In my bones

— Отпусти меня. Отпусти, — кричал Кацуки в подушку. Никто не говорил, что будет больно до криков в подушку. Никто не говорил, что будет больно настолько, что за футболку хватаешься и сжимаешь до судороги в руке. Почему же так больно? Бакуго никогда никому своих чувств не показывал. Никогда. Он маме собственной ни о первой пассии в средней школе не рассказал, ни о Киришиме — ни о ком. Никому никогда не говорил. Привык справляться сам. Общество давило на него, слишком многого ожидало от него, возлагало надежды, которые Кацуки оправдать был не в силах. На спортивном фестивале он загнал себя в угол: сказал, что выиграет и выиграл. Сейчас произошло то же самое. Он загнал себя в угол: сказал, что Эйджиро будет его и добился своего. Но причинил боль и себе, и Киришиме. Бакуго ненавидел себя за это. Он лежал, уткнувшись в подушку, наедине со своими мыслями и слезами. Никому никогда он не позволит себя поддержать. Никогда. И никому. Вот и все. Хоть ты тресни. — Ааа! — захрипел сорванный голос Кацуки. Уже плевать. Он накрылся подушкой и зажмурился. Бакуго глубоко вдохнул, выдохнул. Слезы сами лились из глаз. Уже спать пора… глаза слипались. Хриплое дыхание стихало. Кацуки засыпал… на его глазах все еще были слезы. Бакуго проснулся ровно за несколько минут до будильника. В не зашторенное окно светило солнце. Несмотря на отличную погоду, Кацуки был словно вывернут наизнанку. Он глянул в небольшое зеркальце на себя: под глазами здоровенные синяки и отеки. Бакуго оделся, встал у зеркала, заглянул себе в глаза. Как он жалок. Сбор сумки не занял много времени. А где ремень? Точно, он же потерял его еще в первый день. Уже скоро каникулы и он уедет, перестанет поддерживать связь с Киришимой. Хотя бы на время. Хватит уже мучить его. Эйджиро и так хуже некуда, еще и Кацуки со своими чувствами лезет. Бакуго так жалел, что кому-то доверил свои чувства. Даже лучшему другу. Киришима ничего не чувствует. Какого хрена ему вообще это нужно? Нафига Эйджиро глупо влюбленный Кацуки? А не зачем. Не нужен Бакуго ему. Что есть, что нет — без разницы. Ему все равно. Кацуки вышел из комнаты, закрыл дверь и обернулся. Перед глазами стоял Каминари. Какого черта он тут забыл?! — Баку-у, — протянул Денки, хватая его за предплечье. Бакуго сжал зубы. Он хочет спать, хочет, чтобы все оставили его в покое. А тут этот цыпленок к нему приклеился. — Ты не мог бы мне помочь с домашкой? Я нифига не понял! — Каминари слабел на глазах, будто прямо сейчас станет лужицей. — Че? С какой, блять, стати я тебе помогать буду? — рявкнул Кацуки, вырываясь из несильной хватки. Ему давно не до домашки. — Пожалуйста, Баку! Я тебе буду вечно благодарен! Я сделаю все, что ты попросишь! — взмолился Денки, вешаясь на шею Бакуго. Нет, это был уже перебор. Как он вообще посмел? — Ладно. Сегодня вечером я зайду к тебе, — хмыкнул Бакуго. Кацуки бесконечно нужна эта просьба. Киришима смотрел, как Кацуки и Каминари сблизились. Денки вечно липнет к нему, смотрит на него на уроках щенячьими глазами, а после уроков они после душа идут в комнату Каминари. Бакуго со своей сумкой. Что между ними? Почему душа болит за Кацуки? Эйджиро не понимал, что происходило между ними, между ним и Бакуго, а тут еще и третий угол втесался. Да еще и тупой. Но об этом уже в другой раз. Киришима сидел в общей комнате, болтая с Сэро и Миной, которые временами странно глядели в коридор. — А что между Камибро и Бакубро? — ненавязчиво поинтересовался Эйджиро. — Они домашку вроде как вместе делают, Каминари что-то молчаливым стал, — хмыкнул Сэро, передергивая плечами. — Хм, не похоже, — Мина глянула в коридор. — У тебя на эти дела глаз-алмаз, — подметил Сэро, нахмурившись: он мигом помрачнел. — Сэро, я пытаюсь быть честной. В коридоре показалась обсуждаемая парочка: Каминари вприпрыжку скакал к комнате Бакуго, а сам Кацуки шел с уставшим видом и разминал шею. Ханта выдохнул, опустил взгляд. Мина с громким ободряющим «эй» навалилась на него, обняла и прижала к себе. Эйджиро в груди что-то защемило. Что это? Сердце проснулось? Вряд ли. — Сэро! Не надо, оно того не стоит. Приползет! Слышишь, Ханта? Сэро глядел вниз пустыми глазами, Ашидо трясла его за плечи, но он просто смотрел вниз, карие глаза не двигались. Лицо будто окаменело. Сколько же Сэро сейчас потерял? Скоро ли Денки станет для него пустым местом? Или же настоящая любовь? Навсегда?

