Ещё один раз...

      «Слава системе!»       Это была моя первая мысль после окончания этого кошмара. Вторая была «Отстрелялась».       Прибыв в кафе вовремя, была увлечена в служебные помещения, где меня Алиса и хозяйка «обрадовали» тем, что сегодня собрался аншлаг. Бедные женщины не рассчитали популярности кафе в целом и поэтессы в частности, поэтому сейчас с побелевшими лицами пытались успокоить нервничающую меня, хотя и сами в этом не преуспевали.       Сотрудники кафе носились от столика к столику, повара зашивались на кухне. Свободных мест не хватало и посетителей приходилось подсаживать к другим клиентам, что несколько напрягало работников, но было встречено публикой благосклонно.       Все ожидали чего-то особенного и это «что-то» должна была предоставить ваша покорная слуга.       Хозяйку охватил мандраж. Она узнала среди гостей влиятельных людей и спонсоров и теперь переживала за репутацию заведения. Идея доверить такое ответственное задание десятилетней соплюшке казалось безумной.       Алиса с подобной ерундой не заморачивалась. Ее куда больше интересовало мое самочувствие и настроение. Все приговаривала, что это слишком жестоко - оставлять ребенка наедине с шакалами. Она наверняка обманулась моим белоснежным зайцем.       А меня же штормило от страха, как в тот раз, перед признанием Тому-Мальчику. Руки холодели, сердце билось где-то в горле. По венам бежал сладкий огонь предвкушения напополам с томительным волнением. Адреналин захлёстывал с головой, хотелось сбежать на другую планету.       Обернуться не успела, как на негнущихся ногах проковыляла к микрофону с зайцем и сборникам в руках. С ужасом заметила сотню взглядов направленные на меня, и сглотнула тошнотворный ком.       Вон столик с молодыми людьми, среди которых затесался Тони. Эмма разносит напитки и поглядывает в мою сторону. Мистер Бане, неведомо как тут оказавшийся, о чем-то переговаривался с джентльменами и статной дамой. Алиса выглядывала из-за кулис. Бабушка заняла столик поближе к сцене и уверенно улыбалась, не сомневаясь во мне.       «Что я здесь делаю?» - мелькнула мысль и оборвалась стоило опустить голову и увидеть книгу в руках.       Словно сбросив морок, отложила сборник на высокий барный стул, установленный на сцене, и перехватила зайца поперек туловища, прижимая плотнее к себе. — Добрый вечер, дамы и господа, — раздался звонкий голос по помещению привлекая внимания, — сегодня вы присутствуете при первом чтении произведений талантливой поэтессы — Алисы Лэй.       А дальше я помню обрывками.       Вот в памяти встали стройные строчки с яркими пометками, а вот я дочитываю последнее произведение в полной тишине. Ещё совсем новая привычка делать реверанс, неуверенная, заученная по пособию для молодых дев, проявилась вновь. Вот спускаюсь в зал со своей уже привычной и родной игрушкой. Аплодисменты и поздравления. Объятья бабушки и пожатия рук близстоящих.       Мне что-то говорили, хвалили, обещали, что именно не помню, знаю, что всем просто понравилось выступление.       В трансе меня вывели на свежий воздух и отвезли домой, где я упала и заснула прямо на диване, прижимая игрушку как можно ближе.

***

      Pov Джин Грейнджер.       С самого рождения внучки, женщина знала, что та особенная. Это было не преувеличение влюбленной в дитё старушки, на почве схожести с потомком, а вполне себе обоснованное заключение много повидавшей дамы.       Сейчас Гермиона не помнит, а взрослые не спешат ей напоминать, но в нежном возрасте малышка мало чем походила на сегодняшнюю приверженцу порядка.       Исполнительной и аккуратной младшая Грейнджер стала в пять лет, когда ее сверхъестественные способности впервые проявились на людях.       То, что малышка не совсем обычный человек, точнее не человек вообще, семейство знало с ее пелёнок. Летающие игрушки и фокусы с перекрашиванием предметов и оживлением кукол невозможно оставить незамеченным, именно поэтому Джон и Клара так боялись отдавать ребенка в школу. Не зря.       Это случилось в первую неделю обучения. Миону, напугала бумажная хлопушка, и от страха она взорвала все стёкла, что находилось поблизости. К счастью, ее первый разрушительный выброс Силы никого не покалечил, дети не пострадали. Воспитатели перенесли всю вину на мальчишек, которым не поверили, что стёкла разбились сами собой.       Джин не знала точно, что сказали учителя при выяснении обстоятельств, из-за чего с тех пор та так изменилась. После того дня открытый и озорной ребенок стал бояться казаться «неправильным». Страх перед наказанием поселился в ее голове и не отпускал. Девочка замкнулась в себе. Вокруг нее постепенно перестали происходить странности, а сама она стала жить по правилам, распорядку и прочим инструкциям. Словно машина, а не ребенок.       Сын и невестка были только рады такому повороту событий. Их пугала "одержимая демонами" дочь, и когда страсти поутихли, они уверились что та больше ничего не натворит, сбежали на работу, перестав обращать на Гермиону внимание. Отчужденность поселилась в семье.       