***
Время медленно близилось к вечеру. Солнечные лучи касались верхушек старых деревьев, играли меж их листьев. Мэйбл и Том стояли на берегу озера и бросали хлебные крошки паре лебедей, возле которых вертелись уже подросшие лебедята. Водная гладь волшебно сверкала от солнечных лучей, завораживала своими чарующими переливами. Улыбка не сходила с лица Мэйбл, и она наслаждалась всем этим днём. Пусть Том и использует её, но ведь и она его тоже. — Мэй, — позвал её Том. — Что? — взгляд её блуждал по озеру, изредка останавливаясь на листьях, сорванных недавней бурей с деревьев и рассекающих водное полотно. — Не против, если я… — фальшиво-смущённый тон, в то время, как его рука перемещается Мэйбл на бедро, и сам он делает шаг к ней, уничтожая всякое расстояние между ними. — Нет, не против, — выдохнула она, сама подаваясь навстречу, поднимая на время белый флаг. Чужие губы казались уж слишком большими, а руки были уж слишком своевольны, то и дело норовя переместиться под платье. Не так и не таким было всё: касания, аромат, вкус и форма губ. Мэйбл обнимала его за плечи, отмечая, что они слишком широкие, грубые. Да и сам поцелуй был слишком влажным, пошлым, не таким, каким должен быть поцелуй на первом свидании. Всё было не так! А как «так»? Нереально золотистые волосы, холодный взгляд из слишком тёплого цвета глаза и надменная усмешка. На коже воспоминания о чужих касаниях: чаще всего грубых, оставляющих после себя синяки, но в редкие моменты необычайно нежных, едва ощутимых. В голове мысли о тембре голоса, которым не владел никто в этом мире, со свойственными лишь ему переливами, металлическими нотами и безумным смехом. И чем это лучше? Объяснения не было. Мэйбл ненавидела моменты, связанные с ним. Те реки слёз, моря боли и океаны отчаяния, в которых она тонула день ото дня. Но так же, был испуганно-благодарный взгляд Диппера, когда она очнулась после той глупой попытки самоубийства. Были трещины в барьере, уж слишком сильно напоминающие то, что между ними происходит. Тот случай, когда впереди пропасть, а сзади горящий лес, и ты стоишь меж двух крайностей, не зная, что делать. Мэйбл разорвала этот бесячий поцелуй, который омрачал её своей вульгарностью, своим подтекстом, который уже и не пытались скрыть. Губы жгло, а рот хотелось хорошенько прополоскать. — Что-то не так, милая? — Том ласково улыбается, отчего Мэйбл хочется вырвать себе внутренности и стереть с них всё то, чем он успел их запачкать. Измазать своей кровью. — Ох, мне просто немного плохо, — она поправила платок на шее. — Я не говорила тебе, но у меня… В общем… У меня «эти дни», прости, — быстро пролепетала и поспешила покинуть поляну. — Мэй, подожди! — крикнул Том. — Давай я тебя провожу! — Нет, спасибо! Меня брат встретит! — прокричала Мэйбл в ответ и поспешила скрыться за деревьями. Том порывался побежать за ней, но забросил эту идею, понимая, что в здешних лесах практически не ориентируется. — Блять! — взбешённо крикнул он, ударяя кулаком о ствол какого-то дерева. Впервые девушка его вот так вот бросила. Им, чёрт возьми, попросту воспользовались, хотя это он должен пользоваться ими. — Вот же сука, — прошипел Том. — Красивая, мать его, сука.***
Домой идти абсолютно не хотелось. Там бы обязательно спросили о том, как прошло свидание, а о нём рассказывать не хотелось. Было противно, очень, вот только от чего? От самого поцелуя? Или от того, о чём она думала в тот момент? Хотя, скорее всего, от всего и сразу. Мэйбл остановилась на очередной крохотной полянке, которых было полно в этом лесу, и устало села под ближайшим деревом. Глаза щипало, и она быстро смаргивала подступающие слёзы, вот только толку от этого было мало. Тишину поляны разрушил громкий всхлип. Слёзы ручьями лились по щекам, но Мэйбл и не пыталась их вытереть — всё равно не перестанут. Как же она ненавидела слёзы. «Что бы ни случилось — улыбайся», — это её жизненный девиз, вот только этим летом она постоянно нарушает его. Сделай счастливое лицо. Уголки