Встать рядом

— Поднимайся, — три стука в дверь и силуэт Госпожи Контельбах в дверях, — могу предложить тебе выбор: яичница, омлет или каша. — Ого, я могу выбрать? — приятное начало утра. Еще и солнышко усердно светит в окна. — Быстрее, пожалуйста, — её голос был привычным. Все тот же строгий и холодный. Может быть мне приснился вчерашний день? — Мне всё равно, честно говоря, — в ответ женщина лишь нахмурилась и, удержав секундную паузу, ушла. Чем я её разозлила? Хотя… Это ведь её обычное состояние. Я спустила ноги на холодный пол и зависла на пол минуты, смотря в стену. Да, я всё ещё тут. Родители меня не заберут, и неизвестно вообще, объявятся ли. Эта мысль чуть не заставила меня снова реветь, но я сдержалась, вспомнив на секундочку, что слезы раздражают Госпожу Контельбах, хоть её и не было рядом. Да и почему меня волнует, что её раздражает, а что нет? Меня, может, вообще тон её раздражает. Разве она смягчалась из-за этого хоть раз? Мне захотелось что-то поменять, поэтому, открыв шкаф, я решила, что надену школьное платье. Мне надоели мои вещи, и даже тот факт, что я не могу их часто носить, а только по выходным и праздникам, как сейчас, не мешали вещам наскучить. Даже не помню, надевала ли это платье когда-то. Во всяком случае, когда надела, оно очень необычно село на мне. Так сильно приземлилось на талии, что она казалась наверное вдвое тоньше, чем на самом деле. Даже немного пугающе. На ноги я надела синие гетры, и загрузилась в балетки. Сейчас мой аппетит разыгрался не на шутку. Очень хотелось съесть хоть что-то, поэтому я поспешила в обеденный зал. В самом зале никого не было, но была открыта дверь на кухню, куда я и пошла, ожидая увидеть там преподавательницу. Она там и была, да я чертов гений. Сама готовила завтрак. — Я могу чем-то… — женщина как-то резковато развернулась и врезалась в меня, облив нас чаем, — помочь Вам, — не знаю зачем, но я договорила свою фразу, но уже несколько (очень) виноватым голосом. Госпожа Контельбах глубоко вдохнула, видимо пытаясь усмирить нарастающее чувство гнева, затем очень спокойно сказала: — Да, можешь. Не мешайся под ногами, сядь за стол. Я немного расстроилась. Приятность утра кончилась вот прямо сейчас. Ладно. В таком настроении вышла назад в обеденный зал и села за стол, подперев голову рукой. Облились мы, вроде как, не сильно. Основная часть сразу полилась на пол. Во всяком случае, мне так показалось. Женщина вошла в зал через минут пятнадцать. Шумно поставила передо мной тарелку с омлетом и стакан чая, затем ушла назад. Я подумала, она сейчас вернется со своей порцией. Но она все никак не возвращалась. Её не было очень долго, я уже успела доесть всё, отметив, что она очень вкусно готовит, даже учитывая простоту этого блюда. Убрав за собой, я очень долго шаталась по пансиону в поисках Госпожи Контельбах. Не знаю даже, что мне от неё нужно было, но хотелось быть рядом. Одной тут совсем грустно. Да и чем бы я могла заняться? Заданий на каникулы тут не дают, а кроме преподавательницы и меня ни души. В поисках женщины я обследовала весь пансион. Оказывается, я много где не была. Да и где она прячется, неужто и правда обиделась? Такая глупость ведь. Да и я случайно! Точнее, я даже ничего не сделала. Старая деревянная дверь в какой-то кабинет. Тут я никогда не была. Дергаю за ручку, уже приготовившись разочароваться и уйти, но дверь, вопреки моим предположениям, оказалась открытой. Я вошла в очень светлую пыльную комнату. Хотя это даже не совсем комната. Больше похоже на треугольную подсобку. Но тут были огромные окна, которые в общем-то и освещали помещение. Тут совсем ничего не было кроме старого пианино и гитары. Тут же заставили улыбаться воспоминания о том, как Анюта учила меня играть на инструментах… Анюта, а я и забыла о тебе. Человек, уделявший мне внимания больше, чем родители. Где же вы все? Взяла гитару, на которой уже лежал слой пыли, но мне было всё равно, даже не стряхнула. Плюхнувшись на пол, я долго настраивала несчастную. Явно