***
Следующим вечером Тэхён уезжает на ночные съемки, приняв предварительно таблетку обезболивающего. Приближающаяся течка уже даёт о себе знать не сильными, но ощутимыми неприятными спазмами внизу живота. Проведя последние сутки с папой, настроение у Тэхёна было на самом дне. Прошлым вечером, после того, как Сокджин проснулся, они долго разговаривали. Об отце, о разводе, о браке. Тэхён запутывается окончательно, совершенно не понимая родительских отношений, не понимая, что движет отцом. Должно быть, Юнги прав, у отца действительно кризис, иначе Тэхён не знает, как ещё можно объяснить его нелогичное поведение, которое доставляет папе столько мучений. Сокджин остаётся дома один, решая, наконец, вернуться к работе над своим новым романом, которым занимается последний месяц. Заварив чай, он по привычке располагается за кухонной стойкой, поставив на неё ноутбук, чашку чая, и зажигает ароматическую свечку, запах которой его расслабляет. У него уже готово несколько глав, которые всё так же сквозят грустью и печалью, но его менеджер ничего ему не говорит об этом. На удивление, его последняя вышедшая книга, та самая, которую он дописывал в состоянии если не депрессии, то апатии и безысходности точно, расходится ещё большим тиражом, чем его прошлые романы. Должно быть, он постиг то, что испытывают многие омеги по всему миру — предательство любимого, разрушившуюся семью, измену. Не проходит получаса после ухода сына, как по дому раздаётся звон. Кто-то стоит у ворот, и Сокджин идёт в прихожую, чтобы посмотреть на дисплей. На улице стоит Намджун, припарковав автомобиль возле их дома, и во второй раз нажимает на звонок. Сокджин, тяжело вздохнув, отключает звук на звонке и возвращается на кухню, не собираясь открывать Намджуну дверь. Если Намджун думал, что за прошедшие сутки в Сокджине появилось желание его видеть и разговаривать с ним — то он глубоко ошибается. Сокджин снова не спал большую часть ночи, бесконечно перебирая в мыслях слова и поступки мужа, сотни раз пытаясь найти всему этому объяснение и пытаться представить, что ему делать дальше. В обед звонил адвокат, но даже ему Сокджин не смог ответить ничего вразумительного, на все вопросы говоря «я не знаю». Адвокат подтвердил, что Намджун серьёзно настроен прекратить бракоразводный процесс и Сокджин понятия не имеет, что будет дальше, ведь он теперь прекращать ничего не хочет. Чего Намджун хочет добиться прекращением процесса? Он привезет обратно свой чемодан, развешает сорочки на тремпели в гардеробной, а потом ляжет в супружескую постель, будто ничего не произошло? А утром сядет за стол, в ожидании чашки кофе от мужа? Звонки затихли минут на пять, за которые Джин подумал, что Намджун, должно быть, уехал. Дверь, однако, открылась, и на пороге появился Намджун, держа в руках ключи, которые всё это время лежали в бардачке его автомобиля. Он уже и не думал, что они когда-нибудь ему пригодятся снова. Сокджин злится. Злится, что Намджун, так или иначе, всё равно может сделать всё по-своему. Захотел войти в дом, в котором уже несколько месяцев не живёт, и в котором его больше не ждут — вошёл. Захотел перевернуть всю жизнь Сокджина вверх дном — перевернул. — Джин? — сняв обувь и верхнюю одежду, альфа идёт на кухню, на которой горит свет. — Я думал, что ясно выразился вчера, когда сказал, что не хочу видеть тебя в этом доме, — Сокджин закрывает ноутбук и встаёт со стула. — Зачем ты опять пришёл? — Мы не поговорили вчера. Пожалуйста, дай мне объясниться. Пойдём в гостиную? Пожалуйста, Джин. Сокджин, немного помолчав, всё же неуверенно кивает и идёт за альфой в их гостиную, где усаживается на диван и берёт в руки подушку, словно закрываясь ею от мужа. Намджун уже здесь, и у Сокджина не остаётся никакого шанса избежать разговора. Можно было, конечно, устроить