***
— Беллатрикс Лестрейндж. Пожиратель смерти. Виновная в смерти тринадцати мракоборцев, пятидесяти четырех магглов, а также в сумасшествии четы Лонгботтом. Ты приговариваешься к пожизненному заключению в тюрьме Азкабан, под присмотром дементоров, без права освобождения, посещения и передач.***
Думается, Беллатрикс понимает смысл приговора только тогда, когда её запирают в мрачной клетке, освещенной лишь тусклым светом из окна. Она фыркает и приваливается к пыльной стене, наблюдая несколько часов к ряду, как за решеткой начинает темнеть. Ладно, она сможет продержаться некоторое время. Этого хватит для того, чтобы Тёмный Лорд явился и вытащил её. Да, хватит. Хватит. Не хватает. Через месяц дрожащего страха, холода и дерьма вместо пищи, Беллатрикс уже не так уверена в том, что протянет хотя бы год. Не говоря уже о том, чтобы просидеть здесь пять лет, что в самом начале её заключения было самой простой и доступной мыслью. Протянуть пять лет, запросто, особенно ради Тёмного Лорда. Не запросто. Примерно через пару месяцев волосы Беллатрикс выглядят как спутанное гнездо. Конечно, они и до этого так выглядели, но сейчас они вдобавок и сальные до ужаса, так что рука, что привычным движением заправляет прядь за ухо, тут же тянется к грязному, белому платью. Мерзость. — Почему ты отказалась от душа? Беллатрикс пожимает плечами и роняет голову на руки, прижимаясь к белой стене. — Я не намерена раздеваться в присутствии этих жалких волшебничков. А затем её пряди волос беспорядочным водопадом ложатся на плечи, когда она дёргает головой и впивается бешеным взглядом в… Грязно-серую стену. — Какого черта, — шепчет она, сжимая руками свои колени. Непонятный голос, что принадлежит то ли мужчине, то ли женщине, то ли вообще ребенку не отвечает, и Беллатрикс хмурится. Она допускает мысль, что начинает сходить с ума.***
— Оно того стоило? — спрашивает голос, принадлежащий молодой девушке. Это Беллатрикс понимает совсем недавно, когда визиты чего-то неизвестного к ней становятся всё чаще. Она вскидывает голову, смотря на то, как в тусклом свете трепещут полупрозрачные русые локоны, что чуть вьются на концах, и… пожимает плечами. — Да, наверное, — говорит Беллатрикс, облокачиваясь на стену позади себя. — Я верна Тёмному Лорду и… — Будь у тебя дети, ты бы отдала их ему на служение, — заканчивает голос. В его тоне Беллатрикс различает какое-то скрытое недовольство, но не придаёт этому значения. Ровно до того момента, как повернувшись снова к месту, где всегда находился её гость, она не видит взъерошенных волос.***
— Не уходи, — просит Беллатрикс, тут же хмурясь. — Не уходи так резко, я не успела многое тебе рассказать. Неясные глаза, до этого ничего не выражающие, сейчас смотрят на Беллатрикс с мягким укором и насмешкой. Та в ответ хмурится и кусает губы, потрескивавшие и сухие. — Что ты хотела мне сказать? — Твое имя, как тебя зовут?***
— Ты обиделась на меня? — вопрошает Беллатрикс, вытягивая руки к потолку и рассматривая свои поломанные и неухоженные ногти. В ответ ей раздается лишь звенящая тишина, и она поднимает голову с пола, слепо шарясь по углам взглядом. Знакомых карих глаз, веснушек и растрёпанных волос видно не было. Беллатрикс разочарованно выдыхает и стукается затылком о бетонный пол.***
— Ты сдохнешь в одиночестве, тварь, — кричит молодой парнишка, тыча сквозь прутья решетки своей палочкой. Беллатрикс думает, что в таком возрасте стать мракоборцем почти невозможно, но потом вспоминает себя, и мысли плавно перетекают на «откуда в нем так много злости?», а после же она снова вспоминает себя, и… — Почему ты так орешь? — устало произносит Беллатрикс. В её глазах, уже потускневших, и уже не таких чёрных, кажется, мелькает облегчение, когда позади раздается любопытное: — Почему он так орет? — Тёмный Лорд вернулся, — скалится парнишка, и Беллатрикс чувствует, как привычно по телу пробегают мурашки при упоминании Владыки. Она расправляет плечи и долго смотрит в глаза мракоборцу, и тот, сплевывая себе под ноги, уходит дальше по коридору. — Он… жив? — спрашивает Беллатрикс пустоту. Она поворачивается, надеясь увидеть знакомые веснушки, но лишь снова натыкается на серые, обшарпанные стены.***
