Осколки это не пазл

— Готово! — воскликнула девочка, протягивая своим родителям и своей няньке полную тарелку, напичканную печеньями с шоколадной глазурью. Мужчина, который был для девочки отцом, хохотнув, похлопал рядом стоявшего юношу по плечу и громко сказал: — Ну что ж, Лука, не знаю, как описать мою белую зависть, ведь как-никак это твой подарок на день рождения. Поэтому я не буду их есть, уж очень моя маленькая принцесса старалась, поэтому я уверен, тебе очень понравится! — мама Маринетт тоже испустила нежный смешок и с улыбкой взглянула на юношу. Лука же сглотнул от «нетерпения», ведь попробовать печенья своей... печеньки — такая честь. А у самой девочки глаза горели от гордости. Она была в маленьком фартучке, щечки её горели румянцем, а несколько синих волосков торчало из хвостиков, рот растянулся в широкой улыбке. Она ждала, ведь была уверена, что Луке понравятся её печенья, на которые она потратила целый день. Один всевышний знает, сколько раз она обжигала свои маленькие пальчики о противень духовки. — Ну же, ешь! Сейчас Лука отметил, насколько сладок может быть её голосок. Вздохнув, он, продолжая улыбаться, взял с тарелки одно из печений и, приблизив ко рту, откусил кусочек. Девочка ждала с придыханием, когда тот скажет, насколько они прекрасны на вкус. Как только Лука проглотил кусочек печенья, его лицо сразу же вытянулось от удивления. — Не могу поверить! — он прикрыл рот ладонью и продолжил: — Это ты приготовила?! — воскликнул юноша, в ответ на это малышка сцепила ладошки за спиной и, опустив голову, смущенно начала покачиваться на ногах вперёд и назад, щечки её сразу покраснели. — Ты, наверное, впервые такие вкусные печенья ешь, — в ответ на это все находящиеся в комнате негромко засмеялись. — Да, я удивлён тем, что это ты их приготовила, до сих пор не могу в это поверить. Они очень, очень, очень и ещё тысячу раз очень вкусные. Девочка в ответ радостно заулыбалась, показывая свои белоснежные зубки, обтянутые в брекеты, и заговорила: — Ну что ж, я пойду одеваться, наконец-то мы отпразднуем твой день рождения. — Малышка, смеясь, вышла из комнаты, и как только её шаги стихли за комнатой наверху, юноша сразу же согнулся пополам и, тихо хрипя, выдал: — Охххх, она спутала сахар с солью и добавила больше, чем нужно в рецепте, — мама Маринетт поспешила принести воды бедному парню, а папа девочки снова захохотал, постукивая по его плечу. — Эх, вот что нам теперь делать с этой кучей печенья, — со смешком выдала мадам Дюпен-Ченг. На что уже достаточно выпивший воды Лука покачал головой и с нежностью посмотрел на печенья, которые готовила ему целый день его маленькая печенька. Он видел, как она старалась, видел её маленькие и немного покалеченные ладошки, видел, с какой радостью вспыхнули её глаза, когда он сказал, что они вкусные. Она старалась для него, готовила ему их целый день, вложила в них всю себя, и он просто не мог их выкинуть или оставить их, не съев. Для него ещё никто не готовил. — Мадам Дюпен-Ченг, вы не могли бы их упаковать мне. Я их заберу, — родители малышки сначала удивились, а затем мама Маринетт, мягко улыбнувшись, ему кивнула, выдав тихо: «Конечно». Мужчина снова коснулся плеча юноши, но на этот раз он благодарно ему улыбался. — Спасибо тебе, Лука. — Парень в ответ лишь по-доброму хмыкнул. — Было бы за что. — Ты даже не представляешь, как ей этого не хватало, Мари сложный ребёнок, она замкнутая из-за своей неуклюжести, над ней часто смеются, конечно, это не со зла, но она принимает все близко к сердцу. И что скрывать, характер у неё будь здоров, но ты всегда к этому терпелив. — В ответ Лука со смехом покачал головой. — Иногда даже я не сдерживаюсь и спорю с этой маленькой проказницей. — Мужчина хохотнул и огласил свое согласие парню. — Но именно благодаря тебе она такая счастливая, и я очень благодарен тебе. — Мужчина даже слезу пустил, а Лука перевёл взгляд вверх, где за дверью находилась комната его малышки. — Вы даже представить себе не можете, каким счастливым делает она меня... Маринетт Его тёплые объятия были так приятны. А слёзы не хотели останавливаться. Я забила на свои принципы и полностью позволила своему глупому сердцу побыть на мгновение