Иосиф Бродский — Новый Жюль Верн (1976) VIII Море внешне безжизненно, но оно полно чудовищной жизни, которую не дано постичь, пока не пойдешь на дно…
Отрицание
— Так, собери жопу в кулак и хватит сопли распускать! Егор сжал смартфон в руке с такой силой, что казалось, еще чуть-чуть и с виду надежный корпус просто треснет. Он до безумия хотел врезать братцу Дамиру, который почему-то решил просить помощи для своего педиковатого ветеринанчика именно у него, тем самым ставя Егора перед выбором — брат или принципы. — Вытащи голову из задницы и звони Андрею, это он здесь юрист, а не я. Все шаги согласовывай с ним. И это… — прошептал он, с опаской покосившись на курящего рядом охранника. Наверное, он бельгиец и по русски ни бум-бум, но лучше перестраховаться, — педерасню свою не показывайте. Это будет использовано против вас. Поздравляю, братец, ты теперь участник процесса, построенного на обвинении в гомосятине, а я ведь предупреждал, что ты разрушишь свою репутацию. Все, до связи… Ярость булькала в теле, от чего и так горячая кровь закипала, а почти просранная встреча, на которой он должен был вести переговоры с педантичным до паранойи немцем, необходимость помогать столь жалкому существу, как Саша Воронцов, да и придурошный Дамир, который однажды решил, что их семье не хватает геев в роду, лишь подогревали неконтролируемый приступ агрессии. Отшвырнув от себя недокуренную сигарету, Егор, игнорируя неодобрительный взгляд престарелого чистюли-дворника, ко всему прочему еще и демонстративно сплюнул на пол и вернулся в показавшийся до омерзения пафосным клуб. — Милый, что произошло? Изуродованная длинными ярко-красными ногтями рука Марины легла на плечо Егора, и он тут же брезгливо скинул ее, не желая отвечать. Не сейчас и уж точно не этой розововолосой девке, которой по глупости сделал предложение и подарил чертово кольцо. Грубо оттолкнув ее, совершенно не заботясь о том, как это выглядит со стороны, он, одернув полы пиджака, направился к столику давно ожидающего его немца. — Прошу прощения, что заставил Вас ждать. Важный телефонный звонок, — переходя на немецкий, протянул Егор, пожимая руку. — За это небольшое недоразумение, можете быть уверенны, я сделаю хорошую скидку, если мы все же придем к соглашению. Разговор велся неторопливый, видимо, этот тип в скучном сером пиджачке от Emporio Armani, был не из числа тех, кто ценит лаконичность и внимание к деталям. Иметь с ним дело хотелось все меньше, а тот факт, что прямо под ними, на минус втором этаже проходит аукцион, на котором, возможно, именно в эту минуту продают шлюху со стартовой ценой в тридцать тысяч долларов, решило исход встречи. — Уверен, нам нужно все обдумать, обсудить с кризис-менеджерами, — скомкано забормотал Егор, выискивая взглядом в толпе наверняка обиженную Маринку. Закончить поскорее цирк с совершенно не заинтересованным в успехе потенциальным партнером и пойти искать свою пассию. Вот и всё. Только так. — Думаю, есть вероятность, что… Егор резко дернулся от боли, зажмурился, не сразу сообразив, что вообще произошло. Блять, да как так, чтобы у него, у которого никогда не было проблем с сердцем, с его же слов, по причине того, что никакого сердца и в помине не было, вдруг ощутимо кольнуло под ребрами. — Мой секретарь позвонит Вам и назначит встречу, — со скучающим видом осматривая клуб, протянул немец, складывая бумаги в папку. Он даже не заметил изменения в настроении своего визави. Впрочем, боль быстро прошла, оставив после себя неприятный горчащий привкус тревоги. Они пожали руки и разбежались в разные стороны, радуясь, что эти безрезультатные переговоры наконец-то закончились. Все еще пошатываясь от непонятной слабости, Егор подошел к бару, ожидая застать свою невесту за выпивкой, но бармен любезно подсказал, что видел ее спускающуюся вниз, туда, где проходили торги. — Ну и дура, — фыркнул он и ткнул пальцем в бутылку вискаря. — Бармен, плесни волшебства в стакан. Пойду искать свою принцессу. Унылый парень в безвкусном костюмчике налил немного янтарного пойла и отошел к другим гостям, а Егор снова с тоской вспомнил о Родине, где бармен — это лучший психолог, информатор