Пожары и дожди

Неясный скрежет врывается в сон Шастуна внезапно, заставляя буквально подскочить и удариться затылком о выступающий подлокотник дивана. Он напрягается, привычно ожидая беды, и вслушивается в темноту, точно пугливый олененок. Щелчок — и вдалеке раздаются чьи-то шаги. Антон судорожно соображает, где проснулся, и с облегчением выдыхает, увидев Арсения. По всем законам природы он должен бы разозлиться. Потому что какого черта Арс оставил его в одиночестве и запер в квартире на весь гребаный день? За окном — непроглядная тьма, а значит, вечер уже медленно перевоплощается в ночь. А Попов обещал скоро вернуться. — И это, по-твоему, ненадолго? — спрашивает Антон. Его голос должен бы звучать недовольно, но получается похожим на детский обиженный лепет. Да он и чувствует себя так же — беззащитным мальчишкой, чья судьба находится в чужих руках, и остается только ждать, приласкает или ударит. К тому же, страх от пробуждения в незнакомом месте еще силен, и Арсений сейчас — его спасение от ночных кошмаров. Хотя это — единичный случай. — Прости, — криво улыбается парень. Он — и это видно, — не чувствует себя виноватым. Шастун не знает, не берется даже предположить, в какой системе координат Попов оценивает свои действия, но по хитрой улыбке видит — нет там ни сожаления, ни раскаяния. Арсений — точно малолетний хулиган. Сейчас выглядит так мило, что скулы сводит, а уже через минуту готов будет разобрать весь дом по кирпичикам. Антон не злится. И это чертовски плохо. Раздражение и агрессия — его устоявшийся механизм защиты в моменты печали. А теперь эта схема перегорела, и у него не остается ничего. Только смущение накатывает волнами, стоит ему вспомнить о вчерашнем вечере. — Хрен с тобой. Ну, я пойду? Стоит посреди комнаты, смущенно уставившись в пол, и разглаживает ладонями мятую футболку. Одежда на нем — тоже Попова, но Антона это волнует мало. В голове бьется одна мысль — сбежать бы, да поскорее. — Прямо в шортах? Лето кончилось, тебе никто не сказал? — усмехается Арсений. Шастун воспринимает это как издевку. Включает привычное недоверие к окружающему миру, скалится в ответ и шлепает босыми ногами в сторону ванной. Стягивает с батареи выстиранную одежду и раздевается, не обращая внимания на Попова. Арсений ходит за ним по пятам, как чертов призрак, и прожигает взглядом насквозь. Антону внезапно хочется сказать что-то глупое. Фразы-клише — «Это было только один раз, и больше не повторится», «Забудь мое имя»… Смешно. Как будто они действительно переспали, а Попов — надоедливая девица, от которой хочется поскорее избавиться. Секс на одну ночь, вот только без секса и даже без ночи. Антон молчит. — Что, даже не поцелуешь на прощанье? Арсений жеманно хлопает ресницами, прислоняется к стене, как дешевая проститутка. Антон усмехается. Сказал бы, что это гребаный цирк, но мысль о том, что их мысли развиваются в одном направлении, даже если речь идет о тупой шутке, выбивает из колеи. — Ты придурок? — спрашивает он, уставившись на Попова максимально укоризненным взглядом. — Сам придурок. Ты даже не знаешь, куда идти, и денег у тебя нет. Я проверял. Шаст вздыхает, не зная, что ответить. — Подожди, пока я оденусь, ладно? — командует Арсений, как будто и не ожидая от собеседника никакой реакции. — Я тебя подвезу. Антон садится на пол, вытягивая ноги. Ему кажется, что в квартире чертовски жарко, но он упрямо натягивает капюшон на голову и смотрит куда-то в угол. Хочется сбежать — вот только темнота за окном вызывает страх, а оказаться в незнакомом районе без денег и телефона — самоубийство. Арсений прав. И от этой мысли становится тошно. Поэтому он выражает протест единственным доступным способом. Попов наконец-то появляется на пороге, укутанный в шарф и нелепую ярко-розовую шапку, и Шаст тащится за ним. Пялится в спину, как будто на гребаное световое шоу. Да кто вообще так одевается? Оказавшись в машине, Антон ловит