И это наши дети?

      Бен       Они не чувствовали его. Его словно не было в их жизни. Он куда-то уходил и возвращался только есть и спать. В присутствии родителей он чувствовал себя неуютно. Иногда они были на кухне, когда он появлялся и быстро набирал себе еду из холодильника. Чувствуя их следящие взгляды он быстро убегал избегая зрительно контакта и никогда не говорил им ни слова. Они никогда не были против общения, но он осознанно не хотел выходить с ними на контакт.       Бен был не тем сыном, которого они хотели. Он не смог их полюбить и не захотел принять ту жизнь, заботу и любовь, которую они ему предложили. На это он был попросту неспособен. Он был чем-то, что не нуждалось в родительской заботе. В какой-то момент они даже задумались о новом ребёнке. Снова испытать судьбу? И снова получить это что-то, чему они не знали названия? Нет, они больше не могли на это пойти.       Белль временами ненавидела жизнь. Она вспоминала о том счастье, на которое надеялась и видела реальность: Бена. В её мире он был чем-то неизвестным. Она пыталась изучить его, чтобы понять, что это. У него были странные интересы. Он рисовал, но что-то непохожее на рисунки. Возил пальцами и широкими кистями по бумаге оставляя какие-то ломаные примитивные изображения. На улице у него была небольшая компания друзей, но они не играли, а просто бегали и кричали без всякой цели. Его не интересовали книги и игрушки, он всё ещё продолжал играть в ролевые игры с руками, называя их по имени. В школе он учился плохо и Белль не покидали мысли о его умственной отсталости.       После своих бессмысленных и примитивных игр с друзьями он возвращался поздно вечером или ночью. Белль было безразлично где и сколько времени он проводит, но в его поздних возвращениях она видела предлог выплеснуть на него накопившуюся злость и обиду. У двери блеснула пощёщина, но реакции не последовало. Это что-то, что вытеснило её сына, было каменным и совершенно без эмоций. Когда-то давно ей было приятно успокаивать его, когда он плакал или боялся, но это что-то просто смотрело на неё какими-то пустыми и холодными глазами. Ему было безразлично происходящее, он просто прошёл мимо матери. Он не хотел её видеть и слышать, он хотел есть. Он пошёл к холодильнику и уже с едой прошёлся мимо матери и пошёл к себе. О реальной степени ненормальности такого поведения Белль могла только догадываться.       Она ударила его ещё один раз и больше не пыталась. Она не увидела того, чего хотела: эмоциональной реакции. Нет никакого смысла причинять боль тому, кто на неё не реагирует. Они снова вернулись к бестактильному безразличию. Через время Бен объявил свое требование: хочу учиться в пансионате. Они все этого хотели. Ему могли бы сделать фальшивые документы, но он мог сказать что-то лишнее и поставить безопасность их мира под угрозу, они не могли так рисковать. Он вынуждено остался жить дома и у всех это вызывало только раздражение. Он был тем, что не должно было жить в их доме. Но они оказались в безвыходной ситуации и оно продолжало ходить у них перед глазами.       Желание от него избавиться с каждым днём становилось всё сильнее, но оно не могло осуществиться. Белль только радовало его длительное отсутствие, а его нахождение в доме её не устраивало, поэтому претензии к нему возникали по каждой мелочи: он не закрыл дверь холодильника, оставил на полу следы, разбросал свои вещи. Когда он не выполнял её указания или огрызался, она звала мужа. Голд стёр его из своей жизни, для него этого ребёнка больше не существовало. Он вспоминал о его существовании только когда он предоставлял какие-то проблемы и неудобства его жене. Когда он приходил, Бен знал, что он ему скажет: он должен их слушаться, потому что они его родители. Они его содержат и он живёт в их доме.       Бен часто думал о том, что его появление в этом доме было их выбором, он не просился к ним и они сами не захотели, чтобы он уехал от них. Но он не мог с ними спорить. Они были старше и власть была в их руках. Он был заложником ситуации, ему некуда было пойти. Они втроём мечтали только о той минуте, когда он сможет сам о себе заботиться.       