очень старая, и качественно настроить её не вышло — не знаю, либо мой слух меня подводит, либо струны уже не подчиняются… Это не помешало мне подергать за струны. Я даже помнила что-то… Вспомнила, как любила петь раньше. Часто оставаясь дома только с Аней, тревожила своим голосом все стены в доме. А Аня довольно слушала меня… Немного задумавшись, я запела: Hoy me pregunto cuándo aprenderé Tocando el fuego yo me quemaré Tanto me empujas que me haces caer В оригинале эта песня не предполагалась такой мягкой, как воспроизводила её я. Но возможно я просто воспринимала её иначе, или мне хотелось петь её иначе… Или просто мне не хватало духовных сил, чтобы хоть что-то вложить в песню, поэтому я просто нежно разминала слова своими голосовыми связками, ловко перебирая непослушные струны. Recuerdas las tardes soñando volar Tu mano en mi mano mirando el mar Me cuesta entender por qué me haces llorar — Я не знала, что ты поёшь, — в двери появилась Госпожа Контельбах. Я совсем не ожидала её увидеть сейчас и очень напугалась, вздрогнув и чуть не уронив гитару. — Я искала Вас… — снова напала грусть, когда вспомнила ту неловкую ситуацию утром, испортившую настроение нам обеим. — Зачем же? — она подняла одну бровь, даже не стараясь быть мягче. Видимо вчера был просто такой-то особенный день, который случается раз в столетие. И я больше не увижу её в таком хорошем амплуа… На секундочку я поняла, что и сама не знаю, зачем искала преподавательницу. — Эээ… — нужно было что-то срочно придумать! Неловко говорить о том, что мне просто хотелось побыть рядом с ней, — я просто… — пытаясь придумать вопрос, по которому хотела бы к ней обратиться, я забегала глазами по комнате, но тут абсолютно ничего не было, — просто… Эээ, я хотела… — Хотела, чтобы я разнообразила твой словарный запас? — съязвила она. — Нет! — я стала дальше придумывать, — Я хотела… — Попросить у меня толковый словарь? — не унималась женщина, перебивая. — Между прочим, перебивать людей некрасиво! — Вот так. За долгое время я указала ей на невоспитанность её привычки. — А что ещё некрасиво, может добавишь? Слов нет? Я могу помочь. Некрасиво заходить туда, куда не следует, — Госпожа Контельбах подошла ближе, — брать чужие вещи, — забрала из рук гитару, поставив её на стойку, откуда я и взяла её, — и уж тем более садиться в платье на пол! — с этими словами она взяла меня за локоть и резко дернула, заставляя встать на ноги. — Почему Вы опять так сердитесь? — я почувствовала себя виноватой, грустной, но никак не напуганной, как обычно, когда она так со мной поступала. — Потому что ты не переставала вести себя ужасно. Я давала тебе шанс на пряник, и ты доказала, что на тебя только кнут действует, — она вывела меня из этой каморки и, хлопнув дверью, повела по коридору, — хотела, чтобы я тебя наказала, я тебя накажу, — мы дошли до библиотеки. Тут было холоднее, чем где-либо ещё. Книги валялись на полу, рядом со шкафами. — Вот, — Госпожа Контельбах бросила мне в руки тряпку, поставила рядом со мной небольшое ведерко с водой, — вытираешь пыль с полок, затем аккуратно с книг. — Хорошо, — на первый взгляд это было совсем не сложно. Во всяком случае, это куда лучше порки, — без проблем, — хотя конечно сомнительно. Работы тут на пару часов. — Я не договорила, — голос казался чрезвычайно строгим и недовольным, и теперь мне стало уже и страшно, — книги потом разложишь на полки по алфавиту. — Что? — я даже случайно выронила тряпку из рук, — Вы издеваетесь? Я тут и за неделю не закончу. — Значит будешь прибирать неделю, — она была очень убедительна, что давало понять: преподавательница вовсе не шутит и ждет до конца выполненной работы. — Да так не честно! Другие несут наказания в виде порки, — теперь эта практика вызывала куда меньше страха, чем миллион книг и книжных шкафов. — Хорошо, я выпорю тебя, как только закончишь, — Госпожа Контельбах взяла одну из книг и села на кресло. Я недовольно прорычала, сделав это достаточно демонстративно — на всю библиотеку. — И