Субъекты чувств

У него был противный кот. Ну, то есть, не противный, скорее это называется "с характером": своевольный, не ласковый и воду пил только из-под крана, пока течёт. — Кот, кстати, бенгал, — объяснял он мне как-то, — знаешь, типа ближе к диким, поэтому им надо чтобы проточная вода, для экстримальности, я хуй понял, если честно. Вот что я понял — так это что дрессируют тут, походу, только меня: он в какой-то момент отказался на кухне пить, теперь он, сука, уходит в ванную, оттуда мне: "мя-а-а-у" и только там пьёт, прикинь? Он так эмоционально это рассказывает, что я смеюсь долго и от души, больше над тем, как он искренне изображает возмущение и широко размахивает длинными руками. Пират, — кличка у кота соответствующая, — в это время презрительно смотрит на меня из угла зелёным глазом. — Чо смотришь, морда? — спрашивает он, на что кот, наверное, оскорбляется и гордо уходит в соседнюю комнату. Я думаю, что, наверное, животные правда просто похожи на хозяев, это пошло даже как-то и клешово, но всё таки: он ведь тоже такой весь гордый и это его как будто невзначай брошеное "я лучше высыпаюсь один" в компании; и не дай боже потрогать его укладку кому либо в этом мире. У меня, кстати, тоже кошка была не подарок, если вспомнить: диковатая, привередливая в еде, ластящаяся редко и не долго и спящая по полдня. Ну вылитая я. Я хмыкаю. Он уже успел уйти на кухню, пока я залипала в картину на стене за мыслями о котах: сто раз видела уже, "Весна в Италии" Левитана, зачем он вообще её повесил? Выглядит немного странно в его хай-теке, но в принципе — симпатично. — Хочешь роллов? — кричит он, по звукам ставя чайник. — Это зависит от того, надо их ждать или не очень? — отвечаю я, заходя в комнату и усаживаясь беспардонно на столешницу рядом с раковиной. Он сам так часто делает, если бы я этого не знала — никогда бы. — Полчаса доставка это очень или не очень? — уточняет он, закрывая холодильник и наполовину откусывая тоненькую ленту какой-то ягодной пастилы. Поднимает бровь, различимо улыбаясь мне светлыми глазами. — Тогда наверное нет, всё таки, мне нужно будет укатить, — я смотрю на наручные часы и даже почти не рисуюсь этим жестом, — примерно минут через сорок, по делам. Да я и не голодная. — М, — отзывается он, подходя ближе, — окей. А потом чуть наклоняется, чтобы поцеловать, но я просто откусываю оставшуюся пастилу, едва прикасаясь губами к губам. А на что он вообще расчитывал? И пока когда ягоды только растворяются кислинкой у меня языке, он наклоняется чуть больше и целует по-настоящему. Получается сладко, вязко и немного сумбурно. Ах, вот на что. Когда он отстраняется, я хихикаю: — Какой ты опаснейший. — И весьма коварный, — согласно заканчивает он древнюю шутку, — ты кстати вернёшься вечером? У меня тут вроде как компания собирается, Серёге в прошлый раз понравилось с тобой пиво пить. — Только ради Серёги не вернусь, — складываю я губы уточкой, в итоге всё равно расплываясь в улыбке. — Да нет, конечно не только ради Серёги, — почти возмущается он, ласково поглаживая меня большим пальцем чуть ниже уха, — мне тоже очень нравится, как ты мешаешь белого русского, блек джека или вуду. — Вот это уже агрумент, — соглашаюсь я, неосознанно ластясь щекой к его руке, — часам к восьми подъеду? — Это что у тебя за дела там такие? — продолжает он улыбаться, всё так же с нежностью касаясь моего лица. — Да с Оксаной надо пару моментов обсудить, а с ней, ты знаешь, это на три часа минимум засядешь. Он кивает. Чайник закипает и