Пожары и дожди

— Какого, блять, хуя? Антон неверяще смотрит в экран мобильного и благодарит вселенную, что он в комнате один. Часом раньше Дима уехал играть в пейнтбол с Матвиенко, а Шаст, вздрогнув, открестился от этого ужаса. Теперь в его распоряжении — вся комната, в которой можно безнаказанно кричать. Только тихо, чтобы не помешать соседям. Шастун почти готов сдать телефон по гарантии, потому что это — явно поломка. Каким-то образом пиксели сбились, поменяли цвет, вывернулись наизнанку и сложились в имя Арсения Попова. Антон цепляется взглядом за одного из пользователей в бесконечном списке вопросов, в немой надежде открывает профиль. Ну, мало ли на свете совпадений? Попов — фамилия распространенная, и нет ничего удивительного в том, что… Вот только с новенького сияющего дисплея улыбается именно его Арсений. Антон нервно усмехается, цепляет со стола пачку сигарет и неумело закуривает в приоткрытое окно — вопреки всем правилам проживания, точно стереотипная истеричная девица. Хочется придумать оправдание, совпадение, чью-то нелепую шутку. Шестеренки в голове Антона так и щелкают, сменяя друг друга, в попытке объяснить, как это случилось. Дурацкая шутка Димы? Очередной обман Выграновского, которого хлебом не корми, дай сделать какую-нибудь гадость? Оптическая иллюзия? Ситуация похожа на плохой розыгрыш, вот только Антон в комнате один, и посмеяться не с кем. А сам он не может заставить себя поверить в какое-нибудь колдовство или очередное совпадение. Арсений нашел его профиль — это факт, непреложная истина, с которой придется жить. «Какого хуя это вообще так важно?» Когда первая волна паники проходит, Шастун остается с этим вопросом наедине. И действительно. У него сто десять тысяч читателей, его реклама мелькает везде и всюду, аудитория ежедневно растет. А сам блог — кладезь откровений, по которым совершенно не сложно узнать анонимного автора, если знаком с ним лично. Чудо, что это случилось только сейчас, а не открылось в первую неделю учебы. Вот только… Антон помнит себя в сентябре, помнит свой страх — и неохотно признается, что его чувства не имеют ничего общего с той паранойей. Он не боится преследований, шантажа, насильственной смерти. Нет. Ему просто не хочется, чтобы Арсений думал о нем плохо. «Как будто он вообще о тебе думает». Антон открывает собственный профиль, листает вниз, так по-детски желая убедиться, что не написал лишнего. Хотя что считать лишним? Каждый следующий заголовок откровеннее предыдущего. Первый секс, «мама, я гей», школьная травля, повышенная тревожность, низкая самооценка… Все секреты — как на ладони. Он представляет, как Арсений вчитывается в эти нелепые посты, и сгорает от стыда. Но, во всяком случае, про самого Арса — ни слова, и это радует. Шаст переключается на планировщик инстаграма и спешно удаляет следующий пост. Он весь — признание не в любви, но в явной заинтересованности человеком, в котором Арсений, конечно, узнал бы себя. Антон вздрагивает от этой мысли. Понимает — только по чистой случайности он не выложил этот текст еще накануне. Если бы Попов прочитал и его, общение между ними точно было бы невозможно. Да что там, Антон сгорел бы от неловкости при первой встрече. Антон давно научился даже в самой ужасной ситуации находить плюсы — иначе можно сойти с ума от накатывающей безысходности. И сейчас он радуется тоже. Смотрит на это чертово «пчему тф такой сложный?» и пытается не сойти с ума от водоворота мыслей. Пытается угадать степень опьянения Арса по нескольким опечаткам. Попов — тот еще хранитель грамматики, сноб и настоящий зануда, и написать такое он мог только под градусом. У Антона мелькает робкая надежда, что наутро он и не вспомнит, что и кому писал. Но мысль о том, что Арсений о нем забудет, неприятна Антону еще больше. Он странно улыбается и, не оставляя себе шанса передумать, жмет на «ответить» и выписывает неоригинальное «какой есть». Просто для того, чтобы Попов, проснувшись, вероятно, с