В объятьях тьмы

      Выходя из зала суда, Итачи испытывал крайнее спокойствие. Его сердце, до этого напряженно бившееся в груди, сейчас замерло и затихло, словно он пережил самый сложный экзамен в своей жизни. Последний раз оно странно кольнуло, когда он встретился с глазами младшего брата. Итачи как будто впервые увидел их, настолько черными и завораживающими они показались. Что он ожидал в них увидеть? Холод и лёд, раздражение и ненависть, однако на удивление они были пусты и наполнены скорее разочарованием, нежели злобой и гневом.       «А чего он от меня ждал? — на следующий день старшего Учиху вместе с другими заключенными конвоировали на зону шестого района. Трясясь в автобусе, забитом преступниками и охранниками, он едва ощущал, что происходит вокруг. — Что я буду сопротивляться? Сражаться? Пытаться оправдать себя? Как абсурдно, учитывая, что я сам на это подписался. Глупый младший брат думает, что утопил меня и даже не догадывается, что могилу я себе вырыл сам».       — В одну линию! Встать в одну линию! — рычал один из охранников, когда автобус прибыл в тюрьму, а заключенные друг за другом вышли из него. Итачи, невольно щурясь от дневного света, окинул взглядом здание тюрьмы, огороженное высоким забором с колючей проволокой. Как он и думал — серая коробка с небольшими зарешеченными окошками. Вокруг тюрьмы простиралась обширная территория, разделенная на несколько секций. Некоторые из них были приспособлены для прогулок, другие — для спортивных игр. Местные арестанты припали к ограде-сетке, со свистом приветствия новичков.       — Добро пожаловать в тюрьму шестого района, — хрипловатый голос прозвучал прямо перед ними, и молодой Учиха остановил свой взгляд на мужчине в военной форме полковника. Его рост был средним, впрочем, это не мешало ему выделяться своей необычной внешностью. Длинные тёмные волосы резко контрастировали с бледной кожей лица, а желтые глаза со странной сиреневой подводкой делали из него какого-то подвижника культа. Но больше всего внимание привлекала насмешливая ухмылка, которая так и не сходила с лица.       — Можете забыть о своей прошлой жизни и о каких-то там правах, которые у вас были до этого. Теперь это — ваш дом, а я ваш хозяин, и моё слово здесь — закон. За непослушание вы будете наказаны должным образом, а за покорность — вознаграждены. Я начальник этой тюрьмы, и для вас — Орочимару-сама, — его улыбка стала ещё шире и, двинувшись с места, полковник начал идти вдоль линии, внимательно изучая каждого новичка. — К счастью для вас, я очень добрый и щедрый хозяин, и не ограничиваю своих питомцев ни в еде, ни в прогулках, ни в свиданиях с родственниками, — его взгляд перешёл на Итачи, и тот заметил, как узкий зрачок в янтарных глазах расширился, несмотря на то, что солнце светило очень ярко. — Если конечно, вы принесете мне пользу, — хмыкнул он, переходя к следующему арестанту и морщась от отвращения. Когда осмотр был закончен, надзиратели отвели новичков в специальные комнаты, где их осмотрели с головы до ног, заставили вымыться и выдали местные темно-синие тюремные робы с белой нашивкой на груди, где был указан номер заключенного, а также комплект нижнего и постельного белья. Затем, прочитав инструктаж, разделили по корпусам и развели по камерам.       Идя по коридору к своей камере, Итачи ощущал, как на него смотрят десятки глаз. Двери были металлическими, но у каждой имелось небольшое зарешеченное окошко, откуда раздавались смех, свист и брань, а также нелестные предложения поразвлечься. Надзиратель, который вёл Учиху практически под руку, то и дело тыкал дубинкой в какое-нибудь окошко, чтобы усмирить заключенных.       — Эй, акулья пасть, — открывая дверь камеры, крикнул конвойный, — получай свежую рыбку. Смотри не подавись сразу, а то заглотишь целиком, — сняв с Итачи наручники, он толкнул его в мрачноватую камеру и захлопнул дверь, старательно проворачивая ключом в замке. Молодой человек, потирая запястья, огляделся по сторонам. В камере у стены стояли друг над другом две койки, было небольшое углубление для санузла, имелась стойка для личных вещей и белья с несколькими секциями и небольшой столик. За которым сидел обитатель этого места.       Поначалу из-за слабого сумеречного освещения Итачи показалось, что это призрак. Его кожа была не просто бледной, она отдавала какой-то синюшностью. Впрочем, когда он, отложив книгу, поднялся на ноги и приблизился к своему новому сокамернику, сомневаться в том, что он живее всех живых, не приходилось.       Мужчина был огромным. Его рост доходил до двух метров, а темная майка была готова треснуть на его торсе, настолько широкими и мускулистым тот был. Это мощное тело само по себе внушало страх, так ещё маленькие глаза добавляли образу что-то зловещее. Но самым жутким оказался его рот, точнее, зубы: когда он улыбнулся, Итачи заметил, что все они острые, и что акульей пастью его надзиратель назвал неспроста.       — Кисаме Хошигаки, — смотря на новичка сверху вниз, произнёс мужчина. На удивление его голос прозвучал не так зловеще. Он был надменным и презрительным, но не подавляющим. — Хотя по правилам хорошего тона вы должны представиться первым, — тут же с усмешкой добавил он.       — Правила хорошего тона? Разве они тут действуют? — Итачи скользнул взглядом по кровати, определяя, какую койку ему занять.       — В этой камере — да, — протянул тот, наблюдая, как сокамерник кладёт своё бельё на верхнюю койку. — Если вы, конечно, не хотите их нарушить, — он подошёл к Учихе сзади, и тот невольно замер, ощущая его дыхание практически на своей макушке. — Так что, хотите? — в голосе появилось больше угрозы, и молодой человек медленно развернулся к сокамернику лицом. Кисаме смотрел на него свысока и скалился, в то время как Итачи был предельно спокоен.       — Нет, не хочу, — проговорил он, смотря в небольшие круглые глаза. — Учиха Итачи. Это всё, что ты хочешь обо мне знать? — тоже с толикой надменности спросил он, на что Кисаме усмехнулся.       — Вы ведь младше меня лет на десять, а говорите так неуважительно, — иронично подметил он.       — Если ты хочешь, чтобы я обращался к тебе по особенному, то скажи, как. Я не против называть тебя так, как хочешь ты, но не вижу смысла в этих формальностях. В этом месте мы в одинаковых условиях.       — Хотите сказать, что мы равны? — поймал его мысль Кисаме и хитро сузил глаза. Его рука неожиданно поднялась, а пальцы обхватили горло Итачи, сжимая его всё с большей силой. — Но это не так, — испытующе глядя на него, продолжил Хошигаки. Учиха стоял прямо, но кровь начала приливать к лицу, а дыхание становилось всё громче. — Я могу просто сомкнуть пальцы и сломать вам шею, — шелестел Кисаме, глаза которого разгорались всё ярче от предвкушения расправы. — И вы не сможете остановить меня. Знаете, что стало с моими предыдущими сокамерниками? Одного я практически вывернул на изнанку, а второму засунул напильник, которым он пытался меня убить, так, что тот вышел у него из заднего прохода. Как думаешь, что я могу сделать с таким слабаком, как ты?       — Слабаком? — через силу усмехнулся Итачи, лицо которого начало приобретать лиловый оттенок. — Кичиться своей силой, это единственное, что ты можешь делать?       