и, чего уж тут скрывать, друг. Подхватив стакан, он погонял лед по стеклянным стенкам и поплелся к лестнице, устланной красным ковром. Слишком напыщенно, если быть честным, но народу нравится. Эти проклятые нувориши, бывшие мошенники, а ныне же финансовые аналитики, питали нежные чувства к позолоченным деталям и звону хрусталя, а Моне от Мане отличить были не в состоянии. Без труда узнав среди гостей Марину, он направился прямиком к ней, упал на свободное сиденье, придавив край мерцающего черного платья. — Хамло! — процедила она, не отрывая взгляда от сцены. — Смотрите, какой важный курица, — подражая Борату, передразнил Егор, даже не глядя в лицо своей даме. — Энди Глубокую Глотку уже продали? Маринка презрительно скривилась, кинув на него наполненный гневом взгляд. О, сколько яда было в ее мелодичном голоске. — Да, купили за шестьдесят тысяч… Егор едва не подавился виски. Закашлялся, сгибаясь, а Марина со всей силы ударила его ладонью между лопаток, вымещая злость. — Шестьдесят?.. За эту шлюху? — вытирая рукавом дизайнерского пиджака подбородок, прошипел он, мучаясь от раздирающей боли в обожженном горле. — Я бы ни цента не дал за него! — А вот Шарль де Золэ дал целых шестьдесят тысяч зеленых, — процедила в ответ Марина. — И, будь уверен, борьба была яростная. — Золэ? Он же наркобарон. На кой черт ему… Понимая, что Маринка с ним разговаривать не желает, Егор поднялся на ноги и прошелся к столику хозяина аукциона. — Герр Шульц, — вежливо кивнул он, присаживаясь рядом с лукаво улыбающимся немцем. — Как Вам вечер? — Великолепно, господин Мильто, ведь я сам его организовал! Вы, я полагаю, хотите подвести к вопросу, как же мне удалось продать нашего драгоценного Энди по цене автомобиля? Егор медленно поднес стакан к губам и неторопливо отпил, обдумывая ответ. Очень уж его смущало самодовольство на старческом лице проклятого немца, будто тот на иной поворот событий и не рассчитывал, будто знал, кто и с каким вопросом к нему подойдет… Да и что за вопросы? Если так разобраться, то ему должно быть глубоко плевать, кто купил и кого купили, ведь главное, что ставка сыграла, немец оказался прав, комиссия пошла в казну, а значит, аукцион и весь этот клуб дело прибыльное, но… но все-таки, шестьдесят тысяч? — Моя птичка сказала мне, что теперь им владеет наш печально известный французский друг Шарль де Золэ? Насколько я знаю, этот доморощенный Пабло Эскобар сейчас в бегах и вряд ли появится на торгах, когда он находится в международном розыске, как один из самых известных наркобаронов современности? — Конечно же, он не здесь, а мальчика от его имени купила мадам де Золэ. — Тогда… Немец снял очки и наклонился над столом, понижая голос до едва слышного шепота. — Господин Мильто, давайте на чистоту. Что Вы хотите узнать? — Вы сами прекрасно понимаете, что меня интересует цена. Обоснуйте ее. Шульц посмотрел на него долгим пронзительным взглядом, будто обдумывая, а стоит ли вообще что-то говорить, или лучше накинуть вуаль ненужной таинственности, а потом махнул рукой в сторону балкона, где находились VIP-места. — А почему бы Вам не обсудить это с мадам де Золэ? Я лишь выставил стартовую цену, а вот шестьдесят тысяч заплатила именно она. Егор скользнул взглядом по балконам, пытаясь угадать, в какой же лоджии сидит жена наркобарона, и разочарованно покачал головой. — Увы, но мадам даже разговаривать со мной не станет. — Бросьте, господин Мильто, я думаю, у Вас с четой де Золэ гораздо больше общего, чем Вы думаете. Например, наука, — произнес немец выразительно подчеркивая последнее слово. Шульц знал гораздо больше, чем Егор предполагал, и это было почти катастрофой, если только… если только не провернуть все это себе на пользу. — Хотите сказать, у меня есть шанс использовать свои знания… — Хочу сказать, что Вы попусту тратите время, разъезжая по научным конференциям, пока кое-кто продает свое умение за шестьдесят тысяч долларов! Нет. Стоп. Не хочет же этот хитрый лис сказать, что Егору следует выйти на сцену и продать себя, как… Бред, конечно же, он имел в виду совсем иное. — Господин Мильто, Вы профессор и доктор наук, так почему бы Вам не уйти от Вашего