безумным похмельем, заметил его снова — хотя бы в уведомлениях. И, словно одумавшись, через секунду удаляет сторис. Слишком много противоречий. Когда в комнату не входят даже, а вламываются шумные ребята, Антон ловит эффект дежавю. Здесь снова Сережа, пыхтящий от усталости, но радостный донельзя, и рядом с ним — Позов. На Диме нет очков, и он слепо падает на кровать и вздыхает. — Бля, Серый, мы живы. Можешь в это поверить? Антон молчит. Чувствует себя третьим лишним: бестелесным призраком, с которым можно даже не здороваться. Сгорает от ревности — потому что какого черта вообще, с каких пор случайный Матвиенко оказывается так важен? Глупо — еще и потому, что Антона звали с собой, он сам отказался от гребаного пейнтбола. — О, Шаст! — наконец говорит Сережа, хитро улыбаясь. — А мы хотели тебя пригласить… — Одышка. — Мы там в кафе собираемся сегодня. «На вашу ебаную свадьбу?» — мысленно ворчит Антон, но вслух произносит совсем другое. — Повод? Он, пожалуй, действительно озадачен. Если Матвиенко зовет не в клуб и не в бар, а в кафе — значит, что-то в этом мире сломалось. — Ты не поверишь, — вздыхает откуда-то с кровати Дима, и Шаст действительно готов к объявлению о гейской помолвке, не меньше. Иначе к чему такая таинственность? «По себе людей не судят». — Да бля… — тихо начинает Сережа, который действительно выглядит смущенным. — Мне девчонка понравилась одна. А она такая, знаешь… Солнышко-одуванчик. Не могу же я ее в общагу позвать, отвертку пить и запивать глинтвейном. Антон пожимает плечами. — А мы каким боком? Ему, в общем-то, не сложно помочь. Тем более, что устроенная личная жизнь Матвиенко напрямую влияет на то, сколько времени он будет проводить с Димой. — Для массовки. Хочу показать, что у меня приличные друзья. — Долго пиздеть собираешься? — усмехается Шаст. — Или реально на путь исправления встанешь? — Я то же самое говорил, но этот придурок не слушает, — комментирует Дима. Антон закатывает глаза. У него из планов на вечер — ленивое чтение чужих постов да изощренное самоуничтожение. Можно, конечно, отмазаться, прикрывшись учебой — но до учебников он явно не доберется, зато сгрызет себя заживо. И кому от этого будет лучше? — У меня два вопроса. Во-первых, можно знакомого позвать? Он в адеквате, ручаюсь. — Антон дожидается кивка Матвиенко и продолжает. — А Арсений будет? Спрашивает — и понимает, что проебался безумно. Но никто, кажется, не замечает, как повышается тон голоса, а сам Шастун буквально сияет изнутри. Он и сам не знает, на что надеется — что Попов придет, или что его не будет на импровизированной тусовке. Но когда Сережа лаконично отвечает «да» на оба вопроса, где-то в груди становится немного теплее. Они выдвигаются не сразу. Антон забирается с ногами на кровать и лениво наблюдает за тем, как Дима носится по комнате: снимает испачканную краской одежду, по-студенчески закидывая ее на ближайший стул, ищет в шкафу приличную рубашку и бежит к Матвиенко за утюгом, потому что их собственный так и остался у одногруппника. У Шаста из сборов — сменить одну черную футболку на другую — точно такую же, но чище и новее, — и вызвонить Егора. Он и сам не понимает, зачем, но уверен — фотографа позвать просто необходимо. Во-первых, с Егором — необъяснимо спокойно, во-вторых — это отличный способ познакомить нового друга с устоявшейся уже компанией. Антон проглатывает «в-третьих», даже мысленно не признаваясь себе в том, что хочет увидеть реакцию Попова. Как будто Арсений — не чертов натурал. Как будто Арсения, даже будь он самым прожженным геем, заинтересовал бы неуклюжий Шастун. Как будто все может быть хорошо. — Ну, готов? — наконец спрашивает Дима, и Антон подскакивает на кровати, на ходу надевая любимые кроссовки. Шаст преувеличенно радостно кивает, по-детски вылетает в коридор и первым спускается вниз по пыльной лестнице, как будто они с Позом договорились бежать наперегонки. И сам удивляется, откуда у него столько энергии.