эгоистичным. Я позволила ему видеть свои слёзы, позволила их стирать, позволила меня утешать. И мне не было за это стыдно. Все то время, когда я поняла, что мои так называемые «друзья» притворялись хорошими и искренними, а за моей спиной придумывали очередную сплетню или пакость. Я разочаровалась в Адриане. Но ещё больше я зла на себя, за то что позволила себя одурачить, позволила выгнать одних из самых лучших и понимающих людей в моей жизни, которые и были моими настоящими друзьями, за то что позволила сделать себе больно. Но я никому. Никому. Ни Але. Ни Натаниэлю. Ни Аликс, ни Максу, ни Мелен, ни Киму, ни Нино, ни Роуз, ни Ивану. Ни Лиле, ни Хлое, никому из моих бывших «друзей». Ни Адриану. Никому я не позволяла видеть своих слез в ту минуту разоблачения. Никому не позволяла себя утешать. И родителям я тоже ничего не сказала. Так почему? Почему я дала слабину, когда Лука просто обнял меня. Да, это могли быть слёзы радости, из-за того, что он наконец снова вернул своё место в моей жизни. Но это были отнюдь не слёзы радости. Я ревела у него на груди, полностью доверившись ему. И снова забила на все свои принципы, забила на все свои слова, которые слышала только в мыслях. Слова о том, как буду его избегать, буду чувствовать ненавистную мне неловкость и свою вину. Как буду жить дальше. Я была уверена, что смогу с уверенностью сказать ему о том, что отныне мы никто друг другу... но разве я могла? Могла сказать человеку, который буквально пылинки с меня сдувал, человеку, который защищал меня, человеку, который терпел все мои сопли, человеку, который поддерживал меня, который стирал с меня слёзы, который никогда не повышал на меня голос, который мог дать мне все, что я попрошу. Он был человеком, который любил меня. Любил не как родители, не как брат. Не как друг. Это была любовь, которую я никогда не смогу объяснить. Но она так приятна моему сердцу. Я трясусь в его руках, мои ладони уже изрядно подпортили ему куртку со спины. А его футболка стала мокрой и липкой из-за моих слез. Я не знаю, сколько времени мы так простояли, но нас отвлёк звонок моего телефона. Я вздрогнула, когда почувствовала, как Лука распускает мою косу и, мягко поднимая мое заплаканное и опухшее лицо, тянет за мои волосы вниз так, что мне пришлось задрать подбородок. Аккуратно начиная перебирать пряди моих волос своими пальцами, нежно расчесывал, а потом и вовсе собрал в аккуратный высокий хвост. Мне стало легче, когда волосы перестали лезть на лицо, и когда я открыла глаза, то снова столкнулась с небесными глазами Куффена. Мы смотрели друг на друга, и наверное, это со стороны выглядело безумно глупо, и я все-таки не сдержалась и громко захохотала, чем вызвала сначала удивление, а затем ответный смех Луки. И вот мы стоим в объятиях в центре комнаты и хохочем на весь Париж. Когда же я снова услышала слова своей любимой песенки (но она уже начала раздражать), то решила все-таки вытащить телефон из сумочки. Как только я увидела на дисплее «Мама», то не раздумывая ответила: — Да, мам? — Разговаривая по телефону, я при этом одновременно наблюдала за Лукой. Он присел на корточки и начал собирать уцелевшие печенья, то и дело их закидывая в рот. Я сморщилась, жестами говоря ему: «Они же грязные, дурак», на что он с усмешкой пожал плечами и: «Еду выкидывать нельзя, это грех. А особенно фирменные печенья твоей мамы. Мммм, они бесподобны. Сколько бы за все эти годы я ни ел печенья с шоколадной крошкой, они никогда не смогут сравниться с печеньями твоей мамы». В ответ я закатила глаза и полностью приковала своё внимание к матери. Она говорила о том, что они с отцом прибудут завтра (дедушка их выгоняет из дома). Когда же Маринетт осмотрела помещение, то поняла, что это даже в некотором роде к счастью. Как только Маринетт закончила разговор с матерью, пожелав ей напоследок сладких снов, она сразу же обернулась, чтобы «обрадовать» Луку. Но не найдя его, уже было подумала, что тот догадался, что ему придётся делать и, поджав хвост, трусливо сбежал. Но шум и хриплый смех сверху давали понять, что он не догадался. Девушка облегченно вздохнула, ведь убирать весь бардак, который она они устроили — это пришлось бы сидеть до утра. Но новый