работодателя и не заняться вплотную, как бы это помягче… — Шульц задумчиво почесал затылок, поглядывая в сторону лоджий, и растянул тонкие собачьи губы в глумливой ухмылке, — …развитием особых направлений химической промышленности? За небольшое вознаграждение я с удовольствием проведу Вас к мадам де Золэ и дам рекомендации. Насколько мне известно, Вы были заинтересованы в развитии своих талантов. Кажется, даже разговаривали с самим Шарлем де Золэ, однако потом псы правосудия открыли охоту на него и… — Нет, — Егор залпом допил виски, поморщился и поспешно поднялся на ноги. — Прошу меня простить, герр Шульц, но я все обдумал еще много лет назад и все-таки решил не связываться с наркотиками. Немец вздохнул и развел руками, а в голосе его прозвучало глубочайшее разочарование. — Как знаете, господин Мильто. Но если вдруг Вы решите реализовать свой потенциал, я всегда рад поспособствовать этому. Коротко кивнув, Егор поспешно удалился, почти сбежал от этого странного старика, так смахивающего на черта своей козлиной бородкой и смуглой тонкой кожей, плотно обтягивающей некрасивой формы череп. Он что-то скрывал, но все-таки дал одну подсказку. Энди Глубокая Глотка, видимо, был нужен чете де Золэ не для сексуальных утех, а для производства наркотиков, только вот как он мог помочь в это деле? Он же… — Я беру такси и уезжаю, — заявила Марина, когда Егор сел в кресло рядом с ней. — Ты весь вечер где-то шляешься, хамишь мне и ведешь себя, как последняя скотина. — То есть, как всегда? — равнодушно протянул Егор, доставая портсигар. — Милая, ты же не думала, что сможешь изменить меня? Ты не из глупых, не так ли? — Иди к черту! — отмахнулась женщина, комкая в руках край своего великолепного платья. — Я таскаюсь с тобой по приемам, летаю на другой конец планеты, чтобы встретиться с твоей семьей, краснею за тебя, слушая, как ты унижаешь любовника своего брата, а теперь ты еще и бьешь меня?! После всего, что я делаю для тебя? Егор закурил, выслушивая ее слова с деланным равнодушием. На самом деле, он уже жалел, что оттолкнул ее. Все-таки физическое насилие по отношению к женщинам он не одобрял, но извиняться не собирался. Просто язык не поворачивался сказать «прости меня». Поэтому он лишь молчал, ожидая, когда она закончит свою гневную тираду и уйдет. Просто уйдет и оставит его в покое. Хоть ненадолго, чтобы он мог разобраться со своими мыслями и ощущениями. Откинув длинные малиновые волосы, она наконец-то встала и, гордо задрав носик, ушла, цокая каблучками по кафельному полу. Егор сжал сигарету зубами и обернулся, глядя ей вслед. Но яркая шевелюра быстро скрылась за углом, зато внимание его привлекла другая совсем неприметная фигурка. София де Золэ. Верная супруга французского Пабло Эскобара разговаривала с герром Шульцем у колонны, размахивая руками так, будто была чем-то очень сильно рассержена или расстроена. Сделав очередную затяжку, Егор кинул сигарету в опустевший стакан и, оставив его на сиденье, направился к бару, планируя раздобыть себе еще немного алкоголя, к тому же, спасаясь от соблазна все-таки послушать немца и переговорить с мадам. Вообще-то он очень давно хотел вывести бизнес на новый уровень, уволиться со старой работы и податься в криминал, но сейчас, когда он немного повзрослел и, чего уж тут скрывать, растерял свое прежнее бойкое бесстрашие, он уже не спешил ступать на кривую дорожку, и тому было несколько причин. Во-первых, исчезла острая необходимость. Его вполне легальная работа приносила неплохой доход, да и к тому же он мог заниматься любимым делом — наукой, преподавать в одном из лучших ВУЗов Брюсселя, участвовать в международных конференциях и отправляться в длительные командировки. Во-вторых, он банально боялся попасться, потому что тогда в лучшем случае придется бежать из страны и покидать зону комфорта, в которой уже успел и квартиру в центре купить, и машину, и даже найти невесту. В-третьих, что немаловажно, раньше Егор считал себя недооцененным, искал общественное признание и славу, но после того, как год назад получил звание доктора технических наук за исследования в области мехатроники, успокоился, поглаживая по шерстке свое эго осознанием того, что он один из самых молодых и перспективных докторов наук в Европе. Но слова герра Шульца пробуждали дремавшие амбиции, и Егор почти с тоской ощущал, как азарт и жажда наживы вновь берут под контроль его разум.***
