***
Возможно, студентка, которая никогда не ошибалась, наконец ошиблась. Гермиона, правда, не испытывала ничего подобного, когда просто смотрела на какого-то человека. Это было дико, опьяняюще, и совершенно, так совершенно, что даже не верилось. Беллатрикс была для нее идеальной, не только полностью попадая под ее типаж, но становясь этим самым типажом. Эти скулы, волосы, губы и глаза — все это восхищало Гермиону и отдавалось внутри нее каким-то трепетом. Будто бы все ее естество колотилось вместе с ее сердцем. — Привет. Беллатрикс выглядит удивленной. А затем эта эмоция сменяется чистой насмешкой. — А, это ты та самая зануда с первого курса? Гермиона не плачет, нет. Могло бы быть и хуже. Просто становится неприятно, что их знакомство начинается с такой ноты. Видимо, Беллатрикс не очень любит случайных людей, что пытаются с ней заговорить. — Ты просто пытаешься ее выбелить, — говорит Гарри. Он выглядит обеспокоенным, но Гермиона просто качает головой. — Нет, не пытаюсь. Ты не можешь говорить, что мое предположение заведомо ложное. — Вообще-то могу, ты совершенно не знаешь ее.***
— Привет. — Снова ты? — на это раз Беллатрикс хмурит брови — от прежней улыбки не осталось и следа. Гермиона хмурится тоже, пытаясь понять, что же случилось. — В любом случае, как у тебя с экономикой? Удивляться Гермионе некогда, так что она просто пожимает плечами: — Преподаватель сказал, что я лучшая в классе, но я знаю, что могу делать… Беллатрикс не дает ей договорить. Беспардонно вручив Гермионе тетради и учебник, она машет рукой на прощанье. — Надеюсь, сделаешь все, как надо.***
Мысли о том, что она, может быть, влюблена в Беллатрикс, полностью отвлекают от экономики. Это бесит, но Гермиона не из тех, кто так легко сдается. — Нет, это просто невозможно, — заявляет Гермиона, но сама в это слабо верит. Невозможно же, правда?***
Да, она определенно влюбилась в эту заносчивую старшекурсницу Беллатрикс Блэк, тетрадь по экономике которой у нее в портфеле. Это такое опьяняющее чувство, что Гермионе хочется скакать от радости. И облегчения, потому что она, наконец, разобралась со своими чувствами. Это необычно, ни на что не похоже, но ей так нравится это, что становится плевать на все остальное. Доводы ее друзей, здравый рассудок и насмешливый взгляд Беллатрикс из-под опущенных черных густых ресниц — все это совершенно не имеет для Гермионы значения, не сейчас, когда сердце в груди вот-вот выпрыгнет. — Я сделала, — говорит Гермиона и ослепительно улыбается. Беллатрикс одаривает ее подозрительным взглядом, но берет тетрадь в руки и бегло просматривает исписанные страницы. Почерк аккуратный, почти каллиграфический, любой бы восхитился. Но вот Беллатрикс не любая, поэтому морщится и тычет пальцем в одну из строк. — К чему все эти завитки? Для рисования существует альбом. Тебе подарить, а Грейнджер? Гермиона проглатывает насмешку как само собой разумеющееся и глупо улыбается. Беллатрикс закатывает глаза, смотря на Гермиону взглядом полным жалости.***
— Окей, вы были правы, — говорит Гермиона примерно через месяц. Рон и Гарри могли бы хотя бы для приличия выглядеть удивленно, но вместо этого они просто переглядываются между собой. — Да что ты говоришь, — подает голос Рон. Гарри кивает. — Ох, от вас поддержки как от валенок. — Мы согреваем душу и сердце. Гермиона морщится и принимается за подготовку к следующей паре. Похоже, Гермиона полностью попала под колпак, так как вся домашка Беллатрикс магическим образом сваливается на нее. Это льстит. Нет, серьезно льстит. — Что-то еще? — спрашивает Гермиона, перекладывая тетради Беллатрикс из одной руки в другую. — Нет, — отвечает Беллатрикс взмахивая рукой. — Поторопись, девчонка. Гермиона задерживается в университете почти допоздна, помогая ректору с бумагами. Все, о чем она может думать в это время — Беллатрикс, домашка Беллатрикс, Беллатрикс. Это немного ненормально, но Гермиона слишком рада своим чувствам, так что мало обращает на ненормальность внимания. Когда она выходит из здания, то первым делом вдыхает чистый и свежий воздух полной грудью. Боже. Она спускается по ступенькам вниз, намереваясь поймать первое такси, но что-то ее останавливает. Точнее, кто-то. Черные кудрявые волосы кажутся слишком знакомыми, и Гермиона почти уверена, что это не может быть обычным совпадением. Она улыбается и делает несколько шагов по направлению к Беллатрикс, что окружена компанией еще каких-то старшекурсников. Гермиона не знает, чего хочет от этого своего действия. Так же она не знает, что хочет услышать. Но именно это незнание, неожиданность слов и знакомый до боли голос ранят так глубоко. — Она глупая, — говорит Беллатрикс. — Глупая девчонка Грейнджер, влюбившаяся в меня. Если она так и продолжит не видеть дальше своего носа, то я буду пользоваться этим столько, сколько мне нужно будет.***
Гермиона не плачет. Она воет себе в подушку, захлебываясь слезами и горькой обидой, что засела где-то в глубине ее сердца. Это настолько больно, что хочется разодрать свою грудь к чертям и вынуть из нее пылающее сердце. Свое, блять, сердце, которое она так необдуманно отдала Беллатрикс. — Ненавижу! — рычит Гермиона, размазывая по лицу слезы. — Как же я, блять, тебя ненавижу!