***
Это не значит, что Кастиэль ошибается. Дин слишком тщательно анализировал их отношения, когда все было так ясно изложено — в их случае буквально — в брачном контракте. Тот факт, что они встретились до того, как узнали друг друга, — благословение, а не проклятие, и только извращенная логика Дина превратила это в худшую возможную интерпретацию. Дин пессимистичен и мрачен, и явно настолько настроен быть пессимистичным и мрачным, что не станет слушать ни одного его слова. Будет лучше, если Кастиэль останется в своей комнате. Дину нужно пространство, чтобы перевести дух и собраться с мыслями. Он же прямо сказал, что присутствие Кастиэля не дает ему покоя. Кастиэль может найти себе множество занятий в своей комнате. Написать письма и полистать книги, взятые из библиотеки для чтения перед сном. Он может побаловать себя еще одним долгим купанием в ванной — роскошь, на которую стоит потратить больше времени, и изучить еще не распечатанные соли для ванны. Дин определенно благодарен за эту передышку. Это все слишком подавляет его. Кастиэль знал, что так и будет, но не думал, что до такой степени. Возможно, Дин ненавидит этот дом. Нет, наверняка ненавидит этот дом, он и не скрывает. Слишком старомодный, слишком чужой, слишком напоминает о той роли, которую ему придется играть. Ясное дело, он его ненавидит. У Дина к тому же нет здесь друзей, никого, кто мог бы поговорить с ним на местном диалекте; никого, кому можно было бы довериться. Письма, которые они получают и шлют через день, плохая замена живому общению. Он мог бы довериться Кастиэлю. Вероятно, Кастиэль не дал понять, что Дину он всегда рад. Вполне логично, что Дин пошел бы к Элизабет. Она добрая и забавная, и наверняка понимает его. Кастиэль определенно не злится на Дина за это желание сменить обстановку. Он, вероятно, прямо сейчас с ней, и рассказывает, насколько нелеп Кастиэль. Она, без сомнения, глубокомысленно кивает и говорит Дину, что он прав, а Кастиэль абсолютно ничего не смыслит в происходящем. Кастиэль не виноват, что Дин рвет сердце своими эмоциями там, где они не нужны.***
Кастиэль покончил с миротворчеством. Дин — взрослый мужчина и должен вести себя соответственно. Ему стоит признать, что им очень повезло с этой ситуацией, ведь могло быть намного хуже, и Кастиэль приложил максимум усилий, чтобы сделать ее удобной для них обоих. Не то чтобы у него была какая-то власть или выбор в этом вопросе больше, чем у Дина. Кастиэль не виноват, что их отношения застряли в мертвой точке. Если Дин не в состоянии поддерживать эмоциональную дистанцию — это его проблемы. Кастиэль очень ясно дал понять, что не ожидает ничего, кроме дружбы, и раз Дин не в состоянии справиться со своим физическим влечением, когда у Кастиэля нет такой проблемы — сам виноват. Если Дин запутался или накручивает себя, это не значит, что Кастиэль сделал что-то, чтобы поощрить его. Чем больше Кастиэль думает об этом, тем больше подозревает, что Дин намеренно упомянул связь с Элизабет, чтобы причинить боль, хотя это нелепо. Дин, конечно же, волен спать с кем пожелает. Кастиэль просто напомнил ему об этом, и вполне естественно, что тот, получив разрешение, тут же отправился блудить. Да, Кастиэль теперь хорошо понимает, что неутоленные желания, должно быть, сильно мешали — неудивительно, что Дин был так взвинчен. Но это тоже не вина Кастиэля, ведь он охотно переспал бы с Дином, если бы тот захотел. Кастиэль больше не пытается быть любезным. Если Дину так не нравится его компания, он может вообще ее не иметь. Кастиэль делает ему еще одно одолжение, которого тот не заслуживает.***
