Митя

И всегда Митя приходил к матери через утробу. Было в её утробе достаточно места для семидесяти миллиардов Мить, и даже если бы все они случились там одновременно, ещё можно было бы пристроить в уголке корову. Верхом на корове, у которой рога — ущербный серп луны, Митя путешествовал через утробу матери в миры. В мирах с Митей произошло землетрясение. Куском бетонной стены придавило голову Мите, когда в ней зрел вопрос. Пятнадцать лет этот вопрос, запертый в Митиной голове, назревал. Когда Митя вышел из комы, вопрос в его голове тянулся через всю Среднерусскую возвышенность и впадал в Днепр. Чуден Днепр при тихой погоде, но не каждая птица, достигнув его середины, задаётся вопросом, зачем она там оказалась. Даже пара африканских ласточек, несущих кокос на середину Днепра, не вопрошает. А Митя — Митя вопрошает. Несущий Вопрос — так его зовут в мирах. Однажды, ещё до комы, Митя провидел, как вся русская литература выйдет из "Шинели" Гоголя, подобно тому, как сам Митя всегда выходит навстречу землетрясению из утробы матери. Теперь он отправился искать ответ на терзающий его вопрос в этот репродуктивный орган русской литературы. Но для начала ему нужно было найти вход. Семь старцев хранили печати. Семь глубоководных старцев с позеленевшими от глубоководной мудрости волосами, с иронией, искрящейся в бездонных светильниках глаз... Митя выследил их по характерному отцовскому запаху поздней осени. Опавшие листья, которыми они засыпали окрестности, были страницами их научных трудов. Старцы собрались на ежегодной конференции филологов и готовы уже были принести во всесожжение юного бакалавра, когда Несущий Вопрос кристаллизовал перед ними сущность в виде гномика. Старцы застыли на месте, точно иссякли финансовые потоки, питавшие эту высшую форму гуманитарной плесени. Губы их сложились в непристойную букву фита. Но Митя знал жест, способный отразить проклятие, и быстро его совершил, скрутив фигу. Из корзины Митя достал живую чёрную курицу и откусил ей голову. Он выплюнул её на алтарь в центре комнаты. Юный бакалавр, голый совершенно, ежели не считать капустный лист, которым были прикрыты его гениталии, вышел из транса и, вскрикнув, бежал. Старцы смотрели на алтарь. Митя отпустил сущность в виде гномика обратно в план воображения и занялся старцами. Подняв капюшон старца, Митя изучал пергамент его десятиэтажного лба, чтобы прочитать записанное иероглифами морщин подлинное имя. Семь могущественных призраков гуманитарного прошлого вынуждены были сломать свои печати. — Глубоко под землёй, — сказали старцы. — есть дворец. В нём обитают члены тайного братства. Они зовут себя свидетелями Тени Отца Гамлета. Их цель пробудить архетип Тени, спящий в хтонических безднах коллективного бессознательного, и таким образом уничтожить цивилизацию. Сотни одержимых пагубным пристрастием к чтению эзотерики... Портал, который ты ищешь, у них. Торопись, ибо они уже заказали мерчевые балахоны с символикой братства... Следующий их шаг — низвергнуть русскую литературу обратно в Тартар... Только проволочка с поставщиком, у которого не оказалось нужного количества маломерных балахонов, сдерживает их... Митя включил в плеере альбом Pink Floyd "Dark Side of The Moon" и верхом на корове спустился под землю. Одержимые окружили Митю и стали плевать в его сторону. Они шипели, словно слёзы сварщика на свежей окалине, но близко не подходили. Митя прошёл мимо них. В коридоре его встретил страж. Это был череп самого Николая Васильевича, анимированный тёмной филологической магией. Череп смотрел на Митю тяжёлым железобетонным взглядом мучительного непонимания. — Зачем две африканские ласточки несут кокос на середину Днепра? — спросил Митя. — Это сакральная жертва, — череп явно цитировал Батая. Митя вздрогнул. Череп нанёс удар. Кровь потекла у Мити из разбитого носа, и он стал её слизывать, ощущая железный привкус детства. — Тогда в чём её смысл? — спросил Митя. — Смысл в силе, сила в знании, а знание в том, чтобы смириться перед бездной непостижимого. Признай поражение! Череп Гоголя, взлетев по дуге, вновь атаковал, но в этот раз Митя уклонился и отвесил ему звучную оплеуху. — Бить классиков! Этому теперь учат молодёжь! Будь у меня хоть пара ног, сейчас бы я с такой сладостью ими тебя попотчевал... И череп Гоголя выпустил из нижнего отверстия, куда должен крепиться позвоночник, пару отростков, которые, твердея, покрывались сосудами, нервными волокнами и мышцами. Но прежде чем удалось ему отрастить пару прекрасных ног, Митя подбежал к черепу, вырвал из него отростки и, используя их в качестве дубины, хорошенько приложил летающий череп по темени. Череп, расколотый надвое, озарился чёрным сиянием. — Свобода... наконец свобода, — сказал голос Николая Васильевича. — Спасибо и прощай... Шинель Гоголя Митя нашёл в комнате, куда вёл коридор. Разгадав головоломку, он открыл портал и вошёл в него.