***
Пять лет тому назад Нортвесты обосновались в недорогой квартире на окраине Нью-Йорка, прежде сменив несколько домов в крупных городах на территории других штатов. — Это ужасно, — из дальней комнаты небольшой двушки послышался возмущённый женский голос. — Здесь же невозможно жить! — женщина причитала, расхаживая по квартире и нервно накручивая прядь волос на палец. — Это всё, на что у нас хватает денег, дорогая, — ответил ей мужчина, вид которого явственно показывал, что перспектива жить в этом месте его не радует. — В Нью-Йорке довольно дорогое жильё. К тому же, нам ещё нужно оплатить Пасифике образование — частные школы здесь тоже не дешёвые. Присцилла Нортвест некоторое время удивлённо хлопает глазами, а после сжимает перекачанные ботоксом губы и переводит раздражённый взгляд на Пасифику. Девочка сжалась под этим взглядом, вспоминая, как полторы недели ходила с огромным синяком на щеке, после того, как мать в прошлый раз наградила её подобным взглядом. — Пасифика Элизабет Нортвест! — прикрикнула Присцилла. — Ответь мне, ты же не против поучиться в государственной школе? Сама ведь понимаешь, что у нас с деньгами сейчас туго. — Конечно не против, мама, — быстро ответила Пасифика, надеясь побыстрее скрыться с глаз матери. Присцилла никогда не была хорошей матерью, но всё же назвать её тираншей или обвинить в рукоприкладстве было нельзя. До данного момента. С потерей своего состояния и возможности следить за своей внешностью так, как раньше, что-то сдвинулось в ней. В её жизни всегда самыми важными вещами были деньги и внешность. Уже то, что она всё ещё оставалась с Престоном, дорогого стоило. Вот только Пасифике от этого было лишь хуже. Престон ничего против загонов жены не говорил. Он вообще предпочитал отмалчиваться. В отличии от Присциллы, он обладал умом, необходимым предпринимателю, так что пропасть они не должны были. Вот только была маленькая проблема — зарабатывать деньги с нуля он, к сожалению, не умел. Присцилла вновь отвлеклась на разговор с Престоном, а Пасифика тихо удалилась из комнаты. Она заперлась в выделенной ей комнатушке и забралась на подоконник, упершись лбом в стекло. Она наблюдала за проезжающими мимо машинами и спешащими по покрытому лужами тротуару прохожими. Мысли носились в голове, пытаясь найти решение проблем, навалившихся на неё и её семью. Хотелось вернуть то хрупкое ощущение стабильности, которое было раньше. Да, она не шибко-то и любила своих родителей. Ей часто не нравилось то, что все важные решения, касаемо её настоящего и будущего, принимались родителями. Но в то же время, она ценила эту стабильность. Минутная стрелка медленно очерчивала круг, приближая наступление ночи. Лучи заката окрашивали город в алый. Они не спеша скользили по окнам, поочерёдно заглядывая в каждое из них. Один из лучей ослепил Пасифику, отразившись от драгоценного камня в серебряном кольце на её пальце — подарок родителей. Она подскочила с подоконника и подлетела к нескольким чемоданам, сложенным в углу. Пасифика достала из одного шкатулку, украшенную драгоценными камнями, в которой хранились все её украшения. В государственной школе нет необходимости в драгоценностях. Пасифика схватила шкатулку, открыла дверь и поспешила к родителям. — Мам, пап! — Пасифика Элизабет Нортвест, сколько раз повторять, что леди не бегают по дому! — голос отца настиг её возле входа на кухню. — Папа! — радостно воскликнула она. — Держи, здесь все мои украшения. Мне они не нужны, а вот вам могут пригодиться. Их можно сдать в ломбард и получить деньги, а за выручку открыть магазин или обустроить квартиру. — Я знаю, Пасифика, — одернул её Престон — Но спасибо за то, что принесла украшения. Я и сам думал взять их у тебя. А теперь, мне пора — нужно ещё найти работу. — Конечно, папа, — ответила Пасифика и побрела к себе в комнату, чтобы скорее провалиться в объятия Морфея.***