Кастиэль просыпается уже после ужина. Он лежит на кровати, в комнате темно, потому что солнце, пока он спал, зашло. Книга, которую он читал, до сих пор открыта, несколько страниц парят в воздухе, служа немым укором. Кастиэль разминает челюсть, а затем руки. Его тело чувствует тяжесть и вялость, ненужный сон вредит ему. Желудок тоже расстроен, и его давно пора побаловать. Если Дин придерживается расписания, он сейчас должен смотреть фильм в телевизионном зале. А может, и нет. К сожалению, так далеко звуки не долетают, и у Кастиэля нет возможности узнать, где находится второй обитатель дома. Кастиэль включает свет и смотрит на свое отражение в зеркале. Он всегда выглядит не лучшим образом сразу после пробуждения, но сейчас он кажется более помятым, чем обычно, и более неприемлемым для выхода на люди. Ему действительно в данный момент не хочется видеть Дина. Или позволить тому увидеть его, что практически одно и то же. Он мог бы проскользнуть вниз и перекусить. Но это кажется слишком большим усилием, когда можно просто лежать здесь и ждать у моря погоды.***
Лишь далеко за полночь Кастиэль наконец сдается, вполне уверенный к этому моменту, что Дин скорее всего закончил смотреть фильм и уже спит. Кастиэль украдкой открывает дверь и видит, что в зале и в доме тихо, как в храме. Основное освещение выключено, но благодаря массивным потолочным окнам и ясному ночному небу над головой дом залит светящемся серебром. Кастиэль почти уверен, что сможет сориентироваться без света, но на всякий случай берет с собой свечу. Он снова практически чувствует себя ребенком, крадущимся по поместью Захарии в поисках секретов дома. В каждом его шаге — босиком, с туфлями в другой руке — та же тревога. Его чувства насторожены, за каждым углом ожидая подвоха — врага, будь то кто-то, кто может поймать его, или непредсказуемый предмет мебели. Шаги Кастиэля выравниваются, когда он спускается вниз к месту назначения, по безмолвному первому этажу со спящим драконом в дальнем конце. Кухня чистая, плита и столешницы убраны. Кастиэль проверяет холодильник, где находит фрукты, закуски, соки и пиво, а сейчас лежит и запеканка, завернутая в фольгу на верхней полке. Кастиэль было игнорирует ее, полагая, что она оставлена Дином для себя, пока не замечает нацарапанную на ней черными чернилами надпись — «Кас». Кастиэль оборачивает запеканку полотенцем, не разогревая, потому что в это время суток микроволновка вполне может превратиться в воющую сирену. Он также берет немного хлеба и фруктов, складывая все в корзину. Вполне возможно, ему снова восемь и он собирает припасы, чтобы отнести их в свою комнату, а Анна стоит за углом и караулит. Однако Захария не стал бы оставлять еду для Кастиэля.***
Поздний ужин означает неминуемое — Кастиэль засыпает и просыпается с переполненным желудком. Солнечный свет просачивается сквозь занавески — жаль, потому что он надеялся увидеть восход. Еще один день, и вот к чему они пришли. Кастиэль не хочет вставать, выходить или чем-то заниматься. Это хорошая комната, и ему просто нужно оставаться здесь, пока не пройдет беспокойный зуд под кожей и все снова не обретет смысл. Это признаки клаустрофобии, вот что это такое. Почему Дин не в состоянии более эффективно управлять собой? Так или иначе, у них должен был произойти этот первый спор. В некотором смысле это хорошо — они справились и теперь должны переварить этот вопрос и прийти к обоюдному согласию. Кастиэль медленно потягивается, разогревая тело — вялое от ограниченной активности, — а затем опускается на пол для приседаний. В середине второго раунда упражнений в дверь стучат, заставая Кастиэля врасплох. Еще больше удивляет осторожное: «Кас?» Стоит ли ему