— Боишься, Звёздочка? — хищно прошептал Сайфер.
Боюсь? Да я в ужасе!
— Н-нет, — прохрипела Мэйбл, делая жадный глоток воздуха. Она не знала, зачем лгала, зачем храбрилась. Просто ей не хотелось сдаваться так быстро.
— Не ври мне, Звёздочка, — запрещает он ей, и она даже согласна подчиниться. — От тебя несёт страхом на много миль вокруг.
Мэйбл вспомнила рассказы матери о том, что собаки чувствуют страх. Как позже разъяснил Диппер, они попросту ощущали запах адреналина. Брат говорил, что их просто не стоит бояться.
Будто это так просто.
В этот момент Билл напоминал ей сорвавшегося с цепи пса. Оголодавшего, истосковавшегося по человеческой крови и плоти.
Только ему нужны были боль и отчаянье.
Билл видел, как она пыталась держаться, как быстро смаргивала подступающие слёзы, как закусывала губу, лишь бы не издать лишнего звука, не закричать или же всхлипнуть. Его поражали её попытки быть сильной, то, как она, такая слабая и хрупкая, снова и снова бросала ему вызов, будто и вправду верила в свою победу.
От этого хотелось сделать ей ещё больнее.
Билл убрал руки с её шеи и переместил их ей на запястья, поднятые над её головой.
— Моли о пощаде, Звёздочка, — приказал он.
— Никогда, — моментально ответила Мэйбл.
Билл издал приглушённый смешок и растянул губы в оскале, крепче сдавливая запястья Мэйбл. Она зашипела, сильнее закусывая губу.
— Значит, ты не будешь? — злобно прошипел он.
Мэйбл внутренне сжалась, продолжая отрицательно качать головой. Она зажмурилась, желая абстрагироваться, и прикусила губу до крови.
Ощутила на языке вкус металла.
Билл наблюдал за тем, как тоненькая струйка крови вытекала из её прокушенной губы.
Захотелось узнать её вкус.
— А если я заставлю? — спросил он, наклоняясь ближе.
Мэйбл не успела осмыслить сказанные им слова, как ощутила чужие губы на своих губах.
Билл и не думал, что это будет настолько приятно. Это не шло ни в какие сравнения с прошлым разом. Её губы были мягкими и горячими, а вкус её крови, вперемешку с ягодным блеском, делал их ещё восхитительнее.
Ему не хотелось прекращать.
Мэйбл боялась. Одно соприкосновение с его мертвенно холодными губами выбило её из колеи, заставило забыть, как дышать. Она крепче сжала губы, мечтая прекратить эту своеобразную пытку.
Пожалуйста, прекрати.
Билл не ожидал, что Мэйбл сдастся. Неожиданно она разжала губы, позволяя углубить поцелуй.
В других обстоятельствах он бы подумал, но она обладала слишком большой властью над ним.
Билл резко отскочил, разрывая их недопоцелуй. Он провёл языком по своей окровавленной губе, которая ещё и болела.
Она меня укусила!
— Совсем страх потеряла, Комета? — прошипел Билл. Он отпустил одну руку Мэйбл и материализовал кинжал, который приставил к её щеке. Она дёрнулась от соприкосновения холодной стали со всё ещё пылающей кожей и попыталась отпрянуть, но Билл не дал это сделать.
— Интересно, что бы с тобой сделать? — он слегка надавил на кинжал, протыкая её кожу и наблюдая за течением крови из небольшого пореза. — Может, написать тебе на лице напоминание о том, чего в моём присутствии делать нельзя? — рука с кинжалом переместилась на яремную впадину. — Или лучше изобразить падающую звезду, чтобы ты помнила своё место в моём колесе?
— Нет, — прошептала Мэйбл. — Не надо, прошу.
— Просишь? — засмеялся Билл, возвращая взгляд к её лицу. — Но ты должна быть наказана.
— За что? — спросила она, заглядывая в глаз демону, словно бы пыталась найти там ответы. Мэйбл не верила в то, что эти гляделки помогут, но они помогли. Там, в глубине кроваво-красной радужки, Мэйбл увидела то, что объясняло всё, но, в то же время, добавляло множество новых вопросов. Там, скрытая за безумием, гневом и фальшивым весельем, была боль. Старая, поутихшая, оставшаяся в виде поблекших, практически стёршихся воспоминаний, которые она ненароком зацепила.
— Что они сделали с тобой? — поинтересовалась Мэйбл, моля высшие силы о том, чтобы за эти слова её не наказали.
— Что? — Билл опешил, шокировано рассматривая её, будто впервые видит. — Что ты твердишь? Кто
они?
Она же не может знать.
— Твои родители, — ответила Мэйбл. — Они же издевались над тобой, — не вопрос — утверждение.
Она ощущала, как дрогнул кинжал в его руке и что хватка на запястье ослабла.
— Совсем крыша поехала, Комета? — ощетинился Билл, и в этом его действии она увидела куда больше искренности, чем во всех словах. Мэйбл видела, что его броня дала трещину: небольшую, едва заметную, но каждый её вопрос, каждое её слово прямо в точку, заставляло её становиться больше.
