Это те самые бабочки?

Весь оставшийся день Тодороки ходил, как на иголках. Хотя как «ходил». Он весь день просидел у себя в комнате, не выйдя даже на ужин. В голову ничего больше не лезло, кроме того ужасающего образа изнеможённой Яойорозу, что уж тут говорить о каком-то там аппетите. Но если быть честным, весь 1-А класс переживал за Шото. С Яомомо всё будет в порядке — так заверила их Лечащая Девочка. А вот с половинчатым ничего не было ясно. Почему он так отреагировал? Обычно он вёл себя нормально, когда кого-то так поколечит. Может, потому что Яойорозу — девушка? Тем не менее, многие сошлись для себя в двух причинах — либо его грызла совесть за то, что Шото нанёс урон девушке, либо же он к ней был не безразличен. Хотя, конечно, все думали больше на второй вариант, но первый тоже имел место быть. Что дело до Тодороки, он даже не слушал, или же не слышал одноклассников, что просили его выйти из комнаты хотя бы поесть. Заперевшись, он никого не слушал, что было очень несвойственно ему. Раньше он был жутким интровертом, ни с кем не разговаривал, но после фестиваля всё поменялось. И с тех пор он был вполне нормальным, но видимо бой с Яойорозу сильно подкосил его. В этот раз чувство у Тодороки было двойственное. В его голову каждую секунду приходила новая и новая мысль, не давая прошлой нормально застрять в голове. Но в то же время у Шото было такое ощущение, что его голова пуста. Душа пуста. Опустошена. На следующий день, после занятий, он направился в больничное крыло. Его терзали различные мысли, которыми он не мог ни с кем поделиться. Ни с кем, кроме Яойорозу. Шото хотел извиниться, объясниться в своих действиях, хоть и понимал, что объяснения такой потере контроля и не было. За весь день он не придумал ни одной нормальной причины, которая могла его хоть как-то оправдать. Конечно, одноклассники спрашивали у Тодороки, как он себя чувствует, и какова была причина такого странного для парня поведения. Отвечал Шото односложными краткими фразами, которые так и не дали ребятам вразумительный ответ, но они уже были довольны, что тот хотя бы заговорил. Не медля ни минуты, Тодороки быстрым шагом направился к палатам. Спросив разрешения на вход к Яойорозу, чуть ли не бегом направился к её палате. Но резко остановившись у двери, он задумался. А если она не захочет его видеть? А если она прогонит, или даже возненавидит его за то, что он сделал? Кажется, он простоял так несколько секунд, держась за холодную металлическую ручку двери, но собравшись с мыслями, резко повернул ручку, открывая дверь. На кровати лежала Яойорозу, которая что-то увлеченно читала. В какой-то момент Тодороки даже подумал, что не вовремя, хотя чёрт, само своё присутствие здесь для него было «не вовремя». Взглянув на девушку, он увидел, что её голова была немного перебинтована, как и руки, но они были не сломаны, от чего у Шото как будто спал небольшой груз с плеч. Момо, увидев растерянного Тодороки, еле видно улыбнулась. Отложив книгу, она с такой признательностью посмотрела на него, как будто не видела его после долгой разлуки. Она как будто засияла, но уже так тепло, какой Шото видел её раньше. На её лице красовалось несколько царапин, что перекрывали пластыри. Руки немного перебинтованы, именно на местах, где были ожоги. От этой картины Тодороки стало немного не по себе, особенно вновь вспоминая, с каким безумием он их оставлял на ней. Их бой он помнил отрывками, маленькими кусочками, но они были настолько безумны, что их было даже страшно вспоминать. Немного отводя взгляд, Шото прикрыл дверь, постоял, и всё-таки направился к Яомомо. Она выглядела такой счастливой, какой Шото её ещё не видел. А может, он уже забыл, какой красивой выглядела Яойорозу, когда