Зал полнится грубыми голосами вперемешку с серебристым пением стали. Удар, удар, блок. Ещё удар, ещё блок. Тяжелое дыхание и растрепанные волосы. Тренировка в самом разгаре. После знаменательного турнира прошло порядка двух дней, и боевые навыки решила подтянуть, кажется, половина Эребора. Толчком к всеобщему набегу на тренировочную арену послужила девчонка, вышедшая в финал. Слабая, надо сказать, девчонка, которая и гномовский топор далеко не унесёт. Я всегда выигрывала за счёт своей изворотливости и хорошо развитой реакции (а вы попробуйте иметь другую, когда наставник Двалин). Так что девизу «хитри и изворачивайся» я не изменяю, тем более, он ещё не подводил.
За демагогиями, которые позволяют себе роиться в голове после решения, что противник попался простой, недооценив гнома, получаю неслабый такой удар под дых эфесом. Сдавленно кашлянув, киваю противнику — сама убеждала не обращать внимания на то, что я девушка, и заношу руку для нового удара, но из-за боли до сих пор нахожусь в полусогнутом состоянии и получаю рукоятью по подбородку и губе, так и не успев «подрезать» гному ноги. Удар выходит ощутимый, меня пробирает до слёз, а из треснутой губы, стремясь к полу, катится ручеёк крови. Болезненно морщусь, небрежно вытирая рукавом рубашки алую дорожку, и выпрямляюсь, чтобы тут же оказаться брошенной на пол с приставленным к горлу клинком. На звук моего мученического стона от этого броска оборачиваются, кажется, все. Сплевываю кровь, не отводя надменного взгляда с победившего, понимая, что даже Двалин в своё время себе такого не позволил.
— Победил, — цежу сквозь зубы, ожидая пока гном уберёт остриё меча от моей шеи и хотя бы подаст руку. Извинений уже не жду, найдя острый взгляд серых глаз противника.
— Клинок, — кивает он, желая, чтоб я отпустила Рингиль. Зверею до чёртиков за доли секунды. Тяжело выдыхаю и упрямо скрещиваю наши мечи, поднимая руку. Звон соприкасающейся стали отдаётся эхом от стен королевства, что замерло, наблюдая за своей гордой принцессой. И пока гном осознаёт, что происходит, бью его по колену, так что, не ожидавший дальнейшего развития боя, он падает. Едва почувствовав сладкий вкус триумфа, отлетаю после удара в живот. Зал дружно охает. Я рычу и стискиваю зубы, вновь сплюнув кровь из прикушенной щеки. Тяжелый сапог придавливает меня к полу, наступив на спину. Ядовито фыркаю, порываясь кинжалом из наручей вспороть гному голенище. Но не успеваю.
— Хватит, — холодно чеканит голос сверху, явно борясь с волной гнева.
— Пусть бросит меч, — отвечает мой противник. Никто не смеет заставлять меня отпустить меч! В ярости тяжело дышу и тянусь пальцами к кинжалу, но тут нога в тяжелом сапоге исчезает со спины и даёт вдохнуть полной грудью. Резво переворачиваюсь, перекатываясь с живота. Потираю ушибленную щёку, выстраивая картину происходящего, что до смеха проста — Фили дерётся с этим гномом, защищая мою честь. В любой другой ситуации я была бы благодарна ему за помощь, но здесь гордость и гнев застилают ясный взор. И пока мужчина проливает кровь за свою женщину, эта женщина апатично наблюдает за дракой. Кто-то тянется разнять занявшуюся заварушку, но не имеет успеха, ибо воинская ярость неукротима.
Пытаюсь найти хоть отголоски здравого разума в голове, но натыкаюсь лишь на огненные упрёки, горящие перед глазами. Поднимаюсь на ноги, качая головой в попытке отрезвиться от пелены гнева, но выходит лишь плотнее стиснуть зубы. Зал оглушает мой крик. Дикий и по-женски истеричный, что заставляет всех уставиться на меня. Подхожу ближе к Фили.
