— Тони, кто это? — спросила Поттс, с недоумением смотря на парня, одетого в рубашку мужчины, нелепо стоящего в дверном проеме, который не менее недоуменно глядел то на нее, то на Старка.
— Роб, что происходит?
Конец фразы Питер не сказал, скорее рвано выдохнул. Обычно такое послушное, податливое тело вмиг потяжелело, пригвоздив парня к полу. Взгляд Паркера заметался на пару секунд и почти сразу же замер на лице Тони. Мужчина смотрел на Питера широко распахнутыми глазами, будто увидел призрака.
— Роб? — вновь раздался высокий женский голос. — Ты что, назвался не своим именем?
Старк опустил голову, сжав кулаки. Через мгновение он вскинул подбородок, поворачиваясь к женщине. Сердце парня сжал необъяснимый, почти звериный страх. Хотелось кричать: «Нет! Умоляю, смотри на меня!» — словно бы чужой взгляд заменял костыли. Мысли текли неохотно, звуки будто проходили через несколько плотных слоев ваты и запутывались прежде, чем достичь барабанной перепонки. Не своим именем?
— Малыш, знакомься, это Пеппер Поттс, Пеппс это…
— Твою мать, Старк! — Поттс всплеснула руками и сдула с лица мешающий локон, кидая быстрый взгляд на парня перед собой, взъерошенного, полуголого, в рубашке не по размеру, что делало его положение откровенно компрометирующим. — Он хотя бы совершеннолетний?
Паркер видел, каких трудов стоило Старку держать себя в руках. Мужчина чуть сощурил темные глаза и чуть крепче сжал кулаки, от чего еще явнее стала сетка темных вен на его руках. Хотелось столько всего спросить разом, и голова разрывалась от мыслей, не позволяя буквам сложиться в слова.
— Питеру девятнадцать, — сухо ответил он.
— Питеру? — всего на мгновение, на жалкий, почти ничтожный миг в глазах женщины промелькнуло что-то похожее на узнавание.
— Паркеру. Питеру Паркеру, — губы мужчины дернулись в подобии нервной улыбки. Пеппер шумно выдохнула через рот, медленно переводя взгляд на парня, который так и стоял в дверном проеме с видом оленя в свете автомобильных фар на шоссе.
— Тони, ты же не хочешь сказать, что, — начала была женщина будто сразу осипшим голосом, но не смогла договорить. Оцепенение, наконец, отпустило уже онемевшее тело Паркера, и тот смог сдвинуться с места, делая осторожный шаг назад, судорожно вдыхая.
— Тони? — сипение вырвалось из его груди. — Тони Старк? — ноги сами сделали еще один шаг, пытаясь унести своего владельца прочь-прочь-прочь из этой чертовой гостиной. — Роберт, что все это значит? — теплый и достаточно влажный воздух виллы, за состоянием которого чутко следил ИИ, внезапно показался холодным и сухим настолько, что рот, горло и легкие словно покрыл колючий слой инея. Каждая мышца напряглась, как если бы Паркеру вот-вот предстояло сразиться с хищником. Или уйти в высокий тур над полом. Одно из двух.
— Питер, боже, — тон мужчины вмиг перестал быть таким отстраненным, — я объясню, прошу тебя! — Старк резко подался вперед, в попытке удержать за дрожащее узкое запястье. Это движение и стало решающим. Адреналин выплеснулся в кровь.
БЕГИ!
Питер сорвался с места так стремительно, что не ожидавшая подобного Пеппер схватилась за сердце. Тони медлил меньше секунды, но Паркеру этого хватило.
Босые ноги скользили по гладкому полу, расшатывая и так потерянное равновесие. Всего в несколько скачков парень достиг приоткрытой двери в спальню и захлопнул дверь, опираясь на нее обеими руками. На миг ему показалось, что он ослеп, оглох, потерял осязание. Остались лишь собственное дыхание, как у загнанного зверя, набат сердца и все нарастающий противный звон в ушах.
— Питер! — послышалось из коридора.
Воздух снова ворвался в легкие. Кровь стремительно потекла по паутине вен и сосудов.
БЕГИ! БЕГИ! БЕГИ!
В голове ни единой связной мысли.
БЕГИ! БЕГИ! БЕГИ!
Руки словно сами подтащили к двери тяжелую тумбочку, стоявшую у кровати, в которой еще несколько минут назад Паркер мирно спал. О дверь раздался глухой стук.
— Питер, открой!
БЕГИ! БЕГИ! БЕГИ!
— Я все объясню, только открой!
Еще один удар о деревянную поверхность и рубашка, наспех накинутая на плечи, так обжигавшая их сейчас, уже летит на пол. Пальцы судорожно собирают по полу одежду. На секунду в отражении зеркала мелькнула татуировка, черными линиями кусающая бок. Она ощущалась как нечто инородное, чуждое, так яро отвергаемое всем организмом она болела, ненастоящее солнце захлёбывалось в солёных чёрных точечках на коже и вот-вот должно было кануть в их непроглядную темень.
Еще удар с
другой стороны. Казавшаяся сейчас такой хрупкой тумбочка, отделявшая Питера от грохочущей локомотивом неизвестности, дрогнула.
— Питер, впусти! Не твори глупостей! — голос Старка стал страшным. Гнев и паника — никогда Питер не слышала Робертам таким. А Роберта ли? О нет, человек, который срывающимся хрипом требует распахнуть дверь, совсем не он.
Футболка и джинсы обняли покрывшуюся мурашками кожу, пальцы вцепились в шнурки потрепанных кроссовок прежде, чем дверь, а вместе с ней, казалось, и все нутро Питера дрогнуло под очередным сильным ударом. Тони будто пытался попросту снести ее с петель. Паркер чуть не вырвал ручку балкона, дергая ее на себя. Вот оно — спасение. В глухую, беззвездную ночь, дальше, скорее. Только бы прочь-прочь-прочь. Голые ноги даже не замечали пронзительного холода плитки балкона, соединяющего спальню и гостиную.
