложить прогулку. Именно так была названа ей назревающая между парнями дуэль. Прошептав одними губами «прости», Питер трансгрессировал. Блэк зажмурился и, уцепившись взглядом за зыбкий дымчатый след, принялся пробираться сквозь межпространственный вакуум. Хвост остановился на широкой оживленной улице. Первые этажи домов здесь представляли собой пабы и клубы. Их яркие вывески отражались в лужах на асфальте, а громкая музыка смешивалась в неразборчивую какофонию. Помимо завсегдатаев заведений в ту ночь праздновали Хэллоуин сотни маглов. Они выходили на тротуар глотнуть свежего воздуха, охладиться после жарких танцев, затянуться сигаретой или перекинуться парой слов с друзьями, не перекрикивая усиленный колонками звук. - Ты не убежишь, - тихо и зло вымолвил Сириус, приближаясь к Питеру. Больше всего на свете Бродяга желал убить предателя. Поквитаться с ним за то, что стало с Лили и Джеймсом. За осиротевшего крестника. Причинить боль, заставить молить о пощаде, выбить хоть какое-то объяснение малодушного поступка. Но, глядя в мечущиеся, исполненные страха глаза, волшебник понимал, что едва ли сможет оборвать эту жизнь собственноручно. - Как ты мог, Сириус? – жалобно спросил Петтигрю, выпятив дрожащий подбородок. - О чем ты? – Блэк шагнул вперед, морщась не то от боли, не то от отвращения. Он вскинул палочку, решив для начала обездвижить Хвоста, и уже после принимать какие-либо решения. - Как ты мог предать Джеймса и Лили? – по щеке Питера скатилась скупая слеза. Маглы, заинтересованные громким драматичным диалогом, подходили ближе, прислушивались, разглядывали напряженные лица. – Они так верили тебе, Сириус. Они считали тебя другом. Блэк молча взирал на Петтигрю, пытаясь понять, не повредился ли парень рассудком. Он заламывал руки, прижимал к груди слишком маленькие для взрослого мужчины ладони и кричал во весь голос, совершенно не стесняясь внимания случайных зрителей. - А как же маленький Гарри? Из-за тебя он теперь сирота, - Хвост чрезвычайно натуралистично всхлипнул. - Как ты смеешь, крысеныш?! – закричал взбешенный бессмысленными сумасшедшими обвинениями Сириус и нацелил палочку в грудь Хвоста. В этот самый момент прогремел взрыв. Сила его была столь огромна, что от грохота у Блэка заложило уши. Стекла в домах задрожали, а маленький газетный киоск отбросило на проезжую часть. Питер исчез. Лишь на крышке люка осталось нечто окровавленное, отдаленно напоминающее человеческий палец. Несколько маглов – ошарашенный Сириус насчитал целую дюжину – повалились на асфальт и остались лежать без движения. Изо рта молодого мужчины, секунду назад глотавшего пиво из бутылки, стекала теперь струйка крови. Халат юной девушки, нарядившейся в костюм медсестры, представлял собой решето, а кожа обуглилась, лишая лицо узнаваемости. Сириус засмеялся. Сперва смех его напоминал нервное хихикание, но вскоре раскатистые лающие звуки уже вовсю вырывались из легких, эхом отражаясь от стен улицы, враз погрузившейся в тишину. Блэк смеялся, когда на место происшествия оперативно прибыли мракоборцы. Фрэнк Лонгботтом смотрел на приятеля глазами, исполненными ужаса и осуждения. Аластор Грюм хмурился и отдавал короткие приказы своим подчиненным, не желая приближаться к разочаровавшему его пареньку. Суровый волшебник, возможно, тот самый, что высмеял пару месяцев назад патронус МакКиннон, обездвижил Сириуса, и тот лежал на проезжей части в глубокой луже, наблюдая, как авроры опрашивают свидетелей. Блэк смеялся, когда его единственный выживший друг не пожелал разговаривать и отвел в сторону ненавидящий взгляд. Наблюдая, как ссутулившийся Люпин медленно бредет по коридору, упираясь рукой в стену, словно опасаясь, что ноги подведут его, Блэк отчаянно смеялся, а сухие глаза его жгло от непролитых слёз. Блэк смеялся, когда Барти Крауч выносил приговор, не пожелав применить сыворотку правды, изучить последние заклятия из памяти волшебной палочки, задуматься, почему предатель не довёл до конца убийство избранного, а лишь искал для него одежду потеплее и кутал в синее одеяло. Амелия Боунс смотрела на племянника своего возлюбленного разочарованно и печально, а когда тот вымолвил что-то о старом обещании помочь, лишь покачала головой, вызывая у Бродяги новый удушающий приступ хохота. Блэк смеялся, когда теряющая рассудок Вальбурга Блэк совала галеоны в карманы судей Визенгамота, умоляя пощадить её сына. Она клялась, что заберет свою Звездочку и увезет так далеко от Британии, как позволяет только транспорт проклЯтых маглов. Тянула свои высохшие ломкие руки к его лицу, убирая со лба непослушные пряди, и повторяла, что желала для него самого яркого будущего. Он смеялся, потому что взрыв Петтигрю и впрямь вышел на редкость ослепительным. Блэк смеялся, когда впервые ощутил поцелуй дементора и понял, что дьявольские стражи Азкабана не могут сделать ему больнее и хуже, чем уже сделала эта война. Где-то в отдаленных концах коридора он слышал вопли и рыдания Беллатрикс, но к тому моменту уже едва ли понимал, какой сейчас год. Его утешало лишь то, что из слов её можно было уловить отчетливую новость о бесследном исчезновении Тёмного Лорда. Блэк смеялся. Потому что единственная шалость, спланированная Хвостом за всю его жизнь, действительно удалась.