губ через силу приподнялись вверх. Мэйбл всё же вытерла слёзы и решительно посмотрела вперёд себя. — Соберись, Мэйбл. Что толку от слёз? — наставляла она себя. — Вот именно, что толку? Мэйбл дёрнулась и подняла голову вверх, в сторону говорившего. На ветке дерева, оперевшись о ствол, сидел Билл Сайфер собственной персоной. — Зачем ты пришёл? — Между прочим, я здесь находился ещё до твоего прихода, так что это мой вопрос, — ответил Билл. — И что же ты здесь делал? — спросила Мэйбл, устало прикрыв глаза. — Думал, — последовал лаконичный ответ. — Хах, я тоже целый день только то и делаю, что думаю, — улыбнулась Мэйбл. — И к чему привели тебя твои мысли? — К тому, что дело дрянь, — она на секунду замолчала, обдумывая все за и против, а после проговорила: — А что надумал ты? — Тоже, что и ты, — хмыкнул он. Они замолчали, погрузившись в свои мысли. Тишина была приятна, она давала свободу мыслям и незаметно сближала их сердца. — Разве нельзя это прекратить? — нарушила тишину Мэйбл. — Прекратить что? — Попытки уничтожить наше измерение, — ответила она. — Ты же знаешь, Комета, — измерение кошмаров исчезает. Я просто пытаюсь не дать этому случиться. Если бы вы не противились, всё было бы куда проще. Куда пропало ваше сострадание? — он грациозно спрыгнул с ветки и приземлился в метре от Мэйбл. — Это, конечно, не мне решать, но, возможно, если бы открытие портала в измерение кошмаров не означало конец света, мы бы отнеслись к этому более лояльно, — она заправила прядь за ухо и опустила взгляд, стараясь не смотреть на демона. — Мне хватило того, что было в прошлый раз. Дать тебе свободу — означает подписать смертный приговор этому измерению. — Неужто тебя так волнует судьба мира, Комета? — Да не сказать, — отмахнулась Мэйбл. — Просто, в этом мире живу я и моя семья. Я боюсь не за каких-то там незнакомых мне людей, а за свою семью, которая является частью этого мира. Я не хочу, чтобы кто-то из дорогих мне людей стал частью твоего каменного трона. Как бы жестоко это не звучало, но ради своей семьи я готова быть одной из тех, кто подпишет смертный приговор твоему измерению, — она печально вздохнула. — Да, я чёртова эгоистка. — Все мы заложники своего эгоизма, — рассудительно ответил Билл. — Для меня измерение кошмаров — это не какой-то там дом, не место, где находится кто-то дорогой мне. Это способ утолить свои эгоистичные желания. Это просто место, в котором живут такие же отбитые на всю голову преступники, как я. Место, в котором… — Можно быть собой и не выделяться из толпы, остаться незамеченным, — закончила за него Мэйбл. — Для меня таким местом является Гравити Фолз, так что вот и ещё одна причина не дать тебе свободу. — Как жестоко… — наигранно обиделся он. — Кстати, Комета, ты шикарно отшила своего ухажёра. Поматросила и бросила, я и не ожидал от тебя такого. Щёки Мэйбл вспыхнули от осознания того, что тот, из-за кого она и бросила Тома, всё видел. — Ты что, следил за мной? — пролепетала она. — Я ведь уже говорил, что знаю обо всём, что происходит в этом городе, — закатил глаза Билл. — Например, о том, что шериф и его помощник — соулмейты. — Серьёзно? — воскликнула Мэйбл. — Ты хочешь сказать, что они… — Спроси у стажёра, — Билл потянулся, прикрыв глаза. Когда он вновь открыл их, взгляд его был привычно холоден, из-за чего Мэйбл испуганно вздрогнула. Ненадолго она забыла о том, с кем говорит. — До встречи, Комета. Глаза Мэйбл широко распахнулись от удивления. Он прощается со мной! — Д-до встречи, — сбивчиво ответила она. — В следующую нашу встречу мы вновь будем врагами. Помни об этом, — проговорил он на прощание и исчез. Мэйбл заворожённо смотрела туда, где минуту назад стоял Билл. Ощущение его присутствия всё ещё не покидало её, не давая сердцебиению вернуть свой нормальный ритм. Слишком человеческий разговор, без бессмысленных попыток задеть, укусить побольнее, пробраться под кожу. Легко и непринужденно, оперируя лишь теми фактами, которыми не страшно поделиться, оставляя между собой расстояние, чтобы, в случае чего, можно было уйти. Говорят, что если представить взаимоотношения с людьми в виде шагов, то всех нас изначально разделяет двадцать шагов. Каждый должен сделать свои десять и остановиться, если вы не встретили там другого человека — значит он не ваш, и более шагов не стоит делать. Кажется, они сделали первый шаг навстречу друг другу. Мэйбл поднялась на ноги, отряхнула платье и, улыбнувшись своим глупым мыслям, последовала к Хижине Чудес, подгоняемая алыми закатными лучами.***
