***
Время близилось к закату, когда семья Пайнс завершила свою дискуссию и все её члены разошлись по домам. Элизабет и Джон Пайнс всё ещё не могли до конца осознать, что всё то, что им поведали их дети и старшие Пайнсы, это правда. Всё это казалось чем-то нереальным, иллюзорным, но они оба сошлись в одном — им рассказали не всё. И им почему-то казалось, что это «не всё» сильнее всего было связано с их детьми. — Что думаешь о всём этом, Джон? — спросила Элизабет, наблюдая за завораживающим закатом. — Всё это… Странно, — ответил Джон и притянул жену к себе. — Это какое-то сумасшествие. Просто… Взрыв мозга. Я пытаюсь представить себе всё то, о чём нам поведали, но моё воображение услужливо машет мне ручкой на прощанье, как бы говоря: «Что за чушь у тебя в голове, мужик? Выбрось её поскорее!» Боже, мне через пару лет исполнится пятьдесят, а в мире есть вещи, о которых я не знаю ничего, — он слегка улыбнулся, делая морщинки на лице более заметными. — Я ощущаю себя ребёнком и это странно, слегка страшно, но в то же время невероятно. Я не знаю, как заставить себя поверить во всё это, но это так. Либо всё это реальность, либо у нас поехала крыша. Вот что я думаю. — Не поверишь, но ты сумел выразить словами всё то, что творится у меня на душе, — прошептала Элизабет, сильнее прижимаясь к мужу. — Джон, тебе не кажется, что у Мэй что-то произошло? — Конечно произошло, Бет, — она рассталась с парнем, — проговорил Джон таким тоном, словно у него спрашивают очевидные вещи. — Ты же понимаешь, что я не об этом, — вздохнула Элизабет. — Конечно, расставание с парнем — это ужасно, особенно для молодой девушки, но произошло что-то ещё, что-то, что привело к их расставанию. Разве ты не видишь, как она похудела? И я уверена, что с этой травмой всё не чисто. — Возможно ты и права, — согласился он. — Но пока дети нам не расскажут, мы ничего не узнаем. А рассказывать об этом нам они, думаю, не собираются. — В том-то и проблема. Мы же их родители, так почему они не делятся с нами своими проблемами? — Наверное боятся, что мы их не поймём или, быть может, не поверим. Возможно, не хотят нас пугать или же уверены, что справятся со всем вдвоём. — Это-то меня и печалит, — тяжело выдохнула Элизабет. — Меня тоже, меня тоже.***
Кровь стекала по пальцам. Билл поднял окровавленные пальцы к губам и с удовольствием облизал их. Вкус металла на кончике языка был лучшим наркотиком. Ему нужно было отвлечься. Абстрагироваться от мира, навязчивых мыслей и чувств. О да, от последних особенно. Губы растянулись в ухмылке, обнажая ряд белоснежных зубов, измазанных кровью, придавая ему более безумный вид. Безумнее, чем обычно. — Даже кровь у вас противная, парни, — обратился Билл к двум трупам, лежащим посреди дороги, с огромными дырами в груди и разорванными сердцами. — Умирая, вы, наверное, думали, что я псих, но вы сами виноваты. Не стоило нападать на меня со спины и пытаться ограбить, ох, как не стоило, — Билл присел на корточки возле одного из трупов и потянул уголки его губ вверх. — Вот поэтому я и ненавижу человеческий алкоголь — он лишает индивидуальности, делает пустыми, зависимыми. У вас даже кровь вся заполнена спиртом и это та-ак отвратительно. Интересно, какова на вкус её кровь? Билл и сам опешил от своей мысли. Улыбка сползла с его лица и губы сжались в бессильном гневе. — Да что же такое? — спросил он у себя, слизывая остатки крови с губ. — Что же, чао, парни, — толкнув труп носком ботинка, Билл телепортировался.***
Ярко жёлтые стены, жёлтый пол и куча декораций в виде треугольников разных форм и размеров — именно этот кусочек своего карманного измерения Билл мог бы назвать домом. Эта своеобразная комната, вечно меняющая свою мебель, но никогда цвет, была ограждена от остального мира. Она была и его личной тюрьмой, и его единственным спасением — способом остаться один на один с собой и сбросить все маски. Хотя, их у него нет.***
Мэйбл чувствовала, что что-то не так. Она не понимала, что именно и с кем. Но противное «что-то не так» с каждой минутой становилось всё сильнее. А ещё что-то необратимо тянуло её в лес. Какое-то шестое чувство говорило Мэйбл, что там, в этом лабиринте деревьев, кустарников и трав, находится нечто важное. И она решила покориться ему. Привычные, давно изученные вдоль и поперёк лесные тропы вели Мэйбл в самую чащу. Она шла неспеша, насвистывая мелодию нового трека популярного бойз-бэнда. Неожиданно прямо перед её носом что-то пролетело. Мэйбл едва сдержала испуганный вскрик. Но ещё больше удивило то, что именно испугало её — оленьи зубы. Это пугало, но, в то же время, многое объясняло. Мэйбл тихо последовала за отставшими от "стаи" зубами, как бы безумно это не звучало. Конечно, идти прямо в лапы Биллу было глупой идеей, но ей хотелось узнать, что он делает здесь, в лесу. Зубы привели её ко входу на небольшую поляну. Мэйбл спряталась за кустарником, сквозь прореху в ветвях смотря на действия Демона Разума. По правде говоря, увиденное её удивило. Билл лежал на своём плаще посреди поляны. Левая нога была согнута, правая покоилась на ней, и он шатал ею в такт известной лишь ему мелодии. Одна рука была спрятана под голову, а с помощью второй он управлял полётом оленьих зубов. Почему-то