себя на мысли, что ему спокойно. Стабильное состояние, без неудержимой радости или даже эйфории — ноль на оси координат, космический вакуум. Ничего особенного — вот только для такого тревожного человека, как Шаст, это уже необычно. Руки не дрожат, сердце не колотится в учащенном рваном ритме, и даже безрадостные рассуждения о реальной жизни не вызывают боли. Как будто машина Арсения — остров, где нет ничего плохого, а все плохое остается за стеклом. Антон трясет головой, словно пытаясь вытряхнуть нелепые мысли. Знает — спокойствие нужно искать в себе самом, а не использовать других, как костыли. Даже если очень хочется. Ему кажется, что поездка длится вечность. Он сознательно не оглядывается, не замечает мелькающих за окном указателей, не смотрит на Арсения. Наглеет — и тянется к приборной панели, включая кондиционер на полную мощность. Очень уж жарко. Арс тут же ослабляет поток ледяного воздуха. Усмехается: — Ты же и так болеешь. — Окей, мам, — язвительно отвечает Шастун. Он делает вид, что обижен, хотя и сам успел замерзнуть буквально за несколько секунд. Кто знал, что система охлаждения может быть настолько мощной? Едва заметив общежитие, Антон напрягается и отцепляет ремень безопасности. Он хочет даже не уйти, а сбежать, оставив Арсения в его собственном, непонятном мире. И желательно — никогда больше не пересекаться. Насколько это возможно с общими друзьями и жизнью на одном этаже. Шаст выходит из машины, в очередной раз наступая в лужу, и оборачивается: — Спасибо. Молча уйти не получилось. Домой, впрочем, хочется еще меньше. Антон топчется на крыльце, представляя реакцию Позова, и совершенно не желает ввязываться в очевидно сложный разговор. Но денег у него действительно нет, как и телефона, а еще — Арсений вот-вот заглушит машину и пойдет следом. Антон взвешивает все «за» и «против» — и срывается с места. Общежитие кажется ему другим миром. Кажется, привык уже к проходной, где сидит безразличная вахтерша, к полуголым девчонкам у лифта — кому только вздумалось сделать душевую в подвале? — и бесконечному шуму телевизора в комнате отдыха. Антон думал, что это невозможно, но за короткий срок начал считать это место домом. Привык, обжился, как бы тяжело это ни было. И теперь — все по новой. Узкие лестницы кажутся чужими, а спокойствие сменяется привычным напряжением. Шастун думает, что в машине Попова ему было уютнее и роднее, чем в этом гребаном здании. Неприятный сюрприз. Он осторожно подходит к двери своей комнаты, прислушивается — а вдруг Дима не там, и еще есть время подготовиться к диалогу? — и резко заходит. Встречается взглядом с Позовым. Размечтался. — Шаст, блять, где тебя носит? И что за срань у тебя на лице? Дима поднимается с кровати, снимает наушники и откладывает в сторону телефон. Вглядывается в побитую скулу так пристально, что Антону становится неуютно. — Ты ведь уже знаешь все, зачем спрашивать? — отвечает он. Шастун устал. Настолько, что на ссору с лучшим другом уже не остается сил. Позов — его опора и поддержка, его самый близкий человек, как бы странно это ни звучало. Но сейчас его забота душит, не оставляя шанса вздохнуть. — Я хочу знать, как так получилось, — говорит Дима. Шаст морщится от сурового голоса, и парень, словно почувствовав это, тут же меняет тон. — Послушай, я же не мать твоя долбанутая, я тебя не сожру. Но мы живем вместе, мы же, блять, друзья. Я тупо переживаю. Антон опускает взгляд, ощущая себя пристыженным щенком, которого тычут носом в растерзанную подушку. — Так получилось. Я бы сказал, правда, но блин… — Но что? Тебя что там, Попов запер на сутки без средств связи? Неожиданно для себя, Шастун смеется. Громко, заливисто, искренне — как раньше. Пусть даже повод для смеха не очень-то и радостный. — Ты, блять, не поверишь… — Ладно, хрен с тобой, — машет рукой Дима. Антон ему благодарен. Поз мог бы и надавить, заставить ответить, устыдить и за молчание, и за идиотское