выключается. Он отходит и я соскальзываю со столешницы, доставая кружки, а он заваривает в чайнике что-то травяное. За чаем я вдруг вспоминаю: — Слушай, а почему у тебя в зале именно Левитан висит? Он морщится, отпивает как-то не к месту и поводит плечами неопределённо: — Да понятия не имею, не знаю. Мазня, есть такое? — Не знаю, — пожимаю я плечами зеркально, — мне, в принципе, нравится, приятно. Ну ладно, ты начал что-то про Артёма?.. *** Когда я возвращаюсь, открывает мне дверь уже пресловутый Серёга: поправляет блондинистую чёлку смешным жестом, улыбается во все тридцать два и блестит уже поплывшими синими глазами. — Ма'ам, — изображает он витееватый поклон рукой, — неизменно вам рады. Я разматываю с шеи лёгкий шарф и коротко заглядываю ему за спину: там грохочет что-то сверхпопсовое, но с басами, свет приглушён и на столе кухни стоит ровный ряд бутылок. — Взаимно, — слабо обозначаю я реверанс, — вы что, надрались уже что ли? — Таки да, — соглашается Серёга, с самоотдачей кивая, — но дело-то правое и все уже здесь, только Вас ждали и Денчик ещё не доехал. — Денчика жаль, — хихикаю я, проходя в квартиру, до неприличия в обход Серёги. — А коктейли планируются? — уточняет он из-за спины, на что я даже оборачиваюсь с задорной улыбкой: — Само собой, а как иначе, Сергей не помню как вас по батюшке. — Дмитриевич, — отвечают мне, но если честно, мне не очень интересно. Мне сейчас больше интересно, когда мой заметит, что я уже здесь. Уже когда домешиваю себе на кухне в бокале оползень, я слышу как в зале раздаётся даже громче музыки: — А времени сколько? За восемь же уже? А дама моя не приехала всё ещё? "Вот Серёга, — думаю я, — рожа круглая, даже не сказал ведь". Что я сама тоже не сказала — это разговор уже другой. Дальше отвечают, кажется: — Да сто лет как тут, на кухню загляни, ебать. Судя по тому, что он вырисовывается на пороге и подпирает многозначительно плечом косяк, не кажется. — Ну здраствуй, — как бы с претензией, но смехом в тоне. — Привет, дорогой, — приторно. Он подходит, обнимает меня за талию, прижимая к себе. — Что, даже ни весточки, ни слова мне? Сразу к алкоголю, да побыстрее? — подтрунивает он. — Алкоголизм — дело не простое, — отвечаю я, закидывая руку назад и обнимая его ладонью за шею, — будешь, кстати? — предлагаю я, покачивая за ножку бокал с коктейлем, — только я шоколадной крошки не обнаружила, вместо украшения могу добавить посыпки для пасхи. Откуда она у тебя вообще, кстати? Он смеётся, целуя меня в макушку: — Мама привозила, наверное? Я хуй вспомню. А вообще это не по-христиански, по-моему, сыпать такие вещи в алкоголь. — Тогда конечно не буду, — соглашаюсь я. — Ну а коктейль я буду, — замечает он, — и что-то мне подсказывает, что все будут. — Приветственный поцелуй, пока тут не собралась очередь? — предлагаю я, поворачиваясь к нему лицом и он выдыхает мне в губы свой уже немного спиртной воздух. — Бородка эта твоя блядская, колется же пиздец, с чего вообще вдруг? — успеваю пожаловаться я, перед тем как в комнату заглядывает тоже уже датый и довольный Димас с резонным вопросом: — Тут, говорят, заведующего баром на этом празднике жизни завезли? *** После примерно коктейлей пяти всем присутствующим, смены плейлиста на что-то между "да врубайте уже Меладзе" и "стоять, ща такую репчину вас покажу, закочаетесь", трёх танцев в нашем с ним исполнении, нескольких походов перекурить (попиздеть за жизнь) на балкон с кем попало и приезда Денчика, который так опаздывал, я нахожу себя вызывающей такси, сидя