Заставляло его открыться.
Мэйбл не ведала, знает Билл о том, насколько он сейчас открыт перед ней, или же нет.
Скорее всего — нет, ведь иначе он бы уже закрылся.
И глупое, свойственное лишь ей желание утешить завладело естеством. Мэйбл подняла свободную руку и попыталась коснуться его щеки, но Билл отскочил от неё, как от кипятка.
Что ты делаешь?
Мэйбл медленно поднялась, не отрывая взгляда от ошарашенного демона. Тело слегка ныло, а всю, только начавшую заживать руку, заломило от тупой боли.
— Ты что, боишься? — удивлённо спросила она.
— Что за бред лезет тебе в голову, Комета? Ты хоть понимаешь, что в этом мире нет того, что могло бы испугать меня, — прорычал Билл.
— Так ты ответишь на мой вопрос? — Мэйбл сцепила руки в замок. — Что они делали с тобой?
— С чего ты взяла, что кто-то что-то со мной делал? — выдохнул он, приобретая свой привычный жёлтый цвет. — Из нас двоих лишь у тебя жизнь дерьмо.
— По глазам, — тихо ответила Мэйбл.
— Глазам? — удивился Билл. Он взмахнул рукой и в воздухе появилось множество глаз разных цветов и размеров. — Что в них можно прочесть? Болезни их владельцев? Что?
— Глупый, — Мэйбл слегка хихикнула, позабыв о том, с кем говорит. — Глаза — зеркало души. Когда мы испытываем какие-то эмоции, они отображаются у нас в глазах, — она приложила указательный палец к своему глазу. — Всё воспоминания, мысли и события оставляют отпечаток в виде эмоций и чувств. Это-то я и увидела у тебя в глазах, а дальше просто додумала сама.
— Не вижу логики, — возразил Билл.
— Я могу показать, — прошептала Мэйбл и сделала шаг к нему. Билл отшатнулся, понимая, что именно она хочет сделать.
Пожалуйста, не прикасайся ко мне, я не хочу терять себя.
Билл боялся её власти над ним. Ему казалось, что стоит ей коснуться его — и он утратит себя окончательно и бесповоротно.
Мэйбл остановилась в полушаге от него и сделала два шага назад. Нет, не потому, что отказалась от своей идеи, а потому, что поняла его. Поняла его страх, будто он произнёс это вслух, и едва не сказала чёртово, неуместное «спасибо».
— Неприятно, да? — прошептала Мэйбл, перехватив удивлённый взгляд Билла. — Когда тебя видят насквозь.
Билл сощурился, внимательно вглядываясь в Мэйбл, а после растворился в воздухе, бросив короткое «уходи» на прощание.
Мэйбл расслабленно выдохнула и устало села на колени. Весь запал погас и теперь она ощущала себя невероятно усталой, будто села батарейка.
— Нет души, говорите, — проговорила она.
***
— Почему ты отпустил его, дядюшка Форд? — спросила четырнадцатилетняя Мэйбл, наблюдая за убегающим вглубь леса волком.
— Это волчица, — ответил Форд, — и, скорее всего, у неё где-то дети, — он задумчиво взглянул на Мэйбл. — Каждый совершает злодеяние по какой-то причине. Даже ужасающие маньяки в прошлом были людьми, которым попросту недодали тепла.
— Даже Билл? — удивлённо спросила она.
— Нет, он — нет. Чтобы у кого-то была душевная рана, у этого кого-то должна быть душа, а у него её нет, — улыбнулся Форд. — У демонов априори нет души, а он, наверное, страшнее их всех.
***
Небо медленно затягивало грозовыми тучами. Ветер усиливался, вдали слышались негромкие раскаты грома и виднелись далёкие сполохи молний.
Мэйбл вошла в дом и сразу же направилась в сторону ванной комнаты, дабы привести себя в относительный порядок.
Горячая вода освежала, приводила мысли в порядок и взбадривала. Мэйбл вышла из душа, вытирая полотенцем влажные волосы, и пошла на кухню, приготовить чашечку горячего шоколада с огромным количеством маршмеллоу.
— Мэйбл, милая, где ты была? — воскликнула Элизабет.
— Гуляла, — коротко ответила Мэйбл, ставя сотейник на газ.
— Почему мне не сказала? — спросила женщина. — И что это у тебя с лицом?
Мэйбл автоматически закрыла царапину ладонью, а после тихо ответила:
— Зацепилась за ветку.
Мэйбл отвернулась к сотейнику.
— Это же он, да? — спросил Диппер, который только вышел из лаборатории. Он подошёл к сестре и развернул её к себе, тщательно осматривая её на наличие каких-либо повреждений, кроме царапины на щеке.
— Это же снова Билл? — требовательно спросил Диппер.
— Он, — выдохнула Мэйбл и поспешила отключить газ. — Но ты не волнуйся, я научилась защищать себя. На крайний случай, я успею вовремя унести ноги, — она успокаивающе похлопала брата по плечу.