ответить? Или притвориться, что он все еще спит? Дин знает, что он проснулся? Он слышал, как Кастиэль двигается? Дин снова стучит, уже чуть громче. — Эй? — Да, — произносит Кастиэль достаточно громко, чтобы быть услышанным через дверь. — Я проспал. Что-то случилось? — Нет, ничего, — повисает пауза, тень Дина скользит в щель под дверью. — Просто проверяю, все ли в порядке. — Все нормально. Я собираюсь принять душ. — Ладно. Еще одна пауза, и Кастиэль понимает, что не знает, заперта ли дверь. Дин может просто повернуть дверную ручку и войти, а затем начать задавать вопросы, что опасно, поскольку Кастиэль не готов к вопросам и даже не одет для них, и Дин увидит еду, которую Кастиэль принес с собой, и будет еще больше вопросов. Дин уходит, его шаги затихают, когда он удаляется по коридору. Кастиэль выдыхает, почти падая на пол, когда напряжение покидает его тело. Затем переходит к упражнениям для пресса, а потом долго отмокает в ванне. Дин достаточно умен, чтобы в любом случае найти себе развлечение.***
Через несколько часов в дверь снова стучат, и на этот раз Кастиэль углубился в чтение, не желая, чтобы его прерывали. — Что? — Ваша Светлость? — звучит женский голос. За дверью оказывается Рэйчел, что само по себе достаточно необычно, поэтому Кастиэль сразу же переходит к делу: — Тебя послал Дин? — Зачем ему меня посылать? — удивленно спрашивает Рэйчел. Она заглядывает мимо Кастиэля в комнату, где отчетливо видны следы его гнездования, и проницательно смотрит на него. — У вас приступ пассивно-агрессивной обидчивости? — Держи свои комментарии при себе. Зачем пришла? Рэйчел вспоминает, с кем говорит, почтительно отступает назад и кланяется. Всегда помня о церемониях, она протягивает обе руки вперед, чтобы официально вручить письмо. Конверт кремовый, но печать Майкла темно-малиновая, и у Кастиэля от этого зрелища срабатывает павловский рефлекс — тут же замирает сердце. — Прибыло только сегодня утром, Ваша Светлость, — Рэйчел выпрямляется, когда Кастиэль принимает письмо, но не собирается уходить. Он настороженно смотрит на нее. — Разве мне нельзя прочитать его наедине? — Мне нужен ваш немедленный ответ, чтобы передать его обратно. Чудесно. Кастиэль вскрывает печать, разворачивая плотную бумагу, и глядит на безупречный почерк Майкла. Он читает, хмурится, перечитывает, и когда уверен, что понял смысл, говорит: — Это неприемлемо. Медовый месяц — всегда есть и был четыре недели. Зачем ему просить нас сократить его? — Его Величество хотел бы встретиться с вами и Дином. — Он сделает это в конце месяца, как и планировалось. — Он не может ждать дольше, он и так ждал. — Это не оправдание для нарушения традиций. По лицу Рэйчел всегда было легко читать мысли. Кастиэль видит, как она мысленно готовится возразить или состряпать подходящую полуправду, но сдается и в смятении уточняет: — Значит, я не могу готовиться к вашему отъезду? — Нет, если меня не убедят. — Но это королевский приказ, — слабо возражает Рэйчел. — Дин не готов, — говорит Кастиэль. — Ему нужно это время, чтобы подготовиться. Нечестно торопить его, и я не стану этого делать без веской причины. У тебя есть веская причина? — Люди должны увидеть вас. При дворе, обоих. — А, — задумчиво произносит Кастиэль. — То есть возникли сомнения насчет обстоятельств смены жениха. Люди хотят увидеть результат воочию? — Да. Кастиэль обдумывает быстроту ответа Рэйчел. — Ты что-то недоговариваешь. Скажи мне. — Пожалуйста, Кастиэль... — Может, мне позвонить Наоми? — О! — Рэйчел на мгновение замирает, словно ей и в голову не приходило, что Кастиэль может так отреагировать. Нужно было послать Иону с этим. — Есть