Вместе с новостью о возвращении Тёмного Лорда в глазах Беллатрикс яркими искрами вспыхивает безумие и ярость, что привычными всполохами дополняют образ этакой злодейки. Да, Беллатрикс именно злодейка, и сейчас, когда надежда на её возвращение в былые ряды появилась и с новой силой захватила её сознание, она понимает — ещё никогда Беллатрикс не была к такому близкому провалу. Ещё никогда она не была так близка к тому, чтобы усомниться в себе, усомниться в Тёмном Лорде. Последнее звучит страшнее и даже, можно сказать, смертельнее, чем если бы Беллатрикс усомнилась в самой себе. Звучит пугающе, и для самой женщины непонятно, как такое вообще могло произойти. Как она, перечеркнув большую часть своей жизни, могла поставить свое «Я» выше Темного Лорда, выше её владыки. — Ты знаешь, что ты не права, — раздается шепот позади, и Беллатрикс даже не вздрагивает, что делала каждый раз, стоило ей услышать знакомый голос. Она спокойно поворачивается, и на её лице привычная усмешка, а высунутый кончик языка увлажняет уже не такие бледные губы. — Разве ты не хотела, чтобы я нашла себя? — скалится Беллатрикс, сдувая прядь волос с лица. — Так вот, я снова обрела веру в то, что выйду отсюда, и, знаешь, твоя помощь мне больше не нужна. Карамельные глаза всего на миг выдают что-то схожее с болью и разочарованием, но Беллатрикс, чьё сердце сейчас бьется ровно, иногда замирая, когда мысли снова возвращаются к Тёмному Лорду, лишь улыбается и машет рукой. — Я всего лишь выдумала тебя, потому что мне нужна была опора, но сейчас… Сейчас ты не нужна мне. Прочь. Когда последняя веснушка растворяется в воздухе, Беллатрикс сваливает неожиданную тяжесть в груди всего лишь на счастье от того, что Лорд, её Лорд, снова с ней. Он рядом, и он обязательно вытащит её отсюда.***
Спустя еще месяц беспокойных снов, подъемов из-за очередного мракоборца, которому вдруг вздумалось постучать по металлической решетке и вновь увядающей надеждой на своё спасение, Беллатрикс всё так же вздергивает подбородок и шипит: — Нет, я ни за что не признаюсь, что скучаю, — произносит она с чувством, будто бы призрачные веснушки, кудрявые волосы и карамельные глаза виноваты во всей этой истории. Виноваты в том, что Беллатрикс стала тем, кем стала. Что она оказалась в этом месте, и в том, что… Беллатрикс сейчас одна. — Я не одна, — упрямо произносит она, опуская ладонь на холодный пол и притягивая колени к груди. — Не одна. Холод Беллатрикс тоже проводит в полном одиночестве. Точнее, она проводит в одиночестве всё своё время, но ночи, что с каждым часом кажется становятся всё холоднее и мрачнее уже вообще не дают ей спокойно дышать. Ей нужен воздух. Воздух и что-то теплое, что-то радостное, в конце концов. Да, она признается. Та самая Беллатрикс Лестрейндж, что навевает страх и ужас лишь одной мелькнувший за углом прядью и отдалённым безумным смехом, признается в том, что ей нужен свет. Ей нужна эта призрачная уверенность в себе, что заключена в добрых глаза; упертость, что проглядывается в каждой веснушке и понимание, что видно в лёгкой улыбке нежных губ. Ей нужно это. Пусть это иллюзия, пусть призрак, да пусть даже само воображение Беллатрикс играет с ней, словно она, какая-то сломанная кукла. Она нуждается в иллюзии тепла.***