тихий шум сверху и уже более громкий хохот заставили хозяйку комнаты (в которой как раз таки находился этот безжалостный пожиратель печенек) побледнеть от ужаса. Ведь у неё там так много не скрытых «рычагов», за которые легко может потянуть Лука. Да для него это практический другой мир (в котором он даже не прочь будет «поскакать на единорогах, которые какают радугой и мармеладками»). Больше не тратя времени на свои мысли, я, топая ногами по деревянным ступенькам нашей лестницы, поднималась прямиком в свою комнату. Когда я ворвалась в свой «маленький мирок», то увидела Луку, раскинувшегося на моем любимом «кудряшке» (тот самый зелёный мягкий коврик), а в руках у него был... мой дневник!!! Все, хана ему! С ором воскресшего морщинисто-слюнявого тюленя я набросилась на ожидавшего не ожидавшего такого поворота событий парня, который продолжал улыбаться, полностью открывая на мой взор единственную, любимую мной ямочку. От смущения и стыда мои глаза застелило мутной пленкой, а в голове кричало лишь: «Убью гада!». Вот засранец, он ещё и смеётся! Хохоча, Лука даже не пытался отбиться или хотя бы защититься. Когда я уже выдохлась «убивать», я, тяжело дыша, начала осознавать своё положение... наездницы!!! На этот раз я расширила свои глаза и чуть не задохнулась от повторного и более сильного смущения. Я сидела на талии Луки, и моя задница была очень близка к... я даже... как мне стыдно! Я чувствовала пряжку его ремня, а футболка его ужасно сильно задралась, из-за чего я видела линию темных волосков, заканчивающуюся в поле моего зрения глубокооо... в его штанах... и знать не хочу, что у него там дальше. Ладошками я прикасалась к его темной футболке и горячей загорелой коже... это пресс?! На нем я заметила несколько рубцов, шрамы? Откуда? Вот тут я уже почувствовал отвращение к себе, за то что любуюсь и... твою мать, наслаждаюсь! Что за!.. Я поднимала глаза все выше и выше, и от этой ситуации у меня сердце колотится все быстрее и быстрее, а тепло, которое разливается в моем животе, не несло в себе ничего хорошего! Я продолжала на него пялиться, и с каждой секундой мне казалось, что мое тело становится слишком тяжёлым, руки начали трястись, а пальцы на ногах постоянно сжиматься и нервно дергаться. Я дошла до его шеи и с удивлением обнаружила ещё шрам. Откуда у него они? В моей голове стали прорываться беспокойные мысли. Этот шрам довольно большой и не такой, как на его солнечном сплетении. Откуда у него они. Я уже хотела его спросить, как снова рвано вздохнула, когда дошла до его лица, а широкие руки сжали мои бёдра, мягко поглаживая. Что за... ситуация?! Как вообще до этого дошло?! Его лицо было до ужаса расслабленным, глаза прикрыты, и в них купается яркое любопытство и... и то, что заставляет меня дернуться и снова как-то странно отреагировать мое тело. Рот его был приоткрыт, я видела прямой ряд его зубов, а также маленькие и еле заметные клыки, он тихо дышал, из-за чего его грудь плавно поднималась и опускалась, его живот напрягся, я это чувствовала, его мышцы плавно перекатывались под кожей. Он невольно и почти незаметно облизал свою красную и опухшую губу, и я нехотя и слишком громко вздохнула. Черт. Нужно это прекращать, я уже хотела встать, но резко сжавшие мои бёдра ладони Луки не позволили, из-за чего мои бёдра скатились прямиком в... — Хах... — его хриплый вздох заставил меня расширить глаза, а бёдра сжаться сильней, я снова дернулась, чуть ерзая, и то, что прикоснулось ко мне, заставило вздохнуть нас обоих одновременно. — Печенька... — его хриплый голос заставил меня сглотнуть и снова взглянуть в его глаза. О нет. Нет, это не то. Этого не должно было произойти. Если тогда в его глазах было ещё и любопытство, то сейчас они потемнели полностью, зрачок расширился, но это не было пугающим, они были такими... я не могу объяснить какими. Но... мое тело от этого стало ещё более чувствительным, его поглаживания на моих бёдрах заставляли меня неуклюже извиваться, мне хотелось больше. Я снова вздохнула, и... мое... и его, я полностью соприкоснулась с его... — Хах... — как же это было... я даже не могу описать это чувство. И вздох, который мы снова издали, был громче, руки Луки сжали мои бёдра