Если бы ты любила мечтать...

Ошарашенная, ты пропускаешь момент, когда Маша перестает хихикать. Она внимательно вглядывается — замечает какая ты разбитая. Перестаёт, наконец, елозить по кровати и присаживается рядом. Её руки аккуратно ложатся на твои плечи. — Что, онни, что? Всё так серьёзно? Я не должна была отвечать, да? — расстроенно тянет подружка и шмыгает носом. Вечно у неё так. Сделает дело, влезет любопытным носом куда не надо, а потом кается — рыдает громко и настойчиво, пока не простят. Из раза в раз повторяющийся сценарий. Маша косячит, потом бурно плачет, и ты её быстро прощаешь, потому что безвольная тряпка и не в силах выносить слёзы родных и близких. Но не в этот раз. Сейчас тебе не до реверансов. Боль теснится в груди, руки и ноги слабые, как веточки ивы — полное ощущение, что тебя переехал поезд. — Нет, Маша. Ты не должна была лезть в это дело… — шепчешь, пряча лицо в холодные ладони. — Даже я не должна была туда лезть… — Я только разглядела, что ты заплаканная. Это из-за него, да? Из-за него? Такой красивый голос, по нему и не скажешь, что козёл! Хотя у всех козлов красивые голоса! Шмыганье становится чаще, звучнее, ещё чуть-чуть, и его сменит рёв, но блин… Ты не готова её прощать. Дурочка наворотила дел, а тебе расхлёбывать. У самой злые слёзы кипят под веками, несмотря на то, что обещались закончиться в ванной. И фраза Машки о красивом голосе добавляет к ситуации чувств и расстройств. Чонгук не должен приезжать. Не должен. Неважно, какая причина толкает его на столь глупый поступок, но это опрометчиво — ехать сюда для разговора. Мировые звёзды должны сидеть в сверхсекретном бункере, не вылезать из подполья, чтобы простые обыватели вдруг не поняли, что те — такие же люди и посещают магазины и кафешки, едят и, о, Боже, ходят в туалет. Что они совершают поступки, хорошие или не очень, ошибаются, оступаются, пробуют об этом говорить или даже исправлять. Но это плохая идея, не только потому что айдол сильно рискует, явившись сюда. Ты и сама не желаешь вспоминать случившееся, не рвёшься обсуждать вчерашний вечер. Он ещё не пережит. Чонгуку не стоит появляться на пороге вашей с Машей квартирки. Подружка не должна лицезреть его вживую, ты её потом не откачаешь. А потом не откачают тебя, после того, как та, очухавшись, обрушит на твою голову гнев богов. Мало того, в доме живет куча молодёжи. Страшно представить тот апокалипсис, если кому-то из соседей попадётся на глаза Чонгук. Ты вытираешь предательскую влагу с глаз, выбираешься из-под руки рыдающей Машки и, склонившись над кроватью, шаришься в поисках телефона. Машенция, оскорблённая твоим молчанием, пускается рыдать ещё горше. — Прекрати! Я с тобой ещё поговорю! А сейчас мне нужна тишина! — шикаешь на неё, а сама торопливо перебираешь последние звонки. Один и тот же незнакомый номер. Ты выдыхаешь в попытках обрести решимость для ответного звонка. Готова сама позвонить Чонгуку, лишь бы успеть, лишь бы перехватить его по пути, пусть даже ценой тяжелого разговора. — Ага, ответила наконец! — хмыкает трубка, стоит только поднести её к уху. — Я уже подъезжаю. Какой подъезд? — Чонг…! Блин! — косишься на красноносую Машку. Та с любопытством, жирно написанном на её круглом, зарёванном лице, прислушивается к разговору. Ты молча показываешь ей кулак и отворачиваешься. За спиной опять несутся жалостливые всхлипывания. — Не стоит сюда приезжать, слышишь? — шепчешь яростно. — Я так не думаю. Нам надо поговорить… — Не вижу смысла. — Я должен объяснить… — настойчиво гудит в телефоне Чонгук. О, господи! Дай Бог всем любительницам обсудить каждый чих такого парня, как Чонгук! И поцелует, и обсудит. Только тебе такое счастье нахрен не упало. Ты не ЖЕЛАЕШЬ с ним разговаривать! — О чём там объясняться? Было и было, подумаешь! Прекращай настаивать! — продолжаешь шептать, от злости не попадая ногами в тапки. Надо вышмыгнуть в коридор, подальше от