Джейкоб       Он не разговаривал. Его действия были то заторможенные, то очень резкие и быстрые. Он ненавидел воду и визжал от каждого купания. Значит, был каким-то видом животного, которое не любит воду. Часто он снимал с себя непривычную для его звериного тела одежду и бегал в одном нижнем белье совершенно не боясь холода. Ел руками, очень жадно и быстро, настороженно осматриваясь по сторонам.       Джонс был далеко от жены. Он часто не хотел возвращаться с работы, но даже когда он был дома у него с Эммой была дистанция. Они спали на разных сторонах кровати. Между ними, будто невидимый барьер, были эти дети-животные. Они разделили их и отняли у них счастливую жизнь. Это злило их и они их ненавидели, но каждый по своему.       Джейкоб плохо спал. Ночью у него случались панические атаки, он просыпался и кричал от своих кошмаров. У себя в спальне Джонсы слышали вой зверя. Одинокий полуночный вой ребёнка-животного. Для Джонса он был раздражителем и поводом сорвать на ком-то злость за неудовлетворённость жизнью. Из детской слышалось злое «заткнись!» и какие-то всплески. Он бил его, но Эмму не интересовало как и чем, ей было безразлично.       В Джейкобе их раздражало всё: его вой, плачь, беготня, крики. Они пытались его успокоить, но шума становилось только больше. Потом они нашли безупречный способ: успокоительное. Ребёнка напугал шприц в руке матери. Он прижался спиной к стене и следил за ней как настороженное животное, потом вскрикнул и забился под кровать. Она сказала ему ту фразу, которую всегда говорила в подобных ситуациях: сейчас позову папу. Безысходность и страх заставили его вылезти.       Он спал издавая какие-то хрипы, похожие на мурчание кошки. После долгого голодного сна он ел практически до рвоты и ещё несколько дней находился в заторможенном состоянии. Способом управления им стал страх: прекрати, или я сделаю тебе укол. Он моментально замирал. Он не знал, что конкретно им не понравилось, поэтому даже не шевелился. Он сопел как животное после долгого пробега и боялся двигаться пока они на него смотрели. Только когда они отворачивались он убегал и забивался за кресло или шкаф. Наверное, он то животное, которое привыкло жить в пещерах или норах.       В школе Джульетта была очень проблемным ребёнком. Учителя считали, что проблема в том, что родители уделяют ей мало внимания заботясь о младшем ребёнке. Но Джонсы понимали, что это её звериная природа вырывается наружу. Агрессия, жестокость, бунтарское поведение, большое количество друзей среди старших детей и мальчиков — она вожак стаи.       После каждой выходки Джульетту ждало наказание. Джонс порол её с предельной жестокостью и неожиданно для себя нашёл это возбуждающим. Он частыми толчками врывался в жену упирающуюся ладонями в кухонную стену. Джейкоб стоял рядом и наблюдал за сценой, которую не мог понять.       У них появилась небольшая грязная тайна. Избитый ребёнок практически не кричал. Весь крик застревал у неё в горле и наружу вырывался только звериный хрип и что-то похожее на приглушенное рычание. Удовлетворение фантазий переплетенное с местью за испорченную жизнь сближало их. Они делали с ней всё, что хотели, совершенно не думая о последствиях. Ей всё равно скоро умирать.       Оно       Его сын был во всём идеальным. Этот парень был самым красивым, умным и вежливым. Ничего не идеального он попросту не хотел в нём замечать. Нил был слишком любимым, чтобы быть хоть в чём-то не самым лучшим.       Она существовала для него только как образ, но не как живой человек. Она — живое существо с физиологическими потребностями, больше он ничего о ней не знал. Она была совершенно непохожей на него или его жену. Рыжая и покрытая веснушками. Когда в её эмбрион вселилось что-то инопланетное он мутировал и изменил генетический код.       Дэвид иногда наблюдал за ним, чтобы понять с какой целью оно ворвалось в общий для всех и его личный мир. Оно изучало окружающую среду. Подолгу смотрело на животных, людей, за окно и в телевизор. Его внутренняя сила рано подняла захваченное тело на ноги. Человеческая речь далась ему просто, оно заговорило целыми фразами. Еду оно глотало всю без разбора, за исключением сладкого. Неужели в природе существуют дети, которые не любят сладости? Конечно же нет. Оно отказывалось от сладкого с годовалого возраста. Наверное, там откуда оно прибыло не было сахара.       