✗✗✗

— Да не бойся, они не кусаются, — улыбается Антон, глядя прямо в глаза Егору. Уморительное зрелище: взрослый парень мнется, не решаясь зайти в кафе и познакомиться с новыми людьми. С чего вдруг? Егор всегда казался Шасту веселым, общительным, пробивным, и эта неожиданная робость по-настоящему удивляет. — Ладно, погнали. Антон кивает, словно только и ждал команды, и тащит парня внутрь, придерживая за рукав. Вечер проходит вполне нормально — насколько это вообще возможно. Матвиенко не обманывает — действительно бронирует столик в приличном кафе, и теперь они сидят, отделенные от зала небольшой ширмой, и бурно обсуждают студенческие будни. Шаст сидит с самого краю, выставив в проход длинные ноги, и держится ближе к Егору. Жмется, поддерживает разговор — исключительно для того, чтобы помочь другу адаптироваться. По другую сторону располагаются Дима с Сережей, Арсений, который — само собой! — позвал и Оксану, какой-то знакомый, чье имя мгновенно вылетает у Шаста из головы, и, конечно, та самая девушка. Антон разглядывает эту Машу с ног до головы, пытаясь понять, что такой, как Сережа, в ней нашел. Милая, светлая донельзя, уютная даже — в длинном платье в цветочек она похожа на советскую киноактрису. Умом Шаст все понимает, сердцем — завидует, что кто-то может вот так просто флиртовать с девушкой, не боясь получить травмы средней степени тяжести. Его взгляд сам собой возвращается к Попову, который сидит, по-кошачьи уткнувшись носом в плечо Окси, и что-то тихо шепчет ей на ухо. Антона от этой идиллии — тошнит, едва наизнанку не выворачивает. Но он, конечно, держит лицо, продолжает шутить — и держится в целом неплохо. Лучше, чем мог представить. Фотографирует все подряд — ровный ряд бокалов с алеющим вином, излишне помпезную люстру, вывешенную посреди зала, тонкие пальцы Арсения на белоснежной скатерти. Когда Сережа тащит коробку с «Мафией», Антон делает фото тоже — и тут же публикует в сторис селфи с наложенной на лицо черной маской. Антону, в общем-то, почти весело, и он совершенно не жалеет, что выбрался. — Уважаемые игроки! — Дима поднимается с места и начинает зачитывать инструкцию. — Краткое описание классической игры… Хотя каждый уже знаком с правилами, на время они обращаются в слух и послушно освежают в памяти необходимые знания. А после — осторожно тащат карты, по-шпионски улыбаются и надевают маски. Игра начинается. В первой игре Шастун — мирный житель, и, пока неизвестные мафиози делают выбор, он лениво рассуждает о том, как круто меняется его жизнь. Что он, кажется, впервые находится в компании, которую хоть с натяжкой, но может назвать своей, и впервые играет в эти нелепые детские игры. Антона не смущает даже тот факт, что людей для «Мафии» откровенно мало, партии проходят быстро и не отличаются психологизмом. Главное — вместе и весело. Кто бы мог подумать, что все может так измениться? Во второй игре он — мафия. По команде Позова Антон стягивает маску, встречается взглядом с Оксаной — и едва сдерживается, чтобы не закатить глаза. Окси сама предлагает убить Арсения, и Шаст только кивает, радуясь, что не он первый выделил Арса. На первом же голосовании Попов, усмехаясь, указывает на Антона, собирает большинство голосов — и Шастун картинно поднимает руки вверх да выкидывает на стол карточку с изображением пистолета. Не сдержавшись, смотрит Арсу прямо в глаза. Его так и подмывает спросить, как он сумел угадать так быстро, но Антон молчит, не уверенный, что в очередной раз не проебется. В его голове симпатия к Попову становится все более очевидной, оформляется из неясного впечатления в теплый шар, засевший где-то в районе сердца. Антон