Пеппер, увидев парня за стеклянной дверью, не удивилась. Она поспешила открыть ему с внутренней стороны, ведь чужие дрожащие пальцы никак не могли справиться с заедающей ручкой. Прежде чем паника успела мелькнуть в распахнутых влажных глазах, Поттс приложила к губам палец и, осторожно касаясь ткани чужой одежды, повела парня к лифту. Женщина вздрагивала на каждый крик с другого конца коридора, где в лихорадке под запертой дверью бесновался Старк.
— Скорее, — шепнула она, нажимая на кнопку лифта. — Тебе ведь есть куда идти?
— Да, — почти машинально ответил Паркер.
Когда дверцы лифта закрылись перед носом, оставляя такой болезненно-сочувствующий взгляд Поттс позади, Питер заметил, что плачет. Утирая локтем противную влажность, которая казалась скорее кислотой — так она жгла щеки, он втиснулся в кроссовки. Из лифта он буквально вырвался и понесся вперед, вон из этого дома, прямо в промозглую декабрьскую темноту. Всего несколько десятков секунд чтобы добраться до ворот, влезть по раскидистому дереву на забор и спрыгнуть вниз, обдирая кожу ладоней и левого локтя. Но, что страшнее, Питер ощущал себя без кожи вовсе, весь изодранный до мяса, как тогда, под покровом ночи в страшном сне, и причиной этому стал один и тот же человек. Еще несколько секунд, чтобы после рывка на полной скорости бездумно побежать, повинуясь первобытному инстинкту, когда захлестнувшая паника, наконец, отступила, а адреналин перестал подгонять измученный мозг.
Он снаружи. Он убежал. Его не поймают.
А разве кто-то гнался? Жуткий чужой рык за дверью все еще стоял в ушах. То страшное, бесовское показало себя во всей красе, вот что таилось на глубине тех темных зрачков.
Паркер замер посреди дороги, тяжело дыша, пытаясь прийти в себя и поймать за хвосты разбегающиеся мысли, сжимая и разжимая кулаки. Парень кинул взгляд через плечо на океан. Он мирно шумел, совершенно не обращая внимания на то, что один глупый, такой наивный мальчишка, смотрящий сейчас на него своими карими глазами, опять заплакал. Спустившись по скользкой гальке и спрятавшись от слепящего света фонарей, парень побрел вдоль берега.
Отрицание, гнев, торг и депрессия смешались в гнетущее месиво где-то на дне живота, вызывая отвратительные приступы тошноты. События последних месяцев безумным калейдоскопом плясали перед глазами.
Питеру всегда неплохо удавалось лгать. Однако сейчас он сам себе все никак не верил. «Вы имеете в виду хозяина виллы?» Он решил больше не спрашивать ничего у Пятницы. На всякий случай.
«На какой такой случай?» — заскреблось и пропало где-то в мозгу.
«Ты знал».
Видел, что что-то не так, что-то неуловимо, бессмысленно и так беспощадно не так. Но так упрямо был слеп. Не стал пробивать номер. Не задавал провокационных вопросов. Не читал статьи и не сопоставлял факты. Отрицал внешние сходства. Сейчас же они стали явными, как никогда прежде. Колючая щетина лощеной бородки, идеальный костюм, носы лакированных туфель и блестящий бок кабриолета, дорогие часы и неизменные солнечные очки — все кричало, вопило прямо в лицо. А Питер упрямо мотал головой, закрывая ладонями уши, жмуря глаза.
«Мудак он. Упрямый, как баран, эгоистичный. Самодур, одним словом».
Зачем ты спросил тогда о Тони Старке? Чего добивался, целуя чужие горячие губы после? Глупый, глупый наивный мальчишка.
«Ты знал».
Где-то внутри, на уровне подсознания видел и чувствовал. И, похоже, правда все же и действительно всегда настигает тебя, как бы ты не тренировался бежать от нее, утопая в ставших такими родными объятиях.
«Да, знал».
Но не ожидал, что лобовое столкновение с едкой, оглушающей правдой будет настолько болезненным.
Ноги подогнулись, и колени впечатались во влажные камни. Спустя пару минут Питер понял, что ему очень холодно. Мобильник в кармане был беспощадно разряжен.
«Тебе ведь есть куда идти?»
«Да».
А действительно, есть ли?
Продрогший до самых костей, обнимающий себя обеими руками, парень добрался до густо заселенного района. После нескольких неудачных попыток вспомнить номер квартиры Паркер плюнул на эту затею и, отойдя от домофона, обошел здание и поднял голову. Пожарная лестница в многоквартирном доме, где жили Уэйд и Ванесса Уилсоны, была шаткой. Сколько же он врал, что был здесь, хотя на деле захаживал всего пару раз. Третий этаж, мельком заглянуть в окно — не та квартира, пролезть еще выше, сражаясь с бьющимся в голове страхом упасть, заглянуть в теплый полумрак маленькой гостиной и понять — нашел.
Стук в оконное стекло заставил Уэйда резким движением встать с дивана, скидывая с коленей ноги Ванессы, и, ни секунды не раздумывая, выудить из щели между сидением и спинкой ствол. Паркер про себя отметил, что рефлексы у него были — что надо. Девушка вскрикнула, тоже подрываясь на ноги. Однако она, на удивление, сразу узнала ночного гостя и поспешила к окну, распахивая его. Уэйд выругался сквозь зубы, откладывая пистолет на низкий кофейный столик, и уверенным быстрым шагом направился помочь Ванессе, подхватив Паркера за руки, затащить того внутрь. Как только парень оказался внутри, Уэйд сразу схватил того за шкирку и поднял на ноги.
— Какого хера, Питти, я тебя спрашиваю? — прорычал он, встряхивая его, пытаясь привести в чувства. — Какого хера, а?
— У меня телефон разрядился. И в подъезд я тоже не мог попасть без ключа — номер квартиры не знаю, — Паркер сам удивился, что смог выдать что-то настолько осмысленное. Голос сипел — похоже, его продуло. Ноги держали плохо, и опорой служили лишь крепко вцепившиеся в него руки Уилсона.