Ему был очень важен тактильный контакт со всем увиденным. Оно трогало, щупало, обнимало и лизало всё, что видело. Вероятно, оно узнавало данные об окружающем мире и, скорее всего каким-то телепатическим образом отсылало полученную информация своим. Но для каких целей?       Оно училось копировать человеческие эмоции, поведение и повадки, чтобы не выделяться из толпы. Делало это на высшем уровне и всегда смотрело на реакцию окружающих. После каждого своего действия оно смотрело на Дэвида: искало одобрения или проверяло насколько хорошо ему удалось подражание?       Он не мог долго смотреть на него и прикасаться к нему. Его кожа на ощупь была совсем не такой, как у его сына и женщины, из которой оно вырвалось. Глаза были пустыми и безжизненными, казалось, будто за ними никого нет. Дэвид не мог долго находится с ним в одном пространстве, от него исходило что-то необъяснимо жуткое и холодное. Он всегда отправлял его в комнату или погулять на улице, только очень осторожно, чтобы не вызвать у него злость и ярость. Он боялся, что оно может показать свою неизвестную истинную сущность.       Его обращение «папа» Дэвид вынести не мог. Наигранно удивляясь оно спрашивало: «Но ты же мой папа?» Он не знал. Он был отцом того ребёнка, которого они ждали, но в него вселилось что-то инопланетное. Оно полностью вытеснило всё, что они с женой передали своему будущему ребёнку. Значит, оно — определённо не его дочь.       Оно без всякой внешней стимуляции смеялось, грустило и плакало. При этом всегда смотрело на других, бегая по ним глазами. Казалось, оно изучает реакцию окружающих на эмоции. Практически все свои действия оно проделывало всего раз. Узнав реакцию ему было неинтересно повторение. Единственным, что повторялось практически постоянно, была грусть. Умело скопированная человеческая грусть. Оно прижимало к себе игрушку и с грустью смотрело в одну точку. Чего оно хотело этим добиться?       Робин       Зелена безразлично смотрела на то, что она приходила домой поздно вечером или не приходила вообще. У неё не вызвало никаких эмоций даже её полуночное появление после недельного отсутствия. Робин в ту ночь вернулась домой пьяной, с разбитым в кровь лицом и запахом смеси алкоголя и табачного дыма.       В глубине души Зелена хотела, чтобы она ушла и не вернулась. Полное безразличие было вызвано потаённым желанием её смерти. Она просто безучастно смотрела на то, что происходило, ожидая момента, когда это навсегда закончится. Как она умрёт? От передозировки наркотиков или в пьяной уличной драке? Но Зелену больше интересовало не как, а когда.       Иногда она всё же проявляла какую-то реакцию, но это было вызвано не проснувшейся человечностью к своему ребёнку, а способом сорвать злость за постоянные претензии к ней, как к плохой матери со стороны горожан. Она плохая мать? Жаль, никто не хотел влезть в её шкуру и посмотреть, чем её наградила природа. После очередного полуночного появления на Робин обрушивался град ударов вперемешку с матами и криками. Это была та единственная реакция матери, которую Робин видела. Но что-то было не так. Либо Зелена действовала неправильно, либо ребёнок был неправильным. Ответ был очевиден: её ребёнок странная мутация какого-то шального гена — это по определению неправильно.       Зелена и её любовник Виктор были вместе уже полгода. Занимаясь с ним сексом она мечтала о счастливой жизни, которую они проведут вместе. У них обязательно будет ребёнок. Настоящий ребёнок, которого они будут любить. Он не будет таким, как тот, что у неё уже есть. Оно — злая шутка природы. У неё будет другой ребёнок и он не будет её дочерью.       Но что с ней делать, когда она уже есть? Они с Виктором хотели жить вместе, но как же она? Что с ней? Она будет им мешать и станет помехой их счастливой жизни. Но куда её деть? Как найти способ от неё избавиться?