Дни сменяли друг друга, утопая в заботах. Не успела Пасифика оглянуться, как с момента их прибытия в Нью-Йорк прошло два года, за которые в жизни её и семьи изменилось многое. — Заказ к третьему столику и живо! — гаркнул шеф повар. Пасифика схватила поднос и поспешила доставить заказ клиентам. — Ваш салат «Цезарь», сэр, — мило улыбнулась она, раскладывая приборы перед посетителем. — Приятного аппетита. Пасифика поспешила на кухню за следующим заказом. В небольшом ресторанчике, который находился в двух кварталах от её дома, сегодня был аншлаг. Все столики были забиты посетителями, и она едва успевала приносить заказы и относить грязную посуду. К концу рабочего дня Пасифика валилась с ног. Она устало вытерла пот со лба, протирая столы. — Вот твоя зарплата, Нортвест, — обратился к ней управляющий, размахивая конвертом с деньгами. — Заканчивай, бери деньги, и чтоб духу твоего здесь не было до следующей смены. — Да, управляющий! — отозвалась Пасифика. Смена была окончена, и Пасифика плелась в круглосуточный магазин, чтобы купить продуктов. За эти два с половиной года изменилось многое, но Присцилла так и не научилась готовить. Хоть что-то не меняется. Престон всё же нашёл способ подзаработать денег, и теперь они не страдали от нищеты. Пасифика тоже вносила свою лепту в семейный бюджет. У неё было три вида заработка. Отец, правда, знал лишь о двух. О третьем ей и самой противно думать. Полгода назад её пригласили поработать моделью в одно агентство. Приличный гонорар, гибкий график, и в целом-то ничего сложного. Не для Пасифики, которая с детства привыкла к свету софитов и вспышкам фотокамер. Помимо неё на съёмках присутствовала и Присцилла, которая, к слову, совершенно открыто флиртовала с фотографом. Деньги стали появляться, и Пасифика впервые за два года вдохнула полной грудью. До того случая. Где-то спустя два месяца работы в агентстве, их менеджер предложил ей кругленькую сумму за «непыльную работёнку». Работа была довольно проста и прозаична — удовлетворить плотские утехи этого самого менеджера. Пасифика, ожидаемо, отказала. А потом, десяток ударов бутылкой с водой, чтобы не осталось следов от ударов. Присцилла была в бешенстве, ярость в плескалась в её глазах и, казалось, искрилась на концах её пальцев с длинными наманикюренными ногтями. Той же ночью она закусывала губы до крови, пытаясь не завыть от боли и не разрыдаться от унижения. Тогда она несколько часов стояла под душем и тихо рыдала, проклиная шлюху мать, которая неожиданно поумнела и превратилась в домашнего тирана; ублюдка менеджера, который и не пытался быть с ней нежен и пользовался, как последней шлюхой. Будто она ей не является. У обочины остановился автомобиль и из него вылез Престон Нортвес. — Пасифика, залезай быстрее в машину — дождь начинается. Продукты я купил, — скомандовал он и вновь сел за руль. Пасифика поспешила занять своё место, на время оставляя всё плохое за дверью «Мерседеса» девяносто пятого года выпуска. Папе ведь не нужно ни о чём знать. Непредвиденные ситуации всегда срывают с людей маски, и семья Нортвест не стала исключением. Если Присцилла оказалась жестокой тираншей, помешанной на деньгах и красоте и ненавидящей свою дочь, которой её ненаглядный муж уделял больше времени, чем ей, то с Престоном всё оказалось совсем наоборот. Резкая смена обстановки заставила всплыть наружу всё то доброе, что было спрятано в нём внутри за семью печатями. Он оказался мастером на все руки, к тому же, за годы, с момента окончания Юридического университета, он не растерял свои навыки и из него вышел неплохой адвокат, который умело пользовался лазейками в тех или иных законах. А ещё Пасифика его необычайно сильно любила. Она бы и не подумала, что её отец может так тепло к ней относиться, но за время своих скитаний они сильно сблизились, что не могло не радовать её. — Как прошёл день? — простая фраза, которую всего несколько лет назад Пасифика и не ожидала услышать от отца. — Нормально, — нейтрально ответила она. — Сегодня писали тесты по биологии. — И как? — Написала на отлично, — улыбнулась Пасифика. — Думаю, с такими успехами, мед у меня в кармане Да, детская мечта, которая лишь сейчас начала казаться реальностью. Она не могла вспомнить, сколько ей было, когда белый халат и запах медикаментов стали её целью в жизни. — Очень на это надеюсь, — ответно улыбнулся Престон. — А что с другими предметами? — Как всегда — отлично. Дорога до дома прошла в обыденных семейных разговорах, которые сбрасывали с их плеч груз всего дня. Пасифика приготовила быстрый ужин, который она по обыкновению недосолила. Престон изучал материалы нового дела, изредка «консультируясь» с ней, чтобы она хоть немного разбиралась в юриспруденции. А Присцилла… Присцилла где-то пропадала, не омрачая этот вечер своим нытьем по поводу того, что так жить нельзя, но при этом не делая ничего, чтобы эту жизнь изменить. Ради такого общения с отцом она готова терпеть все эти унижения.***