скандал, выгнать альфу, но скандалистом он никогда не был. Он вряд ли может вспомнить хотя бы несколько ссор в их семейной жизни, когда он переходил на крик. Может, Намджуну как раз не хватало острых ощущений, экспрессии и скандалов с последующими жаркими примирениями? Так, чтобы сначала в стороны летели тарелки, а потом нижнее бельё. Сокджин мысленно горько усмехается. У них никогда такого не было. Вся их жизнь была размеренной и спокойной, наполненной тихой нежностью и любовью. Они даже ссорились без криков и скандалов, не считая нескольких критических моментов, но даже их они преодолевали вместе. Иногда, правда, с помощью Юнги, который вовремя появлялся, заставляя сделать брейк. Намджун садится напротив, невольно скользнув взглядом по лицу омеги, которое больше не выглядит заплаканным, но всё такое же печальное и отстранённое. — Не знаю, с чего начать, — почти шёпотом говорит Намджун, замечая, что Джин на него не смотрит. Он опустил взгляд в пол, разглядывая узор на мягком цветном ковре, лежащем у дивана. — Я очень виноват перед тобой, Джин. Я осознаю это. Я знаю, что ты не простишь меня за всю эту боль, что я причинил тебе. Но я всё так же тебя люблю. Прости, что мне пришлось убеждаться в этом таким жестоким способом… Мне казалось тогда, что всё прошло, что это уже не любовь. Думал, что это просто привычка, привязанность. Но теперь понял, как сильно ошибся. Понял, что не полюблю никого и никогда, потому что люблю тебя, и это никогда не изменится. Это самая большая ошибка в моей жизни. Наверное, мне придётся жить с этим всё оставшееся время. Чимин открыл мне на это глаза. Знаю, неуместно сейчас упоминать его, но, наверное, я бы ещё долго занимался самокопанием, пытался бы понять свои чувства, взвешивать что-то, если бы не он. Мне жаль, что я разрушил всё. Если ты хоть когда-нибудь сможешь простить меня, я буду ждать, Джин. Буду ждать столько, сколько потребуется, если ты скажешь, что у меня есть хоть какой-то шанс на твоё прощение. Проглатывая слёзы, которые стали за эти месяцы его постоянными спутниками, Джин встаёт с дивана и подходит к окну, обняв себя за плечи руками. Из-за слёз сложно говорить, и Сокджин молчит, пока Намджун терпеливо ждёт. Молчит долго, переваривая всё, что вывалил на него муж. Все признания и сожаления, которые заставляют сердце Джина биться чуть сильнее, до тех пор, пока он снова не вспоминает обо всём, что пережил, что переживает до сих пор. Всё, что держит в себе каждый прожитый в одиночестве день. И тогда все его надежды снова разбиваются, и признания Намджуна становятся блёклыми и пустыми. — Мне больно на тебя даже смотреть, — шепчет Сокджин, чувствуя на губах солёную влагу. Спиной он ощущает, как Намджун подошёл сзади, останавливаясь за его спиной в несчастных миллиметрах от него. — Ты не знаешь, что это такое — слышать чужой запах на сорочках любимого, чувствовать прохладу между вами, не получать поцелуй и засыпать не в объятиях. Ты ничего не знаешь. Я постоянно думаю о том, как ты касаешься другого, целуешь, ложишься с ним в постель точно так же, как делал всё это со мной. Как мне с этим жить? Как мне жить не боясь, что ты уйдёшь снова? Жить с пониманием, что я недостаточно хорош, недостаточно любим тобою? — Джин, я никогда… — Намджун подходит ещё ближе, и Сокджин чувствует на своей шее его дыхание. — Значит ли ещё что-то твоё «никогда»? Помнишь, когда Тэ было немногим больше года и мне казалось, что мы на грани развода? Тогда ты тоже сказал «никогда». — Тогда мне не было так страшно, как сейчас, — руки Намджуна оборачиваются вокруг талии Сокджина, смыкаясь на его животе, а губы невесомо скользят по открытой шее. Намджун вдыхает аромат, по которому так сильно успел соскучиться. — Сейчас мне так страшно потерять тебя навсегда. Да ещё и знать, что я виноват