— Я бы сама справилась, — чеканю, отстранённо стирая кровь с его скулы.
— Я видел, — язвительно отвечает тот, смотря сквозь меня на своего противника.
— Что-то незаметно, — фыркаю, не сводя взгляда с тяжело дышащего принца.
— Можно было поблагодарить.
— Спасибо! — рычу и, не выдержав, влепляю Фили пощёчину. — Это был мой бой, — разворачиваюсь было, но оказываюсь схвачена за горящую от удара кисть. — Иди ты!
— Куда? — наигранно сверкает глазами блондин.
— К дуринову проклятью! * — раздраженно отвечаю, пытаясь вернуть в своё расположение свою же руку, и в этих попытках поворачиваюсь обратно к Фили.
— Уже, — ухмыляется гном и требовательно целует меня. Ну да, ушёл к своему проклятью. И я бы, как обычно, расплавилась в этом поцелуе, но разбитая губа неприятно пульсирует, напоминая о недавних событиях. Грубо прикусываю его губу и отстраняюсь, вновь утирая кровь. Передёргиваю плечиками и решительно отступаю к двери, оставляя шлейф молчания за собой.
— Ну да-да, беги к папочке, жалуйся, — гном, что сегодня победил меня, идёт позади, всё больше раздражая. — Он и меня вышвырнет, как Легнара. Куда уж нам! — железнохолмец! Так, значит, это была обиженная месть. Что ж.
Останавливаюсь, заинтересованно повернув голову набок. Ядовито усмехаюсь, выказывая весь свой оскал малахитовой стене напротив, пока гном продолжает распаляться у меня за спиной.
— Что? Правда глаза режет? — на этих словах переворачиваю кольцо на правой руке камнем вниз, чтоб не выколоть очи наглецу. Напоследок проворачиваю кисть и изо всех сил, что нахожу в своём теле, разворачиваясь, заезжаю кулаком по глазу, надеясь, что оставлю там налитый синью бланш в память о вспыльчивой Подгорной принцессе.
Слышатся крики, хлопки, свист — довольные и не совсем, но в сознании отпечатывается лишь пронзительный взгляд голубых глаз, обладатель которых, держась за щёку, сплёвывает кровь, во всей этой вакханалии оставаясь лучом света.
***
С каждым шагом прочь от зала, туман ярости рассеивается, открывая взгляд здравому смыслу и голосу совести. Глаза и правда режет. От правды и слёз — такую дуру ещё поискать стоит. И то, только ради того, чтобы забыть к ней дорогу. Разбитая губа ноет, но это не сравнится с тем, как полыхает пожар внутри.
Эгоистка, эта Луна, а Солнце — самоотверженный дурак. И то верно.
***
Делаю глубокий вздох и толкаю створку двери, что легко поддаётся. Тут же мысленно ругаю себя — надо было постучаться. Понурив голову, делаю шаг навстречу своей совести. Фили сидит, удобно развалившись на кресле с пергаментом в руках. Документ какой-то читает. Занят. Тяжело сглатываю, собираясь развернуться обратно к двери, пока он не заметил меня.
— Всю жизнь от меня прятаться собираешься? — не отрываясь от свитка, интересуется он ровным тоном. Я вздрагиваю от неожиданности.
— Я, кхм… Нет, — сипло мямлю в ответ, разглядывая свои руки со сбитыми костяшками.
— Сил хватило только дойти? — поднимает он бровь, оглядывая меня, — Или ноги сами привели?
Молчу, не зная, что сказать, поэтому просто стою, напрягая принца своим виноватым видом. То ли слов не находится, то ли смелости.
— Я не вовремя, наверное? — прикусываю губу, позабыв о недавней ране. Тихо ойкаю и чуть всхлипываю, прикладываю ладонь, чтобы не залить всё кровью. Гном тяжело вздыхает, устремляя на меня свои добрые глаза, где плещется море.