давай соблюдать правила хорошего тона — в библиотеке должна быть тишина, — женщина взглянула на меня исподлобья, закинув ногу на ногу, — а то при телесном наказании мне придется учесть ещё и то, что ты не умеешь себя вести в библиотеке. Очень недовольная, обиженная на преподавательницу и на весь мир, грустная и абсолютно одинокая приступила к выполнению поручения. Это же с ума сойти можно. Столько книг! Столько пыли… Пройдя всего один шкаф из… Раз, два, три, четыре, пять, шесть! Из шести, пришлось бежать менять воду. Тут оказалось очень грязно, хотя раньше это совсем не замечалось. Когда я закончила протирать шестой книжный шкаф, тело начало возмущаться. Все болело, я усердно натирала чешущийся нос, надышавшись пылью. Руки уже не слушались, хотелось есть, а время подходило только к двенадцати. — Я хочу кушать… — захныкала, снова приземлившись задницей на пол и взглянув на преподавательницу. Увидев то, что я села на пол, Госпожа Контельбах подняла бровь и долго прожигала меня взглядом исподлобья. — Даю три секунды, — строго сказала она. — На что? — На то, чтобы не лишиться обеда. Я не понимала, как это связано, поэтому хоть и активно начала думать, в чем проблема, никаких решений не предпринимала. — Я не понимаю… — Да встань с пола, глупая девчонка, — она перешла в максимально сердитое состояние за пол секунды. Из-за её полукрика я встала с пола так быстро, что у меня закружилась голова. Через секунду я уже облокачивалась на шкаф, чтобы не потерять равновесие. — Простите, — она напугала меня, поэтому голос мой стал очень писклявым и, кажется, слишком тихим, что я заволновалась, услышала ли меня преподавательница или нет. — Посмотрим, — опасения не оправдались, — обед позже, ещё слишком рано. — Ну, хотя бы перекус… Завтракали мы рано, — на мои слова ответом стал полный гнева взгляд, — поняла… Я продолжила протирать книги. Находя те, которые принадлежали авторам, чья фамилия начинается на «А», я ставила в один из шкафов. Остальные пока игнорировала, хоть и протирала. Когда я протерла абсолютно все книги, и вытащила из этой кучи все, что должны стоять в стопке с «А», Госпожа Контельбах поднялась с кресла, шумно закрыв книгу и положив рядом с собой. — Пойдем, — еда? Я радостно поднялась, подбежала к женщине и после пошла за ней. Такого голода я уже давно не испытывала! Как же я устала. К сожалению время обеда прошло так быстро, и я так быстро закончила расправляться с тарелкой какого-то супа, что даже не почувствовала его вкус. — Продолжай, — строго сказала Госпожа Контельбах, когда отвела меня назад в библиотеку и снова приземлилась на кресло. Я устало поплелась доделывать начатое. Когда я добралась до буквы F на улице уже стало темно и преподавательница включила свет. От такого света только спать сильнее хотелось, меня уж и ноги не держали. Благо шкафы стояли друг за другом, и я уже могла спокойно сесть на пол, и расставлять всё сидя, не переживая за то, что женщина заметит. Вот уж и «z» близится… — Может всё-таки встанешь с пола? — спросила Госпожа Контельбах, встав прямо около меня. Я обнаружила, что спала, уложив голову на небольшую стопку. И как я могла уснуть? Хотя, я ведь так устала… — Ладно, идем. Потом закончим, — женщина подала мне руку. На секунду я вспомнила, что Госпожа Контельбах обещала меня выпороть по окончании уборки, поэтому я резко остановилась и в страхе попыталась выбраться из хватки преподавательницы. — Ты чего? — удивленно и с опаской спросила женщина. — Вы и правда меня сейчас выпорете? — как резко у меня меняется отношение к её методу, о котором я пока только слышала. То я провоцирую её, то мечтаю о порке вместо других наказаний, то боюсь больше, чем смерти. — Конечно, — Госпожа Контельбах улыбнулась. В этот раз я не разобрала, какой была это улыбка? Конечно она не могла нести изначального значения. Но что это? Сердится? Злорадствует? Радуется, что наконец расправится со мной? Она снова взяла меня за запястье и куда-то повела. — Пожалуйста, не надо, — захныкала