поведение. Шастун даже не стал бы спорить. Но Дима чувствует, когда лучше отступить — пусть даже почти наверняка позже вернется к этому разговору. — Спасибо, — второй раз за день говорит Антон. — Но, блин, я не собираюсь вечно разгребать эти Авгиевы конюшни, ладно? Это я и про учебу, и про этот херов инстаграм. Ты, кстати, в курсе, что твои хомячки тебя уже потеряли? Шастун замирает в безмолвном шоке, осознавая, что все это время не вспоминал про блог. Целый день, проведенный в квартире Попова, все утро после — не вспоминал. Как такое вообще возможно? — Что там? — будто невзначай спрашивает он, принимая телефон из рук друга. — Как обычно. Антон то, Антон это, Антоша такое солнышко… Бла-бла-бла. Шастун нажимает на свою аватарку — и видит сторис, выложенную несколько часов назад. Короткое сообщение о том, что с ним все в порядке, на отвратительном ярко-розовом фоне. «Как эта придурочная шапка…» — мелькает непрошеная мысль, но исчезает так быстро, что Антон не успевает ее отследить. — Ты написал? — спрашивает Антон так, словно ответ не очевиден. — Спасибо, Поз. Ты знаешь, для меня много значит… — Ой, все. Оставь эту пидорскую речь для момента, когда будешь забирать Оскар. Или что там дают инстаграмщикам… — усмехается Дима, но взгляд его теплеет. — Я тоже тебя люблю, — невпопад отвечает Шастун, прежде чем окончательно затеряться в бесконечных сообщениях от подписчиков. Чем дольше Антон разбирается в блоге, тем сильнее накатывает паника. Он думал, что сможет стать популярнее, а значит, и увеличить доход, который сейчас находится на нижней планке того, что необходимо для жизни в столице. Но время бежит вперед, и становится очевидно — он не вывозит. Быть интересным — тоже работа, и Шастун не справляется сам. А еще — где-то в глубине души поднимает голос внутренний критик, кричащий, что он никому не нужен. Шаст пропадает, не снимает сторис, не пишет постов — и подписчики разбегаются. Естественный процесс — но даже это оказывается болезненным, словно Антона вновь и вновь бросают незнакомые люди. Что за бред? А после — где-то внутри Антона щелкает выключатель, и детская обида превращается в упрямую решимость пробиться. Он ведь не тонет. Сейчас — еще нет. Реклама у Воли уже вышла, и к Антону перетекают подписчики, которые повелись на эстетичные фото. Парень листает фото в профиле магазина — и восхищается сам собой. Он похож на гребаную скульптуру, величественную и эстетичную донельзя. Но одной красоты хватит ненадолго — новых людей придется удерживать чем-то более важным. Антон открывает камеру и быстро говорит: — Привет, привет! Наверное, вы уже меня потеряли. Прошу прощения за вынужденное отсутствие, когда-нибудь я расскажу вам, что произошло. А пока что… Давайте поиграем в «было — не было», никто ведь не против? Вот тут будет окошко, — Антон тычет пальцем куда-то вбок. — пишите свои вопросы, а я отвечу. Обещаю быть честным! Он торопливо лепит на сторис форму приема ответов — и отправляет в эфир. Первое уведомление приходит уже через несколько секунд. «С возвращением! :))» — Поз, я одолжу у тебя телефон на полчасика? — говорит Антон уже не на камеру. — Мне охуенно не нравится эта идея, — бурчит Дима. Позов хоть и ругается, обвиняя во всех грехах интернет-зависимость, но и сам не готов расставаться с мобильным. — Да я туда и обратно. До торгового центра добегу, — продолжает Шастун, зная, что друг не сможет ему отказать. — А если ты опять влипнешь в какую-нибудь херню? — Можешь проводить. Телохранитель, правда, из тебя не очень, но я был бы рад. Мы и не общаемся почти в последнее время. Антон улыбается — искренне и широко, несмотря на печаль, которая так и сквозит в голосе. Он не притворяется и не врет. Действительно сожалеет, что все так складывается. — Как с тобой общаться, если у тебя одни секреты и желание сделать все наперекор? Как дурной подросток, честное слово, — ворчит Позов, но все-таки улыбается в ответ. — Куда