Слон в комнате создает трио

Кастиэль может не до конца понимать Дина, но он думает — или, по крайней мере, ему так хочется, — что тот не будет прибегать к двуличию. Кастиэль первым признал бы, что сам порой бывает двуличным — это распространенная манера общения при дворе: говорить полуправду, сквозь нее или вовсе дико выворачивая ее ради своих целей, а вот Дин освежает своей открытой эмоциональностью. Когда он расстроен, то ясно дает это понять словом или действием. Точно так же Кастиэль надеется, что когда Дин не расстроен, то ведет себя соответственно. По сути, он надеется, что тот предпочтет честность вежливости. Когда на следующее утро Кастиэль, наконец, направляется на кухню, чтобы позавтракать, он встает напротив Дина и говорит: — Я хочу исправить свою ошибку. Волосы Дина взъерошены, хлопковая рубашка измята, но он смотрит Кастиэлю прямо в глаза. Полусонный, но не смущенный. — Лиз испекла блины. Можешь подать мне тарелку? С куском масла, да, побольше сверху? И медом, ага, здорово. Кастиэль выполняет просьбы и ставит тарелку перед Дином. Тот кивает. — Как насчет кофе? Черный, с двумя кусочками сахара. После получения указанного кофе плюс фиксации фильтра — Дин говорит, что его нужно заменить, хотя, на взгляд Кастиэля, тот выглядит совершенно новым, — он просит яичницу, и Кастиэль наконец понимает, что именно делает Дин. Затем Дин замечает, что до Кастиэля дошло, и усмешка, которую тот, по-видимому, подавлял, пока Кастиэль возился на кухне, сияет в полной мере. Кастиэль смотрит на кофейные кружки, которые все еще держит в руках, и ставит их на стол. — Эй, чувак, — говорит Дин с такой улыбкой до ушей, что Кастиэль от удивления падает на свое место, — ты же сам хотел. На мгновение Кастиэль теряет дар речи, наблюдая, как Дин поглощает свой обильный завтрак. — Так вот как ты управляешься со своим братом? — Не знаю, но мне кажется, к тебе я лучше отношусь. — Есть такая мысль. — Послушай, Кас, — ласково говорит Дин. — Мы связаны друг с другом, так что давай не будем плодить неловкость, ладно? Итак, границы — важны. Договорились? — Договорились. — И ты оставишь эту тему, идет?— когда Дин не сразу получает ответ, он тычет вилкой в сторону Кастиэля. — Договорились? — Да, — Кастиэль вздыхает. — Договорились. Дин лучезарно улыбается. Кастиэль занят своим кофе, расстроенный, но довольный тем, как Дин справляется с ситуацией. Это не та техника, которую Кастиэль использовал бы или вообще придумал, но Дин демонстрирует свою зрелость и умение идти на компромисс необычными способами. Кастиэль не может решить, сделает ли это его силой, с которой нужно считаться, или безнадежной беспомощностью, как только он прибудет ко двору Майкла. Великодушие. Майкл и знать не будет, что делать с Дином. Эта мысль заставляет Кастиэля улыбнуться. — Понравился кофе? — говорит Дин. — Ты только попробуй эти чертовы блины. Нужно спросить Лиз, как она делает их такими пышными. — Она наверняка рада, что у нее есть такой благодарный едок. — Ага, тебе просто повезло, что я оставил для тебя пару пустых мест в списке планирования еды, — Дин машет за плечо и, конечно, блокнот на дверце холодильника уже заполнен просьбами Дина о еде. По-видимому, его комплексы в отношении просьб существуют только до тех пор, пока он не узнает людей, которых наняли, чтобы сделать их пребывание комфортным. — Я с нетерпением жду возможности попробовать больше ваших блюд. Ой, чуть не забыл, — Кастиэль быстро выбегает из комнаты и возвращается на кухню, заложив руки за спину. — У меня есть хорошие и плохие новости. С чего начать? Дин косится на Кастиэля. — С плохих. — Я только что говорил с Рэйчел. Она сказала, что телефон есть в другом здании, но запретила нам использовать его без особой необходимости. По ее словам, это добровольно-принудительная просьба Майкла. Дин сникает. — Ладно, так и думал, что шансов мало. А хорошие новости? — У нас есть письма! — Кастиэль протягивает руки, радостно