ещё сильней, и они надавливали меня ближе к нему. Мне стало жарко и стыдно. Я понимаю, это неправильно, но из-за этого мне хочется ещё больше это сделать. Мой разум полностью скрылся, позволяя колотящемуся сердцу взять контроль над моим телом. Я прикусила губу, чтобы перестать издавать эти постыдные звуки, но выходило у меня плохо. Я снова поёрзала и вызвала тем самым его повторный тяжкий вздох, но на этот раз он подался. У меня все горело. А голос охрип. — Лука... — хрипло выдала я. — Что... это? Что я... что ты... что мы делаем? — В ответ он лишь издал звук, похожий на рычание. Я вздрогнула, когда он перекинул меня и оказался сверху, его лицо было близко, и он сильно зажмурился. Вместо его горячего тела я почувствовала мягкий ковер под руками. — Печенька, этого не должно повториться снова, — его голос был таким хриплым, что я могла бы записать его на диктофон и продавать одиноким мамочкам. Нет, нет, я бы никому не позволила услышать его голос таким, только я хочу слышать его в такие моменты... что я несу? Он остановился, он больше не касался меня. И от этого мне хотелось кричать и плакать. Я так хотела избавиться от этого узла внутри меня, так хотела. — Почему ты остановился? — зашептала я вопрос. И на его месте начал всплывать другой, более адекватный: — Почему мы это сделали? — я не знала ответ и решила спросить его. Он прав! Как я могла допустить такое?! — Внизу... кто-то стучится. Вставай, — шепчет Лука. Я медленно начала осознавать происходящее, узел прошёл, а вот чувство начинающей рвоты начало расти. Мне стало страшно и ужасно стыдно. Что я натворила?! Как мы теперь будем смотреть друг другу в глаза! Я толкнула Луку от себя и резко встала. Стуки внизу стали уже слышны и для меня. Схватив резинку, лежащую на тумбе, я быстро завязала волосы и... «сбежала». Что же мы натворили?! От этих вопросов хотелось плакать. Я так хотела все вернуть назад, чтобы не дать случиться этому. Да я даже с Адрианом дальше поцелуев не заходила! Лучше бы Лука меня поцеловал! Я снова поперхнулась воздухом, так как представила, как Лука меня целует и... проклятие, мои мысли снова вернулись, а к ним узел «желания», который был уже далеко, медленно повернулся и, обернувшись с безумной лыбой, со скоростью света погнался на меня. Нет, нет, нет! Изыди, нечисть! ... ~ Моя подушка. Моя бедная подушка-кошечка. Она лежала вся пережеванная, слюнявая и помятая и уже не была похожа на кошечку. Тикки пыталась меня «успокоить», к великому ужасу, моя маленькая квами подпортила себе психику, а ведь для её маленького мозга это большая нагрузка... что я несу? После того как я спустилась и продала любимые пирожные Мадам Мюльен, я, с надеждой на то, что Лука — это просто мое воображение, поднялась к себе в комнату. Но когда я туда прибыла, то с удивлением поняла, что это очень даже возможно, но когда подошла к окну, то увидела, как он стоит внизу и смотрит в ответ. Я не знала, о чем он думает (вру, мне кажется, наши мысли сходятся). Я смотрела в ответ и не могла отвернуться, мне казалось, если я отвернусь, то сделаю ещё хуже (куда уж хуже). Я сейчас вообще не знала, как себя вести, и надеялась, что между нами отношения не изменились... я надеюсь. Сердце мое до боли сильно подпрыгнуло, когда Лука... как-то странно улыбнулся, снова обнажая свою единственную ямочку и привычно зарывшись в волосы рукой, показав мне язык, провел пальцем по своей шее, но это как будто предназначалось мне? Затем он, развернувшись, ушёл. Я же как дура стояла и не знала, что делать с бурей вопросов, творившихся в моей голове. Я не знаю, что мне делать. И те самые опасные мысли, которые выделялись среди всех, меня очень беспокоили. Этого не должно произойти. Не снова. Я не хочу, чтобы все повторилось... ... Ночь 01:37 Повторный взрыв сотряс ночной Париж. Леди Баг и Супер-Кот сражались с очередной жертвой Акумы. Спустя неделю Бражник все же решил о себе напомнить. И на этот раз злодей был довольно-таки сильным, но Леди Баг и Супер-Кот уверены, что справятся. На этот раз противником оказался известный мото-гонщик Месье Гранье (они узнали это потому, что Адриан был его ярым фанатом). Сила акуманизированного заключалась в его скорости, а ещё Леди