Мэйбл была уверена, что управлять их полётом он мог и без рук, но он, по какой-то причине, делал это более «приземлённым» способом. Зубы создавали замысловатые узоры в воздухе, состоящие, в большинстве своём, из треугольников. К ним примешивались цветы, камни, листья и, даже, несколько бабочек. Мэйбл заворожённо наблюдала за тем, как сменяют друг друга рисунки, восхищаясь их разнообразием. — Хватит прятаться, Звёздочка, — громко, так, чтобы она услышала, проговорил Билл. Мэйбл чертыхнулась и медленно покинула своё укрытие, понимая, что смысла прятаться уже нет. В её волосах застряли листья и ветки, которые она, при других обстоятельствах, обязательно бы убрала. Джеффу бы это не понравилось. Внутренности сжало железными тисками, стоило этому имени всплыть в сознании. С того момента она старалась не вспоминать о нём, а в итоге, вспомнила в таком нелепом контексте. — Так и будешь стоять? — спросил Билл, не отрывая взгляда от фигур в воздухе. — А что мне ещё делать? — поинтересовалась Мэйбл, не решаясь подойти ближе к демону. Билл всё-таки оторвался от созерцания своих творений и перевёл нечитаемый взгляд на неё. — Подойди и сядь здесь, — обыденно ответил он. Он и сам не знал, зачем просит её это делать. Просто… Просто ему это нужно. Это не подлежит обсуждению. Мэйбл опешила от его слов, осоловело смотря на него. Она не могла понять, о чём он думает. Не видела смысла в его действиях. Как и он. Несколько неуверенных шагов, и Мэйбл остановилась возле Билла. Она немного потопталась на месте, изредка бросая взгляды на абсолютно расслабленного Билла, и уселась на траву. Руки мелко подрагивали, и она то и дело разглаживала несуществующие складки на юбке. — И? — тихо спросила Мэйбл, мечтая поскорее оказаться подальше от Демона Разума. — Как насчёт сделки, Комета? — усмехнулся Билл. — Ты знаешь, что нет, — возразила Мэйбл. Повисло молчание: напряжённое, осязаемое, пропитанное страхом. Мэйбл исподтишка наблюдала за тем, как сменяются фигуры в воздухе, осознавая, что они являются буквами, частью какого-то языка, о котором не ведает ни она, ни Диппер с дядей Фордом. — Что здесь написано? — всё же спросила Мэйбл, желая разрушить затянувшееся молчание. Конечно, логичнее было бы бежать отсюда со всех ног, но она не была уверена в том, что он не последует за ней, да и что-то подсказывало, что стоит остаться. — Нет ничего прекрасней боли, — перевёл Билл. Мэйбл вздрогнула от того, какое отвратительное значение имело предложение, состоящее из столь красивых букв. Хотя, это же Билл — от него другого ожидать не стоило. — Это твой родной язык? — спросила она, удивляясь собственному любопытству. — Язык плоского измерения? Билл всё же соизволил взглянуть на неё: — Он самый. Жаль только, что идиоты, населяющие его, не могли им пользоваться. Мэйбл вдруг вспомнила о том, что дядюшка Форд когда-то рассказывал о том, что Сайфер сжёг своё измерение. — Почему? — задала вопрос она. — Почему ты уничтожил своё измерение? Ей нужно было это знать. Понять его душу, его мысли. Зачем? Просто потому, что она Мэйбл Пайнс, та, кто всегда ищет во всём и всех свет. — Ох, так ты знаешь, — губы Билла исказила ухмылка. — Просто они были такими безмозглыми, что я больше не мог находиться с ними рядом, дышать одним воздухом и понимать, что я являюсь частью этого сборища, — он весело хихикнул. — Было так приятно видеть их смерти, ощущать запах их обугливающейся плоти… — Но как же родители? — испуганно спросила Мэйбл. — Как же твоя семья? Взгляд Билла стал более безумным, а губы растянулись ещё сильнее, обнажая зубы и делая его вид более ненормальным, сумасшедшим. — Они удостоились почётной смерти — я убил их первыми. Поджёг этих тупиц, а после дом, — по лесу разнёсся гомерический хохот. — Как же они кричали, а как молили о пощаде — просто музыка для ушей. Мэйбл отскочила от него в сторону. Сердце стучало где-то в глотке, перекрывая нормальный доступ к кислороду. Безумец. Конченный псих! — Н-но, — язык заплетался. Зачем она вообще продолжала этот разговор? — Но они же твоя семья. — И что с того? — Семья — самое ценное, что есть у каждого из нас! Это место, где тебя поддержат! — Мэйбл кричала. — Как можно убить своих близких лишь потому, что они недостаточно умны?! Не всем же суждено родиться Демоном Разума! Почему-то её слова его разозлили. Гнев закипал внутри Билла, потому что она ничего не знала! Чёртова девчонка имела наглость судить его. Смела говорить о том, что правильно или неправильно, не зная ничего. Она, чёрт возьми, знала о том, как тупорылый папаша избивал его до полусмерти, зная, что раны к утру всё равно затянутся и он сможет повторить экзекуцию вновь? Знала, как пришибленная мамаша бросала ему в лицо помои, именуемые его едой, если он смел заговорить с ней? Знала хоть что-то? Нет. Так какого хрена она смеет судить его? Мэйбл видела, что Билл в ярости. Видела по тому, как он менял свой цвет с жёлтого на красный, по подрагивающим пальцам и горящей, словно сверхнова, ярости в глазах. Она хотела убежать. Стала подниматься, но в следующий миг была прижата к земле. Холодные пальцы сжались на шее, перекрывая доступ к воздуху. Внутри разрасталась паника, слёзы скопились в уголках глаз. — Боишься, Звёздочка?