хоть идем? Ты успел вступить в клан мафии? — Все куда скучнее, я всего лишь дорвался до нормального телефона. Воля прислал гонорар за съемку. Шаст показывает Диме экран телефона, где в открытом онлайн-банке видна шестизначная сумма. Настоящее богатство для студента, которому только исполнилось восемнадцать — но сущие копейки для популярного блогера. — Заебись, — комментирует тот, наверняка подсчитывая в уме, сколько продуктов или бытовой техники можно купить на эти деньги. И добавляет: — А могли бы ремонт сделать… — Да нахрен мне этот ремонт сдался, вот-вот отчислят уже, — усмехается Шастун. — Погнали? Антону кажется, что он так и не переключился после Арсения. Во всяком случае, психологическая защита работает на ура, не выпуская наружу ни страха, ни тревоги по поводу обучения. Ему бы забиться в угол и игнорировать реальный мир до тех пор, пока окончательно не накроет. Ему бы забыть и про нападение, о котором до сих пор ничего не известно, и про позор у Арса, и про университет, на который не хватает времени. Но Антон криво улыбается, напевая себе под нос глупую детскую песенку, и упрямо шагает вперед. Всем своим видом показывает, что жизнь продолжается — даже если и сам в это не верит. Вылазка занимает больше времени, чем казалось сначала. Шастун ищет на карте ближайшее отделение Сбербанка, пишет заявление о потере карты, заполняет бумаги на получение новой. С полчаса сидит в очереди в кассу, прежде чем молоденькая сотрудница выдает ему деньги новенькими купюрами. Дима тащится за ним следом, мужественно выдерживая всю бюрократию, но заметно веселеет, когда они наконец-то оказываются в торговом центре. Антон застывает перед сияющими витринами, и наконец тычет пальцем в последнюю модель айфона: — Дайте вот этот. Синий, пожалуйста, на двести гигабайт. Дима присвистывает. Консультант недоверчиво косится на парня, который явно не похож на избалованного мальчишку из богатой семьи, но достает из-под кассы белоснежную коробку. Шастун вцепляется в нее, как в величайшее сокровище, и вскрывает еще до того, как оплачивает товар, проигнорировав замечания продавца. — Ну что, доволен? — спрашивает Позов. — Как дите малое, ей-богу… — Буду доволен, когда мы еще в мегафон сгоняем. Симку-то тоже ук… В смысле, потерялась она тоже. Вот. Антон косится на парня, который, конечно, замечает оговорку, но только качает головой. В какой момент между ними появилось так много секретов? — Только потому, что ты мой лучший друг, — говорит Дима, заставляя Шастуна окончательно утонуть в чувстве вины.

✗✗✗

Когда они возвращаются в общежитие, на улицах уже темнеет. Антон по-детски цепляется за плечо Позова, надеясь, что его страх не вызовет вопросов. Мысль о том, что с наступлением осени световой день будет лишь уменьшаться, вызывает нарастающую панику. Чем дольше Антон прокручивает в голове недавнее нападение, тем сильнее убеждается — оно не было случайным. И неважно, что доказательств не найти. Тревожность привычно накручивает его до состояния невменяемости, заставляя поверить в любую чушь. И поэтому, когда чья-то ладонь ложится ему на бок, Шастун вздрагивает и отшатывается, как от удара. — О, какая встреча! Какие планы на вечер? Антон вглядывается в силуэт Попова. Арсений появляется из ниоткуда и выглядит счастливым донельзя. Если утром Шаст еще мог разглядеть на его лице следы усталости вперемешку с непривычной хмуростью, то сейчас он вновь становится привычным человеком-лампочкой, чьей улыбкой бы освещать улицы. — А ты, блять, каждого прохожего лапаешь, или только мне такая честь? — язвительно спрашивает Антон. Шаст едва отходит от страха, который вызвало неожиданное прикосновение, а еще — он чертовски смущен. Встреча с Поповым живо воскрешает в памяти события недавнего вечера, заставляя Антона краснеть, и он привычно маскирует всю гамму эмоций — хамством и грубостью. — Мы, наверное, не вовремя?.. — раздается откуда-то тихий голос. Из-за