— Окей, — рыкнул тот. — Тебя в час ночи понесло ко мне домой. Какого спрашивается? Я, конечно, все понимаю, я ахерительный, и от меня сносит башню, но не так чтобы стучаться посреди ночи в окна. Я, блять, мог выстрелить в тебя! Ты как вообще попал на четвертый этаж, паук херов?!
Уэйд встряхнул парня еще раз, требуя объяснений. Он смотрел в упор, выворачивающе, отчего Питер лишь опустил голову, не находя ответа.
— Паркер, это реально ебанный ад. Рассказывай, в чем дело.
Уэйд ощутил под пальцами дрожь, такую явную, словно парня перед ним било током. Питер закусил губу, пытаясь удержать рвущиеся слезы.
«Ни в чем, Уэйд. Просто я беспросветный кретин».
— Так, я лучше выйду, сделаю пока чай, — проговорила Ванесса, наблюдавшая всю эту сцену. Как только девушка покинула комнату, колени Паркера подогнулись, и он безвольной куклой повис на мужчине. Тот прошипел «черт возьми», и оттащил Питера от подоконника, сгружая парня с себя на диван. Паркер выглядел нездорово. Ослабевший, словно тряпичный, непривычно тихий и замкнутый, так и оставшийся лежать в неестественной позе, он смотрел покрасневшими опухшими глазами на Уилсона, который действительно не имел понятия, что делать и говорить. Взгляд парня был стеклянный, отрешенный, смотрящий будто бы и вовсе сквозь мужчину. Уэйд осторожно, будто пытаясь не спугнуть, присел на край дивана рядом с ним и твердо опустил руку на чужую острую коленку, чуть сжимая. От прикосновения выражение лица парня тут же стало более осмысленным. Этого Уэйд и добивался.
— Что произошло? — тихо, почти строго спросил Уилсон. Губы парня дрогнули в истерической усмешке, и Паркер тяжело вздохнул, закрывая лицо ладонями.
— Роберт, — коротко бросил Питер. Уэйд сильнее сжал так и не отпущенное колено, закрывая глаза, борясь с желанием прямо сейчас пойти и размазать «виновника торжества» по стенке, вспороть ему брюхо и вытащить каждый орган, пока он еще будет жив.
— Что этот мудак натворил? — процедил мужчина.
— Он не Роберт, — осипшим голосом пояснил парень. И засмеялся. Тихий шелест этого безнадежного, убивающего своим беспросветным мраком смеха привел Уэйда в чувства и заставил открыть зажмуренные глаза. Парень перед ним плакал. Отняв руки от лица, которые сейчас лежали двумя обездвиженными канатами вдоль его тела, Питер смеялся, захлебываясь при этом собственными слезами, глотал их, даже не пытаясь стереть соль с лица. Уэйд одним рывком притянул парня к себе. Тот судорожно сжал в пальцах грубоватую ткань футболки мужчины. И, наконец, разрыдался. Как положено в таких ситуациях — громко, с судорожными всхлипами и звериным воем.
— Поплачь, Питти, поплачь, это правильно, — прошептал Уэйд, крепче прижимая к себе дрожащее тело, укладывая подбородок на чужую вихрастую макушку. Уилсон в одном ритме осторожно похлопывал вздрагивающую спину. Его самого всегда помогало это, что-то монотонное и упорядоченное дает сознанию уцепиться, успокоиться — то, что сейчас и было нужно Питеру. Как никогда Паркер ощущался ребенком. Просто маленьким напуганным ребенком. Уилсон заметил в нем это с самой первой встречи — вопящего, испуганного мальчика в еле заметных чертах, в то время, как Паркер улыбался и протягивал руку. Всегда улыбался. Как маленькое солнце. И принимал, не боялся, не остерегался, как многие. Только двое не дергались от вида его изуродованного химикатами лица — Ванесса и Питер. Уэйд видел в нем самого себя. Они оба несли за плечами достаточно дерьма. Но если за годы жизни он успел отрастить толстую шкуру, то Паркер был оголенным нервом, неизолированным куском проводки. И прямо сейчас он заискрился.
Рыдания становились все тише, пока и вовсе не сошли на нет. Уэйд прекратил мерные похлопывания.
— Пошли, подышим свежим воздухом, — сказал он, поднимаясь на ноги и поднимая за собой Питера. Тот устоял на ватных ногах, быстрым движением утер рукавом мокрые глаза и кивнул, следуя за Уэйдом в другую комнату. Было немного стыдно за устроенную здесь истерику. Но Уэйд ничего не говорил, просто уверенно шел через темную спальню к двери небольшого балкона.
Уилсон упал на один из стульев, кивая на второй. Питер последовал его примеру, откидываясь на твердую спинку. Уэйд кинул на него понимающий взгляд и невесело усмехнулся. К свету фонарей на улице прибавилось и пламя зажигалки Уилсона. Питер краем глаза следил за движениями мужчины, который доставал из кармана плотно свернутый кусочек бумаги с неясным содержимым в нем. Огонь подпалил край этой «сигареты», и Паркер увидел, как Уэйд втягивает щеки, поднося ее ко рту. Балкон наполнил характерный запах. Парень не помнил, было ли это легализовано в их штате, да и по большому счету, было плевать. В висках гудело. Питер отстраненно подумал, что видит Уэйда без маски всего лишь третий или четвертый раз в жизни. Длинный шрам рассекал верхнюю и нижнюю губу, ожоги покрывали нос, подбородок, щеки, шею и, совсем чуть-чуть, проглядывающиеся из-под ворота огромной безразмерной футболки ключицы. Кожа на открытых ладонях тоже была частично повреждена. Странно, но именно сейчас, с Уэйдом, курящим какую-то дрянь, было неожиданно спокойно. Прохладный ветер обдувал щеки и остужал лицо.
— Эй, паучок, — позвал мужчина, выдыхая дым. Питер повернулся к нему и даже не удивился, почувствовав твердую хватку Уилсона на своем плече. — Я знал.
— О чем? — тихо спросил Паркер, чей мозг уже отказывался переваривать поступающую информацию.