в этом сам. Но я люблю тебя. Больше всего в этом мире, хоть ты и не веришь теперь. Но это так. И, скорее, это я недостаточно хорош для тебя. Я был недостаточно хорошим мужем для тебя. Ты заслуживаешь куда большего, а я не смог тебе этого дать. Всё уничтожил своей глупостью. Сокджин выпутывается из объятий, ёжась, будто от холода, и поворачивается к мужу лицом. В глазах Намджуна тоже застыли слёзы, в точности, как и в его. Они тоже слегка покрасневшие, с припухшими нижними веками. Альфа делает снова шаг вперёд, опуская взгляд на губы Джина, на которых осели слезинки, но омега отступает, не позволяя ему приблизиться, прекрасно зная, что тот хочет сделать. И зная, что не сможет остановиться, не сможет отстраниться, несмотря на то, что из головы не может выбросить факт, что этими руками, этими губами Намджун ласкал другого омегу. — Пожалуйста, не надо. Уходи, Намджун. Намджун не спорит, только кивает обречённо, оставляя Сокджина у окна, и покидает их дом. Сегодня он сделал всё, что было в его силах. Им обоим теперь нужно подумать, что делать дальше с браком, который Намджун не сумел сохранить.***
Тэхён проклинает всё на свете, когда вернувшись под утро с работы сидит в наполненной ванной в ожидании, когда боль в животе утихнет, а повысившаяся температура хоть немного снизится. Действие обезболивающих, которые он принял перед работой, уже закончилось, а боль вернулась в троекратном размере. Подавители папа у него забрал, ругаясь, что он и так слишком часто их использует, хоть и знает, что они не такие уж и безопасные. Сокджин оставил только жаропонижающее, которое с его состоянием справлялось не особо хорошо. Так плохо ему ещё никогда не было. Он проклинает Чонгука, проклинает Джинёна, свою омежью сущность, и делает воду прохладнее, в надежде, что станет хоть немного легче. Первый день течки всегда самый тяжелый, и его он старался не проводить в одиночестве с тех пор, как у него впервые была близость с альфой, но даже если и приходилось проводить течку в одиночестве, обычный анальгетик отлично помогал. Теперь же, благодаря Чонгуку, ему не помогает ничего. Его тело жаждет истинного, во всю готовится к возможной беременности и доводит Тэхёна до ручки. Руки то и дело тянутся к телефону, желая позвонить Чонгуку и попросить его приехать и сделать хоть что-нибудь, но Тэхён каждый раз себя останавливает. Вряд ли Чонгук ему поможет сейчас. Альфа только первый поцелуй получил на днях, какой уж из него помощник в течке. Можно было бы позвонить Джинёну, но тот вряд ли приедет, да и Тэхёну его теперь не особенно-то и хотелось. Он проводит в постели весь день, периодически меняя простыни и иногда помогая себе рукой, надеясь, что хотя бы вечером станет легче. Но вечером звонит Чонгук, который сначала спрашивает о том, когда они уже, наконец, увидятся, потому что соскучился очень, но потом замолкает, слыша вздохи хёна и что-то, похожее на тихий стон. — Ты в порядке?.. — спрашивает Чонгук спустя несколько секунд молчания. — Нет, Чонгук, я не в порядке. У меня болит живот и всё зудит и ноет, — вздыхает Тэхён. — Увидимся, когда это прекратится. В конце недели, может быть. Или в начале следующей. Пока не знаю, какой у меня будет график на работе после этих отгулов. Чонгук снова молчит, слушая тяжёлое дыхание омеги в трубке. Тэхён уже думает, что Чон либо уснул, либо пошёл передёрнуть. — Тэ, я хочу приехать. Можно? — осторожно спрашивает Чонгук, ощущая, что ещё немного, и самому придётся идти в душ. — Обалдел что ли, мелочь? — возмущается Тэхён. — Не дорос ещё! И я тебе хён, а не Тэ, понял? И вообще, тебе в школу завтра, так что вали спать! Тэхён сбрасывает звонок, откидывая телефон в сторону на постели, и снова оставаясь наедине со своей проблемой, совершенно не представляя, что у Чонгука там, на другом конце