размахивая небольшой стопочкой, которую получил от Рэйчел. Дин так же оживляется и пытается схватить письма, пока Кастиэль не отдает ему его часть. Они неспешно завтракают, оба увлеченные нечаянной радостью. Кастиэлю пришло письмо от Бальтазара, в котором говорится о волнениях и приготовлениях при дворе к приезду Кастиэля и Дина. Хотя Майкл послал эмиссаров присутствовать на свадьбе от его имени, второй большой прием будет проведен для них, как только они прибудут — без сомнения, чтобы продемонстрировать щедрость короля для эмиссаров Республики. Есть письмо от Анны, которое прибыло в квартиру Кастиэля на территории кампуса несколько недель назад и было перенаправлено сюда. Оно короче и менее яркое, но более личное — из-за описании работы, сделанной в ее доме, и высказанной надежды, что в один прекрасный день она сможет принять его у себя. Письмо достаточно старое, чтобы в нем не было упоминания о свадьбе Кастиэля, о которой она наверняка услышала уже после отправки. Остальные — открытки и письменные поздравления от лордов и студентов по поводу его свадьбы. Большинство отправителей Кастиэль даже не знает. Он поднимает глаза, чтобы поделиться этим с Дином, но колеблется, замечая мрачное выражение его лица. — Все в порядке? Дин колеблется, и Кастиэль замечает, что за то время, что он прочитал почти все, у Дина открыто всего одно письмо, остальные еще нетронутые. — Это от Сэма. Мама переслала его мне. Судя по дате, он прислал его сразу после того, как объявили, что мы поженимся. — О, — говорит Кастиэль. — Ага, — Дин хмурится, глядя на письмо. — Ему и в голову не пришло, что я могу занять его место. Кастиэль кивает. С точки зрения Сэма это вполне разумное предположение. В конце концов, Совет уже выбрал для контракта младшего Винчестера — значит, старшего, видимо, сочли слишком неконтролируемым или совсем неподходящим для их целей. Сэм предположил бы, что из-за его отъезда свадьбу просто отложили или сразу отменили бы. Судя по хмурому взгляду Дина, реакция Сэма на неожиданный поворот событий вызывала тревогу. — Мне нужно ответить на него, но как? — говорит Дин. — Малыш прислал его с заставы, сейчас он может быть где угодно. Этому болвану лучше не приближаться к границам. Там меньше властей, значит, теоретически ему будет легче скрываться, но это просто... Ох, черт, он бы точно сделал это. — Ты мог бы написать что-нибудь и отправить родителям, чтобы те переслали ему, когда смогут, — предлагает Кастиэль. — Или у тебя есть способ подать сигнал брату? Он знает какое-то знаковое место, куда он может пойти и забрать твое письмо? — Сэм слишком умен, он знает, что они могут использовать это, чтобы поймать его, — Дин откидывается на спинку стула, потирая виски. — Я просто хочу, чтобы он понял, что я в порядке. Он не поверит, если это не будет исходить от меня. — Точно так же, как ты не поверил бы, что с Сэмом все в порядке, если бы это не исходило от него? Дин удивленно фыркает, улыбаясь. — Да. Я просто надеюсь, что он не сделает какую-нибудь глупость, вот и все. — Ты сам только что сказал, что веришь в его интеллект. — Ум бывает разным, — говорит Дин. — Ускользнуть от властей — это одно. Эта его цыпочка, Руби, надеюсь, ценит то, что у нее есть. — Даже если и нет, Сэм самодостаточен, — говорит Кастиэль. — Если он похож на тебя, наверняка переживает из-за того, как все обернулось. Дин фыркает. — Да уж. — Тебе все равно надо написать ему. Возможно, сейчас и нет возможности связаться с ним, но это поможет тебе собраться с мыслями. Может, поймешь, как доставить ему это послание. — Ты правда так думаешь? — Да, — это, кажется воодушевляет Дина, и он кивает с новой решимостью. — Я видел в библиотеке письменные принадлежности и пишущую машинку, — добавляет Кастиэль. — Может, проведешь сегодняшний день, отвечая на письма? — Ты не против? — Конечно, нет. Я займусь тем же самым. Встретимся потом за обедом? Дин благодарно улыбается. — Мне подходит.