некоторые... незначительные... споры по поводу законности брака. Кастиэль хмурится. — Какие споры? — Насколько я понимаю, главный аргумент заключается в том, что Сэм Винчестер так и не дал согласия на разрыв своей помолвки. — Сэм уехал до свадьбы, разве это не дает понять, как он к этому относится? — Но это не официально, — замечает Рэйчел. — Он никогда не заявлял о своих намерениях ни жрецу, ни даже своим опекунам — родителям. У нас есть лишь письма от него, в которых говорится, что он уехал по собственной воле. Письма могут быть подделаны или написаны под давлением. — Но если следовать этому аргументу, то мой контракт с Сэмом никогда не нарушался, и я не мог выйти замуж за Дина. — Да. — И это сделало бы мой брак с Дином недействительным. — Да. Эта идея настолько абсурдна, настолько непостижима, что Кастиэлю требуется несколько секунд, чтобы осознать эффект домино от ее последствий. Даже когда он все обдумал, это звучит так невероятно в его голове, что ему приходится произнести это вслух: — Но мы с Дином... консумировали брак. Даже если его признают недействительным, я не могу выйти за Сэма, чтобы восстановить первоначальный контракт. Это будет одна из степеней близости — инцест. Рэйчел кивает. — Я знаю. Все будет отменено. Все эти месяцы переговоров, планирования, споров, танцев вокруг старых обид, которые испортили их международные отношения — и это только те части, которые Кастиэль видел. Работа Майкла и Наоми уходит гораздо дальше и глубже, чем представляет Кастиэль. Все затаили дыхание с тех пор, как рухнула Стена, и это должно было стать доказательством того, что все наконец-то наладилось — обе нации наконец-то соединились ощутимым образом, объединились в силе против созданий Королевства и пустоши на континентальных границах. — Я напишу Майклу, — говорит Кастиэль. — Телеграмма не годится, мне понадобится время, чтобы аргументировать свою позицию. Организуете экспресс-курьера, чтобы отправить его к нему. — Кастиэль... — Если мы закончим медовый месяц раньше времени, это даст злым языкам больше поводов для болтовни. Уехать раньше — значит, сказать, что у этого аргумента есть вес, когда его нет. Мы должны придерживаться графика и показать всем, что ничего плохого не происходит. — Ваша Светлость, Его Величество выразился предельно ясно... — Я не буду нести ответственность за разрушение этого договора, — говорит Кастиэль так решительно, что Рэйчел быстро отступает назад. В конце концов, Кастиэль знает, как это бывает. Если все развалится, то рано или поздно им нужно будет найти козла отпущения. — Кто вообще ставит нас под сомнение? Если это Наоми... — Нет, Наоми — ваш ярый защитник, — быстро говорит Рэйчел. — Я знаю только то, что мне сказали, но говорят, зачинщик — Уриэль. — Уриэль, — Кастиэлю стоит удивиться, но нет. Уриэль — близкий родственник, они много раз делили одну крышу, и он единственный из кузенов, кто хорошо знал Анну. Но то, что Уриэль избрал такую позицию, тоже норма Королевства — все та же старая и добрая норма. — Спасибо, что сообщила. Я приду, когда закончу свое письмо. — А как же Дин? — Что? О. Да, ты должна... — Ваша Светлость? — подсказывает Рэйчел. — Да, пожалуйста, сообщи Дину. — Кастиэль кивает. — Он должен знать об этом. Мне нужно немедленно приступить к ответу. Рэйчел в замешательстве, но принимает указание с вежливым наклоном головы. — Да, Ваша Светлость. Отлично.***