города, проблема примерно такая же. Но зато он очень даже представляет сильные, увитые венами руки Чонгука, которыми он крепко сжимал его талию тогда, в прихожей, когда Тэхён целовал его. Представляет его плечи, которые раза в полтора шире его собственных и думает, как, наверняка, красиво бы смотрелась его обнажённая спина, если Тэхён стянул бы с него рубашку. И в этих мыслях Чонгук уже очень даже дорос. Дорос до такой степени, что Тэхён шумно выдыхает, и снова стягивает с себя намокшее белье, думая о том, что придётся опять идти в душ. Эта течка доконала его совершенно. Ему даже мерещится, что об его окно в спальне что-то ударяется и отскакивает, когда он выходит из ванной, скидывает халат и падает голышом на прохладные свежие простыни. Он переворачивается на другой бок, лицом к окну, вытирая ладонью влажный лоб. Душ перед сном не особенно помог, но теперь он хотя бы чувствует себя более чистым. Звук повторяется снова и Тэхён поднимается с постели, натягивая на себя бельё, и подходит к широкому подоконнику, опираясь на него. На улице, прямо за забором, стоит Чонгук, держа в руках монетки, которые кидает в окно Тэхёна. Прикрывшись руками, Тэхён просовывает голову в окно. — Ты что здесь забыл?! — Я к тебе! — шкодливо улыбается Чонгук, убирая монетки обратно в карман куртки. — Твой папа вообще в курсе, что ты шляешься неизвестно где по ночам?! — Он спит! Тэ, я замёрз уже, впусти меня! — Чонгук показательно прыгает на месте и греет руки своим дыханием. — На улице весна, не сочиняй! Езжай домой, ещё успеешь на последнее метро! Чонгук отрицательно машет головой и улыбается ещё шире, глядя, как Тэхён закатывает глаза. Чонгуку кажется, что он ощущает аромат омеги даже через приоткрытое окно с высоты двух этажей его дома, и целью номер один становится во что бы то ни стало попасть в его спальню. Чонгуку этот запах все тормоза срывает, а вид полуобнаженного омеги, который старательно прикрывает себя руками, совсем сводит с ума, напоминая, что он уже вовсе не ребёнок, и потребности у него соответствующие, даже если Тэхён о них пока не знает. Или просто о них не думает. Чонгук нормальный, здоровый альфа почти шестнадцати лет, и совершенно не видит никаких причин для того, чтобы игнорировать течку своего истинного омеги. Многие его приятели уже занимались этим, и Чонгук думает, что сейчас самое подходящее время чтобы и ему начать. Тем более, у него вполне себе неплохая теоретическая подготовка, ведь он пересмотрел столько видео на некоторых весьма любопытных сайтах и посетил уйму форумов. Последнее время он вообще не может думать ни о чём другом, а поцелуй Тэхёна словно окончательно развязал ему руки. — Тэ, я серьезно никуда не уйду отсюда! Тебе придётся меня впустить! — Слушай, мой папа спит, и твоё счастье, что его окна выходят на другую сторону. — Мы тихо, обещаю! — Две минуты, усёк? Я пущу тебя на две минуты, после чего ты пойдёшь на метро! Чонгук согласно кивает и Тэхён скрывается из виду. Альфа идёт к воротам, дожидаясь, пока Тэхён спустится и откроет ему. От томительного ожидания, честно говоря, уже яйца сводит. И вовсе не от холода. Блокировка на воротах, тем временм, снимается с негромким писком, и Чонгук заходит внутрь. На пороге дома, уже одетый в джинсы и худи, стоит Тэхён, с румянцем на щеках, испариной на лбу, и умопомрачительным ароматом, от которого у Чонгука вот-вот сорвёт крышу. — Ну, привет, — недовольно бурчит Тэхён, собираясь потрепать непослушного подростка по волосам, но оказывается тут же вжатым в стену сильным телом, и ошарашенно приоткрывает рот. Такого напора от вечно застенчивого Чонгука он совсем не ожидал. У Тэхёна сердце бьётся о рёбра изнутри под внимательным взглядом, которым одаривает его Чонгук. Он заглядывает в его глаза, ища в них сопротивление или нежелание, но не