***

Помимо кратковременного промаха Кастиэля, их первый день в доме в значительной степени задает тон для последующих. Они снижают интенсивность обучения Дина, оба молчаливо соглашаясь по ходу дела действовать по обстоятельствам. Однако едят они всегда вместе — это определенность в установившейся рутине. Личная кухня превращается в конференц-зал, ее стены становятся самыми привычными в доме. Дни начинаются с общего завтрака. Дин иногда капризен, иногда болтлив и взволнован, он всегда носит одну из своих футболок с изображением поп-культуры или символики рок-н-ролла. Как только они заканчивают, кто-то — обычно Кастиэль — предлагает чем-нибудь заняться до конца утра, и они это и делают. До сих пор они изучали кое-какие книги в библиотеке, исследовали дальние территории и посетили старый храм, а также засели в галерее, чтобы более подробно и в контексте изучить портреты. Вместе же они и обедают, после чего Дин уходит — иногда вздремнуть в своей комнате, а иногда позаниматься чем-то в доме; Кастиэль однажды нашел его в гараже, сидящим на капоте «Фэллона» и читающим книгу. По непонятной причине тот был крайне смущен, когда его поймали. Собственные ежедневные занятия Кастиэля на самом деле столь же обыденны — он пишет в гостиной, проводит время с боксерской грушей в спортзале, пропалывает сорняки в саду — к ужасу Рэйчел — и так далее. Ужинают вместе, а затем, как и в первый день, Кастиэль присоединяется к Дину, чтобы посмотреть фильм в телевизионном зале. Теперь он следит за тем, чтобы сидеть в своем кресле и внимательно смотрит любой фильм, который выбирает Дин. Эти дни обыденны, и Кастиэль — он думает, что, возможно, и Дин тоже, — благодарен за это. Кастиэлю практически кажется, что они — просто новые соседи по комнате, пытающиеся найти способ сосуществовать. Это почти удобно. Пару раз они портят друг другу нервы — это нормально, даже ожидаемо — Кастиэлю не нравятся легкомысленные оскорбления Дином Королевства — «Ты должен признать, Кас, это странно». «Я ничего не должен признавать», — и Дин иногда бывает нетерпелив, когда Кастиэль не понимает то, что ему кажется очевидным. Несмотря на все это, Кастиэль следит за границами личного пространства Дина, гарантируя, что больше не будет никаких попыток поцелуев вообще. Конечно, этот медовый месяц не только для образования Дина. Кастиэль тоже учится — изучает Дина, его жизнь, его народ, те части света, которые не имел привилегии узнать вне книг. В некоторых отношениях Дин — живой представитель Республики, избегающий или пренебрегающий старыми традициями и не видящий смысла во многих собственных. Но в других отношениях он так же консервативен, когда дело доходит до приличий: кричит на Кастиэля: «Надень эту проклятую рубашку!» в тренажерном зале, когда нет никого вокруг, кого интересовало бы поддержание приличий. Дин может стесняться делиться подробностями личного характера, но более чем счастлив говорить о своих симпатиях и антипатиях, вещах, которые находит нормальными или странными, о явной трагедии, что граммофон в приемной был заброшен много лет. Дин возится с ним целый день, но заставляет его снова работать, а потом скачет по всему дому, чтобы найти Кастиэля, притащить его в приемную и продемонстрировать плоды своих рук. — Вам нужен кто-то, знающий, как ухаживать за этими малышами, — Дин очень осторожно вытаскивает пластинку. Он устанавливает ее на граммофонный диск и издает победный крик, когда все работает. — Неплохо, да? Комнату наполняют звуки скрипок. Дин стоит, уперев руки в бока, и по праву гордится своей работой. — Впечатляет, — Кастиэлю приходит в голову, что, кроме того времени, когда включен телевизор или пылесосят горничные, в доме тихо. В тишине, как таковой, нет ничего особенного, но в сочетании с размером и пустотой здания, плюс территории вокруг... Это вакуум, который может привести в замешательство. Музыка, наполняющая комнату, рассеивает вакуум, делая дом меньше и уютнее. Это оркестровая пьеса, незнакомая Кастиэлю, но легкая и восхитительная, навевающая мысли о весне и обновлении, о