Пожары и дожди

Арсений ситуацию не отпускает — хотя, может быть, и хотел бы, — вот только реальная жизнь несется вперед, не спрашивая у него разрешения. Арс носится по универу, закрывая долги, кое-как поддерживает отношения с родителями — замечает даже, что с матерью стал общаться лучше, — и общается с друзьями. Про Антона они не говорят. Арсений подозревает, что Дима попросил всех не поднимать эту тему, но подтверждений этому нет. День рождения Сережи наступает по плану, тринадцатого ноября, и Попов радуется — по-настоящему, искренне. По всем канонам дурацких поздравлений он поднимает друга ровно в полночь, тащит из шкафа заблаговременно надутые шарики и громко читает нелепые стишки, забыв о том, что звукоизоляция в общаге ни к черту. Арсений светится, как чертова лампочка, когда достает из-под кровати широкую коробку с блестящим бантом, и хитро улыбается: — Это до выходных. — А нахрена показал тогда? — справедливо возмущается сонный Матвиенко. — Так чтоб ты не ляпнул потом, что я забыл купить вовремя. Это, знаешь ли, оскорбительно! Арсений смеется, и Сережа, кажется, тает вслед за ним. Во всяком случае, раздражение от полуночного подъема уходит. — Супер. Давай спать теперь? — Какой ты неинтересный. Попов картинно закатывает глаза, вздыхает, как почтенная дама из прошлого века, но все-таки укладывается в кровать. Ноябрь — еще не зима, и беспокоиться о сессии откровенно рано, но Арс верит в примету: нужно начать учиться, когда выпадает снег. А этого добра в Москве — уже навалом. Прежде, чем уснуть, он беспокойно сворачивается калачиком и обнимает вторую подушку.

✗✗✗

Выходные наступают неожиданно быстро. Арсений шутит про себя, что все они постарели, и теперь тусовки происходят исключительно между пятницей и понедельником, когда нет ни заданий, ни обязательств. Да и то — не всегда хочется. Сегодня, к примеру, он с большим удовольствием остался бы дома, пересмотрел бы дурацкие мультики и буквально утонул бы в огромной кружке какао, но праздник — есть праздник. И поэтому Арсений надевает черную рубашку, которую Окси называет праздничной, натягивает улыбку — и едет за подругой. Огромный подарок он, естественно, в клуб не тащит, и уже готовится к Сережиным шуткам на эту тему. Вопреки сложившимся стереотипам, Арсений не любит больших компаний. Ему, конечно, приятно быть на виду, ловить чужие улыбки и чувствовать восхищение, но общаться — далеко не всегда. Дружить со многими людьми Арс не может, а залезть в душу позволяет только избранным, оставаясь для прочих «тем веселым парнем». Зато Сережа открыт всему миру, и на его день рождения ожидаемо набирается куча народу. Арсений знает об этом заранее — в конце концов, кто бронировал зал и выбирал меню по количеству гостей? — но все равно удивляется, когда опаздывает и видит полный зал людей. Скопление такое, будто все собрались на концерт какого-нибудь Крида, а не поздравить скромного третьекурсника. Арсений за Сережу, конечно, рад, но сам предпочитает не высовываться. Не участвует в глупых, но смешных конкурсах, и хвостиком ходит за Оксаной. Та поначалу сопротивляется, отшучивается — «Все хотят твоего внимания, Арс!» — но, заметив его состояние, быстро меняет тон. Арсений чертовски ей благодарен. — Ну что, погнали? — говорит он, когда объявляют медленный танец. Арс удивляется, откуда вообще взялся медленный танец в клубе — но никто кроме, кажется, не удивлен. Народ стремительно пьянеет, и тон вечера неуловимо меняется. На танцпол выползают первые парочки, Арсений ловит на себе чужие заинтересованные взгляды — и только поэтому тащит Оксану в центр зала. — Ты сегодня — мой оберег от приставаний. Попов шепчет ей на ухо и довольно отмечает, что со стороны это, должно быть, смотрится очень интимно. Он собственически укладывает ладони на ее талию, прижимая к себе, и неуклюже топчется на одном месте. Арсений танцевать любит и даже умеет — но в последнее время у него нет настроения. О причинах он старается не думать. — Да кому ты нужен, — хихикает Окси, но тут же, словно извиняясь за грубость, едва касается губами его щеки. В их жестах — ни капли эротики, никакой чувственной любви, что обычно рождается между мужчиной и женщиной. Только семейная нежность и привязанность. — Погоди. Звонок. Арс дергается, когда чувствует вибрацию в кармане. В последние несколько дней он телефон из рук не выпускает, и от каждого входящего едва не подпрыгивает от беспокойства. Ждет, собрав в охапку врожденный оптимизм и наивную детскую веру в сказки. Ведь никто не исчезает бесследно, да? Арсению звонят все подряд. Словно сговорившись, шлют выгодные предложения банки, извещают о скидках все магазины, где он хоть раз появлялся. С каждым таким звонком надежда слегка угасает, но так и не испаряется до конца. И теперь, глядя на экран телефона, где белым по черному выведено «Отец», Арсений почти подпрыгивает на месте. — Я выйду на минутку, ладно? Не дождавшись ответа, он протискивается сквозь толпу и выходит во двор. Оксана остается в клубе — то ли не хочет мешать, то ли просто боится замерзнуть в тонком вечернем платье. Арсений отходит чуть в сторону, оставив за спиной группы курящих, и прижимает телефон к уху. — Да? — Арсений, это ты? Нечеткий голос на том конце провода то и дело прерывается, заставляя Арса нервничать еще сильнее. Он и не знал, что где-то в Москве осталась такая связь, что расслышать собеседника практически невозможно. — Я, я, — нетерпеливо говорит он, приплясывая на месте от холода. — Что у тебя? Что-то серьезное? Арсений ловит себя на мысли, что под серьезным он подразумевает не наводнение, не пожар или внезапную болезнь близких. Нет. Он ждет новостей именно про Антона и сердцем чувствует — отец позвонил именно по этому поводу. — Шастун твой объявился, — сообщает Попов-старший. — Зарегистрировался в хостеле в Котельниках. Представляешь? Это что за человек такой? До этого вообще информации не было, а тут, блин, Котельники. — Это он может, — усмехается Арс, пока шестеренки в его голове медленно крутятся в попытке осознать происходящее. У него в голове — карта Москвы, целый город, как на ладони, и мысленно он уже прокладывает маршрут из пункта А в пункт Б. Арсений неожиданно для себя готов сорваться сию же минуту, наплевав на условности и здравый смысл. Он надеется только, что Сережа не обидится — но настоящий друг должен его понять, просто обязан. — Адрес скинуть? — спрашивает отец. — Хотя я до сих пор не понимаю, зачем тебе это. Арсений глотает невысказанное «я тоже» и коротко отвечает: — Давай. — Секундная задержка. — Спасибо, пап. Он улыбается куда-то в небо, рисует смайлик на заснеженном тротуаре — и чувствует, как впервые за последние дни сердце встает на место. Рано, чертовски рано, учитывая, что Антона он еще не нашел, да и не факт, что эта авантюра приведет к чему-то хорошему — но Арсений уже готов скакать и носиться кругами, как гребаный мультяшный герой. И это его пугает. Арсений вызывает такси раньше, чем находит Оксану, потому что знает — она обязательно поймет и, более того, потащится следом. И действительно — Окси матерится, вмиг ломая образ хрупкой принцессы, шутит про то, что спасать мир на каблуках — чертовски неудобно, но все-таки соглашается уехать. — Ну просто Чип и Дейл спешат на помощь, — комментирует Суркова, забираясь на заднее сиденье простенького «Соляриса». — Надеюсь, с этим придурком ничего не случится, — невпопад говорит Арсений. Он бы и рад сменить тему — да только в его голове нет ничего, кроме Антона, которого — он в этом почему-то уверен, — нужно срочно спасать. Арс не знает подробностей, не понимает, почему именно так, но ломится вперед, ведомый одной лишь интуицией. — Надеюсь, он не пошлет нас в жопу, — парирует Оксана. — Это более вероятно. — Я не рассматривал такой вариант, — признается Арсений. Впрочем, его это не останавливает. Супергерой из него получается чертовски плохой. Попова едва не тошнит на заднем сиденье, когда водитель выкручивает руль так резко, будто уходит от погони. Он старается дышать глубже, дрожащими пальцами вцепляется в край сиденья и даже не комментирует ущербность спальных районов, когда такси подбирается к пункту назначения. Он думает, что те, кто знает