***

Бакуго прошел в комнату Каминари, бегло осматривая знакомую расстановку богача. Его родители — владельцы крупной кампании электроники, деньгами разве что не подтираются. Но Денки не любил ту роскошь, в которой жила его семья и окружение — современный — его стиль. Родители Бакуго были дизайнерами. Хочешь не хочешь, а чего-то да поймешь в этом. Кацуки разбирался по чуть-чуть. — Слышь, ты с Соей встречаешься же, да? — тихо проговорил Бакуго. Каминари завалился на кровать и закивал головой. Он не был глупым, отнюдь нет. Притворялся ли он дурачком, влияла ли на него причуда? Откуда нам знать. — И ты любишь его? — Бакуго в упор смотрел на Денки. — Да. К чему такие вопросы, Баку-сан? — с некоторой насмешкой проговорил Каминари, садясь на кровати. — А ты уверен в этом? — взгляд Бакуго стал агрессивнее, его рука сместилась ближе к Денки. — Что за вопросы? — парень не понимал, что происходит. Агрессивный взгляд, да и в целом вся его зловещая фигура не предвещала ничего хорошего. Кацуки поднялся, подошел к двери и запер ее. — Бакуго? — Каминари испуганно стал отползать к стене. И когда спина ощутила стену, стало страшно. Бакуго рывком потянул Каминари за голые ступни к себе под его короткий взвизг, насколько вообще брать высоко Денки был вопрос конечно другой. Кацуки зажал рот лежащего уже на спине Каминари рукой, и Денки, не видя другого выхода, схватил его руку своей. Бакуго знал этот взгляд: сейчас шибанет. Кацуки не понимал, что делает. Его надежда потерялась, глаза едва держат в узде слезы. Одной рукой давя на рот Денки, который уже, кажется, начал задыхаться, крепче сжимать его руку и второй себе помогать, Кацуки, фактически оседлавший его, буквально сел на его бедра, начиная елозить. Каминари на несколько секунд перестал дышать, огромными глазами смотрел на Бакуго, который крепко держал рот Каминари закрытым, добавил к немой борьбе рук свою вторую, которая уже отрывала одну из рук от своей. Когда сильная рука подалась, Бакуго впечатал ее в матрац. Он не переставал двигать бедрами. Он не был знаком с такой техникой чужого возбуждения, но у самого себя вызвать эрекцию у него вполне получилось. — Помоги мне, — шепнул Кацуки. — Каминари, пожалуйста. Кацуки отпустил руку и потянулся к паху Денки, но тот перехватил его руку и переплел их пальцы. Бакуго удивленно глянул на Каминари. Его щеки горели, глаза подернуты мутной дымкой. Возбужден? Кацуки бедрами чувствовал его стояк уже несколько минут, но слишком занят был своими эмоциями. Бакуго освободил рот Каминари от плена своей руки и по-быстрому вытер пот с ладони о покрывало под ними. Денки сделал глубокий вдох. — Баку, ты точно хочешь этого? Бакуго напрягся и замер на несколько секунд. У него почти болела эрекция, вряд ли он мог ответить что-либо, кроме «да». — Как ты можешь задавать такие вопросы с таким стояком?! — вскрикнул хмуро Кацуки, обхватывая его эрекцию сквозь домашние штаны, вырывая у Каминари глубокий вдох. Бакуго запустил руку под штаны, оттягивая натянувшуюся резинку трусов, осторожно обхватил подрагивающий член Денки и замер, вглядываясь Каминари в глаза. Не ударит? Не превратит в котлету? Две секунды, и Кацуки уже в ахуе лежал на покрывале с испуганным взглядом, хватаясь за член Каминари как за спасательный круг. — Что ты, блять?! — закричал Бакуго, но ладонь Денки легла на его губы и зажала. Испуганный взгляд выдал его с головой, и на лице Каминари, на котором еще оставался красный след от давления ладонью, расцвела довольная ухмылка. Он осторожно отодвинул застывшую руку Бакуго, и Кацуки больше не двигал ею. Он закрыл глаза и понял, что попался. Пока Денки одной рукой освобождал его от одежды, Бакуго мысленно перечислял всех богов и начало молитв. Он попался. Страшно до дрожи в губах, но сейчас они под таким давлением, что вряд ли смогут двигаться. — Ты хотел использовать меня? — Каминари злился. У Кацуки мороз пробежал по коже и открыл глаза. Перед ним злющая фурия, которая живым его вряд ли отпустит. Он стал соображать, что может сделать? Подорвать? Слишком. Надо выбираться. — Ты прокололся, — Денки практически лежал на нем, говоря у самого уха. — Теперь я тебя использую. Бакуго задергался, с силой хватаясь на руки Каминари. Оторвав его руку от своих губ и глубоко вдохнув, Кацуки ввязался в драку. — Ты хотел меня использовать! — вскрикнул Денки. — Ты был не против, — зарычал Бакуго. — Ты завалил меня и заткнул мне рот! Тут он прав. Кацуки следовало быть мягче с ним. Но ничего уже не поделаешь. — Что ты хотел со мной сделать? — вскрикнул Бакуго. — То же самое, что и ты. Над этим можно было бы посмеяться: они дрались со стояками. Художники, налетайте. — Закрой рот, — губы Кацуки скривились. Он смотрел на Каминари, как зверь на добычу. В принципе, их желание так и не было удовлетворено, так что было бы весьма разумно, если бы они оба заткнулись и занялись делом. Они оба решили действовать так.