празднике и голубом небе. Какие бы образы она ни вызывала в Дине, они должны быть похожи — он раскидывает руки, чтобы погреться на солнце, или, возможно, обнять старого друга. — Ты умеешь танцевать? — спрашивает Кастиэль. — Немного, — Дин на миг встречается взглядом с Кастиэлем, а затем опускает голову. — Я имею в виду, что знаю основы. — Вальсы? Как насчет галиардов? Степа? — когда Дин признается в своей невежественности, Кастиэль спрашивает: — Научить? — Хочешь сказать, вы все еще так танцуете? Как в кино? — Это — особая гордость Майкла. Куда он, туда и двор с тенденциями. — Ладно, хорошо, — Дин пожимает плечами. — Почему бы и нет. Они вместе просматривают записи, находят то, что Кастиэль считает подходящим, и запускают на проигрывателе. Эта музыка пробуждает давнишние воспоминания Кастиэля о детстве при дворе: он сидел в кресле и наблюдал, как его родственники танцуют, устраивая шоу друг для друга и своего короля. — Давай сначала попробуем то, что ты знаешь, — Кастиэль смеется, когда Дин делает вид, будто зачесывает волосы назад, а затем ловко застегивает рубашку, надетую поверх футболки с поп-культурой. Удовлетворившись своим видом, он предлагает Кастиэлю руку. Они вальсируют вместе, Дин кружит Кастиэля по комнате, откровенно следя за ритмом музыки. Он технически опытен, но не расслаблен, и Кастиэлю кажется, что он почти видит, как Дин мысленно считает, когда делает шаги. — Мы не танцевали на нашем приеме, — говорит Кастиэль. — Возможно, меня забыли спросить, умею ли я. Это не в списке приоритетов, — движения Дина жесткие, но руки осторожные, та, что на талии Кастиэля, не давит слишком сильно. Его другая ладонь немного влажная, и Дин съеживается, поправляя хватку на руке Кастиэля. — Прости. — Все в порядке, ничего не поделаешь, — говорит Кастиэль. — В любом случае, при дворе надевают перчатки, когда танцуют. Ты только ведешь? — Нет, я могу переключаться, — Дин останавливается на шаг, сверкнув улыбкой, а потом увлекает Кастиэля в водоворот, с которым они справляются только из-за их роста. Когда Кастиэль возвращается в свое положение, он меняет их руки, направляя Дина на первые несколько шагов его поворота, чтобы быть ведомым. Дину требуется мгновение, чтобы восстановить ритм, но затем они снова следуют за очередным фрагментом музыки. Дин поднимает подбородок, несколько удивленный своими способностями, и его улыбка заразительна. Кастиэлю редко нравится танцевать, но, очевидно, у Дина особый талант заставлять его осознавать те части себя, которые прежде ему были неизвестны. Им не нужно разговаривать. О, Кастиэль цыкает на Дина, когда тот пропускает шаг, и Дин смеется, когда он слегка ошибается, но в остальном этого достаточно, чтобы просто наслаждаться друг другом, двигаясь вместе почти синхронно. — Ты умеешь прыгать? — через некоторое время спрашивает Кастиэль. Дин фыркает. — Ты в жизни меня не поднимешь, чувак. — Тебе нужно прыгнуть. — Этим мы можем кого-нибудь шокировать. — Ты бы предпочел, чтобы я окунул тебя? Дин фыркает. — Ты не можешь меня окунуть, — он протестующе мычит, когда Кастиэль делает именно это, крепко держа его за руку и талию и опуская ровно настолько, чтобы доказать свою точку зрения, а потом поднимает обратно. Кастиэлю очень нравится убийственное выражение лица Дина. — Я не бросаю слова на ветер. — Да, — отстраненно говорит Дин. Он облизывает губы, смотрит вниз на руку Кастиэля, все еще лежащую на его талии, а затем снова на лицо Кастиэля. — Ага, хорошо. — Хочешь, я еще раз продемонстрирую? — Верю, — Дин быстро моргает, мягко дергая руку, держащую Кастиэля, пока тот не отпускает ее. Дин беспокойно двигается, разглаживая и смущенно дергая края своей рубашки. Вероятно, не ожидал, что сумеет и так. — У тебя хорошая координация, хотя, думаю, было бы лучше, окажись твои колени ближе друг к другу... — Кастиэль немного наклоняется и касается колена Дина. Тот немедленно взвизгивает и отскакивает назад, взмахнув руками и едва не ударяя Кастиэля по лицу. — Эй! — восклицает Дин. Кастиэль фыркает. — Не волнуйся, твои кривые ноги довольно