я, — я уже и так всё осознала, — очень хотела остановиться, убежать от нее, но она очень крепко меня держала, я даже не следила за тем, куда меня ведут, — я ведь столько сегодня сделала, чтобы исправиться, неужели вы не видите? Я раскаиваюсь за всё, — сама же я была даже не уверена в том, что говорю. Первое, что приходило в голову, слетало с губ, — хотите, я перед Вами на колени встану и извинюсь за всё. — Можешь встать на колени передо мной и извиниться после порки, — она смотрела куда-то вперед и голос её был абсолютно нейтральным. — Госпожа Контельбах, я Вас очень прошу! — на секундочку я заметила, что мы оказались в моей комнате. Женщина закрыла дверь и толкнула меня на кровать. Сердце забилось с бешеной силой, слезы сами хлынули из глаз. Преподавательница рывком развернула меня в положение «лежа на животе» и я зажмурилась. Я за долю секунды должна была морально к этому подготовиться. Все же знали, что когда-то им прилетит. У каждой ученицы в этом пансионе был такой момент. Мой промах лишь в том, что я не подготовила себя к этому морально ещё раньше, хотя уже очень часто находилась в пол сантиметра от прямой угрозы. И сколько раз она сама говорила об этом. Госпожа Контельбах демонстративно замахнулась и… Совсем легонько шлепнула меня по заднице так, что я даже почти не почувствовала. — Всё, выпорота. Надеюсь, ты осознала, как плохо себя вела, — я была в смятении. Что произошло? Я, сев на кровати, прожигала её удивленным, боязливым и при этом почти благодарным взглядом. — Я не ясно выразилась? Ты сама обещала мне, что встанешь на колени и извинишься, — голос Госпожи Контельбах стал чуть более строгий, что заставило меня быстро слезть с кровати и встать на колени. Не успела я открыть рот, женщина не выдержала и рассмеялась. Так заливисто, что мне будто стало теплее на душе, хоть я все ещё не понимала абсолютно ничего. — Что Вы… Мне… Я должна извиниться? — слова путались, было одновременно страшно и хорошо. Почему она смеется. — Милая, — женщина села передо мной на колени, и положила свои руки мне на плечи, — я же игралась… Какая же ты глупенькая! — она одарила меня такой улыбкой, которую я ещё никогда от неё не видела. Очень искренней и… Доброй?! — я очень благодарна тебе за то, что ты проделала такую огромную работу. Я бы конечно попросила тебя это сделать не в форме наказания, а просто так, ведь ты слонялась без дела по всему зданию, но почему-то решила поиграть, думала, ты поймешь. Тебя вымотало не количество проделанной работы, а эмоции, страх! Я даже не подумала, что ты так запугаешься. Прости, — о боже! Опять это прости. Женщина, куда вы дели Госпожу Контельбах! — в следующий раз буду более прозрачна, или сразу скажу, что только развлекаюсь. — Вас это развлекло? — внутри боролось такое количество чувств, что отношение к ситуации было совершенно непонятно. Голос мой был просевший, связки, видимо, тоже решили частично покинуть чат. — Ну… Да… — Вы питаетесь страхом? — я её перебила, что заставило её приподнять бровь, — просите… — Дурочка, — она снова немного посмеялась, — если бы я питалась страхом, то рядом с тобой я бы давно растолстела! — Не правда! Не так уж сильно я Вас боюсь! — меня почему-то немного задели её слова. Нет, ну правда. Подумаешь, училка. Чего её бояться. — Да что ты? — она резко изменилась в лице, голос стал безмерно жестоким и строгим, а руки она сложила на груди. Ладно-ладно, я поняла, только не бейте, пожалуйста! — А вот теперь извинись за столь дерзкое заявление, которое ещё и является враньём, — тон голоса она не меняла, продолжила вколачивать меня в пол… — Простите, — я сказала это очень тихо, смотря стыдливо в пол. Опять смех, очень приятный смех. Я бы его записала и слушала, когда очень пусто внутри. Такое ощущение, что он буквально обнимает, согревает теплом, создает домашнюю атмосферу. — Как жаль, что Вы так редко смеетесь… — Пойдем покушаем, уже ужин, бесстрашная моя хулиганка, — то, что она иногда называла меня «своей» было так же по-необычному приятно…