— Что ты мутишь с гребанным Тони Старком, — усмехнулся Уэйд, снова затягиваясь. Питер прикрыл глаза. Он чувствовал себя выпотрошенным и брошенным подыхать на землю. Даже у сердца в груди не осталось сил забиться быстрее от этой новости.
— Ты сейчас это серьезно? — только и смог выдать парень. Смотреть на Уилсона не хотелось. Конечно, знал. Ну конечно. Как же иначе. Вся гребанная планета знала.
— Абсолютно, — ответил тот.
— Почему ты мне не сказал? — еще тише, одними губами, обнимая себя руками. Уилсон фыркнул и стряхнул пепел.
— Ты был такой счастливый, — вздохнул он. — А еще я дал этому старперу слово держать язык за зубами, — Уэйд еле слышно рассмеялся, качая головой. — И как ты мог заметить, секреты хранить я горазд.
— Вы говорили? — у Питера не было никаких, решительно никаких сил проявить хоть какие-то эмоции: разозлиться, обидеться, испугаться — ничего. Пусто. Вопросы вылетали изо рта как-то сами собой, почти машинально.
— Ну, вообще, я пытался угрожать ему, но вышло херово, — признался мужчина, перекидывая руку через плечо Питера. Тот не стал сопротивляться. — Я вроде как даже проникся этими вашими мутками, поэтому решил не лезть. Подумал, что я последний, кому стоит кого-то осуждать.
Несколько долгих секунд они провели в тишине. Наконец, Паркер тихо взвыл, складывая руки на груди и устремляя взгляд куда-то вверх.
— Блять, Уэйд, — из груди снова вырвался смех.
— Да, именно эту фразу я говорю каждый день, — Ванесса осторожно приоткрыла дверь на балкон. — Чай готов, мальчики, — сказала она и тут же поспешила снова оставить Питера и Уэйда одних.
— А чего ты именно ко мне пошел-то? — спросил Уилсон, закидывая ногу на ногу. Паркер неосознанно повторил этот жест. Глаза Уэйда были неясного, каре-зеленого оттенка и смотрели тепло. Но не слащаво-тепло, без приторной отвратительной жалости.
— Ты единственный, к кому я мог с этим пойти, — честно ответил парень. Честно. Так странно. Хоть где-то и хоть кому-то он сейчас не врал, не пытался казаться кем-то другим. Он и вправду не мог пойти куда-то еще. Он бы не вернулся обратно в треклятую виллу, словно продрогший щенок. Идти домой — самоубийство чистой воды, как и к Неду, который, не задумываясь, связался бы с Мэй. А Мишель снимала комнату у совершенно жуткой старухи, котороя точно не одобрила бы ночных посетителей. Оставался только Уэйд. Такой правильный, свой, ощущавшийся, будто старший брат.
— Наверное, я должен сказать, что ценю твое доверие? — хмыкнул мужчина, но без осуждения или язвительности. Как-то правильно. Опять правильно. Уэйд был необъяснимо правильным прямо сейчас, даже затягиваясь косяком, даже совсем недавно наставляя на него дуло пистолета.
— Уэйд, это реально ебанный ад, — вздохнул Питер. Вздох самого Уилсона вторил ему. В следующую же секунду Паркера притянули еще ближе и крепче сжали плечо. Уэйд был теплым. В этом объятии не было нежности. Было только простое: «Ты не один». Ты не один в этом проклятом мире.
— Я всегда могу пустить ему пулю в лоб.
— Давай без этого, — улыбнулся Паркер, покорно утыкаясь носом в ткань чужой футболки. — К тому же ты сам говорил, что уже на пенсии.
— Как хочешь, — пожал плечами Уилсон. — Так что ты собираешься делать? Ну помимо того что плакаться дядюшке Уэйду, — Питер пихнул мужчину в плечо, отпрянув, но тот лишь улыбнулся. — Мэй расскажешь или как?
Рассказать Мэй? Паркер даже задумываться об этом не хотел.
— Без понятия, — ответил он. — Я, — парень запнулся, — я не знаю. У меня просто, — еще одна запинка, Питер сглатывает, а Уэйд никуда не торопит. — Просто шок или типа того. Будто пелена с глаз спала. Но я не знаю, он был таким… я… я… — признаться сложно. Не то что Уилсону, а даже самому себе, — любил его, что ли?
Питер снова трет гудящие виски. Уэйд снова многозначительно вздыхает. Стабильность.
— Питти, я не привык вести подобные разговоры, — будто в подтверждение чужая грубая ладонь легко огладила плечо парня. — От меня ты не сможешь получить какого-то дельного совета.
— Я не совета прошу. Мне просто нужно было кому-то сказать.
— Что ты втрескался в старпера? — усмехнулся мужчина.
— Уэйд!
И прежде, чем Питер успел что-либо еще произнести, Ванесса снова заглянула.
— Мальчики, чай остывает.
— Сейчас идем, милая, — отозвался Уэйд. Питер видел, как они смотрят друг на друга. Понимающе. По-семейному. Парень невольно поежился.
— Поднимай свою унылую задницу, Паркер, — сказал Уилсон, рывком вставая со стула и протягивая Питеру ладонь. — Пошли, у нас, кажется, было печенье.
После того, как они попили чай в гостиной, смотря повтор какого-то бейсбольного матча и поедая действительно вкусные печенья, Уэйд чуть ли не силой загнал Паркера в душ, а сам в это время расстелил диван и принес постельное белье. Выйдя с мокрыми волосами и в одной футболке, Питер застал мужчину за засовыванием подушки в наволочку. В такой бытовой ситуации Уилсон выглядел даже комично. Мужчина поднял на парня взгляд, критически осмотрел с ног до головы, встал и, вырвав полотенце из рук Паркера, сам собрал влагу с его волос. Питер даже не понял, почему это ощущается так правильно.
— Ложись. Я постелил.
Парень покорно лег, ловя себя на мысли, что на шелковых простынях лежать куда холоднее, чем на этом застиранном постельном белье в нелепый голубой цветочек.
— Уэйд, — позвал Питер. Мужчина застыл в дверном проеме и обернулся. — Спасибо.
Уилсон криво улыбнулся.