Ситуация не беспрецедентна, однако в прошлом под пристальное внимание всегда попадали лишь самые близкие к трону браки. Игры за власть — постоянное явление, но Кастиэль понятия не имел, что амбиции Уриэля заходят так далеко. Это просто показывает, что Кастиэль не в курсе — не то, чтобы он хочет улучшить свои знания. Требуется два черновика, прежде чем Кастиэля удовлетворяет ответ. Его основные аргументы тверды, и он старается по возможности избегать упоминания Дина — чем меньше Майкл думает о Дине как о фигуре в игре, тем лучше. Дин отвечает только перед своими товарищами-охотниками и Советом, и, какими бы те ни были, они будут защищать его и его положение до последнего. Союзников Кастиэля, однако, можно пересчитать по пальцам одной руки — и Наоми входит в это число, что говорит о многом. Он должен следить за собой. Ручка Кастиэля парит над письмом, но пока он не может заставить себя подписать его. Он поднимает глаза от стола и поворачивается к окну. Идет дождь, значит, Дин, вероятно, где-то внутри. Приняв решение, Кастиэль встает и выходит из комнаты с письмом в руке. Он быстро идет по коридору, зная, что лучше двигаться быстро, пока не передумал. В конечном итоге, Кастиэль находит Дина в галерее, которая является одним из последних мест, где он ожидал бы его увидеть. Приближаясь, Кастиэль не старается приглушить шаги, и сильно удивлен, обнаружив, что Дин зажег свечу единорога и изучает генеалогическое древо. — Рэйчел говорила с тобой? — спрашивает Кастиэль. — И тебе привет, Кас, — тон Дина нейтральный, почти усталый. — Да, говорила. Кастиэль следит за взглядом Дина, пытаясь разобрать имена, которые привлекли его внимание. Имя Майкла, его ближайших родственников, включая Люцифера, — имя которого выцвело, но не удалено. Дин медленно перемещает свечу вниз, туда, где находится ветка Кастиэля, усики соединительных линий расходятся, как вены. — Они все еще не вписали мое имя, — замечает Дин. — То, что сказала Рэйчел... причина в этом? — Я не знаю, — говорит Кастиэль. — Возможно. Что ты об этом думаешь? — Думаю, что вам, ребята, нужно принять решение, вот что я думаю. Кастиэль негромко смеется. Дин вздрагивает. — Это случается слишком часто. Хочешь возразить? Дин кажется удивленным вопросом. Удивленным, потом подозрительным, а потом он пожимает плечами. — Даже не знаю. — Я думаю, тебе лучше написать Майклу лично, — говорит Кастиэль. — Я хотел бы знать твои мысли. — Не важно, что я думаю, не так ли? — тихо говорит Дин. — Они просто сделают то, что хотят. — Я — не они, — говорит Кастиэль. — Я знаю, — когда Дин поворачивается к Кастиэлю, его взгляд уставший. И все же в нем есть капля нежности, мягкости, которой Кастиэль не заслуживает. Холодок пробегает по спине Кастиэля, когда пелена спадает, и он понимает: сказанное Дином вчера — то, что он все это время воспринимал как нападение, — было признанием. То, что он сказал Кастиэлю, было для него позором, который он пытался скрыть и справиться с собой. Произнося это вслух, он обнажил свою уязвимость перед миром, а Кастиэль сказал ему, что все это — не имеет значения. Он не имеет значения. Сколько раз члены семьи Кастиэля говорили ему то же самое? Что он слишком бездумен, слишком не сфокусирован на общей картине? — Дин, — быстро говорит Кастиэль, — прости, что принижал твое мнение. Я не всегда могу предвидеть, насколько глубоки могут быть различия между нами. Я не видел прямой связи твоего опыта с твоими убеждениями — ради друг друга твои родители порвали со своими старыми, могущественными Домами — и, конечно, это формирует твою личность. Брак что-то значит для тебя, что-то личное, о чем я никогда не задумывался, потому что есть вещи, которые я так и не научился считать... настоящими. Прости, если это звучит бессмысленно. Дин обхватывает себя и сжимается все сильнее и сильнее во время речи Кастиэля. Он все еще хмуро смотрит на фамильное древо, глаза его следят за линиями, но