— Я была не права, — произносит Беллатрикс в пустоту. У неё снова спутанные волосы, снова тусклые глаза и снова отметины от ногтей на ладонях. Снова покусанные губы и безумный взгляд, устремлённый в стену напротив. Снова, и снова, и снова. Снова. Одна. Беллатрикс смеётся. Громко, с толикой безумства, что присуще только ей; с печалью, что так для неё несвойственно, что вместе с тем так обыденно смотрится на её изнемождённом лице. Она устала. Просто устала. Она мёрзнет, и даже заклинания, что направлены для того, чтобы заключенные просто не замерзли от холода дементоров, от холода ночей, теперь не спасают. Вообще не спасают. У Беллатрикс холодные пальцы и горячие губы, так что навряд ли для неё теперь странно прикладывать руки к губам и просто стоять. Стоять подолгу и смотреть на стену напротив себя. — Я была не права, — с лёгкой усмешкой говорит она. По сути, это ничего не меняет, и Беллатрикс склоняет голову в подобии смиренного поклона, будто бы ожидая своей участи. — Я признаю свои ошибки, только вернись. Но видение не возвращается, и Беллатрикс всё продолжает мерзнуть. Она думает, что у её видения очень тёплая и мягкая кожа. У самой Беллатрикс кожа сухая, холодная и неприятная, так что ей самой от себя становится противно. Но у её видения мягкие губы, горячее дыхание и плавные движения, что у Беллатрикс вызывает табун мурашек. Её видение отдаёт теплом даже тогда, когда его больше нет.***
— Снова ты? — хрипло шепчет Беллатрикс спустя неделю ужасного холода, ломоты и дрожи всего тела. Она смотрит сквозь решётку камеры и устало выдыхает. Парнишка смотрит довольно, можно даже сказать с превосходством, и Беллатрикс уже даже не огрызается на доставучие «узница». — Узница смеет так со мной разговаривать? — усмехается он. Беллатрикс неопределенно пожимает плечами и отворачивается от него, сверля взглядом стену напротив. Ей хотя бы знак какой-то, что плод её воображения ещё здесь, с ней. Но стена все` также остаётся грязно-серого цвета, воздух такой же спертый и холодный, а позади все` также маячит фигура и плюётся ядом. Она устала. Ей уже всё равно, что говорит этот зазнавшийся волшебник, что тыкает в её сторону палочкой и что он вообще думает. Всё равно. Но вот мракоборцу, видимо, нет, и, кажется, из-за этой ненависти и злости он уже не знает, что творит. Решетка громко скрипит, и Беллатрикс, что не слышала этого звука несколько месяцев, в шоке замирает и медленно поворачивается. На лице её читается то ли ужас, то ли удивление, то ли всё вместе, и на лице её незваного гостя — лишь презрение и усмешка, что говорит сама за себя. Но почему-то Беллатрикс этим не обеспокоена, наоборот, она расправляет плечи и облизывает губы, а план в её голове приобретает совершенно другие краски. Она готова сбежать. Сбежать из этого ада. Она бросается вперед, вытягивая руку по направлению к мракоборцу, и тот от неожиданности забывает, что у него в руках волшебная палочка. Именно это Беллатрикс и нужно. Она опрокидывает его на пол, выхватывая палочку из рук и направляет её на распластанное тело. — Я узница, — говорит Беллатрикс с безумной улыбкой и прищуренным взглядом. — Но я узница собственного сознания. Когда в тишине звучит «Круцио» — Беллатрикс чувствует только жар, что распространяется по всему телу. Палочка падает на пол именно в тот момент, как руки женщины изгибаются под немыслимым углом. Она не чувствует боли, но чувствует жар. Жар, поглощающий всё ее тело целиком и не дающий выдохнуть нормально. Но она не чувствует холода — и это единственное, что имеет значение.***
— Ты поступила верно. Беллатрикс смеётся и проводит рукой по непривычной тугой косе. В неё вплетены какие-то ленты и цветы, что еще кажется ей ещё более странным. Но пусть. — Да, наверное, — Беллатрикс улыбается и ложится на колени девушки, чья рука тут же оказывается на её голове. — Но было больно. — Мне тоже было больно, когда ты отреклась от меня. Беллатрикс жует губу и кивает. — Как тебя зовут? — Гермиона, — следует ответ, и Беллатрикс поднимает руку, проводя по щеке своей не такой уж и бредовой фантазии. Тепло. Теперь ей тепло.***
— Улучшений нет? — мужчина делает какие-то заметки, следя за тем, как его коллега проводит палочкой по телу женщины, находящей в какой-то прострации. Она, кажется, даже не моргает, лишь легкая улыбка, что так непривычно смотрится на её лице, доказывает, что та еще хоть как-то реагирует. — Никаких.