на краю дивана. Он падает рядом, целуя меня в ухо и приобнимая каким-то больше сгребающим жестом. Тычется достаточно острым подбородком мне в плечо. Я выключаю экран телефона и обнимаю его в ответ,  перетягивая голову себе на грудь, чтоб не давил, ему приходяится загнуться, наверное, не очень удобно, но он прикрывает глаза: — Может, сегодня останешься? Дрыхнуть в обнимку, без всякого, эти все уйдут часа через два максимум. — Не, — отмахиваюсь я, гладя его где-то между лопаток, мутной головой я пребываю в планах на завтрашний день, — мне на работу завтра к одиннадцати. — Мм, — понимающе отзывается он. Телефон пиликает уведомлением о том, что такси будет через минуту. — Мне прямо вот пора, — сообщаю, похлопывая его по плечу. Он неохотно встаёт и плетётся в прихожку за мной, смотрит как-то тяжело мутноватым взглядом. Я, обувшись, осматриваю его ещё раз, приподнявшись на цыпочки, наклоняю за шею его голову, чтобы поцеловать в лоб. — Зажуй щас угля какого-нибудь, что ли, пожалуйста, — прошу, — выглядишь как-то совсем помято. — Хорошо, — кивает он, — давай. — Давай, — улыбаюсь я. В такси я что-то отвечаю своей подруге, копаюсь в каких-то файлах с работы и чищу от них память телефона. Только дома меня вдруг озаряет понимание: мистер я-сплю-один-потому-что-только-так-высыпаюсь, вообще-то, предложил мне остаться. И, кажется, даже расстроился, что я не согласилась. Хотя ещё он был пьяный. А мне действительно нужно с утра на работу. *** На следующей неделе мы почти не видимся: пересекаемся пару раз в кафе, между какими-то делами — он шутливо дёргает меня за уши, когда я чуть опаздываю, я его обнимаю, слабо сжимая в кулаках тонкую серую футболку, пробравшись руками под распахнутую клетчатую рубашку. Бороду он, кстати, сбрил: я бы бородой это и не назвала даже, так, какое-то спонтанное восстание щетины, но, надо признать, что он начинает выглядеть обратно лет на пять моложе без неё. В конце недели моя соседка, с которой мы снимаем квартиру уматывает в свой какой-то Усть-Урюпинск к бабушке на день рождения. Я звоню ему чуть ли не прядь на палец накручивая: — Слушай, а давай сегодня активно прошвырнёмся по ближайшим барам, а потом ко мне? — Не поверишь, у меня вот как раз в идеальном плане на день написано: прошвырнуться по барам, а потом завалиться к тебе. А Даша-то твоя где? — Уехала к родичам на праздник какой-то. — Класс, — улыбается он, — скоро буду, только в аптеку заскочу. Я прямо почти вижу, как он поигрывает бровями. — Чао, Ромео, блять, — смеюсь я, — жду. Я не справляюсь с соблазном и достаю валяющуюся уже давно помаду цветом в бордо и соседкиным утюжком выпрямляю волосы. "Ну что за шикарная проблядь?" — думаю, глядя потом в зеркало. Он оценивает настолько, что при встрече издаёт довольное "ого" и с интересом оттягивает одну из прядей, чтобы заправить мне её потом за ухо. Вечером, когда мы уже, ожидаемо, валяемся голыми на моей кровати, я натягиваю на бёдра одеяло, лениво закидывая на ткань ногу и говорю ему что-то незначительное. Он смотрит на меня одним глазом, уткнувшись носом в подушку и обняв её двумя руками и выглядит максимально расслабленным и умиротворённым. В целом — неудивительно. Я задумчиво провожу пальцами по красным полосам у него на спине, которые сама же оставила, хотя мне в основном хочется спать. Я зеваю, а потом, чтобы взбодриться, спрашиваю: — Хочешь воды? — Мгм,— соглашается он, опуская веки. Обычно именно его тянет суетиться или, например, продолжить смотреть кино, если таковое было в начале