Митя

Рельеф, исполненный томления, и зуд неизречённого. Здесь нужно несметное мужество, чтобы пройти, не оборачиваясь на галерею соляных столпов. Руки соблазняли Митю начать записывать охвативший его трепет морскими узлами жареной картошки со свининой, и он откусил их по самые плечи. Затем он откусил ноги и тулово. И вот голова его, подобно колобку, изменившимся лицом бежит пруду. И преследуют его, высекая из земли искры хоботом, лютые волки верхом на крокодилах, и зычный посвист идёт по-над ними, и дико смотрит из всякой канавки и всякого дупла пустоглазая чушь и осовелая морда. Вот она сказочная Среднерусская возвышенность и бегущая сквозь неё река вечности по имени Днепр. А на кисельном берегу раскинулось вторящее Днепру Мировое древо из жидкого цветного стекла в бензиновых дисперсионных разводах, на ветвях которого сидят тридцать три мытаря в беличьих накидках, в лихих пушкинских бакенбардах и всё грызут поступающие из древесной титьки карбункулы, обращая Хаос в Логос. Но закрыл Митя глаза от мучительного велелепия, уши свернул трубочкой и дышит через рот или какую другую дыру, лишь бы не обонять кондитерской гаммы зреющих повсеместно плодов. Так он и заплутал, потеряв способность навигации по запаху прелой листвы, и скатился на полное днище. На полном днище обитают личинки моли размером с добрую лошадь, и ведётся промеж них забава, которой они прослабляются, поедая изнутри Гоголевскую шинель. Пересказывают они друг другу один и тот же анекдот из жизни Толстого, как графиня изменившимся лицом бежит пруду, всякий раз добавляя к этому сюжету новых персонажей и вспомогательные детали, так что история обретает черты то каннибальской инцестуальной утопии, то психоаналитического панегирика незыблемости предрассудка, при этом не покидая лоно первичного фарса. Раз за разом. Пока не будет исчерпан смысл всех слов. Пока моль не съест всю шинель до последней пуговки. И вот достал Митя первое семя, полученное от отца, и бросил в землю. Тут же земля отозвалась колокольным смехом и из-под неё, пузырясь по краям, явился трёхликий велоцираптор в жилетке и поднёс Мите на серебряном подносе один миллион российских рублей новенькими купюрами. Пошёл Митя на торжище и там приобрёл на этот отцовский капитал меч-кладенец, шапку-невидимку и весь остальной набор архаичной супергероики — от лучшего, ежли верить мнению алтынника, производителя. — Лучше бы мозгов купил, — сказала личинка моли, когда Митя предстал пред очей её в новом образе. — И свалил за бугор, — прибавила другая. И моли, не обращая на Митю ни малейшего внимания, продолжили пережёвывать. Швырнул тогда Митя меч-кладенец оземь, и тот обратился билетом до Франкфурта. — Но не всё, что мог, свершил! — сказал Митя. Второе семя посадил он в землю, и возникла из него русалка с заморскими скулами, с гребнем из ракушки, которым расчёсывала длинные зелёные волосы. И вновь явился трёхликий велоцираптор и поднёс Мите на золотом подносе один миллион евро и паспорт гражданина независимой республики, где прямо на пальмах вдоль океанского пляжа растут невиданные конопляные шишки, источая сладостную грёзу...