подружкиных ушей. Та, даром что рыдает, всё равно греет их об ваш разговор. — А что, что-то было? И что же? Расскажешь свою точку зрения? — возмущенный рык из мобильника глушит тебя на полпути к двери. — Ах так? Значит, ничего не было? — подпрыгиваешь, взвившись от чистейшей злости. — Хорошо! Не было и не было! Не приезжай! Не было — тем более, не о чем говорить! — О-о-о! Как с тобой сложно! Я приехал! Так и знай, уже поднимаюсь! Ты вылетаешь в коридор и замираешь напротив зеркала, прижав телефон к уху. Потеряно разглядываешь свой домашний, заплаканный вид. Что за упрямец? Сказано же! Нет желания видеться, нет желания позориться. Нет желания вспоминать, бередить то, что и без напоминаний болит и саднит. Рана не заросла, ещё не покрылась коркой, а теперь в неё тычут, сыпят солью для пущего эффекта. — Чонгук, пожалуйста… — позорно всхлипываешь. Слышно, как хлопает автомобильная дверь. Шум улицы катится в трубку звуковой волной. Ох, что сейчас будет, мысленно воешь ты. — Разве я не Чонгук из BTS? Я не привык отступаться, — на ходу произносит парень. — Давай поговорим. — Зачем ты так настаиваешь? Твой голос дрожит, и ты морщишься, трёшь переносицу в попытках удержать его в ровном тоне. Мысль о том, что Чонгук слишком упорен для одного мимо проходящего момента его звёздной жизни, не даёт тебе покоя. — Тебе было бы проще, не стой я на своём? — невесело хмыкает тот. Ты молчишь. На этот каверзный вопрос ответа нет. В зеркале на тебя круглыми совиными глазами смотрит девушка, плечом прижав смартфон к уху, от чего схожесть с совой становится явственнее. И разговор всё больше и больше скатывается в непролазные дебри мужской логики. Ты силишься найти хоть какое объяснение чужой настойчивости, слушая звук дыхания и шагов в телефоне. — Может, ты хочешь какие-то, ну не знаю… расписки, что не буду трепать о случившемся? Так вот, не собираюсь я такое никому рассказывать. Окей? Говоришь, а у самой сердце в груди трепещет и разбивается о рёбра. Может, ларчик просто открывался: не будет обсуждений, извинений, действительно, будет бумажка о неразглашении интимных подробностей сексуальной жизни Чонгука. Может, он со своим менеджером сейчас сюда идёт. Ты напридумывала, а оно вона как. Теперь молчит Чонгук, молчанием подтверждая подозрения, а потом холодным, на сотню градусов оледеневшим голосом интересуется: — Мы точно должны это по телефону обсуждать? — Мы точно должны это при соседке обсуждать? — огрызаешься в ответ. По ту сторону связи вновь воцаряется тишина. Разговор заходит в тупик. Тёмный такой, беспросветный. А Чонгук, тем временем, не сбавляет хода по пути к квартире. Рука, которая держит телефон, потеет, противно липнет к пластиковому корпусу. Ты поднимаешь вторую к глазам, она мелко трясётся. Душевных сил на донышке, но, чёрт побери… Когда обычную русскую девчонку начинают догонять обстоятельства, она от них не убегает. Обычная русская девчонка прячет трусость и истерику в кулаки и разворачивается навстречу проблемам. Иначе как их решить, если по-другому не выходит? Девушка в зеркале вцепляется в спутанные длинные пряди, размыкает бледные губы: — Ты на машине? Ты приехал сейчас на машине? — Да… — отзывается трубка. — Подожди меня внизу… Слышишь? Вернись в машину. Я скоро приду. Не дожидаясь ответа, сноровисто сбрасываешь звонок, чтобы, не дай Бог, не передумать. Рвёшься обратно в комнату, где продолжает сидеть на полу растрёпанная подружка. — Машка! — рявкаешь, отчего та, вздрогнув, роняет свой телефон. — У тебя есть пятнадцать минут, чтобы привести меня в порядок! И тогда, может быть, скорее всего, не исключено, что я тебя прощу! Машаня улыбается, размазывая остатки слёз по круглым корейским щёчкам. Чувствует, хитро скроенная зараза, что туча её миновала. Мячиком подскакивает с пола и валится тебе на шею. — Ох, онни! Прости меня, дуреху! А для твоего парня я и в десять минут уложусь! Ты молча закатываешь глаза.