Средневековые рассказы. 1 - Ведьма

***

Так их встречи продолжались до самой осени, до того дня, когда последний колосок был убран с поля. Ведьма прочла всю библию, все евангелия, жития и молитвенники, что были у Романа. Она читала запоем, с головой погружаясь в любую книгу; мягкие интонации ее выразительного голоса менялись с каждым поворотом сюжета, с каждой строчкой молитвы, с каждым словом, несущим маломальский смысл. Роману, хоть он и не признавался себе в этом, доставляло невыразимое удовольствие слушать ее чтение, и все утро он сидел напротив, путешествуя вместе с ней по далеким странам, радуясь и переживая, страдая и получая удовольствие. Она даже выучила несколько особенно понравившихся ей молитв и гимнов. Правда, пела она их вовсе не так, как положено – ее молитвы и гимны превращались в плавные напевные или даже веселые песни. Роман и не предполагал, что молитва может звучать, как крестьянская песня. Голос ведьмы творил чудеса. А вот священные книги ожидаемого чуда не сотворили. Единственное, что могло оторвать ведьму от чтения, были заглянувшие крестьяне, и тогда она без сожаления откладывала книгу и немедленно бросалась на помощь – готовила мази и настои, снимала боль, накладывая руки на беспокоящее место, бежала в село или даже отправлялась в соседнюю деревню, откуда за ней прибыли родственники или друзья больного. Все это вызывало невероятную досаду и даже растерянность. Книги не помогали, как и святая вода, которую он все время подливал ей, куда только мог. Неужели он не справится? Тем временем приближался праздник урожая. Пожалуй, это был единственный праздник, не вытесненный церковью и оставшийся с языческих времен. Только если раньше крестьяне благодарили за урожай землю-мать и идолов, то теперь – Бога. Это было даже на руку церкви. Впрочем, в этом селении Бога как-то обделяли благодарностью – в центре праздника всегда была ведьма, с приходом которой закончились неурожаи и бедствия, разорявшие деревню. В обычное время ее уважали и любили, но обходили стороной; на празднике же она была среди крестьян своей, и, хотя никто такого не говорил, в глубине души ее почитали чуть ли не богиней. К празднику Роман готовился со всем старанием. Он украсил церковь колосками пшеницы и овса, заранее выпросил целую телегу свечей и благовоний, вымыл и вычистил иконы, вымел весь сор, прячущийся в углах, протер окна, и праздничным солнечным утром церковь была залита светлым сиянием. Благостная радость распирала Романа, когда он смотрел на этот свет, и он чувствовал себя почти как в раю. Одно лишь портило ему эту радость – то же самое радостное умиротворение испытывал он, находясь в доме ведьмы. Но никто не пришел увидеть эту свежую утреннюю красоту. Ни одна крестьянка, даже самая верующая, не появилась на утренней службе. Роман пропел пару коротких молитв в пустоту, закрыв глаза, чтобы не видеть этого безобразия, а потом, мельком окинув взглядом зал и убедившись, что он пуст, спустился на пару ступенек со своего возвышения и сел на нижнюю, опустив голову. Впервые более чем за месяц, что он провел тут, зала пустовала во время службы. - Не огорчайся, сын мой, - вдруг услышал он знакомый, но уже начавший забываться голос и тут же вскочил. Около входа стоял епископ – тот самый миссионер, второй его отец, ближайший его наставник и советник, оставшийся далеко на юге, когда Роман уехал сюда. Его белое одеяние сливалось со светом и стенами, поэтому Роман и не приметил его, когда читал молитву и оглядывал залу. - Отец… Епископ еще больше располнел за то время, что они не виделись. Видимо, давали о себе знать и богатое происхождение, и давняя болезнь. - Я приехал проведать тебя и, кажется, совершенно правильно выбрал время, - сказал епископ, подходя к нему. – Не огорчайся и не обижайся на них. Они все лето вставали до зари, работали до заката и ложились спать в сумерках. Сегодня – первый день, когда они могут отдохнуть. К тому же хозяйкам нужно к обеду наготовить угощений столько, чтобы в каждом доме хватило на всю деревню. Пойми их и не огорчайся. Они заслужили хоть одно утро долгого сна. - Наверное, вы правы, - сказал Роман. - Ты работаешь в своем огородике немного по вечерам, так ведь? Выращиваешь немного овощей для себя. А жена твоего дьяка готовит для тебя соления на зиму, кормит твоих кур. Тебе нет нужды сажать пшеницу – крестьяне приносят ее тебе в дар. А представь их огромные семьи, которые надо прокормить! Воистину чудесны их трудолюбие и упорство. Если бы у меня был выбор – склонить колени перед князем или перед крестьянином – я бы выбрал крестьянина. Потому что без крестьянина не было бы и князя. - И правда, - согласился Роман, чувствуя, как легчает у него на душе. - Не беспокойся, они придут к обедне, и придет их столько, что церковь всех не вместит. Наверняка и из соседних деревень заглянет кто-то, ведь твоя церковь одна на большую округу. Роман кивнул и улыбнулся. - Я смотрю, ты тут подготовился. Церквушка маленькая, а красота, красота-то какая! - сказал епископ, поворачиваясь вокруг себя и медленно осматривая помещения. – Дьяк-то, Иосиф, помогает тебе? - Последнее время он совсем сдал, сил уж нет, глаза слабые и спиной мается - с сожалением сказал Роман. – Помогает он мне, как может. Подметает, подсвечники чистит, за курами ходит. Жена его стиркой да готовкой занимается. А все остальное я делаю. Да мне любая работа в радость – хоть церковь чистить и украшать, хоть дрова колоть. - Молод ты, - улыбаясь, сказал епископ. – Знаешь, я даже соскучился по тебе. Столько мы с тобой исколесили вместе, и тут тебя нет рядом. Нет рядом свежей трезвой головы, в которых чем дальше, чем больше недостаток. Епископ усмехнулся и тут же стал серьезным. - Ну а как дела с ведьмой? Я полагался на тебя. Роман снова сел и опустил голову. - Уж и не знаю я, что поделать с ней. Сильна, как черт. - Рассказывай, - сказал епископ, протирая рукой ступеньку и медленно и грузно садясь рядом с младшим своим товарищем. - Да и рассказывать-то нечего. Прочла она и библию, и все книги, что у меня с собой были, и водой святой я ее поил каждый день, а все одно – и травы сушит, и зелья варит, и крестьяне к ней бегают, почитай, каждый день. - Вот же бестия, - покачал головой епископ. – Посмотреть бы на нее. - Да сегодня вечером на гулянии и посмотрите, - сказал Роман. – Местные ее чуть ли не за богиню почитают, в праздник урожая она тут заправляет. Они говорят, уж лет триста, как она тут живет, ни одного неурожая не было, и считают это ее заслугой. А ведь в это время как раз сюда начали добираться первые наши проповедники. Но почему-то об этом никто не помнит. - Беда, - согласился епископ. – Что же, посмотрим сегодня на твою ведьму. Да и в обедню я сам буду служить. Покажи мне, что за гимны и молитвы ты приготовил? И они встали и прошли в заднюю часть церкви через маленькую дверцу сбоку, чтобы уединиться в каменном мешке – кабинете Романа и отобрать еще раз подходящие для обедни тексты. А в открытые двери церкви залетели две последние бабочки этого лета, крупные и яркие, и закружились в солнечных лучах под потолком, бросая своими крыльями причудливые мечущиеся тени.