Истерика. Отвратительное состояние, когда весь негатив, накопившийся внутри, вырывается наружу в виде приступа. И вот у тебя уже нет сил успокоиться. Пасифика сидела на холодном, кафельном полу своей старой комнаты и задыхалась от громких всхлипов, вперемешку с охрипшим смехом. На полу валялись осколки зеркала, ладони были измазаны кровью из многочисленных порезов на их поверхности. Тело пробила дрожь, мокрые пряди свисали, обрамляя лицо, а перед ней лежала измазанная кровью фотография с изображением семьи Нортвест шестилетней давности. Дверь комнаты открылась, пропуская во внутрь крохотную полоску света. — Боже, Пасифика! — услышала она чей-то испуганный возглас.***
Диппер понимал, что что-то не так. Непонятная тревога липкими щупальцами расползалась внутри. Он десяток раз проверил приборы на вспышки аномальной активности и решил было пойти искать Мэйбл, ведь иных причин для беспокойства не было. Диппер уже собирался выходить, как в дом вошла целая и невредимая Мэйбл, а ожидаемое успокоение не пришло. Пасифика! Ужас столь явственно отразился в его взгляде, что Мэйбл моментально схватила его за руку и усадила в автомобиль для гольфа, бросив короткое: «Куда?» — нажимая педаль газа. — К Пас, — ответил он, молясь, чтобы ничего серьёзного не произошло. К особняку Нортвест они добрались за каких-то десять минут. Особняк был пуст и свет горел лишь в одном их коридоров, в него-то они и пошли. Диппер и Мэйбл стали проверять каждую комнату на наличие в ней хозяйки особняка. Из одной из комнат послышался всхлип, и Диппер поспешил. Он медленно открыл дверь и ужаснулся от вида сидящей на полу Пасифики. — Боже, Пасифика! Диппер подбежал к ней и развернул к себе. Она смотрела на него пугающе пустыми глазами и громко смеялась, в перерывах между всхлипами. Она же на грани нервного срыва! Диппер не знал, что делать. От вида её, такой сломленной, разбитой на куски, тело онемело и он сам, казалось, рассыпался вместе с ней. Он не нашёл ничего лучше, чем просто обнять её. Крепко прижать к себе, чувствуя, как она дрожит и как эта дрожь передаётся ему. Он легко гладил её по голове, шепча всякие успокаивающие глупости, которыми его в детстве награждала Мэйбл. Смех прекратился, всхлипы стали тише, и Диппер позволил себе немного расслабиться. — Я ужасная, Диппер, — прошептала Пасифика, сжав окровавленными пальцами ткань его футболки. — Что за глупости ты говоришь? — испуганно спросил он, не понимая, откуда такие мысли появились у неё в голове. — Ты красивая, умная, возможно немного вредная, но не ужасная. — Ты не понимаешь! Я правда ужасная! — слёзы вновь полились по её щекам. — Я делала столько всего отвратительного, что попросту не достойна даже общения с тобой. Диппер не представлял, что делать. Он никак не ожидал чего-то такого. Дверь за ним закрылась. Видимо Мэйбл, которая вошла в комнату вслед за ним, решила дать им побыть наедине и всё обсудить. Спасибо, Мэй. — Почему именно ты ужасна, Пас? — осторожно спросил Диппер. — Ответь мне. — Нет. — Почему? — Ты возненавидишь меня, — коротко ответила Пасифика. Так, ну это уже ни в какие ворота. — Запомни раз и навсегда — я никогда не делаю поспешных выводов, — Диппер встряхнул её за плечи. — И раз уж я люблю кого-то, то это надолго и какое-то там прошлое этому не помешает. Ясно? Так что рассказывай. Пасифика некоторое время изумлённо смотрела на него, а после согласно кивнула. Вот и славно. Хватит уже этих недомолвок. — Дело в том, что я…