На губах Кисаме так и продолжала играть улыбка, но ладонь он расслабил. Итачи не упал, но сильно согнулся, кашляя и задыхаясь. Перед глазами потемнело, но он смог взять себя в руки и посмотрел на своего сокамерника снизу вверх.       — А почему бы и нет? — насмешливо продолжил Хошигаки. — Если мне доставляет удовольствие использовать свою силу? К тому же в этом месте по-другому не выжить.       — И какую же пользу тебе принесет моя смерть? — придя в себя, спросил Учиха. — Несколько минут наслаждения? А затем снова скука до нового сокамерника?       — А что, можешь предложить более длительное удовольствие? — хмыкнул тот.       — Нет, не могу. Можешь убить меня, если тебе настолько скучно. Мне всё равно терять нечего. Свою миссию я уже исполнил.       — Хоо… Миссию сесть в тюрьму? — протянул бледноликий мужчина. — Не знал, что кто-то добровольно пытается попасть сюда.       — Я не стремился попасть сюда. Просто так вышло, — уклончиво ответил тот.       — У нас у всех просто так вышло, — передразнил его Кисаме. — Знаешь, что тебя ждёт в этом месте? Ты ещё пожалеешь, что не выпустил душу в самый первый день. Таких, как ты, здесь просто съедают заживо.       — Таких, как я? — переспросил Учиха, хотя уже давно всё понял.       — Ты слышал, что они кричали, пока ты шёл к камере? Они будут иметь тебя, пока ты не сдохнешь. Я бы посмотрел на это, — он в предвкушении облизнул губы, а взгляд Итачи заледенел.       — Что ж, может тогда начнёшь первым? — надменно спросил он, а Кисаме неожиданно рассмеялся.       — А вы умеете заводить дружеские отношения, Итачи-сан, — вновь вернувшись к формальному тону, произнёс заключенный. — На воле у вас, наверное, тоже было много друзей.       — Увы, у меня не было никого, — спокойно ответил тот. — Ни друзей, ни врагов. Врагом был я.       — Пожалуй, я немного повременю с вашим убийством, — проговорил Кисаме. — На удивление, вы меня не раздражаете, как предыдущие сокамерники, которых хотелось разорвать в первый же день. Вы не трясетесь от страха и не держитесь за свою жалкую жизнь. А ещё от вас не несет дерьмом и псиной, — внезапно он схватил волосы Учихи и, склонившись, принюхался к ним. — Я терпеть не могу, когда воняет, — отпустив его, Хошигаки снова опустился перед столиком и коснулся книги, которую читал.       — И за какие же грешки вы сюда попали? — через некоторое время спросил он. Итачи, который забрался на верхнюю койку, скосил на него глаза, ощущая, что сокамерник стал спокойнее.       — Убийство и изнасилование, — ответил Учиха, на что Хошигаки в недоумении посмотрел на него.       — Изнасилование? И вы уверены, что изнасиловали вы, а не вас?       — Абсолютно, — иронично усмехнулся Итачи. — Ты назвал меня слабаком, и я подумал, что это действительно так. Я слишком слаб перед своими желаниями.       — Любопытно посмотреть на вас, когда вы теряете контроль, — снова хмыкнул Кисаме. — Впрочем, думаю, этого осталось недолго ждать.       Кисаме оказался прав. Спокойной жизни в тюрьме не приходилось ждать. Буквально с первого дня Итачи стал мишенью для всего тюремного сброда. Сначала были просто хищные взгляды, унизительные слова, предложения и угрозы. Он игнорировал всё это, стараясь не задерживаться долго в столовой, душе или на прогулке. Первое время ему удавалось избегать прямых контактов с заключенными, да и надзиратели всегда были поблизости. Но, спустя неделю, у него возникли проблемы, причем серьёзные: на него положил глаз главарь одной из местных банд, который всеми правдами и неправдами хотел заполучить его.       