— Спокойной ночи, — сказал он и погасил в гостиной свет. Как только голова коснулась подушки, Питер отключился и уснул крепким сном без сновидений.
— Что у него случилось? — спросила Ванесса, когда Уэйд лег рядом с ней в постель.
— Влюбился в мужика почти на двадцать лет старше, который врал ему о том, кто он такой.
— И правда раскрылась сегодня? — девушка как-то невесело улыбнулась, уже зная ответ.
— Да.
— Не завидую ему, — вздохнула она.
— Автор, который писал историю его жизни, — полный урод, — прошипел Уилсон, прижимая Ванессу к себе.
— И не говори.
До дома Питера довела Ванесса. За что парень ее любил, так это за отсутствие лишних вопросов. Утром она, мягко улыбаясь, всучила Паркеру кружку с дымящимся кофе, спросила, когда он снова придет позаниматься в ее студию. И все. Никаких расспросов, попыток выяснить, что произошло, ненужного сочувствия в голосе и взгляде. Уэйд же вел себя так, будто не было того разговора на балконе: шутил, язвил, подтрунивал над Питером и вступал в шуточную перепалку с Ванессой. За все это хотелось благодарить. Снова и снова.
Сейчас же Питер застыл на пороге собственной квартиры. Рука с ключом дрогнула перед тем, как чем открыть дверь. Дома было… до странного обыкновенно. Все та же прихожая, тот же коридор. Парень уже успел обрадоваться, что сумел добраться до своей комнаты без происшествий, когда заметил внутри Мэй. Привычная маска доброжелательной беспечности вцепилась в лицевые мышцы, заставляя Паркера лучезарно улыбнуться. И этой своей улыбкой в очередной раз солгать.
— Привет, Мэй, — сказал он, проходя вглубь комнаты и стягивая толстовку на ходу. — Извини, что не предупредил, что приду рано.
Женщина обернулась к племяннику и тоже улыбнулась, поспешив обнять его. Питер насторожился, заметив, что улыбка тети была какой-то нервной.
— Питер, солнышко, я тут убиралась в твоей комнате и нашла твой альбом, — начала Мэй. И Питер понял причину чужой обеспокоенности во взгляде, но усилием воли заставил себя удержать прежнее выражение на лице.
— Понравились фотографии? — спросил он, стараясь контролировать голос.
— Да, милый, — отозвалась она и быстро облизала губы. — Но я хотела спросить про некоторые из них, я не совсем понимаю…
Питер шумно вздохнул, опускаясь на кровать и зарываясь руками в волосы. Мэй видела. Есть ли смысл врать теперь? Изворачиваться, придумывать нелепые истории? Женщина сразу же замолчала, заметив резкую перемену в настроении племянника.
— Питер? — Мэй подошла к нему, открывая и быстро листая альбом. — Я говорила вот про эту фотографию, например.
Со снимка на Паркера глядел Роберт. Роберт, которого, оказалось, никогда и не существовало. Питер помнил то утро.
— Ей богу, Питер, если ты всегда будешь так рано вскакивать, я больше не пущу тебя в постель, — заворчал мужчина.
— Так уж не пустишь? — улыбнулся парень, удобно укладываясь на чужой широкой и теплой груди.
— Так уж не пущу, — усмехнулся Тони, осторожно убирая за ухо выбившуюся кудряшку Питера.
— Да брось, ты же любишь меня, — вышло даже более нахально, чем задумывалось изначально. — А если я хорошо попрошу?
— Люблю, конечно, маленький чертенок, — не стал сопротивляться Старк. — И как же собираешься просить?
— А вот так, — хитро улыбнулся Паркер, сползая под одеяло.
А потом Питер сфотографировал его. Довольного и разомлевшего.
Из воспоминания вырвал голос Мэй.
— … так что надеюсь, что ты мне все объяснишь и, — договорить она не смогла.
— Это Тони Старк.
Вот так просто. Сказать оказалось совсем не сложно. И не страшно, правда? Тогда почему так дрожит нутро, а улыбка сползает с лица?
— Что? — голос Мэй вмиг осип.
— Это Тони Старк, — повторил парень уже громче.
— Но почему…
— Я не знал, что это он. И я бывал у него. С ним.
Питер сказал это быстро, будто боясь, что передумает. Раз уж решил говорить правду, то надо идти до конца. Мэй молчала. Тяжело молчала, грузно, а после заговорила зло, сбивчиво и торопливо:
— Он заставлял тебя? Скажи мне! Как это вообще… Он нашел тебя? Он что-то предлагал взамен, да? Шантажировал?! Зачем ему понадобилось… И почему ты говоришь, что не знал, что это он? Мы пойдем в полицию! Честное слово, эта его чертова компания…
— Успокойся, — неожиданно твердо произнес парень. — Я обо всем расскажу, обещаю, — вздохнул он и, наконец, заставил себя посмотреть женщине в глаза. Выражение чужого лица было нечитаемым. Казалось лишь, что Мэй внезапно постарела на десяток лет. — Но дай мне время.
Женщина поджала губы.
— Ты все расскажешь мне сегодня. И это не обсуждается.
Мэй забрала альбом с собой.
Дверь хлопнула, и Паркер упал спиной на кровать. В голове было до смешного пусто. Ни единой мысли. Даже жалко. Питер думал, что будет биться в истерике, круша комнату, уходить в отрицание, попытается напиться, выплачет все слезы. Но нет. Ничего из этого не трогало. Было никак. Оглушающе, болезненно, выворачивающе никак. Совсем как в день похорон, когда он стоял у могил мамы, папы и дяди Бена. Парень подключил телефон к заряднику у кровати. Зажегшийся экран показывал пропущенные звонки.
Абонент «Роб <3» звонил вам 8 раз. Последний — 02:16AM.
Питер несколько раз нажал на экран.
Абонент заблокирован.