банкета. Мне после секса хочется больше примерно ничего — но сейчас я встаю, утаскивая с собой одеяло, открываю форточку, залипая на пару секунд в город в ранних сумерках, а потом ухожу на кухню за водой. Там же оставляю одеяло, случайно залипнув в телефон минуты на три. Когда я возвращаюсь, он беззастенчиво дрыхнет в моей постели. Чуть разомкнув во сне губы, продолжая обнимать подушку. Я редко вижу его спящим (редко — это видела всего дважды, в этом случае) и поэтому смотрю на него пару секунд, а потом возвращаюсь на кухню и, закутавшись в одеяло, погружаюсь в интернет ещё где-то на час. В десять вечера ко мне всё таки возвращается желание спать и я прихожу попихать его в плечо: — Эй, ты не собирался разве домой? Он неразборчиво мычит и, кажется, даже не просыпаясь, отвечает: — Не, похуй, у тебя тут подушка тобой пахнет пиздец, не. Я нахожу это абсолютно умилительным, но ему я об этом не скажу: как бы не ущемился случайно. Поэтому я просто немного подпихиваю его в бок и сворачиваюсь рядом. С утра я находу его уже готовящим завтрак. Жаворонки, ужас. — Кровать у тебя, конечно, не удобная, — всё, что сообщает мне он. — У тебя, конечно, лучше, — иронизирую я, завязывая волосы в пучок. Утро мы проводим, валяясь в кровати и перекидываясь остротами, пока он не спохватывается о некормленном коте и не уезжает. *** В следующий раз приезжаю уже я к нему: немного умотанная после работы и так же немного помятая. Не знаю, если честно, почему именно, просто мне так спокойнее и он сам позвал. Он встречает меня в фуболке, с мокрой головой и пеной для бритья на одной щеке: — Пардон, я немного время не расчитал, заходи, — пропускает он меня в дом, — там чай заварен, я щас. — и теряется в ванной. Я сажусь на диване с кружкой и просто жду с телефоном в руке, блаженно вытянув ноги, когда внезапно на диван рядом со мной запрыгивает Пират. Я перевожу на него взгляд, нерешительно тянусь рукой к пятнистой спине и он разрешает. Предел моего шока наступает, когда кот вытягивается и, перебирая лапами, издаёт громкое мурчание. — Трактор, — шепчу я, продолжая поглаживать гладкую шерсть. Но, видимо, коту быстро надоедает и он уходит. — Мне хозяин твой теперь ни в жизни не поверит, ну, — обиженно сообщаю я удаляющемуся животному. — Во что? — спрашивает вышеупомянутый, появляясь в комнате, вытирая белым полотенцем голову. Ужасно красивый, на самом деле. — Твой кот дал мне погладить себя! — Действительно не верю, — подтверждает он, — подвинься. Он, взяв пульт, укладывается головой мне на колени и находит недосмотренный нами сериал, но не включает. — Ты же мокрый, — полувозмущаюсь я. На самом деле мне и моим джинсам от этого ущерба никакого. Скорее, одни плюсы: у меня, например, вид на его красивый профиль. — Хочешь, слезу? — суетливо уточняет он, приподнимаясь на локте. — Да не, всё нормально, лежи. — Как на работе? — спрашивает он, и поднимает руку, чтобы пальцем разгладить складку у меня на лбу. Рука пахнет чем-то свежим и остро-мужским.  — Да всё как обычно, начальник доебывается с нихуя, Оксана трындит, не замолкая, — отвечаю я, поглаживая его по плечу. — А я всегда говорил, что он у тебя вредный хуй, а ты — характер, дисциплина. — Ну тут да, действительно получается вредный хуй, — соглашаюсь я, хмыкая. Мы немного молчим. — Знаешь, кстати, почему Левитан? — я сначала даже не понимаю, о чём он, а потом осознаю и закрываю уже открытый для вопроса рот, — его же называют как, пейзажистом настроения, что-то такое, и я почитал его биографию и, кажется, когда