не знает, почему так, какого черта именно этот человек — хотя достоинств Арсения может назвать с десяток, а восхищаться им — бесконечно. Шастун не сражается с собой, не обвиняет в ненужной влюбленности. Кому какое дело, если ненужное чувство никогда не выйдет за пределы его воображения? Антон даже не думает о том, чтобы сделать первый шаг и перенести эту симпатию в реальную жизнь. Ему такого, вот уж спасибо, не надо. Куда спокойнее и логичнее — подождать, когда все пройдет само, и в процессе не наломать дров. Это правильно, да. В третьей игре Антон — снова мафия, что, в общем, неудивительно, учитывая соотношение игроков. Когда он встречается взглядом с сидящим напротив Арсом, ему кажется, что вся любовь — наизнанку и нараспашку. Как этого вообще можно не заметить? Но Арсений если и видит, что Шаст в нем тонет без шанса на спасение, то никак этого не выдает. Только кивает на Машу, чей точеный профиль скрыт сейчас за непроницаемой маской, и смешливо улыбается — мол, неожиданный ход. Когда Дима командует мафии заснуть, Антон вздыхает почти с облегчением. Покурить они с Егором вываливаются вместе. Шаст все так же тащит его за рукав, на этот раз — во двор. В этом жесте — ни капли романтики. Каким-то образом они за месяц перешагнули тот порог в дружбе, когда физическое взаимодействие не вызывает неловкости, что для парня-гея — настоящий подарок. Егор — один из немногих, кто знает о его ориентации и кому, кажется, наплевать, за что Антон чертовски благодарен. — Прикольные они у тебя, — улыбается фотограф, выдыхая в темное небо аккуратные колечки дыма. Антону это нехитрое действо кажется волшебством. Он сам, как бы ни старался, так и не может повторить фокус. — Да они у меня-то всего с сентября, — зачем-то признается Шаст. — Сам еще не привык. Ежится — то ли от холода, то ли от внезапно накатившей нежности. Он ведь действительно чертовски меняется за это время, куда быстрее, чем сам готов признать. — Я ж за пару часов как-то заметил. — Да все, завали, я сейчас расплачусь от умиления, — усмехается Антон. Он, конечно, шутит, вот только в каждой шутке, как известно, есть доля правды. — Пойдем внутрь, придурок, холодно же. Антон пожимает плечами, выбрасывает недокуренную сигарету — и тут же выслушивает очередную насмешку на тему того, что кто-то здесь дохуя богатый блогер. Шастун в очередной раз думает, как приятно иметь друзей, от которых не нужно скрывать ни ориентацию, ни работу. Жаль, что этих людей так мало. Приличная девушка Маша, несмотря на викторианскую внешность и строгий взгляд, оказывается отнюдь не скучной выпускницей института благородных девиц. Когда Антон с Егором возвращаются, диалог уходит совершенно не в то русло, и вот уже присутствующие обсуждают самые нелепые случаи на бесконечных студенческих вечеринках. — Арс, Арс, Арс! — воодушевленно вопит Матвиенко, хлопая Арсения по плечу. — А помнишь тот день на даче у… Попов не позволяет закончить фразу. Громко показательно кашляет и неуклюже переводит тему. У Антона — тлеющее в подкорке любопытство и глупая надежда на то, что не так уж Арсений и гетеросексуален. А главное — все присутствующие абсолютно трезвы, если не считать крошечного бокала в самом начале вечера, и списать смелые рассуждения на алкоголь не получается. — А что там было? — неожиданно осмелев, спрашивает он. — Кто больше всех расспрашивает, пусть делится грязными секретиками тоже. Че я один? — справедливо, в общем-то, возмущается Арсений. Шаст отводит взгляд и замолкает. Если бы его и спросили, ему было бы нечего рассказать. Самое глупое и позорное, что Антон помнит — как его стошнило в чужую ванну на одной из ночевок у очередного