От этого действия он тоже не испытал ничего. Лишь что-то скреблось в горле, отдаленно напоминающее странную тоску по детству, когда ты юн, наивен и счастлив. Но это что-то не могло пробиться сквозь апатию. Наверное, это был защитный механизм. Обезболивающее от не справляющейся психики. Воспоминание о ночи с «Робертом» словно было украдено из чьей-то чужой жизни. Слишком счастливое, чтобы быть правдой. Распластанный, распахнутый и открытый, разомлевший и полностью доверившийся Питер принимал мужчину снова и снова, и чувствовал себя так, словно попал в самую сладкую ловушку на свете. Не было страха, стеснения. Даже боли. Ведь «Роберт» позаботился об этом. Он спросил: «Ты доверяешь мне?» И в тот момент Паркер не понимал, зачем мужчина задает такой глупый вопрос, ведь как он мог ему не верить. И Питер послушно доверял, подставлялся, открывался, не прятал стоны. Он пустил этого человека внутрь себя, как бы это ни было смешно, во всех смыслах.
Воспоминание хотелось скомкать и сжечь. Как фотографию. Чтобы пламя жрало картинку, в треске хоронило звуки и голоса.
А после этого воспоминания пришло другое.
Тони Старк. Тони. Старк. То-ни-Старк. Так глупо. Все это время он был с Тони Старком. Он говорил с ним, пил с ним, ездил в его машине и слушал с ним музыку, танцевал для него. Целовал. Позволял целовать себя. Знал вкус его кожи, запах волос и то, как сильно сжимаются его пальцы на запястьях и бедрах, как уверенная рука накрывает шею, отправляя полет. Как он рычит на ухо, как бархатно смеется и ругается по телефону с кем-то с работы, накручивая локон Паркера на палец, пока тот мирно спит на его груди. И все это парень знал о Тони, мать его, Старке. Который, как оказалось, еще и искусный лжец. Во истину талантливый человек. Питер криво усмехнулся, закрывая лицо руками.
Если Бог и вправду есть, то у него чертовски хорошее чувство юмора.
Через несколько часов пришла Мишель. Она молча оперлась плечом о косяк двери, протягивая Питеру чай. Тот, так же молча, принял его, уставившись в чашку.
— Уэйд мне все рассказал.
От этого и лучше — не придется ничего объяснять самому. Мишель всматривалась в парня еще несколько секунд, прежде чем со вздохом усесться рядом с ним на кровати. Прохладная мягкая ладонь скользнула по предплечью, и Паркер зажмурился. Девушка осторожно гладила его руку, а после уронила голову ему на плечо. Мишель молчала. Наверное, она не знала, что сказать. От нее пахло чем-то цветочным.
— А ты знала? — тихо спросил Питер. Мишель не стала переспрашивать, что именно, лишь еле слышно вздохнула. Это уже было ответом.
— Уэйд сказал.
Кто бы сомневался.
— Нед?
— Ему мы не говорили.
Уже «мы». «Мы с Уэйдом» — в исполнении Мишель звучало странно. Ситуация была даже забавной. Питер сдавленно хмыкнул. Они оба знали и молчали. Хотя, может быть, их политика невмешательства и вправду была единственно правильным выходом. Казалось, Мишель чувствовала себя виноватой.
«М-Джей, не вини себя. Дурак тут только я».
— Расскажешь подробности?
И Питер рассказал. Слова лились из него бурным потоком, словно только и ждали этого момента. М-Джей держала его за руку и, не отрываясь, смотрела в глаза. Ее поддержка была такой искренней, даже сестринской, что Паркер ощутил необъятную благодарность мирозданию, за то, что оно подарило ему таких друзей. Он совершенно не понимал, чем заслужил и Уэйда, и Мишель и даже Неда. А после девушка обняла его, совсем как Уилсон ночью, с единственной разницей, что ее телосложение было хрупким, по сравнению с мужчиной, и обнимала она скорее нежно. Питер зарылся носом в чужие кудрявые волосы. Подруга сжала его крепче. Глаза были сухими.
— Вот мудак, — выдохнула Мишель.
— М-Джей, — позвал Паркер. — Ты можешь сделать для меня кое-что?
— Что?
— Мне нужно обо всем рассказать Мэй. Ты можешь посидеть рядом со мной, может, что-то добавить?
— Боишься? — совсем как-то по-доброму усмехнулась Мишель, погладив друга по спине.
— Да, если честно, — Паркер тоже улыбнулся. Да, страшно действительно было.
— Хорошо, — согласилась она. — Не брошу тебя в беде, так уж и быть.
Тем временем нетронутый чай совсем остыл.
Разговор с Мэй вышел не из приятных. Женщина молчала и слушала, кусала губы, беспорядочно мяла собственные пальцы. Если бы не М-Джей рядом, Питер ощущал бы себя, как провинившийся школьник в кабинете у директора, но девушка придавала уверенности, дополняла рассказ, и, казалось, выступала личным адвокатом, сглаживая углы. Хотя как тут сгладишь. В конце Мэй расплакалась. Питер поспешил обнять ее.
Нед, закономерно, как по цепочке, узнал все от Мишель. И заявился на следующий день феерическим разносом. Питер боялся гнева тети, но, оказалось, что совсем зря. Нед был куда страшнее. Он сначала дал другу увесистый подзатыльник, а после отчитал его, как щенка за погрызенные тапки, долго и обстоятельно. И Паркер соглашался со всем: да, дурак, да, полный кретин, доверчивый и наивный придурок, да, Нед, ты с самого начала предупреждал, да-да-да-да. А после друг словно выдохся, но продолжал напряженно глядеть на Питера.
— Мэй в курсе?
— Да.
— Уточню, Мэй в курсе всего?
— Да.
Нед шумно выдохнул, схватил Питера за руку и потащил из комнаты, по дороге зацепив скинутую еще вчера толстовку.
— Мы сейчас идем с тобой есть чуррос и гулять. Ты из комнаты выходил вообще? Ел? А то как белый лист, ей богу.
Парень не стал сопротивляться. На улице и вправду стало как-то лучше. Прохладный вечерний воздух обнимал тело, бодрил. Пахло океаном. Вкус еды Паркер почти не почувствовал.