привлекательны... — Что? Нет, это... Ты не можешь так делать! Границы, Кас. — О, — Кастиэль отступает на шаг и виновато складывает руки. — Да, я знаю, но во время танца прикосновения необходимы. — Я имею в виду флирт, — Дин быстро встряхивает головой, словно пытаясь прояснить мысли. — Прекрати флиртовать. Кастиэль озадачен. Дин, однако, совершенно серьезен, потому что его лицо раскраснелось, а руки все еще беспокойно двигаются по краю рубашки. Быстрый обзор их разговора не вызывает красных флажков, оставляя Кастиэля в недоумении. — Ты... — Дин проводит рукой по лицу. — Ты понятия не имеешь, о чем я говорю. — Флирт — это использование слов для обозначения сексуального или романтического интереса, — медленно произносит Кастиэль. — Я понимаю в теории, но никогда намеренно не пытался с кем-либо флиртовать, пока... — он показывает на Дина. — До ночи, когда я сорвал твою вишенку, — Дин вздыхает. — Да, я понял. — Я обещал, что ничего не буду с тобой делать. И сдержу это обещание. Дин делает глубокий вдох. — Ладно, может, стоило быть более конкретными в этом вопросе. С этого момента, с этой самой минуты, ты больше не можешь так со мной разговаривать. — Как? — Как будто я тебе нравлюсь. Кастиэль чувствует, что это неправильно, но все равно говорит: — Дин, для тебя не может быть новостью, что я нахожу тебя привлекательным. Дин кричит в отчаянии. Он громок, но в доме нет никого, о ком стоило бы переживать. Кастиэль терпеливо ждет, пока Дин машет руками, указывая на него, словно пытается наложить какое-то защитное заклинание, а затем топает к проигрывателю и выключает музыку. Со стороны Кастиэля было бы грубостью назвать это истерикой, поэтому он этого не делает. — Ты должен перестать говорить о моем лице, руках, плечах, обо всем во мне, — заявляет Дин. — Хватит этого дерьма, ладно? — Значит, я не могу похвалить ни один твой физический аспект? — Да. — А как насчет нефизических аспектов? Дин хмурится. — Что? — Как смешны твои шутки, когда я их понимаю, — говорит Кастиэль. — И как мне нравятся твои нелогичные заключения. Твои наблюдения могут быть проницательными, навыки рассказчика замечательные, а интеллект — убедительным. На мгновение челюсть Дина беззвучно двигается. — Да, это ты тоже должен прекратить. — Я вообще не имею права хвалить тебя? — Точно. — Мне это не нравится. — Мне все равно! Я больше не хочу слышать от тебя ничего подобного! Это заставляет меня чувствовать себя очень, очень неловко, ясно? Тебе бы понравилось, если бы я без конца твердил о том, какие у тебя нелепые глаза? — Почему мои глаза нелепые? — Что?! — брызжет слюной Дин.— Они... они просто такие. — Это считается флиртом? — заинтересованно спрашивает Кастиэль. — Не может быть, моя сестра много раз положительно отзывалась о моей внешности... — Контекст, Кас, — говорит Дин сквозь стиснутые зубы. — Мы женаты. Мы спали вместе. Все, что мы говорим друг другу, автоматически рассматривается в этом аспекте. — Почему все приятное, что мы говорим или делаем друг с другом, должно быть наполнено сексуальным подтекстом? — не соглашается Кастиэль. — Это просто смешно. Если бы я хотел заняться с тобой сексом, так бы и сказал. — Ты пытался меня поцеловать! Кастиэль открывает рот, чтобы возразить, но тут же мысленно отбрасывает жалкие отговорки, которые автоматически выскочили на передний план его мыслей. — Тут ты верно подметил, — признает он. — Я извинился. И думал, мы договорились вести себя так, будто этого никогда не происходило. — Но это явно не работает, не так ли? — огрызается Дин. Обещание, которое требует Дин, плохо дается Кастиэлю. Тем не менее, важно, что он высказал свое беспокойство вслух, и Кастиэль должен принять это во внимание. — Я буду стараться изо всех сил следить за собой, — говорит Кастиэль. — Обещаю. Дин кивает. — Благодарю. — Я достану тебе руководство по танцам, — продолжает Кастиэль. — Кажется, я видел его в библиотеке. Будет ли это приемлемой заменой? — Что? — рассеянно спрашивает Дин. — Да, да, хорошо, мне пора идти. Он уходит, оставляя Кастиэля выключать и убирать граммофон.