Баг была уверена, что Акума находится в шлеме мотогонщика. Вздохнув, я решила, что нужно уже заканчивать, Кот уже использовал Катаклизм, а это значит, что он скоро перевоплотится, поэтому, больше не теряя времени, я использовала Супер-Шанс, но когда мне на руки упало целое ведерко оливкового масла, то я уже привычно растерялась. — Да, Леди Баг, давай пожарим этого недо-гонщика! — пустил шутку Кот, чем ещё сильней разозлил злодея, а я в это время осмотрела все глазами Леди Баг и поняла, что нужно делать. — Супер-Кот! — Когда же он обратил на меня внимание, я дала ему знак жестами, что нужно делать (за время нашей работы мы придумали свои жесты, с которыми сможем передавать какую-либо информацию или же план действий), в ответ тот кивнул. А заключался план в том, что Кот отвлекает, а я в это время действую: использую оливковое масло. — Ну что ж, Котик, давай поджарим недо-гонщика! — он быстро бегает, но если вылить на него целое ведерко жидкого масла, то бегать ему уже будет сложнее. Когда же мне удалось поймать удачный момент, с помощью своего йо-йо и жезла Супер-Кота я смогла сделать так, что злодей все таки «нырнул» в оливковое (импортное, между прочим) масло. Как и ожидалось, злодей не смог даже на ноги встать, что уж говорить о супер-быстром беге. А дальше вы уже знаете. Ломаем шлем. Чудесная Леди Баг. Секундная починка Парижа. Спасение очередной бабочки. И спасение жертвы Акумы. А также «удар кулачками» и: — Получилось! — Ну что, Моя Леди, мне уже пора, так что увидимся завтра. — Не теряя больше ни секунды, Супер-Кот поспешил скрыться, а я решила также последовать его примеру. Сегодня был такой же насыщенный и тяжёлый день. Спать хотелось безумно. В тепло, или даже сначала я могла бы принять ванну. Да, я приму ванну, сделаю себе салатик и даже посмотрю фильм, все равно завтра у меня выходной, хотя нет, я все-таки лягу спать, сразу тело все ныло, а глаза то и дело слипались. Ладно, дома разберусь, нужно идти. Но когда я обернулась, то сразу столкнулась с голубыми, как небо, глазами. О превкусная нутелла! Я даже подпрыгнула от неожиданности. Лука, какого он тут делает?! Так ещё и стоит под единственным светящимся фонарем (все остальные были дальше), как будто специально. Как только я его увидела, то сразу же вспомнила, что сегодня между нами было. Лицо начало гореть, а сердце истерить как припадочное. Он стоял посреди ночи один на улице, точно как маньяк. Но по его сложенным в карманы джинс рукам, помятой чёрной футболке и его потрепанным волосам я могу сказать, что он только проснулся. Я не знала, что тут делать, сейчас я впервые предстала перед ним не как Маринетт, а как Леди Баг. Но вот что меня беспокоило — это его взгляд. Холодный. Оскверненный. Жесткий. Чужой. Мне не нравилась пустота, что плескалась там. И где его вечно ленивая и раздражительная усмешка. Я впервые видела его таким. Он внушал страх, как будто вот-вот нападет. Я даже вздрогнула и отшатнулась, когда он сделал первый шаг вперёд. Он остановился и повернул голову вбок, лицо его осталось таким же отстранённым, а взгляд... как будто мертвым. Мне... впервые страшно находиться рядом с ним. Почему-то именно сейчас хотелось заплакать от увиденного. — Сегодня довольно прохладная ночь. Вы так не думаете? — я снова вздрогнула, у него даже голос стал пугающим. Я сейчас точно разревусь, тело мое стало будто стеклянным, я точно разобьюсь от страха, который родился... из-за Луки. Из-за того, кто совсем недавно улыбался мне и, крепко обнимая, утешал в объятиях. Нет. Я не могу поверить. Я скорее поверю в то, что у Луки есть брат-близнец или же клон. — Почему же вы молчите? — снова подал он голос. — Спокойной вам ночи, месье, — тихо промямлила я и, кинув йо-йо куда-то в темноту, сорвалась с места. Я не хочу больше видеть его таким. Это не тот Лука, которого я знаю. Это другой человек. Я не хочу знать этого человека. Это просто недоразумение... но внутри меня что-то сломалось... что-то очень важное... но что? Слёзы страха уже вовсю катились по моему лицу. Я никогда не забуду, что увидела в той пустоте, там было столько ненависти ко мне. Столько жалости. Столько враждебности. Такое чувство, как будто... он хотел моей смерти... ~