приятеля Эда. Но рассказать об этом было бы чертовски больно. Ему не неловко — с каждым могло случиться, — но вспоминать Выграновского вслух не хочется. Как будто Эд — гребаный демон, чье имя способно призвать его во плоти сию же минуту. Когда Антон вспоминает, что недавно сам согласился на встречу с этим исчадием ада, настроение неминуемо портится, а окончательно добивает — новость о том, что Егору пора уходить. Шастун кривляется, как ребенок. Неожиданно для себя самого корчит нелепую морду а-ля кот из Шрека, с детской наивностью просит не уходить. Но у Егора — ночная съемка по двойному тарифу, очередные крутые работы в портфолио, да и обязательства поджимают. Антон сдается — но упрямо вызывается проводить друга. Заодно — повод выбраться из душного помещения и отдохнуть от присутствия Попова. Едва он приходит к этой мысли, Арсений вываливается во двор тоже, осторожно прислоняется плечом к стене. Прожигает Шастуна взглядом. У Антона в голове из целого вороха мыслей остаются лишь две. «Ты же, блять, даже не куришь». «Какого хуя ты в одной рубашке?» — Ну, я погнал, наверное, — улыбается Егор. Они обнимаются — неловко и торопливо, и Антон зависает еще на секунду, глядя вслед уходящему фотографу. На земле — первый тончайший слой снега, на котором следы видны неожиданно ярко. — Как думаешь, к утру растает? Шаст вздрагивает от неожиданности. Оборачивается на Попова, который так и жмется к стене, явно дрожа от холода. Остается только гадать, какого черта он выскочил на улицу, даже не одевшись. Неожиданный приступ удушья? Желание остаться наедине с собой? Антон чувствует себя откровенно лишним. Просто потому, что Арс идеален и самодостаточен сам по себе, и на его фоне каждый будет смотреться кривым и нелепым. Что уж говорить про того, кто по жизни кажется гадким утенком. Ему нужно уйти. Необходимо почти физически — но Антон поддается притягательному сумасшествию и делает шаг навстречу Попову. Ситуация — буквально сюжет нелепой романтической комедии. Пара стоит на улице, падает первый снег, горит чертов фонарь. Взгляд — глаза в глаза, и Антона, кажется, можно выносить. — Какого хуя, Арс? — спрашивает Антон, напрочь стирая любые ассоциации с милым фильмом. Он не замечает, как стремительно сокращается расстояние между ними, как из вычурного «Арсений» пропадает за ненадобностью большинство букв. Антону — плевать. Слишком бесит Попов, самоуверенно выскочивший на мороз в тонкой рубашке, сквозь которую, если постараться, можно разглядеть худощавое тело. — А? — только и спрашивает парень, зажатый между стеной и Антоном. — У тебя где-то есть маленький запасной Арсений? Какого хуя ты, блять, почти голый? Воображение не дремлет, услужливо подсовывая действительно обнаженного Попова, и это на мгновение сбивает градус злости. — Совсем и не холодно, — говорит Арс, у которого, кажется, зуб на зуб не попадает. — Даже свежо. Антон дописывает к скудному перечню знаний об Арсе «упрямый, что пиздец», тяжело вздыхает, раздумывает всего мгновение — и стягивает с себя куртку, накидывая ее на плечи Попова. Сущая глупость. Бессмыслица. Ерунда. Он жалеет о необдуманном поступке уже через секунду, ожидая чего угодно, только не того, что происходит на самом деле. Арсений послушно укутывается в чужую одежду, тонет в безразмерной ткани и смотрится хрупким, как гребаная хрустальная ваза. Шастун наблюдает, как Арс по-кошачьи зажмуривается и, кажется, делает глубокий вдох. У Антона — сумасшедшее сердцебиение пробивает ребра. У Арсения — тоже, но Антон об этом не знает. О здравом смысле он вспоминает почти сразу. Думает, что куда рациональнее было бы загнать Попова обратно в кафе, ведь