***

В библиотеке действительно есть самоучитель, и Кастиэль приносит его с собой на ужин. Дин опаздывает, очевидно, решив принять ванну после напряженных танцев, хотя это не сильно улучшает его настроение. Беседа выходит короткой; Дин бормочет большую ее часть, в то время как Кастиэль старается изо всех сил, описывая различные танцы и поощряя Дина задать ему какие-либо вопросы на эту тему. У Дина нет вопросов. Дело не в том, что Кастиэль хочет поставить Дина в неловкое положение — просто ему приходится следить за каждым словом, и это очень быстро утомляет. Самый простой способ справиться с запретом — говорить на общие, не личные темы, но это заставляет Кастиэля чувствовать себя еще более эгоистичным оратором, даже если теперь он немного лучше понимает, почему Дин иногда случайно хмурится или нервничает из-за того, что раньше казалось совершенно беспричинным. Следующий день немного лучше, и Дин соглашается с предложением Кастиэля пойти в библиотеку, чтобы начать работу над их гербом. Майкл захочет похвастаться своим объединенным гербом, когда они прибудут ко двору, поэтому можно начать прямо сейчас. — Я предлагаю изучить наши нынешние гербы, — говорит Кастиэль. — Мне подходит, — отвечает Дин. Они приносят свои гербы в библиотеку — у Кастиэля в спальне есть знамя, а у Дина — маленький флаг, очевидно, привезенный с собой. Они раскладывают их на столе, и Кастиэль с удивлением отмечает, что у Дина он в безупречном состоянии, с яркими цветами и блестящими нитями — свидетельство превосходного, бережного ухода. Семейная гордость. Герб Кастиэля ничем не примечателен — разные символы, унаследованные от предков. Дерево, змея, восходящее солнце — они знакомы ему как знаки его происхождения, хотя мало значат для него лично. Герб Дина, однако, необычен. Кастиэль знает, как выглядит герб Дома Винчестеров — видел его на их свадьбе. Тот, что принес Дин, похож, но не идентичен. — У тебя тут есть олень, — удивленно говорит Кастиэль. — Нет, это... — Дин замолкает. — Да, это олень. Кастиэль подавляет свое разочарование, напоминая себе, что Дин имеет полное право не вдаваться в подробности. — Значит, твои родители изменили для себя фамильный герб. Есть ли какие-то его части, которые ты хочешь сохранить? — Этот олень, — тут же говорит Дин. — Еще мне нравится меч, но у тебя тоже есть меч, так что нет смысла оставлять оба? — Мечи ведь старомодны, да? — Кастиэль приготовил бумагу для набросков, разложил ее на столе и принялся делать набросок углем. — Мне придется оставить дерево, хотя, возможно, мы сможем перенести его на четверть, а не в центр? Таким образом, символически мы не ставим Корону во главу угла нашего союза. — Ты рисуешь, — изумленно говорит Дин. — То есть, ты действительно умеешь рисовать. Круто. — Это необходимо для моей работы, — Кастиэль водит углем, схематично изображая различные символы. — Я не умею делать портреты. Дин смеется. — Я и не собирался тебя заставлять. — К сожалению, именно это большинство и предполагает. — Думаю, я не большинство. — Я... — Кастиэль качает головой, обрывая фразу, которая вертелась у него на языке. — Полагаю, этот меч из Дома Кэмпбеллов? — Да, меч от мамы, мушкетон — от папы, а олень — общий. — Интересно, что оба твоих родителя выбрали оружие в качестве личных символов, — закончив рисовать символы, Кастиэль вырезает их, чтобы можно было расположить их на щите. — Мы можем смешивать и сочетать. — Довольно аккуратно, — Дин принимается передвигать фигуры, — Я никогда раньше не задумывался о собственной эмблеме. — Можешь придумать собственный символ, — Кастиэль достает еще один чистый лист, рассеянно поглаживая его поверхность. — Раньше я часто думал об этом. Не знаю, как вы относитесь к гербам, но у нас они неотъемлемо связаны с нашим самосознанием. Прежде я мечтал иметь герб, который был бы только моим. Без единого символа Майкла. Дин удивленно хмыкает. — Разве этот герб не от твоих родителей? — Они предатели Короны. Их символы больше не достойны использоваться. Дин