он слушает. Он определенно слушает. — Твое мнение очень важно для меня, — говорит Кастиэль. — И я хотел бы знать его, каким бы оно ни было. С этого момента я постараюсь лучше слушать тебя. — Я... — Дин облизывает губы. — Чувак, это вне моей компетенции. Если брак будет опровергнут, то и договор расторгнут, верно? — Полагаю, да. — Полная ахинея, — говорит Дин. — Они же не оспаривают то, почему мы поженились. Они спорят так, словно сражаются за Сэма. Что за чертовщина тут творится? — Это осложнение они сочли достойным изучения. Слабое место, чтобы вбить в него клин. — Да уж. Да, логично, — Дин долго молчит, а затем медленно выдыхает. — Это нормально для вас, ребята? Ничего личного, просто бизнес. Брак неудобен? Да нахуй его тогда, ничего особенного. Думаю, пора начать думать, как вы. — Это ужасная идея, — Кастиэль краснеет, когда Дин поднимает бровь. — Всего лишь мое мнение. Дин воспитывался не так, как Кастиэль. Дин — охотник, его враги видны и известны, ближайшая семья — поддержка, которая помогла его росту. Дину не пришлось разбираться с опасностями придворной жизни так, как это делал Кастиэль. Он реагирует смело, решительно. Это в его природе — выступать против системы и ее последствий. — Дин, — говорит Кастиэль, — я солгал тебе. Зеленые глаза Дина стали почти золотыми при свете свечи-единорога. — Насчет чего? — Когда сказал... — Кастиэль опускает голову, потрясенный тем, что ему трудно произнести это вслух. — По правде говоря, я рад, что это был ты. Когда объявили, что ты займешь место своего брата, я был благодарен. Я знаю, насколько ужасно быть благодарным за то, что тебя втянули в это и ты стал их новым жертвенным агнцем. Но так оно и было. Я благодарен. Чем больше он говорит, тем ему легче — слова легко вырываются наружу. Выражение лица Дина непроницаемо, но Кастиэль продолжает: — Я никогда этого не хотел, но когда увидел тебя в храме в день нашей свадьбы, все, о чем я мог думать — слава Богу, это ты. Я подумал, что все смогу вынести, если это будет с тобой. Именно ты, и никто другой во всем мире, и уж точно не Сэм. Кадык Дина подпрыгивает, когда он сглатывает. Ему нечего ответить на это, и Кастиэль не против — достаточно было признаться в этом вслух, обнажая свой позор в качестве компенсации. — Кас, я хочу тебя кое о чем спросить, — тихо говорит Дин. — Скажи мне честно. — Конечно. — Ты их об этом попросил? Твоих приятелей дома — ты просил их оспорить наш брак? Шок Кастиэля, должно быть, отчетливо виден на его лице, поскольку Дин почти в подтверждение слегка кивает сам себе. — Нет, я бы так не поступил. Я могу быть эгоистом, но не настолько. Ущерб будет гораздо большим, чем в состоянии вынести моя совесть. — Ладно, — Дин подносит свечу ближе и задувает пламя. — Спасибо. — А ты думал, я так и поступлю? — спрашивает Кастиэль. — Далеко ли ты зайдешь, чтобы вернуться к нормальной жизни? — спрашивает Дин. — Я бы и сам зашел довольно далеко. — Думаю, не так уж и далеко, — Кастиэль улыбается вместе с Дином. — Итак... Ты хочешь подчиниться приказу Майкла? — На самом деле, нет. То есть, если эта штука развалится, то, черт возьми, это будет не из-за меня. Нам это нужно. но я... Я все еще не хочу видеть Майкла, — Дин морщится. — Разве это плохо? — Даже если и так, у меня есть своя доля этого зла, ведь я тоже не хочу ехать. Я сочинил ответное письмо и хотел, чтобы Рэйчел отправила его немедленно, — Кастиэль немного возится, передавая его Дину. — Я готов выслушать твое мнение. — Блин, это какая-то необычная бумага, — говорит Дин со смехом. — На данном этапе тебя это удивляет? — Подловил, — Дин подходит к окну в дальнем конце галереи, прислоняется к