На утро все мировые СМИ раструбили, что Шарль де Золэ был найден мертвым в маленьком бунгало на одном из Сейшельских островов, где скрывался последние три месяца. Убит он был выстрелом в голову еще во вторник, а значит, провалялся в бунгало двое суток. Егор знал, что поведение мадам де Золэ как-то связано с этим, а еще чувствовал: где-то в чем-то его жестко обманули. Разумеется, Энди Глубокая Глотка совсем не уникален и уж точно не стоит шестьдесят тысяч долларов, пусть он даже будет самым искусным «шпагоглотателем». Энди Глубокая Глотка — всего лишь прикрытие. — Марина, позвони Альберто, я хочу проверить документы со вчерашних торгов, — попросил он, убирая тарелки в посудомойку. — Сам позвони! — обижено крикнула женщина, выглядывая из ванной комнаты. — Пока ты не научишься себя нормально вести, я не собираюсь тебе помогать! Покачав головой, Егор взял в руки телефон и набрал номер. Уже спустя два часа он подруливал к дверям клуба, так до конца и не зная, почему так прицепился к этому лоту. Вообще-то, если Энди был «особым», бесправным рабом, которого продавали против его воли, то с этим нужно было разбираться вместе с другими спонсорами, а не в одиночку. Однако Егор как всегда предпочел сперва узнать всё, а уже потом решать, стоит ли поднимать панику. Отдав ключи парковщику, он направился прямиком к залу переговоров, где его уже ожидал личный юрист Альберто. — Ну, что скажешь? — без лишних вежливых расшаркиваний, поинтересовался Егор, подходя к мини-бару. Налив себе немного рома, поскольку виски здесь был откровенно дерьмовый, он приблизился к утопающему в бумагах пухлому юристу и сел рядом, заглядывая в скучную серую папку со странным именем, написанным печатными буквами Joukahainen Halla. Внутри было всего лишь парочка листочков, исписанных аккуратным почерком, но ни слова Егор не понял. — Это финский, — поглядывая на него поверх очков, произнес Альберто. — Тогда зачем ты ее сюда приволок? — пробегаясь глазами по строчкам, буркнул Егор, пытаясь отыскать хоть одно слово, имеющее аналог в немецком, английском или русском. — Переводчики сделали для Вас копию на русском языке, — мужчина отыскал в ворохе бумаг подходящий листок с напечатанным текстом. — Это дело нашего Энди, который ушел с молотка по цене шестьдесят тысяч долларов. Сразу предупреждаю, что в его деле нет ответа на этот вопрос. Егор поджал губы, без особого интереса читая: «Юкахэйнен Халла. 25 лет. Место рождения — г. Куопио, Финляндия. Не женат. Детей не имеет…» — Тогда почему? Альберто снял очки с крючковатого носа и наклонился ниже, точно так же, как буквально вчера делал герр Шульц, доверительным шепотом протянул: — По документам все идеально, но я уверен, что здесь явный откат. Схема проста — выставить высокую цену, якобы мальчик уникален, чтобы отсеять тех, кому нужна живая секс-кукла. Продать по завышенной цене, чтобы официально в бумагах отражалась только комиссия, а на деле же распилить оставшуюся часть суммы. — Но… — Егор откинул листок с переводом и подпер голову рукой, тоже переходя на шепот. — Но зачем мадам де Золэ заниматься такими глупостями? Ее муж воротил миллионами долларов, а тут какие-то жалкие шестьдесят тысяч! — Да, но мсьё умер, а его счета арестованы, так что нет никакого смысла в том, чтобы… Господин Мильто, Вам плохо? Плохо ли ему? Нет, хреново. Странная тревога вдруг вспыхнула в груди, а сердце забилось с перебоями, словно мигающая от перепада электричества лампочка. Точно так же, как и вчера закололо сердце, только в этот раз сильнее, ощутимее. В ушах зазвенело, будто у Егора резко упало давление. Он подскочил, чувствуя, как бешено пульсирует кровь в висках. Нужно идти, нужно… — Что с Вами? — испугано вскрикнул Альберто. Он схватил Егора за ледяную руку и попытался усадить обратно в кресло. — Позвать врача?.. — Нет-нет! Просто… Паника нарастала, но она будто была… не его. Будто не ему принадлежала. — Я должен идти, — оттолкнув