замолкает, возможно, давая Кастиэлю момент успокоиться, и, пожалуй, это хорошая мысль. Он продолжает рисовать, немного жалея, что не захватил с собой альбомы. Дин тихо перемещает символы, а затем пододвигается, чтобы посмотреть, как рисунок Кастиэля обретает форму. — Что бы ты хотел видеть на своем гербе? — спрашивает Дин. — Какое-то время я думал о крыльях. Но это же показуха, да? — Кастиэль тихо смеется. — Хотя неважно, ведь крылья — регламентированный символ, только Майкл может решить, кто может его использовать. — Крылья, — говорит Дин. — Свобода? — Да, — Кастиэль поднимает глаза и видит, что Дин наблюдает за ним, его лицо лучится таким любопытством, добротой и — если Кастиэлю не кажется — теплотой родства. Тоска застревает в груди, побуждая его придвинуться ближе к солнечному присутствию Дина, однако он берет себя в руки. — Я искал ее там, где мог. А потом... привык. Мгновение никто не шевелится. Они просто Дин и Кастиэль, прислонившись друг к другу к столу, их локти почти соприкасаются. Глаза Дина такого завораживающего цвета, и кончики пальцев Кастиэля покалывает от желания прикоснуться к гусиным лапам, которые их обрамляют. Дин резко встает. — Я ненавижу это. — Как скажешь, — отвечает Кастиэль. — Ты даже не понимаешь, о чем я говорю. Ты просто... Просто приспосабливаешься, пытаясь придать всему этому смысл, хотя я знаю — ты так же злишься, как и я. — Но я знаю, о чем ты говоришь. — Нет, не знаешь! — когда Кастиэль просит его уточнить, Дин просто добавляет: — Это, — и показывает между ними, напоминая ему, что определение Дина их туманной связи отличается от его собственного. — Ты удивишься, но это объяснение на самом деле ничего мне не объясняет. — Неужели? — Дин двигается, приближаясь, и у Кастиэля перехватывает дыхание, когда он понимает, что Дин подходит очень, очень близко. Вздох и стук упавшего угля, и Дин прижимает Кастиэля к столу, его бедра задевают Кастиэля, пуговицы верхней рубашки царапают его руки. Дин не целует его. Просто стоит, их носы едва соприкасаются, подчеркивая движение воздуха между их телами. Отодвинься он хоть немного от стола, мог бы ощутить твердое давление тела Дина, облегчить боль в своих нетронутых губах. Дин просто человек, говорит себе Кастиэль. Это не магия и не алхимия, это просто Дин, которому удается быть горячим и холодным одновременно, и если Кастиэль чувствует жар возбуждения внизу живота — что ж, он всего лишь человек. — Я не собираюсь тебя целовать, — говорит Дин. — Хорошо. — Но ты знаешь, чего ожидать, если я тебя поцелую. Знаешь, на собственном опыте, на что это похоже. Кастиэль облизывает губы. — Да. — Да, — Дин отступает, и Кастиэль почти задыхается от облегчения, все его тело дрожит от неудовлетворения. — Видишь ли, если бы мы начали с нуля, возможно, было бы проще. Мы были бы совершенно незнакомы друг с другом и начали с чистого листа. Но это не так, Кас. Все это нависает над нами. Кастиэль чувствует головокружение и судорожно сглатывает пересохшим горлом. — Нам не изменить этого так же, как не изменить тот факт, что мы женаты. Я ничего из этого не стыжусь. — И что, — огрызается Дин, — хочешь покувыркаться и снова попытаться «вытравить это из себя»? Кастиэль краснеет. — Почему в твоих устах это звучит так отвратительно? — Потому что этого хочет Майкл. Кастиэль сбит с толку упоминанием имени короля, но Дин, кажется, совершенно серьезен. — При чем тут Майкл? Он хочет только нашего брака. Его не волнует, будет ли он осуществлен или нет. И даже если бы это его волновало, мы уже завершили его, или ты забыл? — Конечно, я не забыл, в этом все и дело. — Значит, теперь тебе отвратителен я. — Не надо так, не передёргивай! — кричит Дин. — Я думаю, ты великолепен, Кас! Я считаю тебя тем немногим, что удерживает меня от разрушения стен в этом месте. — Разве это не хорошо? — говорит Кастиэль. — Разве друзья так не поступают? — Друзья, — Дин глухо смеется. — Да, конечно, мы решили постараться быть друзьями. Ну, возможно, я ошибался. Друзья могут флиртовать