улыбается. — Яойорозу. — так неуверенно начал Тодороки, не решаясь сесть рядом с ней. Он будто не верил своим глазам. Она перед ним, целая, в сознании, и счастливая. Для Шото видеть её такой было чем-то до чёртиков приятным. Словно свежий глоток воздуха после долгого прибытия под водой. — Тодороки. — обратилась в ответ Яойорозу, не отводя взгляд от парня. Она снова его разглядывала, будто уже успев забыть. Неопрятно уложенные разноцветные волосы, всё тот же шрам на левой стороне лица, аквамариновый и серый глаза смотрели на неё с такой искренностью, словно Тодороки растерял всё своё равнодушие ко всему в этом мире. Именно сейчас он был настоящим, как будто маленький ребёнок, что с непониманием и интересом смотрит на большой мир вокруг него. — Я так рада тебя видеть! — Как ты себя чувствуешь? — сразу спросил Шото, медленно присаживаясь на стул около кровати, на которой лежала Яомомо. Он, как и Момо, не отводил взгляда от неё, вглядываясь в глубокие, будто бездна, тёмно-карие, почти чёрные глаза. Чёрные распущенные волосы аккуратно лежали на плечах, немного поблёскивая от света лампочки. — Всё хорошо. Я чувствую себя намного лучше, чем… —…чем вчера. — закончил за Яойорозу Тодороки. Оба они на мгновенье замолчали, отводя взгляды друг от друга. Для обоих это вспоминать было сложно, в особенности для самого Шото. — Тодороки, послушай… — чуть ли не сразу начала говорить Яойорозу, непроизвольно потянув свою руку к руке Шото, тем самым накрыв её. Но парень перебил её. — Нет, Яойорозу. Давай сначала скажу я. — попросил Тодороки, вновь устремив свой взгляд прямо в глаза той, чья рука так приятно сжимала его руку. Момо нехотя кивнула, давая Шото сказать то, что он хотел. — Я понимаю, что виноват в том, что случилось на том бою. Для меня главное было поддержать тебя, снова дать веру, которую ты потеряла, когда поняла, что мы будем сражаться. Я видел, что тебе было проще сдаться. Честное слово, я бы десяток раз сдался, остался бы проигравшим, если мог. Но я не мог видеть то, как ты сдаёшься без боя. Мне хотелось снова видеть ту искру, чувствовать ту бешеную энергию, которую ты производишь, когда веришь, когда хочешь. — глаза Яомомо начали наполняться слезами, но Шото не видел этого. Он бы не смог, смотря на подавленную Яойорозу, говорить такие вещи. С каждым его словом они с большей силой сжимали руки друг друга, даже не замечая этого, но чувствуя внутри себя, как будто что-то разгорается. — Но я потерял контроль. — на этих словах, Шото сжал руку как можно сильнее, будто впитывая в этот жест всю свою ненависть к себе за этот поступок. — Мне невыносимо понимать, что все эти ожоги, шрамы — всё моих рук дела. Я не знаю, как это произошло, не знаю, почему это произошло, но это не оправдывает меня, я понимаю… — Тодороки. — остановила его Яойорозу. Заставляя его этими словами посмотреть на неё, она продолжила. — Я не виню тебя. Я хотела сказать спасибо. — В выражении лица Шото читалось явное непонимание. Спасибо? Но за что? — Спасибо за то, что ты помог мне снова поверить в себя. Напомнить, зачем я здесь. Да, я не выиграла, но это было ожидаемо ещё до начала состязания. Спасибо тебе за это. Тодороки смотрел в глаза Яойорозу, которые всё также были наполнены слезами. Слезами чего? Счастья? Грусти? Что они означали? Но это было неважно, ведь она улыбалась. Так искренне, так притягательно. И это неприятное чувство сразу отпустило. Казалось, они впервые поговорили по душам. Действительно по душам. Объяснили, что почувствовали, или помогли почувствовать. Приятный осадок остался, даже ночью, когда они должны были погрузиться в сон, оба думали друг о друге, об этом разговоре. И с такой же улыбкой на лице, они уснули, осознавая, что помогли друг другу.