Академия Литераторов

      Всю последнюю неделю Титос провёл, вздыхая и полнясь невыразимой тоской. Он то и дело заглядывался на полы экзотической туники-бабочки профессора Гамаюн и снова вздыхал. В конце концов он не выдержал.       — Простите, — сказал Титос, подбирая полы синей хламиды и устремляясь наперерез господину Кермунду. Ректор обречённо вздохнул и предпринял попытку исчезнуть в одной из стен, но его уже схватили под локоток и отвели в альков, под сень праздничных украшений, — есть здесь кто-нибудь, кто может научить меня стихосложению? Очень надо.       Кермунд ещё раз вздохнул.       — Попытайте счастья у Скромницы Лати, — сказал он, — если найдёте её, конечно.       И, прежде чем Титос успел его переспросить, всё-таки исчез в стене.       Титосу очень нужно было научиться слагать стихи для несравненной Гамаюн, поэтому к поискам он подошёл основательно.       — Извините, — спросил он у Лавери, который опасно балансировал на высокой стремянке, протирая лепнину на потолке, — где я могу найти Скромницу Лати?       Лавери покачнулся на ступеньке, замахал руками и застыл в неестественной позе, чтобы не упасть.       — Ну-у-у… недавно она жила в Фиалковой Башне, — неуверенно сказал Почтенный Привратник, — но вряд ли вы найдёте дверь в комнату Лати, она ужасно застенчивая.       — Ну и где же эта Фиалковая башня? — удивился Титос.       — А кто её знает. Говорю же, Лати ужасно застенчивая. Вероятно, башня переняла её характер и сейчас скитается в пустынном измерении.       Титос поклонился привратнику, поправил стремянку и отправился на поиски. Он кружным путём добрался до большого зала, осмотрел стену за яблоней на предмет потайных ходов и полностью в этом разочаровался. Заглянул в башню Звездочётов, где стены и потолки были расписаны дивной, роскошной лазурью и украшены золотыми плетениями созвездий — его выперла Меда. У них там намечался девичник.       Обойдя Штормовую башню — высокую, смелую, почти пронзающую синим шпилем небеса, он очутился в незнакомом холле, где все стены были увешаны гобеленами с гербами давно павших родов. На одном из них он нашёл герб своей семьи, испугался того, что это зал Предсказаний, а, значит, вскоре всему придёт конец, метнулся к дверям, и был остановлен гласом с потолка:       — Ах, не бойтесь, это всего лишь зал Реликвий Прошлого.       Голос был девичий. Это заставило Титоса замедлить шаг, с достоинством подобрать тогу и обернуться назад.       На потолке сидела, скрестив ноги, девушка. Причём складки её голубого, затканного цветочным узором, платья, и светлые волосы, и вся поза были такими, словно она восседала на стуле.       — Извините, — поймав его взгляд, стушевалась девушка и, закрывшись рукавом, вылетела в окно, лишь три косы мелькнули, и витражные створки с грохотом захлопнулись за её спиной.       — Ну и ну, — высказался Титос и помчался туда, куда, по его расчётам, должна была отправиться юная незнакомка. Вскоре он вбежал во внутренний дворик, где, несмотря на полуденное время, царили вечерние полумрак и прохлада, и, несмотря на то, что на Дремучем острове была зима, цвели фиалки.       Титос огляделся и обнаружил, что никакого Дремучего острова кругом, однако, нет, а всюду, до самого горизонта, простираются фиалковые поля, равнины, полные влажного лилового цвета. Впереди же, как оторванная от основного цельного строения, стояла изящная башенка с крышей, похожей на изящную ведьминскую шляпку.       — А я ведь всего лишь хотел научиться слагать стихи! — с отчаянием воскликнул студент.       — Правда? — заинтересованно вынырнула из-за башни та самая девушка.       Титос прикинул и решил, что, похоже, это и есть Скромница Лати.       — Правда, — твёрдо кивнул он.       — Я Лати, — кивнули ему в ответ.       — Очень приятно, я Титос, послушник Академии Литераторов. Позвольте напроситься к вам в ученики.       — Э-э-э… — растерялась Лати и сделала шаг назад.       — Но я не буду вам докучать! Меня послал ректор, господин Кермунд! — убедительно заговорил Титос, — и я всего лишь хочу перенять ваше мастерство!       Лати вздохнула и продекламировала:       — Пришедший на поклон — да исполнятся же слова твои.       — Это ваше?       — Нет, одного барда из Рыцарской вселенной. Пройдёмте, я найду для вас чернил и бумаги.       Титос возвращался с фиалкового поля ошарашенным и растерянным; он закрыл глаза, как велела ему Лати, и шёл, пока мягкая трава под ногами не превращалась в каменные плиты коридора. И всю последующую неделю он что-то чертил в лиловом листке. Кайна, заглянувшая ему через плечо, с удивлением увидела вместо привычного «несравненная вещая птица» какое-то «фиалковое поле» и «дева с волосами цвета льна».       — И что это? Новый объект для обожания? А как же профессор Гамаюн? — спросила она, щурясь.       — Отстань, — коротко ответил Титос.       Кайна отправилась к ректору: обсуждать это настораживающее изменение. Когда она кратко изложила ситуацию, Кермунд поправил на горбатом носу непропорционально маленькие очки, и сказал:       — Значит, он всё же поступил в ученики к неуловимой Лати. И уже успел влюбиться в неё, ничего удивительного. Лати, хоть и разменяла второе тысячелетие, выглядит, как юная девушка.       — Кто такая эта Лати? И почему — неуловимая? — подозрительно спросила Кайна.       — Строго говоря, она — замковое привидение, которому я придал материальность. До этого Лати была придворной арфисткой, и её развоплотили под предлогом нечеловеческой природы. Что, кстати, правда, до того, как попасть ко двору, она играла на арфе в Тир на Ног, куда попала, разыскивая в горах благодатную страну.       — Я поняла, — кивнула Кайна, — жизнеописание занимательное. Но не повредит ли это знакомство Титосу?       — Титос куда более разумный юноша, чем ты думаешь, — укорил её ректор, — да и что может случиться? Переходить из вселенной во вселенную он, похоже, умеет, сам того не подозревая. А Лати — самое миролюбивое и скромное существо во всех мирах.       Титос про этот разговор, конечно, ничего не знал. Он сидел в своей комнате, заперевшись на ключ, и с упоением строчил поэму о фиалковых полях и чудесной башне, где жила не менее чудесная девушка.