Пожалуйста, скажи «нет»!

— Аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети, — сообщил приятный женский голос. Лорд Эл-Меллой II скривился. — Да чтоб тебя! — тихо выругался он и со злостью выключил экран, впрочем, тут же его разблокировал и принялся набирать сообщение, яростно барабаня по глянцевой панели. — Повторить? — поинтересовался бармен, кивая на опустевший рокс, в котором быстро таял лед, мешая остатки дешевого виски с водой. Лорд помедлил, мысленно прикидывая, может ли он позволить себе еще порцию или лучше отправиться уже домой и продолжить напиваться там. Краем глаза он заметил движение справа. — Плесни нам по стаканчику «Маккалена». — «Маккалена» нет, — невозмутимо сообщил бармен, привычно наливая пиво девушке в мотоциклетной куртке, что оставила на стойке пять футов двадцать пенсов и направилась к столику, за которым велся ожесточенный спор о составе новой сборной по хоккею. — Тогда как на счет «Далмора»? — Тоже нет. — Тут вообще бар? Вы точно алкоголь наливаете? Пока бармен и посетитель разговаривали, лорд Эл-Меллой II стремительно закипал. Помимо безалаберных приятелей, которые назначают встречу и сами же на нее не являются, он не любил два типа людей: избалованных богачей и наглецов, считающих, что имеют право решать за других. Справа на высоком барном стуле, азартно споря с барменом, похоже, сидел человек, сочетающий в себе обе этих черты. Лорд Эл-Меллой II ударил по массивной дубовой стойке затянутым в черную перчатку кулаком: — Ты действительно тупой или притворяешься? — прорычал он. — Заваливаешься в маленький бар в Хакни и ожидаешь, что тебе нальют виски по три тысячи футов за бутылку? Да что ты за дурень такой? Он резко повернулся, чтобы взглянуть на идиота, что разозлил его своим невежеством, и замер. Перед глазами немного плыло — из-за дыма в накуренном баре, тусклого освещения, двух двойных виски и отсутствия очков, но все же лорд смог понять: то, что он увидел, ему понравилось. Мужчина был высоким, отлично сложенным и отчаянно рыжим — прямо ирландский великан, какими их изображают в сериалах вроде «Чужестранки» или «Американских Богов». Только смуглый. Такой мог бы красоваться на обложке новеллы из серии «Исторический Любовный Роман» (лорд предпочитал не вспоминать, при каких обстоятельствах познакомился с этой серией) в расстегнутой рубашке демонстрируя накачанный торс, в обнимку с краснеющей полуобнаженной девушкой, то ли прижимающейся, то ли отталкивающейся от мощной груди. — Прости уж. Я лишь хотел начать знакомство с привлекательным мужчиной с хорошего виски, — великан белозубо улыбнулся, и лорд был готов поспорить, что перед этой улыбкой немногие могли устоять. В груди сладко заныло, а при попытке вспомнить, когда в последний раз он занимался сексом, Эл-Меллой II потерпел сокрушительную неудачу. — Это что, флирт? — едко уточнил он. — Ммм… Думаю, да. Очень хотелось послать наглеца куда подальше, но взгляд упрямо возвращался к широким крепким ладоням, горячим даже на вид. Воображение в меру пьяного лорда, у которого не было ни времени на себя, ни любовников уже очень давно, навязчиво рисовало контраст загорелой кожи этих смуглых рук и его белых бедер. Со вздохом он повернулся к бармену и произнес: — Том, у тебя же был односолодовый «Талискер»? Налей мне и этому придурку. За его счет. — Как скажете, профессор, — кивнул бармен и потянулся за бутылкой. Рыжий великан между тем удивленно поднял густые брови. Лицо у него было грубым, но на удивление приятным. Впрочем, нельзя было исключать фактор размытого зрения и двух выпитых в ожидании виски. — Профессор? — Не рискну искать очки в здешнем полумраке, но уверяю тебя, с ними ты сразу увидел бы во мне зануду, — хмыкнул лорд. — Очень красивого зануду. Бармен подал виски, бокалы поднялись и звякнули друг о друга. — Как скажешь… — Алекс. — За знакомство, Алекс. Виски приятно растеклось во рту, мягко обжигая язык. — А ты? Представишься или мне называть тебя Профессор? — О, нет! Не