спины Арсения появляется миловидная девушка, и вопрос о том, какого черта Попов так сияет, отпадает сам собой. Антон косится на девчонку, и осознание, что она случайно увидела его слабость, заставляет злиться еще сильнее. — Все хорошо, — встревает Дима. Шастун нехотя улыбается, надеясь, что сможет скрыть, насколько бесит его эта случайная встреча, но по взгляду Арсения ясно — он все понимает. Антон кидает на него делано равнодушный взгляд — и тут же отворачивается, не желая, чтобы его читали, как открытую книгу. — А говорил, что я мажор, — улыбается Арс, указывая на коробку в руках Антона. — Ты бы поосторожнее, с такими вещами напоказ ходить опасно. Шаст до боли сжимает челюсти. Прикусывает язык. Он мгновенно забывает о том, что Арсений ему помог — сейчас этот гламурный выскочка бесит до дрожи. Своей идеальностью, непогрешимостью и желанием читать неуместные нотации. Хотя кто спрашивал его мнение? — Нам пора, — наконец говорит он, прежде чем взять Диму за плечо и увести в сторону. — Пойдем уже домой, ладно? — Да что за херня тут творится? — спрашивает Позов. — Я вообще ничего не понимаю, если честно. Антон грустно усмехается и открывает тяжелую железную дверь. — Я тоже. Они поднимаются в комнату молча, и Шаст невольно вспоминает, как всего несколько недель назад заселялся в общежитие. Тогда они с Димой были вдвоем, как два гребаных мушкетера, и казалось, что так будет всегда. Еще месяц назад он и подумать не мог, что начнет скрываться от лучшего друга, но теперь чувствует — эту херню лучше пережить в одиночестве. Даже если толком не знает, что из себя представляет «эта херня» и как ее переживать. Антон не сразу понимает, что не знает о жизни Позова ничего. Ни с кем он общается, ни куда уходит по вечерам в незнакомом для них обоих городе, ни даже есть ли у него планы на этот вечер. Он настолько привык быть всегда вместе, не раз доводил Диму до исступления своей прилипчивостью, которая особенно обострилась после инцидента с Выграновским. А теперь он как будто отделяется, становясь одновременно и свободным, и одиноким. А главное — он решительно не понимает, что думает по этому поводу сам Позов, и хочется ли ему сближаться обратно. Антон не привык лить сантименты и говорить по душам. Вместо этого он поступает, как среднестатистический иногородний студент, у которого для всех проблем есть одно решение. — Давай напьемся? Дима медленно оборачивается — и прожигает Антона поистине суровым отцовским взглядом. — А ты не видел список долгов по учебе? Шаст, ты с горящей жопой должен бегать, а не бухать в общаге. Антон морщится. Он и сам знает, что поступает глупо, вот только логика отключается, и он умоляюще смотрит на друга. — Вот зануда. Ну что случится с одного вечера? — Учти, я за преподами с тобой бегать не буду, — ворчит Позов, но все-таки кивает. — Ты как избалованный ребенок, всегда знаешь, что разрешат… Только Матвиенко позовем, ладно? Шастун закатывает глаза. Он, как бы по-бабски это ни звучало, планировал провести вечер вдвоем, а не встречаться с Сережей, пусть даже этот парень ему симпатичен. К тому же, к Сереге почти наверняка прилагается проблема — нежеланное «плюс один». И будет странно, если Антон начнет с этим спорить. Он уже хочет возразить, но Дима улыбается во все тридцать два и сообщает: — Я написал ему уже. Сейчас придет, даже сразу с бутылкой. — С одной на всех? Маловато будет, — усмехается Шаст, пытаясь отмахнуться от дурного предчувствия. Когда гости появляются на пороге, Антон мечтает, чтобы с Сережей был только его «плюс один» — но, увы, нежданных гостей двое. Арс протискивается в комнату, держа Оксану под локоть — и Антону внезапно становится нечем дышать. Хочется упасть на пол и колотить ногами, крича, что он так не играет, не хочет и не будет — но он заставляет себя улыбнуться. — Матвиенко, иди сюда! Шастун хлопает ладонью по своей кровати, приглашая Сережу сесть. Понимает — если не