причин оставаться на улице у них, в сущности, нет. Но Арсений не двигается с места. Шаст тянется к нему, неловко достает сигареты из кармана собственной куртки и закуривает — просто чтобы оправдать свое нахождение здесь. Они стоят молча. Антон запоздало вспоминает, что Попов читает его блог, и мысленно сгорает со стыда. Но даже несмотря на эту смущающую деталь, вид Арса в чужой куртке кажется настолько правильным, что хочется умереть на месте. Ему бы развернуться и сбежать подальше, и это было бы совершенно логично. Но Антон словно врастает ногами в землю, не замечая, как сам покрывается мурашками от ледяного ветра. Его греет смесь из смущения и любви — и неизвестно, чего там больше. — Теперь тебе холодно, — резонно замечает Арсений, в очередной раз попадая в точку с чтением чужих мыслей. — А мы под этим балахоном и вдвоем бы здорово поместились… Антон косится на Арса — и понимает, что лучше бы он этого не делал. Тот смотрит из-под ресниц настолько невинно и мило, что это само по себе кажется настоящим блядством. Если бы Шаст был чуть больше уверен в себе, он бы воспринял слова Попова как намек — но ему даже в голову не приходит, что такой, как Арсений… Нет. Решительно невозможно. В ту секунду, когда Антон уже готов поцеловать этого придурка здесь и сейчас, без оглядки на будущую совместную жизнь и все возможные последствия, дверь открывается, и во двор высыпается дружная парочка — Позов и Матвиенко. Они о чем-то переговариваются, шепчут друг другу на ухо и хихикают, точно глупые школьницы. Антон почти готов заново сгореть от ревности, но Позов все-таки оставляет Сережу и подходит к нему. — Шаст, можно тебя на минутку? — спрашивает он, уводя Антона куда-то в сторону. Краем глаза Шастун видит, как Матвиенко уводит Арсения обратно в кафе — прямо так, в чужой куртке. Как будто в этом нет ничего необычного. — Что-то случилось? — А давно вы с Поповым стали меняться одеждой? Если до этого момента Антон был уверен, что замечательно научился скрывать непрошеные чувства, то теперь, встречаясь с Димой взглядом, понимает — нихуя. — Технически мы не менялись одеждой. Просто я одолжил… — начинает он. Говорить о чувствах — не хочется. Не сейчас, когда он и сам не понимает до конца, что именно происходит, как на это реагировать и как жить дальше. Дружба дружбой, но некоторые пути можно пройти только в одиночестве. — Хуй с тобой, — резюмирует Позов. — Ты хотя бы себе ответь, кого именно ты хочешь склеить и почему. Я за сегодня видел аж двоих. Не подавишься? Антон вздыхает. — У нас с Егором ничего нет. Смотрит другу в глаза — искренне и бесстрашно, потому что в этих словах не найдешь лжи. Они с Егором — действительно друзья, и каждый не рассчитывает на большее. — А с Арсением? — Тоже. Антон глотает невысказанное «с сожалением» и показательно натирает плечи ладонями: смотри, мол, как я замерз, давай откажемся от внепланового допроса. Дима ожидаемо сдается — и отступает. На этот раз. — Ладно, — бурчит он, возвращаясь ко входу в здание. — Сейчас пойдем тебя греть, но если что… Я рядом, ты же знаешь? Шаст кивает. — Я и не сомневался. На остаток вечера хорошего настроения уже не хватает. Антон сдувается, словно лопнувший воздушный шарик — отчасти потому, что рядом нет Егора, отчасти — из-за Арсения. Они слегка сдвигаются, и Попов теперь сидит напротив. Антон вздрагивает от каждой встречи взглядами, но держится молодцом. Быть геем в небольшом российском городке — значит, отлично уметь скрывать свои чувства. Иначе не выжить. Он умолкает, не особо принимая участие в дежурной болтовне, но мысли не отключаются так уж просто. Раз за разом возвращаются воспоминания об