Так же неумолимо календарь лишился ещё шести своих листов, показывая Пасифике, что ещё полгода прошло во мраке «древнейшей женской профессии», в которую её так любезно затолкнула мать. Как же её всё это достало! Стакан с недопитым виски полетел в стену, обклеенную старыми, пожелтевшими обоями. Раздался звон стекла, и в комнату, пропитанную запахом табака и алкоголя, вошёл обнажённый мужчина с ядовитой усмешкой на губах. — Наша жемчужинка не в духе? — протянул он. Пасифика оторвалась от созерцания капель виски, стекающих по стене, и перевела безразличный взгляд на мужчину. — Деньги вперёд, и можешь называть меня хоть Матерью Терезой, хоть Усаги из «Сейлор Мун», — бросила она и протянула к нему руку, намекая на то, что ждёт свою оплату. — Таковы правила, Коул. — Ох, ладно-ладно, — Коул бросил ей стопку купюр. — Неужто не сделаешь скидку постоянному клиенту? Пасифика никак не отреагировала на его реплику, медленно расстёгивая пуговицы на школьной рубашке: — Быстрее начнём — быстрее закончим. — Негоже так разговаривать с клиентами, но если хочешь побыстрее приступить, то так и быть, — он схватил её за запястья и повалил на затёртый диван, приподняв ей руки над головой. — Что-то ты слишком спокойная сегодня, выпила перед моим приходом? — Коул наклонился к её лицу и глубоко втянул носом воздух. — Пила. Неужто ещё не привыкла? — Главное, чтобы был результат, а уж каким способом я его добиваюсь — не имеет значения, — Пасифика прикрыла глаза, давая понять, что разговор окончен. — И то верно, — прошептал он, покрывая её шею вереницами засосов. Делать это с ним она ненавидела больше всего. После встреч с ним тело ломало так, словно она пробежала марафон без подготовки. Коул был из того типа клиентов, которые обожают порезвиться, прежде чем начать. И очень часто эти прелюдии были противнее самого действа. Пасифика до сих пор ненавидела и презирала эту сторону своей жизни, но в то же время не могла избавиться от неё. Ей казалось, что каждый человек в Нью-Йорке знает о том, что она Пасифика, мать его, Нортвест, лучшая ученица в своей школе, зарабатывает себе на жизнь проституцией. И, наверное, логично было бы спросить, как она докатилась до такой жизни. Но ответ на этот вопрос у неё был — улетел куда-то на Мальдивы, со своим новым бойфрендом, праздновать развод со своим мужем. Но зачем ворошить прошлое? Она научилась терпеть это унижение, представленное, в первую очередь, её рваными вдохами и выдохами, тихими стонами и искрами в глазах, которые редко, но всё же вспыхивали. Гасила эти ощущения отвратительнейшими способами: крепким алкоголем, сигаретами и пару раз кокаином. Пасифика с отвращением посмотрела на Коула, который валялся на полу, пытаясь отойти от недавнего оргазма. Как же противно. Она спустила ноги с дивана и, аккуратно переступив через мужчину, поспешила к двери, попутно собирая разбросанную по полу одежду. — Далеко собралась? — протянул Коул, приподнимаясь на локтях. — Время вышло, к тому же, меня ждёт отец, — Пасифика быстро оделась и приподняла ворот рубашки повыше. Наскоро обувшись, она вылетела из прогнившей квартиры и спешно выскочила на улицу. Лёгкие наполнились свежим, ночным воздухом, стоило сделать первый вдох за пределами треклятого дома. Даже наполненность его выхлопными газами, парами мусора и остальной дребеденью, которая всенепременно находится в воздухе огромного города, не казалась ей чем-то противным, как было, когда она только сюда приехала. Пальцы нащупали пачку сигарет в заднем кармане джинсов. Пасифика спешно достала одну сигарету и прикурила. Лёгкие наполнились дымом, и она слегка закашлялась из-за того, что сделала слишком большую затяжку. Какой-то внутренний протест всё ещё вспыхивал в душе, от чего ей периодически хотелось выбросить к чертям сигареты, вычеркнуть этот отвратительный заработок, навязанный матерью, из своей жизни. Но потом возвращалась привычка, и она делала новую затяжку, понимая, что через несколько дней вновь будет стоять под горячим душем, оттирая следы отвратительной близости с