его как вечную зажигалку, сейчас бы удивились. У Арса кровь от лица отливает, и сам он становится бледнее свежевыпавшего московского снега. И чем ближе точка в навигаторе подбирается к хостелу, тем сложнее совладать с нахлынувшими эмоциями. У него впереди — чертова неизвестность, шагать в которую страшно, но необходимо. Он не думает об этом, но сомнений у него почему-то нет. Милая девушка на стойке регистрации, блондинка в широких черных очках, раздражает Арсения донельзя. Она хмурится в ответ на просьбу пустить их внутрь, просит то документы, то подтверждение брони. Когда Оксана говорит, что они — вовсе не постояльцы, девушка карикатурно грозит пальцем и качает выбеленной головой. — Вы к кому-то? Тогда пусть этот человек вас встретит, — говорит она, и Арсений готов ломиться вперед, несмотря на запреты. Останавливает только суровый взгляд охранника, в котором ясно читается — ему ничего не стоит вышвырнуть их наружу. — Мы хотим заселиться прямо сейчас, — наконец сообщает Арс и добавляет, пихнув Оксану локтем в бок: — У тебя паспорт с собой? Она тянется к крошечной сумочке и триумфально кладет документ на стойку. Попов в этот момент готов умереть от облегчения. — Вам номер на двоих? — спрашивает администратор. Арсений готов крикнуть: «Да ты издеваешься?!», потому что нельзя ведь все делать так нарочито медленно, но вместо этого кивает: — Если можно, то да, пожалуйста. Он улыбается и думает, получится ли затащить в этот чертов номер Антона? Если отец не соврал и не ошибся, а сам Шастун до сих пор не ушел из этого хостела. Забавно, но Арс не сомневается ни капли. Как будто в него вшили магнит, который притягивается к Антону — и сейчас он работает на полную мощность. — Супер, — говорит Оксана, когда оформление наконец-то завершено, и у нее в руках оказывается блестящий ключ с гравировкой «44». — А где это находится? Арсений вздыхает, проклиная всю эту бюрократию, Оксану, запутанное устройство хостела — и взлетает наверх по узким ступенькам прежде, чем подруга успевает его остановить. У него в мыслях почему-то гремит это чертово «44», и ему кажется, что запомнить номер — невероятно важно, хотя Арс даже не собирается в него заходить. Он рыщет по запутанным коридорам, как чертов оборотень, едва не принюхиваясь ко всему, до чего может дотянуться, и лениво рассуждает о правилах пожарной безопасности. Серьезно, если начнется пожар, кто вообще разберет, в какую сторону бежать? А сколько постояльцев так и погибнет в бесконечных закоулках? Арсений мысленно ругается на проектировщика, а после — поворачивает за угол, едва не впечатавшись носом в широкий угол телевизора, и не думает вообще ни о чем. Потому что на диване, укутавшись в серый пушистый плед, сидит Шастун. «Вот придурок. В кепке», — думает Арс. На этом моменте его план по спасению Антона обрывается, и впереди — звенящая пустота. Ему кажется, что мир на мгновение замирает. В эту секунду не происходит вообще ничего. Арсений не слышит, что идет по телевизору, не слышит воплей одинокого паренька, который сидит в углу комнаты и играет в Доту на общественном ноутбуке. У него в глазах, словно сердечки у мультяшных персонажей, застывает только фигура Антона, по самый кончик носа укутанного в мягкую ткань. Арсений не привлекает внимание Шастуна, потому что не знает, что делать дальше, что сказать, как поступить. Антон замечает его первым, и Арс отчетливо читает в его взгляде безумную смесь страха с недоумением, стыда с паникой. Он вздыхает — и делает шаг вперед так осторожно, будто приближается к запуганному щеночку. — Ты за мной следил? — спрашивает Антон, воровато оглядываясь. — Или блять… Что вообще? Растерянность в его взгляде сменяется злостью, и Арс тихо усмехается. Ему эта психологическая защита до боли знакома, вот только хочется узнать — что там, за этой импровизированной маской. — Ты знаешь, — усмехается он. — Я когда ехал, вообще не подумал, что выглядеть буду пиздец как странно. Арсений неловко растягивает губы в улыбке, делает еще шаг вперед. Надеется — если выдать доверие авансом, Шастун откликнется и вернет вдвойне. — Ты