он ездил в Италию и Францию у него в жизни была самая светлая полоса. Мне показалось, что повесить счастливое настроение кого-то гениального на стену это ну... поэтично? Ну или осмысленно хотя бы. Поэтому "Весна в Италии". — Круто, — искренне говорю я, — а я думала, это просто для фен-шуя. — Кстати, что по этому поводу думает фен-шуй тоже можно глянуть, спасибо за идею, — улыбается он как-то по особенному, без саркастичности, — досмотрим сегодня сезон? Две серии осталось. — Мгм, — соглашаюсь я. Он включает, а потом в какой-то момент перекладывает мою ладонь себе на макушку, в полупросохшие волосы. И теперь я почти окончательно уверена, что ощущение особенного доверия мне не померещилось — он правда никогда, без шуток, никому не разрешает прикасаться к волосам. Они у него, кстати, оказываются мягче, чем я думала и тёмными завитками приятно щекотят пальцы. А я даже не знала, что он кудрявый раньше. — А в это мне не поверит уже твой кот, — сообщаю я, на пробу поглаживая подушечками пальцев кожу головы. — Мрр? — вопросительно мурлыкает он, посмеиваясь. У меня странно ухает сердце, но я просто издаю короткое мурлыканье в ответ, продолжая гладить его чуть смелее. Две серии заканчиваются как-то быстро. Я неловко бреду на кухню. Стоило бы, наверное, вызвать такси, я обычно так и делаю, потому что это вроде как был договор: мы не ночуем друг у друга; он не хочет, мне это и не нужно особо — я люблю во сне обнимать одеяло, например. Но я чувствую себя уставшей и мне отвратительно не хочется напрягать глаза; а еще бюстгальтер жмёт неудобно. Не хорошо. — Давай ляжем спать? — предлагает он, появляясь в дверях и проходя за мной в комнату. — А?.. — спрашиваю я, не зная, как сформулировать вопрос нормально и понятно. Формулировки режут. — Ты устала, — говорит он, начиная осторожно разминать мои плечи. — Твой комфорт он как? — отзываюсь я и напрягаюсь вопреки тому, что надо бы наоборот. — Долго думал, — шумно выдыхает он, молчит, подбирает слова, — так и не придумал, как тебе сказать. Хочу тебя в своей постели ужасно в самом платоническом смысле. Заебы эти все они какие-то неоправданно, наверное, большие были... Активно готов и хочу впускать чужие конечности во все сферы своей жизни, в постель в том числе, если это твои конечности. Ты не против? — а потом спохватывается, дополняет, — ну, точнее, ты хочешь? Я даже не знаю, что на такие вещи отвечать. Вот прямо сейчас — не знаю. — Пойдём спать, короче, — поэтому подытоживаю я, поворачиваясь к нему и тыкаю ему показательно в грудь, — и я точно за, и я тебя люблю. — Заебись, — выдыхает он, целуя меня в макушку, а я зеваю. Просыпаюсь от того, что Пират топчется где-то рядом с моей головой и протяжно мяукает. Я пытаюсь проигнорировать это, в надежде что хозяин разберётся с этим сам, и закрываю глаза обратно, но все мои надежды рушатся, потому что этот самый хозяин сонно пихает меня пяткой в ногу. Мы, кстати, так и спим на разных сторонах кровати, одеяло всё у меня, но у него совершенно умиротворённое лицо: никак не могу привыкнуть к нему спящему. — Да иди сам разбирайся со зверем своим, — пихаю я его в ответ. — Не, — в наглую отказывается он и переворачивается на другой бок. А Пират перебирает лапами уже по моему бедру. "Вот у дураков мысли сходятся", — зло думаю я. И когда я стою в ванной в не своей огромной футболке с потёртым скуби-ду и смотрю, как довольно Пират лакает воду из-под крана, поглядывая на меня хитрым глазом, я понимаю одну важную вещь: возможно, это у нас противный кот.