А старушка волновалась.       Как женщина, не один год проработавшая в клинике, Джин знала, чем отличаются врождённые болезни от приобретенных. И пускай аналогия не совсем подходящая, но знание, что такое затишье в процессе протекания «болезни» лишь вредит ребенку, беспокоило не на шутку.       Это как у человека с лишней хромосомой, не вылечишься, но жить можно. Однако, как бы не старались врачи переделать заложенную в гены природу, долго пациент не выдерживал. Рано или поздно должно было рвануть. Просто обязано.       И вот наконец это произошло. Как думала Грейнджер, отказ мальчика, его слова, подсознательно наложились на отчуждение родителей Гермионы и плотину прорвало. Девочка не видела, но сидя за столом она испарила занавески позади себя и деревянную полку с фарфоровыми тарелочками, не оставив даже пепла и черепков.       Так долго спящие способности проявились, и девочка начала выходить из депрессии. Появились желания, свойственные ее возрасту. Странные просьбы и не только. Раньше Миона никогда не просила, самостоятельно выполняла все поручения словно по написанному, а тут наконец решилась измениться. Одного взгляда на то, с каким аппетитом худенькая девочка, ранее следующая строгому рациону питания, периодически уплетает жареное мясо, супы, макароны, и не по одной порции, было достаточно для того, чтобы понять — гусеница решилась вылезти из своего кокона.       На радостях старушка развила бурную деятельность, благо все начинания принимались благосклонно. Джин записала ее в секцию возле дома, поговорила со старыми знакомыми и договорилась о прослушивании у друга. Бане, по старой памяти, не отказал и остался под впечатлением. Сказал, что чувствуется кровь, посетовал, что та зажата и словно страшится быть самой собой. Тут нужен был психолог и методическое выколупывание девочки из зоны комфорта.       Именно с заинтересованным Банэ они составили План.       Как бабушка Гермионы, Джин знала: если девочка решит для себя что-то, не отступит. Пока малышка еще сама слабо понимала, что ей нужно, поэтому и доверилась старшей, считая, что та лучше знает, как надо. Старые привычки и безграничная вера в истинность слов взрослых так просто не исчезают, но подвижки были.       Все завертелось словно колесо. Впервые внучка осмелилась воспротивиться чужому мнению, став критиковать одежду. Начала проявлять инициативу и интерес не только к теоретическим знаниям, практики в ее жизни стало намного больше. «Боевые искусства» пробудили уверенность в себе, пускай пока все занятия сводились к разминкам и упражнениям на разные группы мышц. Чувство, что больше она не позволит себя обижать, зажгло блеск в глазах.       Приближался первый этап плана. Через старые связи в театре, был сделан заказ на «Лолиту». Они преследовали несколько целей. Первое — развить актерские способности. Из-за особенности внешности Джин когда-то сама натерпелась в театре, испытав на себе все недовольство гримеров и постановщиков. Стоило надеть правильно подобранное платье по фигуре или средневековый туалет, как «Демоническое высокомерие и кровожадность» невозможно было скрыть. В постановке, где есть злая королева и прекрасная принцесса, которую играла Джин, именно принцесса вызывала страх и ужас одним своим появлением. Старушка видела в Гермионе свою точную копию, поэтому с уверенностью могла сказать — легко ей не будет.       Вторым поводом для эксперимента служили вздохи Эдварда Банэ. — Мир уже которое поколение лишается такой модели! Джи, пойми ты наконец, у малышки талант, это я тебе как профессионал говорю. Не каждый ведущий актер может ТАК держать лицо, а тут она! Если уж сама отказалась в свое время, не мешай хоть ей стать моделью. За такую внешность фотографы и журналы поубивать друг друга готовы будут! К тому же это будет так мило, твоей девочке подойдет, — предвкушение переполняло Эдварда и Джин невольно отметила, что обрубать на корню все начинания не стоит. У мужчины есть свои резоны проталкивать перспективную личность, но он совершенно не обязан возиться с ней.       Заложить мысль о том, что она не та, кем Гермиона хочет себя показать, — вот третье, чего хотели добиться старики. Напомнить Мионе о ее Темной, скрытой и давно забытой сущности. Это была самая шаткая часть этапа, на которую дитя могло отреагировать непредсказуемо. По результатам проверки и было решено вести дальнейшую «реабилитацию».       День Икс все близился. На пробу Джин решила сменить длинные юбки и платья в гардеробе, на шорты и брюки. Эффект не заставил себя долго ждать.       Скромница Гермиона сообщила о своем выступлении в кафе через пару дней, а бабушка, внутренне содрогаясь от последствий при неприятном исходе аферы, побежала официально оформлять «подработку» и искать мисс Лэй. Как показало время, не зря она притащила незнакомку в дом. Без ее помощи малышка не осмыслила бы и половины написанного. По крайне мере, так думали женщины, глядя как девочка тренируется до хрипоты перед зеркалом, и даже после этого молча позирует, безмолвно открывая рот и проговаривая про себя строчки.       