очередным клиентом. Последняя затяжка. Окурок полетел на асфальт и был раздавлен носком чёрной кроссовки. Пасифика повыше подняла воротник и посильнее закуталась в плащ, прячась от ветра. — Пап, я дома! — крикнула она с порога квартиры. В комнате отца послышались торопливые шаги, и в коридор вышел Престон в домашнем халате. Он слегка улыбнулся, из-за чего его усы смешно приподнялись. — С возвращением, — проговорил он, подходя к ней поближе. — Как дополнительные по биологии? — Отлично, — солгала Пасифика и поспешила скрыться на кухне. — Ты курила? — удивлённо спросил Престон, из-за чего она испуганно вздрогнула, выдавая себя с потрохами. — Боги, Пас, я же просил тебя не делать этого! Ты же знаешь, что леди так не делают. Леди. Наверное, это единственное, что не изменилось за годы. — Я знаю, пап, просто сложно бросить, — быстро стала оправдываться Пасифика. — Может, стоит обратиться к наркологу? — Нет, не нужно. Я сейчас же выброшу их, — она достала из кармана пачку сигарет и бросила её в мусорное ведро. — Пойду приготовлю ужин. — Поверю на слово, — бросил ей вдогонку Престон и вернулся к изучению новых документов.***
Несколько дней Пасифике понадобилось на то, чтобы разорвать замкнутый круг проституции. Нежелание разочаровывать отца, который начал что-то замечать, послужило стимулом для того, чтобы что-то изменить в жизни. Осталось только бросить курить — и всё будет отлично. А пока она оторвётся в клубе по полной. Музыка давила на барабанные перепонки, а неоновый свет раздражал глаза. Пасифика опрокидывала в себя очередной бокал алкогольного коктейля. Мысли затуманивались, даруя блаженную лёгкость. Этим вечером она была необычайно счастлива. Наконец ей удалось избавиться от противного клейма проститутки. По крайней мере, более не будет ненавистных клиентов и часов под душем, в надежде избавиться от последствий «работы». Какая лёгкость. Пасифика, пошатываясь, вышла на улицу и заглянула в телефон. На экране сияло сообщение о тринадцати пропущенных звонках от отца. Сердце ушло в пятки. Пасифика остановила первое попавшееся пустое такси и помчала на нём к дому. Она быстро расплатилась с таксистом и поспешила вверх по ступенькам к квартире номер шесть. Руки рыскали в кармане в поисках ключа от квартиры. Дверь в квартиру была настораживающе приоткрыта, из-за чего Пасифика ускорилась. Она быстро распахнула дверь и влетела в квартиру. Крик застрял где-то в горле. Кафель кухни измазан лужей крови, в которой лежит тело её отца. Действие алкоголя моментально выветрилось, и она спешно набрала службу спасения. Послышались длинные гудки, после которых раздался приятный голос диспетчера. Пасифика быстро назвала адрес, в ужасе кусая ногти. Спустя несколько часов, когда Пасифика вернулась домой с допроса, квартира была всё ещё огорожена. Следователь, который прибыл на вызов, провёл её во внутрь квартиры, чтобы она ненароком не уничтожила улики. Внутри всё оставалось таким же, как когда она только вошла в неё: всё та же лужа крови, уже запёкшейся, осколки посуды… Воспоминания мгновенно подняли на поверхность образ мёртвого отца, и она едва подавила рвотный рефлекс. Пасифика взяла деньги, которые не забрали воры, и поспешила покинуть помещение. Она сняла недорогой номер в отеле. Утром должен был прийти психолог, но было как-то плевать. Пасифика, словно в прострации, приняла душ и легла спать. Как же я хочу, чтобы это был всего лишь сон. А после были постоянные консультации у психотерапевта, горы антидепрессантов и решение вернуться в Гравити Фолз — туда, где всё было радужно и Нортвесты были единой семьёй.***
Диппер смотрел на то, как слёзы вновь катятся по щекам Пасифики. — Их нашли? — с едва прикрытой надеждой спросил он, на что получил лишь отрицание. — Ясно… Ты не виновата, Пас. В его смерти — так уж точно. Обжигающие, солёные слёзы продолжали бежать у неё из глаз, и ему необратимо захотелось стереть эту влагу боли. Отвлечь её от мрачных мыслей. Пасифика вздрогнула, когда Диппер невесомо коснулся губами её шеи и этими лёгкими касаниями стал подниматься вверх, к губам. Она повернула голову и сама нашла его губы. Слишком нужные. Они возвращали её в реальность, а после заковывали в сладкую иллюзию. Его поцелуи были лучше любого наркотика. От его поцелуев она горела, и он вместе с ней.