Следующие несколько дней тянулись, как один. Питер просыпался, завтракал с Мэй, которая, он видел, старалась вести себя, словно ничего не произошло, ходил на работу, боясь, что знакомое до боли лицо заглянет. Но Тони Старк не приходил и не пытался связаться. Парень боролся с желанием позвонить. Каждый день его рука тянулась к телефону и замирала. Нельзя. Будет только хуже. Внутри накрепко засело ощущение тошноты.
Тем временем медленно подкралось Рождество. Раньше Паркер всегда ждал этот праздник с трепетом. Сейчас же он вспомнил о нем, только когда Мэй сказала:
— Я собираюсь пригласить соседку. Можешь позвать Мишель и Неда. Уилсоны пусть тоже приходят.
Питер помнил, как еще покупая Хэллоуинские украшения, он планировал, как будет делать то же самое на Рождество. Он хотел упросить «Роберта» поставить елку, сам Питер бы сделал глинтвейн. Сейчас это маленькое, простое желание казалось совершенно несбыточным.
Отмечать Рождество в компании Мэй и друзей было неожиданно приятно. Тетя приготовила вкусный ужин, пока младший Паркер старательно отмывал всю квартиру, развешивал украшения, соседка Роуз, женщина лет пятидесяти, принесла пирог, а Ванесса целую коробку собственноручно испеченного имбирного печенья. Неожиданно неловко вел себя Уэйд, одетый в непривычную строгую рубашку. Похоже, Ванесса хорошо постаралась, потому что тональный крем скрывал большую часть повреждений на его лице, не сумев замаскировать только наиболее крупные. А Ванесса же улыбалась, держала его под руку и помогала Мэй накрывать стол. Мишель и Нед весело переговаривались, втягивая в разговор Питера, который, кажется, даже вполне искренне улыбался. Сердце сжималось, когда Питер смотрел на всех за одним столом. Это был хороший день. В отличие от вереницы предыдущих, серых и смазанных, в которых парень ощущал себя, словно вязнущим в тине, праздник был глотком свежего воздуха, врывающимся в уже почти омертвевшие легкие. Разошлись поздно, и Питер лег спать, ощущая, как удавка слегка ослабилась на его шее.
Однако спокойствие было недолгим.
Утром его разбудила взволнованная Мэй, сразу же подсовывая какие-то бумажки. Питер поднялся на постели, протер глаза, капризно мыча что-то о ранних подъемах, но сонливость как рукой сняло, когда Паркер разглядел, что именно ему принесла тетя. Внутри сдержанной рождественской открытки лежал чек на пять тысяч долларов. В углу была короткая подпись:
Дорогой Питер, с Рождеством. Продолжи свое обучение.
— Т. С.
***
Пеппер всегда приходила к ночи. Этот раз, как и тот, тогда, казалось, последний, болезненно отзывавшийся в сознании, не стал исключением. Она пришла, стояла в гостиной, смотрела на него своими уставшими глазами, одергивая блузку. Предлагала помощь. Как же, черт возьми, смешно. Понимающая Пеппер, взрослая и морально зрелая Пеппер, ответственная Пеппер. Пришла спасти его с тонущего корабля. Конечно, Роуди и Хэппи связались с ней. Как же иначе. Взволнованные друзья уже и не знают, как на него повлиять, и зовут мисс Поттс, которой всегда это удавалось. Тони был рад ее видеть. Так или иначе, смертельно, безумно рад. Но буквально в нескольких метрах спало его личное проклятие за все грехи, по совместительству лучший человек в его жизни. На втором месте была Пеппер.
И конечно, да, кто бы сомневался, вся херова планета не сомневалась, Питер появился в самый неподходящий момент.
Тони застыл в каком-то промежуточном состоянии. Он жадно всматривался в глубину этих чёрных, мальчишеских зрачков, чтобы увидеть, как сминается в зияющее ничто этот сияющий мир. И понять, что именно так выглядит его персональный ад. Ему хотелось умереть. Даже не здесь и не сейчас, а там, тогда, у порога в кафе-бар, в солёном запахе моря, пойти на корм рыбам и никогда больше не всплыть. Никогда.
Взгляд Питера перед тем, как тот кинулся прочь, казалось, отпечатался на сетчатке. Тони бился под дверью, чувствуя как разум и здравый рассудок покидают его. Кажется, он кричал, толкая дверь всем телом. Все его существо требовало остановить, удержать, только бы не потерять, только бы…
Пеппер стояла на том же месте в гостиной.
— Он сбежал, — произнесли ее губы. Старк сжал и разжал кулаки.
Мужчина обессиленно опустился на диван. Он монстр. Он грёбаное чудовище. Он крокодил, сожравший солнце. Эгоистичный ублюдок. Тони вцепился пальцами в волосы на затылке и с силой потянул. Хотелось кричать, выть, умолять своего ангела отпустить ему его смертные грехи. Хотелось расплатиться за незаслуженный рай всем, но всего было недостаточно. Каждый миг их совместного счастья нанесёт его малышу такие раны, которые не затянет и вся энергия вселенной. И он, Тони, мать его, Старк, безоговорочно, безоправдательно виновен. Он поселил ту горечь в этих бездонных чёрных зрачках, он запер этот идол танца, этот истовый труд в костюме официанта, а теперь он ещё и вытер ноги об этот лучащийся оптимизмом образ. Любимый образ.
«Я люблю тебя, Питер».
Он не говорил ничего честнее.
Время текло сквозь пальцы. Кажется, Пеппер что-то говорила.
— Я зайду завтра, — эта фраза прорвалась сквозь густой гул внутри черепной коробки. — А ты, прямо сейчас, и я не шучу, умоешься и пойдешь спать, ты меня понял?
Старк поднял на нее взгляд. Женщина вздрогнула.
— Так понял или нет?
— Понял, — прохрипел мужчина.
— Замечательно.
Ровная спина Поттс скрылась за дверью. Тони потянулся за виски. Наутро он не помнил, как добрался до постели и как раз за разом слушал это механическое «Абонент временно недоступен».
Пеппер действительно была вторым лучшим событием в его гребанной жизни.