хочу вспоминать о своей работе, распивая виски в баре с флиртующим со мной мужчиной. Что только обо мне подумают ученики? Алекс подался вперед и шепнул, обдавая горячим дыханием лицо: — Я полагаю, они и без того много о тебе думают. Лорд почувствовал как краснеет. Нет, не так: краснел сейчас не лорд Эл-Меллой II, а Вейвер Вельвет, повзрослевший, но так и не научившийся справляться со смущением, которое неизбежно завладевало им, когда кто-то проявлял к нему знаки внимания. — Можешь называть меня Вейн. — Как Брюс Вейн? Вейвер поморщился. В споре о том, кто бы победил: Бетмен или Супермен, он всегда становился на сторону Бетмена, но только потому что завидовал одаренным людям чуть больше, чем богатым. Так что, если быть честным, ни тот, ни другой персонаж ему особенно не нравился. — Скорее как Джон Вейн, — с неприятной улыбкой ответил Вейвер, надеясь, что на этом расспросы прекратятся и возобновится флирт. Алекс выглядел чуждым Британии, он едва ли мог знать много о «рассерженных молодых людях», к которым относился Вейн, полюбившийся Вейверу еще в юности за свои яркие, страстные стихи. — О-о-о, — Алекс постучал себя по переносице и, издав радостный возглас, продекламировал: — «Так тот поэт, кто истину отверг?» — ты спросишь… Хмм, как же там дальше было? Вейвер не хотел продолжать. На самом деле он был уверен, что ничто не заставит его продолжить фразу, но лекторская привычка оказалась сильней и он нараспев прочел появившиеся в памяти строки: — Только мозг умней: То было первым, в чем я был не прав, Обманутый своим же разуменьем, Что создал строить, но не создавать. И, наконец, сейчас я ощутил: тепло, Что жжет мне сердце — был то Не Фаренгейт, не Цельсий, А лишь огонь моей души что Клапанов бушующих ворочил тренье: Поберегись! Грядет стихотворенье! Заканчивая, Вейвер старался не смотреть на собеседника, но, услышав размеренные хлопки, поднял взгляд. Алекс закончил аплодировать, уперся в стойку локтем и подпел ладонью щеку, глядя блестящими глазами: — Никто прежде не соблазнял меня поэзией, но теперь я думаю, что зря. Это верный способ. Он улыбался, и Вейвер с удивлением отметил, что и сам расплывается в улыбке. — Ты просто пьян. — Еще нет! — Алекс постучал ногтем по опустевшему бокалу, раздался тихий звон, почти незаметный в шуме голосов. — Томми, будь добр, повтори. За мой счет, разумеется. Бармен, ничуть не протестуя такой навязчивой фамильярности, долил виски и с вопросом взглянул на Вейвера. Тот покачал головой, показывая, что все в порядке. — Знаешь, не думаю, что хоть кого-то можно соблазнить столь целомудренными стихам. — Так расскажи что-нибудь более распущенное. Достав из внутреннего кармана пальто портсигар, Вейвер вынул одну, срезал кончики миниатюрной гильотиной и, пододвинув к себе пепельницу, закурил. — Не подумай, что я ханжа, но откажусь. Я не люблю любовную лирику. — Ну, ханжа ты или нет — это уж мне решать, — Алекс лихо подмигнул, и выглядел в этот момент так очаровательно, что Вейверу пришлось спрятаться за табачным дымом. — Боже, как кто-то вообще на тебя ведется? — с деланным сожалением воскликнул он. Томми собрался было долить Вейверу виски, но тот накрыл рокс ладонью. — Думаю, секрет в том что я умный, красивый и ужасно харизматичный. — И скромный. — Не-эт, это не по мне. Да и зачем врать? — Все врут, — с усмешкой заметил Вейвер и облокотился на исцарапанную стойку, глядя на собеседника поверх сигары: — Итак, Алекс, ты явно раньше не бывал в «Вавилоне». — Вообще-то я ездил на раскопки… Вейвер прыснул со смеху. Ну да, конечно. Очевидно, что его собеседник слишком богат и в какой-то мере наивен для того чтобы ориентироваться в злачных местах одного из беднейших районов Внутреннего Лондона. — Я про этот бар, дурень. Ты даже не удосужился прочесть вывеску у входа! Алекс замер, ошарашенный, но лицо его быстро расслабилось. — С тобой не забалуешь, — он отпил виски и поморщился, — знаешь, у меня дома есть кое-что получше — не обижайся, Томми! — чем