позовет его, то рядом могут сесть и Попов с Оксаной. Антон не может сказать, почему, но это кажется катастрофой. Впрочем, когда Матвиенко садится рядом, а Арс устраивается напротив, он понимает — этот вариант не лучше. — На, держи. Шастун принимает из рук Сережи пластиковый стаканчик и наблюдает за тем, как мастерски он вскрывает бутылку вина — даже без помощи штопора. Антон слегка разочарован — ему хочется выпить чего-то покрепче, чтоб отключиться сразу и наверняка, но выбора нет. — Спасибо. Он посылает Матвиенко воздушный поцелуй и отчего-то глупо хихикает, наверняка выставляя себя полным придурком. И ведь алкоголем не прикроешься — трезвый, как стеклышко. — Ну что, по какому поводу пьянка? — подает голос Попов. Шастун косится на него, готовясь сказать какую-нибудь гадость, но замирает на полуслове. Понимает — незачем. Арсений раздражает настолько, что хочется разбивать о стены костяшки пальцев, но глупые перепалки не сделают лучше. Поэтому Антон заставляет себя промолчать — и почти сразу отворачивается к окну, заметив, как девчонка кладет голову на плечо Арса. — Просто кому-то очень впадлу закрывать хвосты, — усмехается Позов, делая первый глоток. — Когда успел нахватать? Вроде только учиться начали, — спрашивает Оксана. Шастун молчит. Какая-то его часть воспринимает все, что говорит девушка, как очередную издевку, но разум возражает. У нее нет повода ненавидеть Антона, да и в голосе не слышится злости. Только дружелюбное любопытство. «Хватит мерить всех по себе». Антон пожимает плечами. Неосознанно сжимает мягкий стакан — и бордовые капли заливают джинсы. Не важно. — Талант. — Да уж, хороший студент может провалить сессию и до ее начала, — говорит Матвиенко, сочувственно хлопая парня по плечу. — Ничего, прорвешься. Первая бутылка вина заканчивается неприлично быстро и практически без участия Шастуна. Он не заправский алкоголик, но сейчас не чувствует и легкого головокружения. А хочется как в нелепых комедиях — напиться так, чтобы наутро проснуться в другом городе, забыв даже собственное имя. Антон не успевает ничего сказать, как Сережа уже достает из рюкзака следующую бутылку, в которой плещется ярко-синяя жидкость, и передает по кругу новые стаканчики. — Как-то не экологично, — усмехается Шаст, но стакан берет, и позволяет налить себе неизвестную смесь. — А что это вообще за хрень? — Тут написано, что мартини, — отзывается Матвиенко, хотя — и это заметно, — не верит сказанному ни на грош. — Главное, что не ядовитое, а двадцать градусов вот они. Антон выхватывает бутылку, картинно принюхивается, будто может по запаху узнать больше о непонятном напитке. — Почитать этикетку информативнее будет, — тут же комментирует его действия Арсений, за что получает очередной раздраженный взгляд. — А ты подготовился, я смотрю. Что дальше будет? Шаст улыбается Сереже, начисто игнорируя все, что происходит на соседней кровати. Откидывается к стене, небрежно ведет плечами, разминая лопатки. Матвиенко в его картине мира — хороший, веселый, не слишком-то замороченный парень, и общаться с ним легко. Никаких сомнений, двусмысленности и долгих мучительных размышлений после. Теоретически идеальный друг. — На третий год в общаге начинаешь носить набор для внезапных тусовок с собой. Мало ли, кому потребуется срочная алкогольная помощь. — И что, часто помогает? — спрашивает Дима. Антон смотрит на друга, краем глаза цепляя и тех, кто сидит с ним рядом. Оксана уже сидит на коленях Попова, доверчиво прижавшись щекой к его груди, и неторопливо пьет мартини — настолько крошечными глотками, что один стакан можно растянуть на весь вечер. Шастун раздраженно думает, что они скоро здесь же и займутся сексом, и поспешно отворачивается, не желая этого видеть. Психологическая защита срабатывает раньше, чем Антон успевает заметить. Он допивает очередную порцию, замечая, что и вторая бутылка подходит к концу — а как иначе, когда их пятеро? — и