Душевая всегда была самым опасным местом в тюрьме, но на этот раз стала практически смертельным. Стоя под лейками и держа в руках мыло, краем глаза Итачи заметил, что один из заключенных, входящих в ту самую банду, ошивается возле надзирателя. Похоже, они о чем-то договорились, поскольку охранник отправился в соседнюю секцию, оставив нескольких арестантов наедине. Один из них встал прямо у выхода, перекрывая его, а остальные начали со всех сторон приближаться к Учихе. Поняв, что это не предвещает ничего хорошего, молодой человек скосил глаза в сторону, соображая, что же предпринять в такой ситуации. Сбежать не удастся, силой отпор он тоже не сможет дать. Звать охрану бесполезно, значит остаётся…       — Хммм… — за спиной послышалось чьё-то дыхание, и Учиха замер, ощущая неприятные прикосновения. Он сильнее стиснул пальцами кусок мыла, точнее, обмылок, который через пару раз должен был закончиться. Кусочек был небольшим, и Учиха как раз собирался использовать его, чтобы вымыть голову. Его края были очень острыми, отчего обмылок скорее напоминал овальное лезвие. — Наконец-то мы остались наедине, красавчик, — продолжил тот же голос. Итачи не знал, кому он принадлежит, впрочем, ничего кроме отвращения он у него не вызывал.       — Ты ведь хочешь хорошо провести с нами время? — раздался уже другой голос, наполненный такой же похотливой сладостью. Итачи, надменно усмехнувшись, развернулся к ним, с неприязнью смотря на обоих, да ещё на троих позади них.       — Простите, но вряд ли вы мне сможете составить хорошую компанию, — его слова звучали с высокомерной вежливостью, отчего ухмылки на лицах всей банды превратились в оскалы.       — Мы можем по хорошему, а можем по плохому, — вновь зазвучал первый голос, который принадлежал самому жирному арестанту из находящихся здесь. — Выбирай.       — У меня есть встречное предложение, — с прежним омерзением отвечал Итачи. — Почему бы вам не развлечься друг другом? Лишать себя таких острых ощущений… — с усмешкой добавил он, оценивая габариты каждого. Все были рослыми и полными, будто эти параметры были условием включения в группировку.       — Что ж, значит, по плохому? — хрустя пальцами, спросил глава этой группировки, и все её члены начали надвигаться на Учиху со всех сторон. Даже будучи в своей лучшей форме Итачи вряд ли бы смог справиться со всеми одновременно. К тому же, в лучшей форме он не был, поскольку за последние пять лет практически забросил спорт, а его физические данные значительно снизились. Впрочем, в данный момент его это мало волновало: следуя своим фатальным убеждениям, он решил сыграть в рулетку с судьбой, каждый раз задавая ей вопрос — а насколько ещё он должен быть наказан? Итачи не хотел, очень не хотел добавлять себе грехов, но подставляться он мог только ради Саске. Одна из шей уже практически рядом с ним, и стоит только сделать резкий росчерк рукой…       Однако едва Учиха шевельнулся, как случилось что-то ещё, что не входило в его планы. За спиной заключенного, который стоял у входа, появилась какая-то тень, а затем преступник, практически позеленев, рухнул на пол, будто ему вонзили нож в спину. Остальные, охваченные своими животными желаниями, не заметили это, да и Итачи не смог разглядеть, что конкретно произошло, поскольку один из них потянулся к его горлу, и молодому человеку пришлось резко сесть, чтобы уклониться. Он едва успел перевести дыхание, как послышались звуки глухих ударов, хруста костей и сдавленных криков. И заключенные один за другим начали падать от мощных ударов. Завязалась серьёзная драка, и Учиха, выпрямившись, наконец-то смог разглядеть своего спасителя. Губы невольно изогнулись в кривоватой усмешке, когда он узнал эти широкие плечи, бледную кожу, оскал из акульих зубов и маленькие глаза, горящие садистским возбуждением. Кисаме разошёлся не на шутку: похоже, сопротивление других заключенных только заводило его сильнее, а на мокром душевом полу уже поползли кровавые потоки. Впрочем, всех уложить он не успел, поскольку на звуки борьбы и крики прибежали тюремщики и за несколько мгновений скрутили всех, включая Итачи. Конечно же, разбираться, кто прав, а кто виноват, они не стали, и рассадили всех на трое суток по карцерам.       