не представляешь, насколько, — эхом откликается Антон, высовываясь из-под нескольких слоев ткани — вот только настороженность из взгляда не пропадает. — Позволь мне не объяснять, как я сюда попал, по крайней мере, сейчас. Можем считать это простым совпадением? Последняя фраза у Арса получается странной смесью вопроса и утверждения. Он неожиданно обнаруживает себя в подчиненной роли — чувствует, что обязан оправдаться, доказать свою искренность. Арсений сомневается недолго — и все-таки садится на диван рядом с Антоном, надеясь, что тот не отшатнется. Шаст неестественно выпрямляет спину, комкает в ладонях уголки пледа, но не сдвигается ни на миллиметр. Хороший знак. — Крутое начало анекдота. Встречаются как-то манерный гей и воронежский гопник в хостеле в Котельниках… Арс сыплется от смеха и не удерживается от комментария: — А кто из нас кто? — Ты придурок, что ли? — в тон ему отвечает Шастун. — Ты даже не был в Воронеже. — Засчитано, — улыбается Арсений. Диалог получается в высшей степени странный, но главное — лед между ними наконец-то начинает таять, и Попов этому чертовски рад. Хотя очевидно, что за внешней бравадой Шаста скрывается нечто большее, чего Арсений разгадать пока не может — и неизвестно, сумеет ли хоть когда-нибудь. — Так… Че приперся-то? — спрашивает Антон. Арс не берется угадать, но ему в голосе Шастуна слышится странная смесь надежды с любопытством. Но, что куда более вероятно — Арсений выдает желаемое за действительное и сам себя убеждает, что Антон ему рад. — Не поверишь. Хотел узнать, куда ты пропал, и все ли в порядке. А то, знаешь ли, сердце не на месте. Он криво улыбается, стараясь не выдать, что проебался — сказал больше, чем следовало бы, и слишком искренне. Арсений сам себе с трудом признается, что сердце его было действительно не на месте с тех пор, как Шастун уехал — и дело тут не в дурацких метафорах. — Ты прав, — серьезно кивает Антон. — Не верю. — Ну… Тогда считай, что мы просто так встретились и разговорились, как старые знакомые. Не расскажешь соседу, как у тебя дела? Арсений закидывает удочку — и ждет, ждет, ждет целую вечность, прежде чем Антон ответит. — Пиздец, — только и выдыхает Шастун. — Больше сказать нечего. Антон оборачивается на незадачливого игрока в Доту, и Арс только теперь замечает на бледной коже череду тонких царапин. Он не задает вопросов, не ставит Антона в неловкое положение — но хочет найти того, кто это сделал, и сровнять с землей. В том, что Шастун не сам проехался щекой по стесанному асфальту, он почему-то не сомневается. Они так и сидят рядом в неловком молчании. Арсению кажется только, что Антон двигается — совсем немного, буквально на несколько сантиметров, но теперь их бедра соприкасаются — через двойной слой джинсов и чертов плед, но Арсу и этого хватает. Ему бы закинуть Антона на плечо да утащить хоть куда-нибудь — не важно, в снятый номер или в соседний город. Главное — увести с собой и никогда больше не отпускать, только бы с ним не случилось ничего плохого. Но чем дольше Арсений сидит в комнате отдыха, глядя куда угодно, только не на Шастуна, тем яснее становится, что он проебался, и весь этот перформанс — не романтичный, а по-настоящему жуткий. Окажись он на месте Антона, давно бы послал все к чертовой матери и сбежал от такого придурка. Но Шаст почему-то остается рядом, тихо сопит в широкий воротник толстовки и молчит. Молчание у Антона получается неожиданно громким. Арсений почти слышит, как скрипят в Антоновой голове проржавевшие шестеренки, а потом — видимо, приняв решение, — Антон кладет голову ему на плечо и застывает. Арс гадает, кому из них это больше странно и непривычно, а главное — приятно? И приятно ли вообще? Самый эффективный, веками испытанный метод коммуникации — диалог, и у Арсения никогда не было проблем с разговором. Он славится тем, что говорит правду по поводу и без, даже когда выгоднее солгать — в том числе поэтому отец считает его неспособным к бизнесу. Но сейчас язык Попова почему-то присыхает к горлу, и он только беспомощно водит кончиком пальца по чужой ладони, надеясь, что Антон