— Энтони Эдвард Старк! Немедленно перестань себя жалеть! — Поттс из последних сил сдерживалась, чтобы не хлестнуть Тони по щекам пару раз. Исключительно в целях профилактики и повышения КПД. Коэффициента прости-господи-хоть-какого-нибудь-уже действия.
Почему-то ей очень хотелось, чтобы он напился.
Тони как был, в домашней одежде и лохматый со сна, встречал ее все в той же гостиной, такую нарочито свежую, идеальную. Перед его внутренним взором мелькали макеты, чертежи, рычаги, электросхемы и обрывки программного кода. Однако всё это ломалось, накладываясь на реальность, разбивалось трещиной в стене, как будто попадая в
аварию. А после — снова собиралось воедино и раз за разом рассыпалось на тысячи запчастей, на железный металлолом и человеческое тело внутри. Мозг заглушал ревущее, разрывающее разум на кровавые ошметки чем-то таким привычным — работой.
В лицо плеснуло ледяной водой. Тони сделал резкий вдох и закашлялся, подавившись воздухом.
— Спасибо, — прохрипел он. Голос почему-то, как и вчера, не слушался.
Поттс стояла рядом и не знала, злиться ей на него или всё же пожалеть. Она на секунду застыла, раздумывая над этим, после чего лишь кивнула и ушла возвращать стакан на кухню. Заскочив за сумкой в гостиную, Пеппер присела на край дивана рядом с Тони.
— Что ты собираешься делать? — тихо спросила она.
— Я должен доделать Железного Человека, — со свистом вырвалось из груди. — Пошли.
Мужчина резко поднялся со своего места, так, что Поттс сдавленно охнула, и поспешила за ним. Через пару минут они уже были в мастерской. Пеппер смотрела на разработку широко распахнутыми глазами.
— Это же, боже мой, о, господи! — воскликнула она, прижимая ладони к груди.
— Да. Это он. Модель уже вполне рабочая.
— Но ведь те, кто перекупили твою разработку, не смогли даже…
— Потому что они идиоты, — раздраженно бросил Старк. Несколько секунд они стояли молча перед металлическим экзоскелетом.
Пеппер не решалась спросить о Питере Паркере, потому решила заговорить о другом.
— Так что насчет моего вчерашнего предложения?
Тони неожиданно глухо, даже мрачно рассмеялся.
— На любых условиях, Пеппс. Обратись к моим юристам и Роуди, они все сделают.
— И ты примешь помощь? — Поттс недоверчиво покосилась на него. Старк лишь кивнул, так и не обернувшись на нее.
— Позвони, как закончишь, и не смей делать глупости, слышишь меня?! Я скажу, чтобы тебя не беспокоили, так что изволь отвечать на звонки! — так и не дождавшись отклика, она тяжело вздохнула и ушла.
«Пеппс, милая… Разве я этого заслуживаю?» — подумал Тони и на секунду прикрыл глаза. В следующее мгновение он уже был погружен в работу. Это был его шанс, и он не хотел его упускать. Только вот шанс на что?
Алкоголь не спасал. Работа не спасала. Ничего, совершенно ничего не спасало. Казалось, внутри образовалась массивная черная дыра засасывающая его, убивающая. И лучше бы она, и вправду убила. Уничтожила его, низвела до атомов. Хотя, наверное, он уже умер, еще тогда, от сердечного приступа, под взглядом распахнутых глаз, в которых медленно разгоралось осознание, и это был его котел, в котором он послушно варился, позволяя жару заползать под ногтевые пластины, под корень языка, обволакивать глазные яблоки. Не получалось спать. Не получалось есть. Лишь метаться из стороны в сторону, сносить с полок старые разработки и чертежи, расплескивать кофе и алкоголь, бить белый фарфор об пол, зло швырять в стены тарелки. Но разбить ту самую, с нелепым узором кружку так и не вышло.Тони сбил кулаки до крови, отчаянно пытаясь разорвать в клочья собственное отражение в зеркале. Трещина пошла по стеклу и разорвала поверхность, колючими зубьями вцепилась в кожу.
Тони Старк сходил с ума. Хотелось кричать и рвать на себе волосы. Каждую секунду все сильнее, борясь с ощущением, что все вокруг разбивается и крошится, как то самое зеркало в ванной. Что мир ненастоящий, картонный и сухой.
Смотря в отражение на дне стакана с виски, Тони пытался удержать внимание на лихорадочно заходящемся стуке собственного сердца.
Все, к чему ты прикасаешься, погибает.
Всегда.
ВСЕГДА.
И ты, подохнешь тут, запертый в золотой клетке, не способный даже отодрать свое тело от стула.
В спальню заходить было страшно. Это стало почти фобией. Интересно, как бы назвали ее психиатры? Казалось, она еще хранила чужой образ, чужой запах. А что хуже, там были фотографии.
Несколько раз наворачивались противные, горькие слезы, застилающие глаза. И все эти разы были, когда звонила Поттс. В галерее на телефоне была фотография. Та самая. Которую Старк решительно не мог удалить, а мог лишь, как умалишенный глядеть на нее, но не мочь прикоснуться к наивному, прекрасному лицу по ту сторону. Улыбающемуся лицу. Самому красивому лицу во всей вселенной. И эти черты приходили во снах, вспыхивали под закрытыми веками.
— С Рождеством, Тони.
— С Рождеством, Пеппс.
Послышались гудки.
Старк снова глядел на юное лицо на маленьком экране. И этого было мало, мучительно мало. Мужчина залпом допил виски. Он был обязан сделать хоть что-то.
Подписать бумагу о переводе средств было нетрудно. Гораздо труднее было не вздрогнуть, выводя «Дорогой Питер» на открытке. Пятница заказала целую пачку, чтобы отправлять такие же сотрудникам. Заснул, привычно, на диване в гостиной.
— Мистер Старк, к вам посетитель, он ожидает вас у главного входа, — послышался голос ИИ. Тони стянул с рук перчатки и снял защитные очки. Он подумал, что это должно быть Хоган или Роудс. Видеть их не хотелось.
Мужчина распахнул дверь и неверующе уставился перед собой. Казалось, что его мозг попросту отключился.
На пороге стоял Питер Паркер.
