***
На первую лекцию Полотна Повествования к профессору Таи весь курс почти опоздал. Благо, Алина так отчаянно боялась пропустить эту лекцию, что на стенах сами собой проступили изящные указатели. — Ого, — сказала Меда, — ты пришлась Академии по душе. Других она обычно водит кругами. — Круто, — с уважением сказал Титос, юноша в своей неизменной синей тоге. Как гласили указатели, теперь вход в кабинет к профессору располагался «к юго-западу от входа в Чаровальню, вверх по Трёхступенчатой лестнице и там в скрытом коридоре Трёх Шорохов». Трёхступенчатая лестница, вопреки всем ожиданиям студентов, насчитывала ступеней не меньше трёхсот, стеблем плюща петляя внутри высокой башни. — Кстати, мы так и не выяснили, что такое Чаровальня, — запыхавшись от подъёма, пробормотала Алина. — Успеется, — вздохнула Меда. Войдя в скрытый коридор, все столпились у дверей кабинета, не зная, что предпринять. Потом вспоминали красивые стихи. — Что ты ей читала в прошлый раз? — выясняла Кайна, девушка с тонкими чертами лица, острыми локтями и острым взглядом. — «Мост Мирабо», — сказала Алина, — но вряд ли это подойдёт во второй раз. В итоге Саберхт, парень в чересчур широкой мантии, дрожа от благоговения, прочёл стих своего «дорогого первого учителя». — И льётся в кувшины хрустальная синь, — закончил он, вытер лоб и оглянулся на сокурсников. В его глазах читалась твёрдая решимость сейчас же прыгнуть в море, если стихи его учителя профессор Таи сочтёт «недостойными». Конфликт авторитетов в его душе нарастал, когда дверь всё же, скрипнув, отворилась, и первокурсники вошли внутрь. В кабинете ничего не изменилось: золотились гобелены на стенах, мерно постукивающий ткацкий станок на почётном месте. — В своих произведениях вы должны стремиться к тому, — раздался глубокий грудной голос профессора, — чтобы одно слово плавно перетекало в другое, ведя по потаённым уголкам вашей фантазии восхищённого читателя. Каждая деталь пусть займёт подобающее ей место и на нём украшает ваши творения. Каждое слово пусть будет разумно, не излишне. Этому мы и будем здесь учиться. Рассаживайтесь, доставайте пергаменты! — Рассаживайтесь?.. — растерянно спросил Титос, оглядевшись кругом. Алина тоже огляделась и ахнула: на их глазах комната начала расползаться вширь и ввысь, постепенно обрастая новыми деталями: амфитеатром парт, книжными шкафами, большой доской. — Цель моего курса — научить вас сплетать ткань повествования. А посему, начнём мы с обычной ткани. Веретёна вон в том ящике, берите. Студенты переглянулись, но веретёна взяли. — Теперь, — сказала Таи одновременно со звонком час спустя, когда все успели исколоть пальцы, порвать нитки и уронить веретёна, — домашнее задание: принести приличного вида моток ниток. Коллективный вздох класса был настолько тяжёл, что почти приобрёл материальные очертания.***
— Помогите разобраться, господин Кермунд, — сказала Алина, поприветствовав ректора, — ваша Академия — это, конечно, нечто. Но как я всё же здесь оказалась? И почему это меня — чужачку — так жалует замок? Кермунд Дремучий достал из скрытого складками бархата кармана мантии коробочку, украшенную речным жемчугом, повертел её в пальцах и открыл. — Никакой это не нюхательный табак, — прокомментировала Алина, взглянув на него, — а мятные леденцы. — И в самом деле, — сказал Кермунд и покачал головой, — склероз замучил. Так зачем ты здесь? Алина повторила вопрос. — Как ты здесь оказалась… отдельный вопрос. Напомни мне о нём в начале второго семестра, когда вы будете учиться призывать муз. Сейчас же ты просто ничего не поймёшь. Ну, а почему ты так по нраву замку? Ну, это вытекает из ответа на первый вопрос. Ну и характер у тебя лёгкий, ещё поэтому. — Ясно. Тогда извините. Подойду во втором семестре. Кермунд кивнул и задумался. Потом, отсыпав из шкатулки горсть мятных леденцов, сказал: — У тебя свободный час? — Свободный. — Сейчас я буду вести у группы ЙА. Посмотришь? — Посмотрю. Кермунд отпер дверь и пригласил её в большую аудиторию.