поймет его правильно. Одна проблема — Арс и сам не знает, как именно хочет, чтобы его поняли. Антон в сотый раз оборачивается, и только после этого сообщает: — Я сначала подумал, что у меня крыша едет совсем, и я тебя поэтому вижу. Да и до сих пор, если честно… Шаст тихо смеется, и Арсений вздрагивает, когда прерывистое дыхание опаляет его шею. У него в крови — не критичная, но все-таки порция алкоголя, и он почти убеждает себя в том, что в этом причина всех его странных мыслей. Именно из-за того одинокого коктейля он срывается за Антоном на другой конец города, именно из-за него хочет прижать парнишку к себе и уберечь от любой беды. Арса эти мысли пугают до невозможности. Он знает — как бы ты ни старался, а защитить человека от всех неприятностей и подножек судьбы не выйдет. Даже себя самого-то не всегда получается. — Нужно куда-то двигаться, наверное? — спрашивает Попов, косясь на Антона. Он и сам не знает, что именно предлагает, куда хочет пойти — но одной фразой обозначает, что сидят они вместе, и уйдут тоже вместе. Что у странной встречи просто обязано быть продолжение. Что он Антона — хотя бы сейчас — не бросит. — Не хочу двигаться, — по-детски упрямо сообщает Антон. — Я планировал врасти задницей в этот диван. Шаст смешно надувается и сжимается в комок, притягивая колени к груди. Арс только пытается разгадать, где заканчивается шутка и начинается серьезный разговор. — Ну, тогда мне придется пожертвовать своей задницей тоже, — улыбается Арсений, все-таки выбирая шутливый тон. — А сюда еду не приносят, случайно? Антон фыркает. — Не, здесь для твоей графской особы серебряного колокольчика не предусмотрено. — А если серьезно… — Попов запинается, не зная, как вывернуть диалог в удобное для себя русло. — Какие у тебя планы? Я же не дурак, догадываюсь, что ты не просто так в эту жопу мира поехал. Может, тебе помощь нужна? Антон молчит. Только ведет плечом, как бы отказываясь от всего, что ему предлагают, и поджимает пухлые губы. — Шаст. Отключи мозг хоть раз, пожалуйста. У тебя сейчас пар из ушей пойдет. Арсений наблюдает за собеседником пристально, следит за тем, какой эффект производят его слова. Он готов рассматривать Антона под микроскопом, лишь бы уловить каждый оттенок настроения, подобрать ключ и дорваться до того, что Шастун прячет за стеклянным взглядом. Судя по неуверенной улыбке Антона, у него получается. — Может быть, ты и прав, — на выдохе отвечает Шастун и смотрит так пристально, что, кажется, вот-вот прожжет дыру в чужом лбу. Арсению кажется: происходит то самое, что в романтических фильмах называют пробежавшей между персонажами искрой. Воздух между ними электризуется, и, когда Антон возвращает голову на плечо Попова, тот почти вздыхает от облегчения. «Хотя бы в глаза не смотрит». — Что у вас здесь происходит? Теперь уже голос Оксаны кажется Арсению наваждением. Он открывает глаза, надеясь, что никто не заметил томно прикрытые веки, и широко улыбается. — То ссоримся, то миримся, — отвечает он, неохотно выпуская ладонь Антона. — Милые бранятся — только тешатся, — фыркает Окси, заставляя Арсения слегка покраснеть. — Ну, нашли беглеца, что дальше делаем? Когда Арс поворачивается к Антону, то в глубине души ожидает — и боится — увидеть в его взгляде страх, разочарование или даже насмешку над этими придурками, которые сорвались к нему с другого конца Москвы. Но Шастун на удивление спокоен. Арс догадывается, что он вновь укутался в психологическую защиту, словно в броню — а казалось ведь, что Шаста удалось расшевелить. Арсений чувствует себя так, словно у него из-под носа увели ценный приз. — Поедешь с нами? — спрашивает он ласково, словно у маленького ребенка. Понимает — если Антон сейчас откажется, то историю можно считать закрытой. Он ведь не может закинуть Шастуна на плечо и утащить за собой в лучшую жизнь. Антон оборачивается влево, потом вправо, окидывает Окси подозрительным взглядом — и молча кивает. Арсений боится, что Шаст поддастся неведомой логике и снова передумает, и подскакивает как-то особенно торопливо. Он паясничает, склоняется в картинном