Матвиенко тянется за новой. Антон достает из кармана новенький телефон — и открывает единственное приложение, которое успел установить. Фотографирует пустой стакан, восхищаясь тем, какой обзор дает широкоугольная камера, и только после публикации замечает, что в кадр влезли ноги Арсения и Оксаны. — Шаст, ну давай не сейчас, ладно? — говорит Позов. Антон уверен — если бы они сидели рядом, Дима наверняка забрал бы мобильник силой, а сейчас может только одарить укоризненным взглядом. — Ну, а что? Скучно тут, — тянет Шастун. Он и сам удивляется тому, что в голосе явно слышатся капризные детские интонации. Кажется, из всех побочных эффектов опьянения ему достался пусть не самый неприятный, но раздражающий донельзя. Или он просто всегда ведет себя, как глупый ребенок? — Психотерапия веселой не бывает, — говорит Дима. — Тебе же помощь нужна? Расслабление? Ну вот, пожалуйста. — Погоди-погоди, попробуй вот это, — вмешивается Матвиенко. Содержимое третьей бутылки — зеленое, как хвойный лес, и пахнет соответствующе. Антон даже не спрашивает, что это — просто мгновенно высасывает все до последней капли, и тут же чувствует приятную тяжесть в груди. Глотка горит огнем, на глаза наворачиваются слезы, но он только улыбается и выговаривает: — Давай еще, а? Антон добивается результата. Его ведет, размазывает по кровати, точно бесформенную медузу, а все происходящее ощущается нелепым сном. Он не замечает, что остальные пьют понемножку, цедят обжигающую жидкость аккуратно, заедая найденными у Димы конфетами. От осознания того, что он наконец-то напился до состояния невменяемости, в нем пробуждается какое-то упрямство, как если бы он достиг великой цели, несмотря на все препятствия. Антон мысленно шлет в жопу все и всех. И мать, которая до сих пор, кажется, не понимает, что она сделала не так, и мудака Выграновского, который шляется по Москве, как будто у него есть на это право, и Арса, которого просто становится в его жизни слишком много… Даже Позову, когда тот осторожно забирает телефон из его рук, Шастун пьяно улыбается: — Да иди ты нахрен. — А его всегда так развозит? — спрашивает Арсений. Во всяком случае, Антону кажется, что это голос Арсения. — Одно из двух. Либо Попов нихрена не умеет заткнуться, либо меня уже глючит на его голос, — бормочет Шастун, проглатывая половину звуков. Он протирает переносицу и заезжает пальцем в левый глаз, едва не всхлипывая от боли. Открывает глаза — но видит лишь грязный общажный потолок. В любой тусовке наступает момент, когда хочется разогнать всех по домам, остаться в блаженном одиночестве и уснуть, чтобы наутро не вспомнить практически ничего. Но Антон в этом деле — неопытный мальчишка и совершенно не знает правил. К тому же, в момент, когда он собирается выдать неласковое «Пошли все вон отсюда», язык его не слушается, и из горла вырывается тихий хрип. — Арс, чего ты хочешь? Перваки каждый год такие, — отзывается, кажется, Матвиенко. Ирония в том, что Антон все слышит и понимает. Он так и не может отключиться до конца, а еще — не может ответить. С другой стороны — так у него нет шансов наговорить лишнего, о чем можно пожалеть утром. — Первый пошел, — звонко смеется Оксана, когда Шастун с невероятным усилием сворачивается в клубок, прижимая колени к груди и отчаянно сдерживая рвотные позывы. — Быстро он, в самом деле. — Так Серега ему полбутылки влил, — комментирует Арсений. Все беззлобно смеются. Антон чувствует, как чьи-то руки касаются его плеча, мягко отодвигая его онемевшее тело от края кровати, и накрывают мягким пледом. Он хочет сказать, что не нужно — ему и так жарко, и под теплой толстовкой Шаст давно уже вспотел, — но язык так и не слушается. Антон ловит себя на мысли, что в очередной раз сделал только хуже, собрав ребят на импровизированную тусовку, а после — все-таки отпускает себя, переставая сражаться с собственным организмом. И почти сразу засыпает под тихую болтовню гостей.