Карцер сильно отличался от обычной камеры. Он находился в подвале, отчего там было сыро, холодно и пахло плесенью. Из освещения только слабая лампа в углу, а кроме металлической койки и ведра ничего не было. Впрочем, Итачи было не привыкать к аскетичному образу жизни, а запах сырости ему даже нравился. Пустота и одиночество его не пугали. Наоборот — в этой тишине было о чем подумать, а мыслей у него за это время скопилось много. И трёх дней даже показалось мало, чтобы перебрать их все.       — И? Зачем ты это устроил? — на четвертые сутки, вернувшись в свою камеру, первым делом спросил Учиха. Кисаме сидел в углу, смотря в окно и чуть щурясь от солнечных лучей, которых очень не хватало в карцере. — Ты же собирался понаблюдать за этим зрелищем со стороны? — присаживаясь на его койку, продолжил Итачи. Тот усмехнулся, переводя взгляд на собеседника.       — Да вот любопытно стало, — насмешливо протянул он. — Я тут узнал, что вы были священником. Это действительно так?       — Это как-то меняет дело? — холодно ответил Итачи. — Какая разница, кем я был в прошлой жизни, здесь мы все преступники.       — И всё же, — небольшие глаза Кисаме стали ещё меньше, — да или нет?       — А если да, то что? — также бесстрастно продолжил Итачи. — Ты ждёшь от меня какой-то благодарности?       — Хех, не думаю, что в этом месте вы как-то сможете равноценно отблагодарить меня, — усмехнулся Хошигаки.       — Правда? — фальшиво удивился Итачи. — А я думал, что расплатиться здесь можно одним способом, — иронично добавил он.       — Для вас — вероятно. Что у вас есть, кроме молодого тела, упругой задницы и смазливого личика? — Кисаме оскалился, когда сокамерник вздрогнул. — Ни денег, ни связей, а секс тут, как понимаете, можно дорого купить и продать. Свободного времени здесь полно, заняться по вечерам нечем, и зудеть между ног начинает постоянно, в отличие от воли. Ассортимент плотских утех в тюрьме довольно мал, но кое-кто даже на этом делает свой маленький бизнес. А в роли денег тут выступают сигареты, чай, еда или наркота. Но, к вашему сожалению, Итачи-сан, тощие мужские задницы меня мало интересуют, — довольно заключил он, ухмыляясь во все зубы при виде бледного после карцера лица Учихи. — Но от моей защиты вы бы не отказались, не правда ли?       — Даже если бы тебя это интересовало, я бы всё равно не согласился, — возразил тот.       — Вы думаете, я бы спрашивал вашего согласия? — удивился широкоплечий заключенный. — В этой камере бежать некуда, да и физически я раз в пять сильнее вас, если не больше. Так что, Итачи-сан, у вас бы не было вариантов. Если бы я захотел, вы бы стонали на этой койке без умолку с первого дня.       — А теперь, получается, они есть? — хмыкнул Учиха. Кисаме на мгновение замолчал. Снова перевёл взгляд на окно и внезапно вздохнул.       — Если серьёзно, — его голос тоже изменился, стал более грубым и лишился всякой насмешки. — Я не просто из праздного любопытства спросил, были ли вы священнослужителем на воле. Вы сказали, что здесь мы все одинаковые преступники, но это не так. Вас выдаёт кое-что. Этот смиренный взгляд… — Кисаме снова посмотрел на сокамерника, очень пристально, будто узрел что-то новое. — Как только я увидел его, то сразу вспомнил о своей жене, — негромко добавил он и опять отвернулся.       — Ты женат? — вскинул брови Итачи.       — Был женат, — поправился он. — А что, не ожидали, да? — усмехнулся Хошигаки. — Я не какой-то там обычный головорез. И не просто был женат. Моему сыну месяц назад исполнилось четырнадцать, а я ни разу не видел его, — он снова тяжело вздохнул. — Женился я по расчету. Пятнадцать лет назад устроился телохранителем в одну богатую семью, там-то с ней и познакомился. Она не была красавицей, да и не выделялась чем-либо. Я не влюбился в неё, но она была дочерью владельца крупной корпорации, которого я охранял. С её стороны я заметил интерес и подумал, почему бы и нет, ведь это очень выгодная партия, а в любовь я не верил никогда. К слову сказать, жену я хоть и не любил, но всегда уважал, не изменял и руку не поднимал: она воспитана в строгой семье и характер у неё спокойный, ровный. Ко всему прочему, она ещё увлекалась религией и меня пыталась наставлять на путь истинный, — мужчина снова усмехнулся. — Вот только не вышло. Её убеждениям я не следовал никогда, а как попал сюда, её отец разозлился не на шутку. Заставил её развестись со мной и отправил подальше из страны. Тайком она отправляла мне письма, из которых я узнал, что у нас есть сын. Потом куда-то пропала. А год назад приехала сюда. Странное ощущение было, когда снова увидел её. Она вышла замуж во второй раз по воле отца и всё плакала, сожалея, что так вышло. Свидание было длительным, нам выделили комнату на три дня. Я никогда особо не желал её, но в этот раз не удержался. То ли из-за тюрьмы, то ли ещё из-за чего. А потом она снова пропала. И зачем приезжала? — спросил он сам себя. — С тех пор я начал слишком часто вспоминать о ней, а как увидел вас, так образ стал ещё ярче, — на бледном лице появился привычный оскал. — Может, и правда наказание сверху? — шутливо спросил он.       — Может быть, — подал голос Итачи, выслушав его историю. — Твоё истинное наказание состоит не в отсидке, а в том, что ты понял, что мог обрести и что потерял. А может быть, это время тебе было дано, чтобы ты осознал, что же самое ценное в твоей жизни.       — По-моему, сейчас самое ценное для нас — это помыться, — прокряхтел Кисаме, поднимаясь на ноги. По коридору проходил тюремщик, выводя всех заключенных на прогулку. — Три дня в карцере просто так не проходят.       — Помыться… — лицо Итачи вытянулось, на что его сокамерник расхохотался.       — Что, теперь страшно в душ ходить? Придётся, — он буквально поднял его за шкирку с койки и принюхался. — Вонищи я тут не потерплю. Не волнуйтесь, у меня есть план, — отпустив Итачи, он подошёл к двери, и как только та открылась, первым вышел из камеры.       — И что это за план? — во время прогулки пытался узнать у него Итачи, на что его сокамерник только ухмылялся. Он будто намеренно не хотел рассказывать о нём, поэтому отправился играть в баскетбол. Учихе пришлось безмолвно наблюдать за игрой, ощущая на себе злостные взгляды той шайки, которой не удалось поиметь его. Вероятно, они выжидают момент, чтобы снова напасть на него и отомстить за карцер сполна. Учихе и правда не особо хотелось так скоро возвращаться в то место, из-за которого он угодил в карцер на три дня. Впрочем, делать было нечего, ведь вони он и сам не выносил. Но даже если ему сегодня повезет, то вечно бегать от этой банды всё равно не получится. После случившегося они его вряд ли оставят в покое.       — Нервничаете, Итачи-сан? — сквозь шум воды справа раздался голос Кисаме. Итачи, в очередной раз стоя под лейками и намыливая плечи, головы поворачивать не стал, лишь скосил на сокамерника, который мылся рядом, глаза.       — С чего бы, — прохладно отозвался Учиха.       — Эти шавки вас живьём сожрать готовы, — весело протянул Хошигаки, поглядывая назад. — Стоит мне только отойти, как они тут же набросятся на вас.       — Так не отходи, — пожал плечами Итачи, — или хочешь, чтобы я умолял тебя об этом?       — Нет, у меня есть идея получше, — снова с хитрой ухмылкой произнёс он. — Давайте я потру вам спинку, — Кисаме неожиданно выхватил из рук парня мочалку и встал позади него, как следует вспенивая мыло. Итачи хмуро посмотрел на него, не ожидая ничего хорошего. Однако только он успел заикнуться, как Кисаме с такой силой прижал свои руки к его спине и двинул ладонями вниз от плеч к пояснице, что Учиха припал к стене, понимая, что не может ровно устоять на ногах.       — Эй, что ты делаешь? — с негодованием спросил он, оборачиваясь. Парень успел только увидеть акулий оскал, как нажим стал ещё сильнее, а дыхание Кисаме он вскоре ощутил у самого уха.       — Не сопротивляйтесь, — ощущая, как напряглось его тело, шепнул Хошигаки.       — Что? Ты же сказал, что тебя не интересует это, — зашипел Учиха, зажатый между стеной и его огромным горячим и обнаженным телом. — Внезапно передумал?       — Это небольшой спектакль, — продолжал ухмыляться мужчина, наслаждаясь его паникой и поглаживая по правому бедру. — Просто подыграйте мне.       — Подыграть? И как же? — Итачи эта ситуация не нравилась всё больше и больше, но из стального захвата Кисаме вырваться он не мог, поэтому и не пытался. Ему даже стало чуточку интересно, что же придумал его новоиспеченный напарник.       — А вот так, — шепнул Кисаме, и внезапно все его острые акульи зубы вонзились в плечо Учихи, да с такой силой, что молодой человек не удержался и вскрикнул от боли. Ему показалось, что с него хотят живьём содрать кожу, настолько глубоко вошли клыки заключенного. Тело Итачи оцепенело, он припал к стене, не в силах даже оттолкнуть нападающего, насколько мощно тот навалился на него. Внимание всех заключенных после стона Учиха обратилось к ним: все замерли и пооткрывали рты, в предвкушении какого-то зрелища. Хошигаки, даже несмотря на то, что рот был занят, смог ухмыльнуться.       — Итак, — отстранившись через несколько секунд, громко спросил он. Нарочито громко, обращаясь не к сокамернику, а к публике. — Кому ты принадлежишь? — схватив его за длинные волосы, Кисами оттянул их вниз, отчего голова молодого человека откинулась назад. Итачи, поймав его хитрый взгляд, поначалу плотно сжал губы, сдерживая себя, а затем, судорожно выдохнув, прикрыл глаза. Вот значит, какая у него теперь роль.       — Тебе… — тоже достаточно громко ответил он, стараясь, чтобы голос звучал жалко и испуганно, а не презрительно и холодно, как обычно. Вновь довольно улыбнувшись, Кисаме украдкой кивнул головой, говоря, что его миссия выполнена. Затем отпустил его волосы и развернулся к застывшей публике, демонстративно облизывая окровавленные губы.       — Все слышали? — он обвёл зрителей беспощадным взглядом, особое внимание уделив той шайке. — Если кто хоть пальцем посмеет прикоснуться к нему, будет иметь дело со мной. А со мной дела плохи, можете даже не пытаться проверить. Заканчивай здесь и идём, — бросил он Итачи, который смывал собственную кровь с плеча.       Конечно, идея играть роль подстилки авторитета Учихе не особо нравилась, однако эффект был на лицо. После случая в душе к нему не то, что не подходили, а даже боялись на него смотреть и всегда опускали глаза, торопливо проходя мимо. Он наконец-то смог спокойно вздохнуть, но вместе с тем понимал, что теперь про него будут разговоры на каждом углу.       — Вы так сильно злитесь? — вечером следующего дня спросил Кисаме, поскольку уже вторые сутки Итачи просто лежал на кровати и не разговаривал с ним.       — Нет, не особо, — бесстрастно ответил тот, переворачиваясь на спину. — Но к чему было это представление? Ты мог бы просто заявить во всеуслышанье, что я твоя вещь, а не кусать меня, — он чуть поморщился, касаясь плеча, которое ныло с тех пор.       — Просто слов для этого места недостаточно, — возразил Кисаме. — Я намеренно сделал это — следы от моих зубов останутся на вашем плече надолго. Это вроде клейма или татуировки, чтобы остальные знали, какой касте вы принадлежите. Считайте, что я вас пометил, — ухмыльнулся он. — Это всё же лучше, чем расписывать себе спину или задницу, — гоготнул он. — Вот, — Кисаме подошёл к койкам и протянул сокамернику небольшой сверток. — Прихватил, когда проходил мимо кухни.       — Лёд? — удивился Учиха. — Надо же, а я думал, ты будешь наслаждаться моими страданиями или цепанёшь за другое плечо для симметрии, — тоже сострил он, но всё же принял мешочек и приложил его к горящему и пульсирующему плечу. Сразу стало легче, и парня начала одолевать сонливость.       — Боль я люблю причинять, только не тому, что принадлежит мне, — пробормотал Хошигаке, присаживаясь на нижнюю койку, — пусть и не взаправду.       — Я никогда не принадлежал кому-то, — сверху отозвался Итачи, услышав его. — И тебе не собираюсь.       — Ладно вам, Итачи-сан, — необидчиво сказал Хошигаки. — Просто подыграйте мне и потешьте моё самолюбие. Вам же лучше будет.       — Я подыграю. Но хочу, чтобы ты понимал мой взгляд на эту ситуацию.       — Я понимаю. И вы понимаете, что вам так лучше. А одна вещь мне всё никак не даёт покоя, — через некоторое время продолжил Кисаме. — Кого же вы могли изнасиловать? С такой-то миловидной внешностью разве под вас сами не должны ложиться? Девчонки обычно визжат и текут от таких, как вы, — ухмыльнулся он.       — Не ложились, — иронично усмехнулся Учиха. — Этого человека мне запрещено было любить такой любовью. Поэтому и вышло против воли. Его и моей.       — Его? — Кисаме скептически изогнул брови. — Значит, это был парень? Любопытно.       — Не просто парень, — помедлил Итачи, раздумывая, говорить ему правду, или нет. Конечно, Кисаме вроде как на его стороне, но всё же они ещё слишком мало знают друг о друге. — Мальчик, — уклончиво добавил он. — Несовершеннолетний.       — Эээ, неожиданно, Итачи-сан, — проговорил сокамерник. — Впрочем, священники частенько грешат таким, хотя обычно это старые сморчки, а не молодые красавцы вроде вас.       — Это было до того, как я принял сан, — нахмурился Учиха. — Я хотел как-то искупить этот грех, но… не смог.       — То есть — до того? — удивился Хошигаки, а Итачи осознал, что сказал лишнего. — Вас же посадили за это?       — Да, но… — начал было Учиха, стараясь как-то сгладить этот момент, но помощь пришла неожиданно. Пока он собирался с мыслями, окошко на их двери открылось, и на той стороне показалась голова тюремщика, который взглядом выискивал заключенных.       — Эй, Учиха, — протянул он, увидев его на койке. — Поднимайся, к тебе посетитель.       — Посетитель? — изумился Итачи, сев от неожиданности. — Не может быть. Ко мне никто не может прийти.       — Но тут написана твоя фамилия и твой номер, — возразил охранник, — так что давай, пошевеливайся.       Не понимая, кто мог к нему прийти, Итачи свесил ноги и спрыгнул с койки, поправляя форму и волосы. Кисаме, наблюдающий за ним, в очередной раз хитро улыбнулся.       — Удачной встречи. Принесите чего-нибудь интересного, Итачи-сан, — пожелал он на прощание.