Воскресенья все ждали и хотели как можно больше оттянуть время. Получив первые три комплекта нарядов на руки, Джин со всей серьёзностью отнеслась к образу выступающей.       Алиса Лэй — жалостливая, пессимистичная и неуверенная в себе девушка, что не мешает той быть чуть-чуть садисткой. Это видно было по ее прозе, по невольно сказанным словам. Да, она была стеснительная, в какой-то мере, однако главной причиной ее отказа выступать была не робость и боязнь сцены, а детское желание посмотреть — как же будет выкручиваться персонал кафе в этой ситуации. Насколько знала Джин, в этом месяце и не только, у писательницы назначено еще несколько таких вот «выступлений» с уже подтвержденными кандидатами на роль чтецов. Те активно репетируют и уже сейчас могут выйти на сцену, но дамочка их сдерживает, предпочитая развлекаться с «Капризом». Зачем Алисе все это нужно? Хороший вопрос. Старшая Грейнджер решила не вмешиваться в ее игры и наслаждаться маленьким развлечением писательницы.       Кукольная внешность Гермионы, ее резкие скачки от «небесной девы» до «дитя порока» как никогда впишутся в атмосферу вечера, что только сыграет на руку будущей знаменитости, при отсутствии опыта в выступлениях.       Как и ожидалось, внучка заметила свое «жуткое» обличие. Трудно не заметить, когда из зеркала на тебя смотрит персонаж из кошмара. Хвала актерским способностям девочки, та быстро перевоплотилась в милую девочку с взором невинным. Радости Джин не было предела, когда Гермиона не стала отрицать наличие у себя второй натуры. Еще не все потеряно, а значит можно будет приступать ко второй стадии эмоциональной встряски.       За мечтами о счастливой и наконец-то цельной Мионе прошло время ожидания, и вот на сцену вышла та, о которой многие в зале были наслышаны. Ранее Эдвард не преминул похвалиться своей новой ученицей, чем невольно привлек внимание к ней. Все хотели посмотреть на "неведому зверюшку", что привела в такое возбужденное состояние обычно сухого старика.       Когда все заметили большого белоснежного зайца, что та прижимала к себе, аудитория усмехнулась. Ну конечно же! Этот ребенок еще такое дитя, что не может выйти к людям без своей любимой игрушки! Позор! Да даже пятилетние малыши в детских садиках взрослее. Также многих в зале предупредили, что Гермиону поставили читать стихи только три дня назад, поэтому сборник в руках удостоился презрительных взглядов.       Народу было все равно на ее чувства. Их не интересовало то, что она только учится быть актрисой, не заботило то, что скандальная история, произошедшая недавно, не способна просто физически позволить выучить ВСЕ стихи. Публика хотела по-садистски развлечься, многие пришли с неосознанным намереньем освистать малышку и сбросить пар перед рабочей неделей.       А потом случилось ЭТО. Ангел, осмотревший зал, просто взял и… показал свои зубки. Воспользовавшись секундным непониманием зрителей («как, она вообще собирается читать без книги?»), Гермиона поприветствовала собравшихся и показала всем, что не надо недооценивать маленьких девочек.       Это было фантастически. Невероятно. Даже родная бабушка не знала, что у Мионы такие способности к усвоению материала. Пятерки в школе и первые места в различных олимпиадах были само собой разумеющимся. Никто не думал, что за фасадом отличницы будет вундеркинд.       Глядя, как слова, словно патока, вытекают из уст кровиночки, Джин ужасалась тому, что видит. Все непринужденные выражения лица, что девочка показывала своему отражению. Легкий взмах руки, наклон головы, разворот плеч - отработаны дома. Интонации и ритм стихотворений, обсуждаемый еще при Алисе. Все в точности как было на репетиции, но подано так, словно это не она простаивала восемнадцать часов в день перед безразличной поверхностью зеркала.       Стихотворение сменялось другим, настроение девочки следовало за смыслом строк, а все присутствующие видели, как ангел становится душегубом и обратно по своему желанию. Болезненная бледность, вызванная волнением, из зала казалась фарфоровой, лунной белизной кожи... дитя луны. Темные русые кудри — покровом ночи. Хрупкий стан приобрел кошачью гибкость и львиное достоинство. В сумерках померещилась кровь на алых губах. Не отдать свое сердце ей было невозможно, алые глаза, пробирающиеся в самые темные уголки души, не оставляли сил на сопротивление. И только белый заяц казался оплотом всего самого чистого, что есть у этой девочки. Вся ее искренность и доброта, вся чистота, свойственная лишь детям. Это заставляло прислушиваться к ее словам. К тому, что она говорила.       Воскресшие воспоминания о том Почему и Зачем они сюда пришли заставляли содрогнуться. Стихи резали слух. Темы, которые поднимались, заставляли сходить с ума. И в голове лишь мысль…       «Мы сами создали все условия, чтобы ангел пал. Не будь так… этому ребенку не пришлось бы цепляться за чистые воспоминания».