это. Может… — Ты не ответил. Как тебя занесло сюда? Вейвер затянулся сигарой, посмаковал дым и выпустил колечками, терпеливо наблюдая за колеблющимся собеседником. Его можно было понять: они оба, откровенно говоря, выглядели чужими здесь. Но, если Вейвер отлично знал, что где-то на уровне первобытных инстинктов «бей или беги» он принадлежит этому месту, как и все, что похожи на него, то Алекс выглядел здесь абсолютно чужеродным элементом. Сам бар, кажется, отвергал его: пышущего силой и уверенностью, слишком цельного, слишком идеального для побитых и искореженных людей, собиравшихся здесь по той простой причине, что забытье за пинтой дешевого пива вечером пятницы было лучшим, на что они могли рассчитывать. — Я хотел найти место, где меня никому и в голову не придет искать. Это уже походило на истину. Вейвер затушил сигару и придвинулся ближе, почти осязая разгадку тайны встречи с этим мужчиной. Вейвер никогда не мог справиться с любопытством. Оно дразнило его как кончик случайно проглоченного пера щекочет горло. — И от кого же ты скрываешься? — Ото всех. Ни от кого… От себя, — Алекс пожал плечами, и этот жест был наполнен беспомощностью, так не свойственной этому энергичному наглецу, что Вейвер ощутил сильнейшее желание накрыть его руку своей, что и сделал. Его ладонь казалась слишком узкой и тонкой, но Алекс взглянул благодарно, прежде чем отвести глаза: — Сегодня ровно пять лет. С того дня, как он ушел от меня к своей родственной душе. — О. — Я даже не могу разделить этот день с друзьями, потому что тогда очевидно станет, как сильно я скучаю. Он все еще рядом и поддерживает меня, но я не в силах смириться с тем, что мы больше не вместе. Они помолчали. Алекс ласково погладил большим пальцем запястье Вейвера, и у того по спине пробежали мурашки. — Я дурак, да? Сбежал ото всех, чтобы напиться в компании незнакомца. — Большой дурак. Сколько в тебе роста? Футов десять, наверное. Просто о-огромный дурень! Алекс расхохотался, да так громко и искренне, что взгляды доброй половины присутствующих сошлись на нем. Вейвер не мог отрицать: этот человек просто не умел оставаться в тени, и этим невероятно манил к себе того, кто отрекся от своего имени, своего прошлого, своей магической метки и даже своего соулмейта. — Ну, а ты? — неожиданный вопрос прервал меланхоличные размышления Вейвера. — Что я? Алекс сполз на самый край своего стула, так что теперь его бедро оказалось между ног Вейвера, а ладонь в перчатке — в ненавязчивом плену широкой и горячей, как и ожидалось, руки. — Зачем ты здесь, почему слушаешь пьяные откровения какого-то чудака? — Вероятно, потому что этот чудак глупо флиртовал со мной и угостил меня выпивкой. — он покрутил в пальцах пустой рокс, лед звякнул о стенки. — У меня тоже своего рода юбилей. Я ждал друга, но он, похоже, не придет. Наверное, застрял на семейном ужине — с ним такое случается время от времени. — Тогда позволь мне составить твой вечер! — А я уж думал, ты не предложишь, — ухмыльнулся Вейвер. Он знал, что, когда нервничает, улыбка превращается в кривую ухмылку, но по какой-то странной причине все его партнеры находили эту гримасу очаровательной. — Да как я могу?! — возмутился Алекс и достал из кармана кожаной куртки ключи. — Только поедем на такси, — категорично покачал головой Вейвер. — Мы оба слишком пьяны, чтобы сесть за руль. Алекс прищурил глаза, так что в них заиграли озорные искры: — Видимо, свой мотоцикл я тебе покажу в следующий раз. — Уже рассчитываешь на следующий раз? Не обольщайся! Хмыкнув, Алекс убрал в карман ключи и вынул оттуда кошелек. Вейвер оценил выделку кожи, которая на вид была такой мягкой, что к ней хотелось прикоснуться. Между тем, хозяин кошелька оставил на стойке две пятидесятифутовые банкноты и явно над чем-то задумался. — В чем дело? — Вызовешь такси? Смешно сказать, но я забыл, как это делается. Вейвер страдальчески закатил глаза и, будучи прожженным атеистом, простонал: — Господь испытывает меня!