находит ничего, кроме сильного удивления, потом опускает взгляд на чуть приоткрытые губы, и не видит никаких преград, чтобы впиться в них своими губами, как хотелось сделать весь этот вечер (но вообще-то уже несколько дней). Поцелуй совсем не похож на тот, который случился на этом же месте несколько дней назад. Чонгук целует вовсе не робко, касается языка Тэхёна своим, еле сдерживаясь от того, чтобы застонать в поцелуй. Запах Тэхёна ощущается ещё отчетливее, въедается в кожу, заставляя практически урчать и закатывать глаза от удовольствия. Как сильно хочется стянуть с омеги эту худи, пройтись губами вниз, по подбородку, шее, ключицам, зацеловать его всего, а потом утащить наверх, в его комнату. Но Чонгук держит себя в руках. Пока ещё держит. Он жадно шарит ладонями по его талии и спине, пытаясь пробраться под худи и коснуться голой кожи хотя бы кончиками пальцев, но Тэхён ударяет по рукам, заставляя отстраниться. Чонгук отпускает, тяжело дышит и смотрит на омегу таким шальным взглядом, что Тэхён опасается, как бы ноги не подкосились. Тогда есть шанс упасть прямо в руки Чонгука, чему альфа, несомненно, будет только рад. Проклятая течка. — Всё, две минуты закончились! — объявляет Тэхён, опасаясь, что ещё немного, и сам остановиться уже не сможет. Ещё немного, и накроет второй волной течки, и тогда уже он сам потащит парня в постель. — Тебе пора, иначе опаздаешь на метро. — Я могу остаться у тебя, — облизывает влажные губы Чонгук, снова и снова вдыхая аромат омеги. — А утром тихонечко уйду. Твой папа не узнает. — С ума сошёл? Вали домой, детское время вышло! — опешил от такой наглости Тэхён. — Что с тобой такое сегодня? Где малыш Чонгук? — Ты его себе придумал, — пожимает плечами и улыбается альфа, снова увлекая Тэхёна в поцелуй. Омега, не в силах сопротивляться, поддаётся, позволяя Чонгуку обнимать себя, и даже спустить ладонь по его бедру. Тэхён уверен, Чонгук собирался закинуть его бедро на себя, чтобы прижать к себе ещё ближе, максимально откровенно и пошло, но он от альфы отстраняется, как только чувствует, что в него что-то упирается. Вернее, не что-то, а Чонгук. — Всё, всё, — переводит дыхание Тэхён, уперев ладони в грудь Чонгука. — Я всё понимаю, ты подросток, у тебя гормоны и всякое такое, ты перевозбудился, но не сегодня, ладно? Чонгук послушно убирает от Тэхёна руки, немного погрустнев. — Ты не хочешь? — Чонгук предполагал, что такой поворот возможен, в который раз возвращаясь к мыслям о том, что у Тэхёна уже есть опыт, и ему, наверняка, не слишком интересен секс с Чонгуком, в то время, как он вполне может найти себе кого-то более зрелого. Чонгук предполагал, но от этого не становится менее обидно. Тэхён замечает изменившееся настроение Чонгука. Более того, он ощущает его даже по изменившемуся запаху. Чонгук расстроен. — Я хочу! — чуть громче, чем следовало, выпаливает Тэхён, бросив взгляд на лестницу, ведущую на второй этаж и надеясь, что они не разбудили папу. — Я хочу, правда, но мне кажется, будто это как-то неправильно. Наша разница в возрасте, и мы совсем недавно... Я чувствую себя извращенцем каким-то, понимаешь? Давай не будем торопиться, хорошо? Пожалуйста, не обижайся. Это, правда, сложнее, чем ты думаешь. Просто подожди немного. — Сколько? — по-деловому интересуется Чонгук. — Я не знаю. Может быть, до следующей течки. Может меньше, может больше. Я правда не знаю, Чонгук. Но я обещаю, что всё будет, просто не сейчас. Я надеюсь, что ты поймёшь меня. — Я понимаю, — поникнув вздыхает альфа. Ожидать несколько месяцев нет никаких сил, но и разочаровать своим поведением Тэхёна не хочется. Поэтому, Чонгук смиряется со своей участью и кивает. — Спасибо, — улыбаясь, шепчет Тэхён и обхватывает Чонгука за шею, приникая снова к его губам, чтобы ощутить их ещё раз прежде, чем альфа уйдёт.