подоконнику и читает под солнечными лучами. Кастиэль следует за ним, так как тот в любом случае ничего не сказал, и терпеливо ждет, пока он просматривает текст. — Абсолютно цинично и безукоризненно вежливо. Это какие-то сумасшедшие навыки во плоти. — Спасибо. Атмосфера не очень комфортная, но это огромный прогресс по сравнению с тем, что было раньше. Кастиэль почувствовал облегчение, высказав то, что было нужно, и ему кажется, что по-своему, Дин тоже ощутил облегчение. Они что-нибудь решили? Кастиэль сомневается, но вместе с тем, он думает, что у них не налажен общий язык, чтобы понять это каким-либо значимым образом. — Я знаю, что веду себя так, будто все знаю, — говорит Кастиэль. Дин хохочет, хотя и поднимает руки в знак капитуляции, когда видит лицо Кастиэля. — Но это не так, я много импровизирую по ходу дела, как и ты. Теперь я вижу, что тебе нужны... границы, четко очерченные границы. Но я не думаю, что понимаю, что это такое. — Да, — соглашается Дин. Должно быть, он тоже размышлял об этом. — Но ведь это чушь какая-то, не так ли? Мы в этом вместе, но при этом не вместе. Я должен разобраться... в себе. Думаю. — Я правда хочу помочь тебе, — искренне говорит Кастиэль. — Я — не та проблема, которую нужно решить, — говорит Дин. — И знаешь что? Ты тоже. — Что? — Я начинаю понимать. Именно так многие люди относятся к тебе и друг к другу. Но дело не только в том, откуда ты родом, могу тебе сказать, что этого добра здесь навалом. Даже слишком, на мой взгляд, но мне повезло, что я смог... Выражать несогласие, наверное, столько, сколько мог. Мы — не вещи, Кас. Нас нельзя подобрать. Кастиэль кивает. — Что возвращает нас к твоей неприязни к этому соглашению. Отношение к нам как к вещам. — Да, именно так, — Дин вздыхает с облегчением. — Мы не шахматные фигуры, понимаешь, о чем я? — Да, — говорит Кастиэль. — Прости, что я обращался с тобой, как с шахматной фигурой. — Да, и ты прости, что я... — Дин замолкает в замешательстве, а потом смеется. — Эй, это наша первая супружеская ссора, мы должны отметить ее в списке дел. Дай пять! Кастиэль смущенно протягивает руку, довольный похвальной попыткой Дина привнести легкомыслие в этот момент. Это действительно не входит в их компетенцию, хотя Кастиэль не лгал, когда сказал, что рад компании. — Кто мы друг для друга, Кас? — спрашивает Дин. — Ты и я? — Понятия не имею. Рот Дина кривится, единственное движение на лице, которое так же устало, как чувствует себя Кастиэль. Друзья, но не друзья, супруги, но не супруги. Оба не хотят быть скомпрометированными кем-то, не теряют чувства собственного достоинства, но не могут договориться о лучших методах для достижения этой цели. Что за пара из них вышла? В этот момент нет гнева и желания бороться. Кастиэль чувствует — лишь по счастливой случайности они наткнулись на эту странную маленькую нейтральную зону, где есть компромисс без понимания. Но также очевидно, что это еще не конец — они все еще в будущем будут сталкиваться с неудобными зазубринами друг друга. Остается вопрос, как они с этим справятся. — Я понимаю, что ты так стараешься, чтобы это... сработало — думаю, это слово, — говорит Дин. — И знаю, что ты выходишь за рамки своего долга. — Только потому, что это справедливо, — отвечает Кастиэль. Дин кивает — не довольный, не несчастный, просто соглашаясь с тем, что это так. Он передает письмо обратно. — Мне нравится. Если считаешь это хорошей идеей — отправляй. — Хорошо, — Кастиэль встает. — Я передам его Рэйчел. — Эй, — окликает Дин, когда Кастиэль собирается выйти из галереи. — Увидимся за ужином? — Ох, — сердце Кастиэля непроизвольно подпрыгивает в груди. — О, да. Я приду.