поклоне, протягивает Антону раскрытую ладонь — и чертовски удивляется, когда Антон переплетает свои пальцы с его, цепляясь так крепко, будто тоже боится потерять. Арсений об этом «тоже» не думает. Не до того сейчас. — Окс, вызовешь такси? Он отдает подруге мобильник и выходит вперед, утаскивая за собой Шастуна. Этот хостел — ухоженный, аккуратный, вычищенный до блеска, но Арсу в нем душно и тесно. Ему хочется на воздух — пусть даже в середине ноября с неба сыплется непонятный снегодождь, а ботинки покрываются пятнами от реагентов. — У тебя все оплачено? — спрашивает он и выходит на улицу, только когда получает очередной кивок. Арсений никогда не понимал эту метафору в свой адрес, но сейчас он чувствует себя настоящей лампочкой — новенькой, сияющей до боли в глазах. Он улыбается, по-детски тычет пальцами в небо и убеждает Антона, что видит там, наверху, какие-то созвездия. Шастун смеется — и до хрипоты спорит о том, что на московском небе звезд не разглядишь. В лучшем случае — огоньки на взлетающих самолетах. Арсу кажется, что Оксаны нет уже целую вечность. Он топчется на одном месте, проклиная собственную глупость. Когда планируешь добежать от такси до клуба и обратно, кажется логичным надеть модную кожанку, но теперь, стоя на ледяном ветру, он едва не вибрирует от озноба. — Ты придурок что ли? Кто тебя так вырядил? — неожиданно спрашивает Антон, заставляя Попова в очередной раз поразиться схожести их мыслей. Чертовы синхронисты. — А что тебе не нравится? Арс карикатурно хмурится, как бы защищая собственный своеобразный стиль, но осекается, когда Антон раскидывает руки в стороны. — Это приглашение? — спрашивает он, едва справляясь с дрожью в голосе. Исключительно из-за низкой температуры, конечно же. Когда Шаст кивает, Арсений делает неуверенный шаг вперед — и буквально падает в широкие медвежьи объятия. Он утыкается носом в обнаженную Антонову шею, но все шутки про отсутствие шарфа тут же вылетают из головы, уступая место приятному дурману. Арсений готов поклясться, что они и сейчас думают об одном и том же: обещают себе подумать об этом завтра. Они дожидаются Оксану и отскакивают друг от друга, едва позади открывается дверь. Дружно ищут белый рено логан и заваливаются на заднее сиденье такси. Арсений не пьян, он и выпил-то всего ничего, но это не мешает ему нелепо хихикать и по-девчачьи закатывать глаза в ответ на подколки Оксаны и Шаста. — Ну пиздец вы спелись, — резюмирует он, выслушивая их единодушное ворчание по поводу легкой куртки. Делает вид, что ворчит и чертовски недоволен, а у самого сердце поет, как принцессы в диснеевских мультиках, и так тепло становится на душе. Арсению кажется, что он может захватить весь мир, добиться любых целей. Он не прячется от знакомой консьержки, когда ведет ребят в квартиру, и щедро заваривает огромную кастрюлю глинтвейна. Антон мгновенно испаряется в ванную, и больше всего Попов боится, что вернется из душа прежний Шастун — закрытый на все замки, непонятный, чужой. Когда Шаст появляется на кухне, улыбаясь во все тридцать два, он с облегчением выдыхает. Арс молча протягивает Антону его порцию и с наслаждением вдыхает пряный коричный запах. Ему бы навсегда остаться на этой кухне, в этом мгновении, чтобы никто не успел понять, какого черта здесь происходит. Ему бы сходить с ума и отпускать себя постоянно, а не только раз в день, неделю или даже месяц. Ему всего-то надо — чтобы каждый вечер был таким, в компании любимых людей. Арсений оглядывается назад, наблюдает за Оксаной и Антоном, которые шепотом обсуждают что-то свое, не обращая внимания на Попова. В другой раз он бы обиделся — в самом деле, какого черта? — но сегодня только радуется, что его близкие люди поладили между собой. Момент, когда Антон вклинивается в узкий круг близких, Арс благополучно упускает. — Ну, так за что пьем? — спрашивает Оксана, с шипением одергивая руку от горячей кружки. Попов медлит с ответом, и прежде, чем он успевает сформулировать, Антон подает голос: — Пусть все будет хорошо. Арс улыбается, глядя куда-то вдаль. Только сейчас он готов в это хорошее поверить.