— Для своей любимой полуэльфы у меня всегда найдётся время, — он наконец откладывает пергамент с чернильными рунами и встаёт с места. Губы трогает лёгкая улыбка.
— Фили… — отчаянно выпаливаю, но не нахожу продолжения.
— Лина, — спокойно отвечает он.
— Прости меня, — смотрю на него исподлобья в ожидании ответа, — Я не знаю, как я это натворила, — продолжаю дрожащим голосом, нервно теребя корочки засохшей крови на кистях, — Прошу тебя, извини… Это было так глупо, — безнадёжно расцепляю руки, роняя голову на грудь.
— Все кисти себе избила, — качает блондин головой, аккуратно беря мои ладони. Тихо всхлипываю, и солёная капелька теряется на губах, неприятно обжигая свежую ранку.
— Ерунда, — вяло отмахиваюсь, сглатывая ком в горле.
— Щека болит, — хитро прищуривается Фили, складывая губы в ухмылку.
— Прости, — тяжело произношу, борясь с подступившей волной слабости.
— Поцелуй и болеть перестанет, — добродушно пожимает он плечами, заставляя поднять голову. Болезненно улыбаюсь, провожу ладонью по губам, уверяясь, что там нет крови, и легко, трепетно целую щёку принца, которая приняла весь удар на себя.
— Простишь? — надежда зажигается в моих глазах, что осмелились заглянуть в нежные голубые омуты.
— Не-а, — качает он головой. Я виновато отвожу взгляд, понимающе кивая. — Ты изранила то, что я люблю. То, что мне дорого.
— Что мне сделать? — жалобно протягиваю, воззряясь на него.
— Пообещать, что больше не будешь калечить себя, — отвечает гном, — Лина. Я люблю тебя. Пусть ты и взбалмошна, и упряма, ты — это ты. Та Лина, от которой я теряю голову.
— Фили… — бедственно стону, стараясь справиться с накатившими эмоциями.
— Можно просто обнять, — шепчет на ушко блондин, и я следую его совету, утыкаясь в грудь и обхватывая руками плечи.
— За какие подвиги ты мне достался? — шепчу, не в силах держать в себе щемящую сердце сладость.
— За самые безбашенные, — довольно протягивает он, гладя меня по волосам.
— Я люблю тебя. Знал бы ты, как… Сердца не хватает вместить мою любовь и жизни не хватит выразить её.
— Знаю, поверь. По себе знаю…
Обрываю его, дотягиваясь губами к его, и с первых же мгновений болезненно морщусь. Но это такие мелочи.
— Дурочка ты всё же, — отстраняется он, усмехаясь. Беззаботно щурюсь, улыбаясь, как в лучах закатного солнца, — Что же мне с тобой делать?
— Холить и лелеять, — лукаво заглядываю ему в глаза, но тот лишь довольно закатывает их.
— Нет, Лина, после свадьбы, — ухмыляется Фили.
— Пару дней назад тебя это не останавливало, — возмущенно смеюсь, скрещивая руки на груди.
— Пару дней назад ты не выглядела, как побитый щенок, — слегка щёлкает он меня по носу.
— Занууууда, — притворно недовольно протягиваю, стараясь скрыть смешинки в глазах.
— Иди спать, — советует принц.
— Эй! — но мой возмущенный вскрик теряется в хохоте, когда Фили, подняв меня, заворачивает в одеяло, делая похожей на гусеницу. Наш смех золотом разливается по Эребору, блестя непомерным счастьем в глазах.
И день, который обещал стать одним из худших, становится светлым проблеском золота в серебряной тьме.
Спокойной ночи
Пусть тебе снится что-то приятное
Губы с привкусом мяты
Я обожаю их целовать
От твоих касаний я становлюсь ватной
Ты только не отпускай меня из объятий.
Ладно?
Просто, если уйдёшь, меня назад уже не собрать.