утренней сцене, и Антон сомневается, не померещилось ли ему имя Арсения? Слишком уж невозмутимо ведет себя шумный и неугомонный Попов. А после, когда от этой загадки начинает уже болеть голова, он переключается на рассуждения о новых рубриках и рекламе для блога. Антону все-таки сложно быть в компании, и он отчасти чувствует себя загнанным в ловушку зверем, несмотря на то, что люди вокруг по-настоящему хорошие. Собираются они неторопливо. Сережа галантно подает своей девушке пальто и нежно целует в щеку, прежде чем оплатить счет и вывалиться на свежий морозный воздух. У Шастуна — черная зависть, потому что бывает же у кого-то все так просто. Познакомились, пообщались, признались не в любви еще, но в симпатии — и все, можно бежать вперед, в светлое совместное будущее. И как только другим это удается? Сам Антон мрачнеет, когда Арс загружается в свою «ауди» вместе с Оксаной, и молча наблюдает, как элегантный автомобиль петляет по двору в поисках выхода. Его никто не позвал — а почему должно было быть иначе? — и Шаст, вопреки всякой логике, чувствует себя брошенным. Одна проблема — ему никто ничего не обещал, никто ничего не должен, и вообще, они с Поповым чужие люди. Забыть об этом — чревато разочарованием и ненужной вязкой печалью. Но все-таки он не может не представлять, куда поехали эти двое и как проведут остаток ночи. При мысли о бледном теле Попова, нависшем над хрупкой Окси, Антона пробирает дрожь. Он забивается на заднее сиденье Сережиной машины, прижатый левым боком к двери, правым — к лучшему другу. Жизнь не так уж и плоха, и у него, кажется, даже находятся друзья, но какого черта так тошно? Сообщение от Эда приходит, как всегда, не вовремя. Не то чтобы было особенное время, когда Шаст был бы рад получить весточку от старого знакомого, но сейчас — совсем мимо. Он и без того разбит, расстроен и вымотан донельзя. Выграновский — последняя сволочь, чувствует это даже виртуально, через экран, и ловит жертву в ослабленном состоянии. В этом можно не сомневаться. «Ну что, малыш, еще не передумал?» Антон отворачивает телефон влево, загораживая экран от Димы, и тяжело вздыхает. Его последнее сообщение — лаконичное «Я согласен» не дает усомниться в сути вопроса. Эд хочет встретиться. Еще месяц назад Шастун бы выругался и удалил диалог в робкой надежде забыть произошедшее. Забыть, несмотря на все шрамы — и на боку, и, что куда серьезнее, в самом подсознании. Но теперь он куда смелее и почти готов взглянуть в глаза своему ночному кошмару. Почти. Он устало трет переносицу, опять смотрит в диалог, мысленно взвешивает плюсы и минусы. Что может Выграновский сделать с ним в людном месте, на виду у кучи народа? Ведь ничего? А что страшного в том, чтобы действительно встретиться, обсудить произошедшее, закрыть этот чертов гештальт и жить дальше? Возможно, Антон как всегда все придумал, раздул и преувеличил, как и говорила ему тогда мама. В конце концов, Эд — просто человек, а не дьявол, которому нужно продать душу. Шаст криво улыбается, жалея, что нет возможности закурить здесь и сейчас. Встречается взглядом с Сережей, который так и светится от накатившей всеобъемлющей любви. Вспоминает Арсения, укатившего в закат со своей принцессой. Ломается несколько раз подряд — и выбивает уверенное «Не передумал». В ответном сообщении — геолокация какого-то захудалого бара, дата и время. Эд не спрашивает, свободен ли Антон, как будто это само собой разумеется. Антон не говорит, что в это время у него еще идут пары. Только отправляет лаконичное «Ок» и прячет мобильник в карман, отворачиваясь к окну. Он либо чертовски прав — либо чертовски сильно проебался. Одно из двух.