и могут трахаться, и черт возьми, друзья могут даже жениться, если пожелают. Но когда делаешь все сразу, где-то льется кровь. И я думаю, Кас, что сейчас она как раз хлещет. Кастиэль ощущает разочарование Дина, едва уловимую вибрацию его тела, крепко сжатые кулаки. Ему приходит в голову одна мысль. — Ты ко мне привязываешься? Дин закатывает глаза. — Все не так просто. — Для меня — просто, — возражает Кастиэль. — Я хорошо себя знаю. — Ну, не все так устроены, — говорит Дин. — Мы застряли друг с другом в этом проклятом доме. Да, ты мне нравишься, но это потому, что ты просто мне нравишься, или из-за того, что я только тебя и вижу каждый божий день? Это... это сводит меня с ума, и именно этого хочет Майкл, не так ли? Вот для чего эта ваша традиция, вот зачем вы так долго держите пару в изоляции. Кастиэль ощущает тошноту — замечание Дина проницательно и тревожно. Но Дин не совсем прав, ведь это важное время обучения и переговоров, и только Дин видит все в таком нелестном свете. Кастиэль, конечно же, нет. — Ты бы предпочел сразу отправиться к Майклу? — спрашивает Кастиэль. — Без возможности узнать друг друга получше или понять, как поладить? — Да, тогда, возможно, у меня не было бы всей этой хуйни в голове! — восклицает Дин. — Боже, Кас, я едва могу смириться с тем фактом, что я женат. — Вот в чем твоя проблема, не так ли? Ты применяешь эмоции к сделке. — Сделке? — эхом отзывается Дин. — Да. Ты забыл, что это не настоящий брак. — Это не настоящий брак? — Дин демонстративно закатывает рукав, демонстрируя линии брачной татуировки. — Это не по-настоящему? Слова, которые мы сказали, не были настоящими? То, что мы не в восторге от того, как все это произошло, не значит, будто этого не было. Ты мой муж, Кас. Ты — часть моей жизни, и я отвечаю за тебя, и... Я не знаю, что это значит. — Потому что это ничего не значит. Мы исполним свои роли и разойдемся... — Мне придется видеться с тобой всю оставшуюся жизнь. Всякий раз, когда я буду заполнять разные бумажки, мне придется ставить галочку в графе «женат». Всякий раз, принимая душ, я вижу твое имя на своей коже. Может, я никогда и не хотел жениться, но даже я знаю, что это важно. — Для меня это не важно, — говорит Кастиэль. Я могу называть тебя своим мужем, но ты мой союзник и, возможно, друг. Вот и все. — Это так легко для тебя, да? — усмехается Дин. — Конечно, — говорит Кастиэль, хотя кровь стучит в ушах, и он уже не уверен, что понимает, о чем говорит и думает Дин. — Ты — просто имя и лицо. Я не вел бы себя как-то иначе, женись я на твоем брате, как и планировал. Кастиэль не понимает, что нанес удар, пока не видит, как лицо Дина бледнеет. Вспышка боли в его глазах — это шок, к которому Кастиэль не готов и не знает, как реагировать. — О, — тянет Дин. Все действительно кристально ясно, говорит себе Кастиэль. Дин делает из мухи слона, приписывая свои личные предубеждения к настолько простой ситуации. Ему не нужно этого делать, не нужно расстраиваться, они могут справиться с этим, как взрослые, коими они и являются. Кастиэль должен помочь ему привести голову в порядок. — Ты все слишком усложняешь, — слышит Кастиэль свой голос. — Разве ты не должен быть более опытным в этих делах? Твой сексуальный опыт шире и разнообразнее моего. То... То, что между нами — просто химия, вот и все. Это не сводится только к нам. — О, — снова говорит Дин. — Если тебя так ужасает мысль об отношениях между нами, иди и ищи освобождения в другом месте. Дин быстро моргает. — И тебе все равно? — Конечно. Ты прекрасно знаешь, что имеешь на это право по контракту, и я изначально знал, что у тебя будут другие отношения для удовлетворения твоих потребностей. — Классно, — Дин быстро кивает, а затем начинает медленно отступать от Кастиэля. — Понятно. Ага. — Может, тебе стоит прогуляться, чтобы прояснить голову, — говорит Кастиэль. — Увидимся за обедом. Или ужином. — Классно, — вот как на самом деле выглядит Дин, когда он несчастен и не может этого скрыть. — Ладно, ага. Отличная идея.