— Уверена?
— На все сто, Дип-доп, — засмеялась Мэйбл. — Если бы я лгала, меня бы здесь не было.
Диппер вздрогнул, представив сестру, убитую Биллом, после того, как пытать её стало не интересно.
— Твоя правда, — согласился он.
— Кстати, Дип-доп, как там Пасифика? Есть какие-то продвижения на личном фронте? — Мэйбл лукаво улыбалась, бросая очередной кусочек маршмеллоу в горячий шоколад.
Диппер густо покраснел и отвёл взгляд в сторону, как делал всегда, когда не хотел отвечать на вопрос.
— У нас… Эм, всё сложно. Я не знаю, как тебе объяснить.
— Всё сложно — это у меня, а у тебя нужно просто поговорить, — поучительно проговорила Мэйбл.
— О любви говорите? — улыбаясь, спросила Элизабет, вытирая руки о кухонное полотенце. — Помню, тоже долго не могла признаться в любви вашему отцу.
— Ты — и боялась? Мам, кажется, ты что-то не то говоришь, ты же была задирой в школе, — Мэйбл недоверчиво приподняла бровь.
— Бывают в жизни огорчения, — улыбнулась Элизабет. — Проблема была в том, что мы с вашим отцом знали друг друга с детства и я очень боялась потерять нашу дружбу. А потом оказалось, что мы соулмейты, и пошло поехало. Знаете, Джон ведь тогда впервые сделал первый шаг.
Мэйбл смотрела на мать, которая с удовольствием рассказывала о том, как она начала встречаться с отцом, будто она была юной незадачливой девушкой, только нашедшей своё счастье.
Интересно, а я когда-нибудь познаю счастье: быть с любимым человеком до конца жизни?
— Мам, думаю, стоит отправиться к дедушке Форду, он его уже заждался, — прервала рассказ матери Мэйбл.
Диппер недоуменно посмотрел на сестру, а после, решив что-то для себя, попрощался с матерью и скрылся в лаборатории.
— Нам надо поговорить, мам, — прошептала Мэйбл, понурив голову.
— Конечно, милая, — понимающе кивнула Элизабет.
***
Стул полетел на пол, когда Элизабет вскочила с места. Она подлетела к дочери, едва не сбив с ног, и крепко обняла её. Сжала Мэйбл в своих объятиях, пытаясь оградить её от всех печалей мира, подарить ей её крошечный Рай. Мэйбл ответила на объятия, уткнувшись матери в шею. Пусть ей и пришлось слегка наклониться, они казались ей самыми удобными и безопасными. Лёгкие поглаживания по голове, а после по спине, и Мэйбл тихо рыдает, роняя слёзы матери на футболку.
— Всё будет в порядке, милая моя, — прошептала Элизабет. — Обязательно будет, только подожди.
— Конечно, мама.
***
— Я не знаю, как реагировать на это, Джон, — Элизабет смотрела на то, как блестит красное вино в бокале.
— Я тоже, Бет, — согласился Джон и сделал глоток. — Но, думаю, единственное, что мы можем сделать в данных обстоятельствах — это поддержка. Пусть они знают, что, чтобы ни произошло, у них есть мы.
— Ты, как всегда, пугающе прав, — нервно хихикнула она.
— Стараюсь, — улыбнулся он.
***
Время будто остановилось. Множество больших и маленьких предметов парило вокруг разгневанного демона. Он не знал, что делать. Ярость всё ещё бурлила в сосудах, только теперь она была направлена на себя, а не на девчонку Пайнс.
Ты окончательно влип, парень.
Он помнил её понимающе-сочувствующий взгляд, от которого у него по коже бегали мурашки, её руку, тянущуюся к нему, и ужас, испытываемый при этом.
Билл никогда ничего не боялся, точнее — он так считал. Старые, детские страхи не напоминали о себе миллиарды лет. Он и забыл о них, но она сумела воскресить их. Кто бы мог подумать, что его страх окажется столь абсурден, но в то же время человечен.
Он боялся доверять.
Доверие — это слабость. Это значит: показывать другим свои слабости, свою душу, чтобы потом, с помощью этих знаний, тебя растоптали в порошок.
Это не для него.
Билл Сайфер — тот, кто призван причинять другим боль, кто создан сеять безумие. Он Демон. А ещё он тот, кто создал себя сам. По кусочку, путём множества усилий возводил вокруг себя непробиваемые доспехи, укрытые тысячами острых шипов. Он годами убивал в себе чувства, оставляя лишь самые необходимые, создавая своё собственное безумие.
И никому он не позволит так просто уничтожить эту броню.
Билл ненавидел себя за то, что начал тот разговор, за то, что дал эмоциям взять над собой вверх, а в итоге едва не утратил то, что строил так долго.
— Пора бы на время завязать с Пайнсами, а то они плохо на меня действуют, — засмеялся Билл и принял свой истинный облик. — И надо бы забросить эту мешко-костяную форму.
Одна ошибка не будет стоить ему всех его планов, а глупые эмоции не смогут взять над ним вверх.