от себя руки Альберто, прошептал он, нетвердой походкой направляясь к двери. Что-то заставляло его двигаться, идти вперед и не останавливаться. Стакан, который он все еще держал в руках, притягивал взгляд, и Егор быстро отпил обжигающий ром, но вместо облегчения почувствовал только еще более сильную жажду. Другую жажду, не физического характера. Внутри него все сжималось и скручивалось в жгуты, так что трудно становилось дышать. Страшное, болезненное оцепенение сковало мышцы, выжигая все иные желания, кроме одного единственного — идти вперед. Он толкнул дверь с такой силой, что та с грохотом впечаталась в стену, оставив вмятину. — Господин Мильто! — кинулся вслед за ним Альберто. Он кричал что-то еще, но Егор залепил ему рот и прислушался. Совсем рядом кто-то визгливо голосил. — Это из комнат для временного содержания, — прошептал он и, с трудом сдерживаясь, чтобы не побежать, направился туда. Чем ближе он подходил, тем стремительнее крепла его уверенность, что именно здесь он должен находиться, что он все делает правильно. Без стука распахнув дверь, Егор шагнул вовнутрь, впервые оказавшись в этом месте, куда поклялся никогда не совать нос. Он ожидал увидеть клетки, как в собачьем приюте, но на самом деле это помещение скорее напоминало солдатские казармы с огромным количеством одинаковых кроватей, ныне же пустующих. В комнате находились довольно интересные личности — и герр Шульц, и мадам де Золэ собственной персоной, и молодой мужчина, сын мадам, и личный охранник жены наркобарона, но взгляд Егора все равно зацепился за парня, вернее, за то, что он мог выхватить за спинами толпящихся у входа людей. Он пытался рассмотреть хоть что-то, но в суматохе мелькающих рукавов, воротников, разметавшихся волос и дужек очков, сумел уловить только стальной отблеск любопытных серых глаз, которые будто тоже пытались изучить его, да манящие розовые губы, совсем девчачьи и какие-то до неприличия пленительные. Мадам кричала на французском, и словарного запаса Егора хватило только на то, чтобы разобрать некоторые матерные словечки и обвинения в адрес Шульца, но он не мог заставить себя вслушиваться в эти слова, попав в плен нездоровой заинтересованности мальчиком. — Вы шарлатан! — завопила мадам не своим голосом, а потом… потом одним стремительным движением скользнула к замешкавшемуся, не замечающему ничего вокруг пареньку, который не сводил глаз с Егора, и ударила в лицо зажатым в кулаке телефоном. На белые простыни стоящей рядом кровати упали рубиновые капли крови. Егор только успел заметить, как взметнулись светлые кудрявые волосы мальчишки, уловил ошарашенный взгляд испуганных серых глаз, и… В голове что-то щелкнуло, перемкнуло, заискрило и выключилось. Шум в ушах перерос в настойчивое гудение, тело резко поменяло положение в пространстве, и боль в почему-то оказавшейся заломанной руке резко отрезвила, будто ведро холодной воды на голову. — Отпустите его! — заорал Альберто. — Кто это вообще такой? — взвизгнула мадам де Золэ. — Наш спонсор, — обреченно пробормотал герр Шульц. — Тот самый господин Мильто. Должно быть, выпил лишнего. Егор понял, что ему нечем дышать, потому что шкафоподобный охранник придавливает его к кровати, и вывернул голову, вдыхая кислород в легкие. Перед глазами все плыло, но он фокусировался на одном лишь ярко-красном пятне — кровь, которую кудрявый мальчик пытался вытереть, только сильнее размазывая ее по лицу. Егор не понимал себя, не узнавал себя, будто сознание раздвоилось, и вот это порочное звериное нутро взяло под контроль его тело. Может, проблема действительно была в алкоголе, а может, в чем-то ином, более глубинном — Все нормально, Вы успокоились? — склонился над ним Альберто. Наверное, стоило бы ответить «да», чтобы его отпустили наконец-то, а не держали, как какого-нибудь преступника, но это была ложь. Нет, он не успокоился. Он вообще не соображал, что происходит, почему на лице парня кровь, почему он плачет и испуганно таращит глаза. Почему Егора вообще это тревожит и злит?.. — Отпустите его, — попросил Альберто, и охранник действительно отошел в сторону, позволил подняться и поправить измятый пиджак. Мадам де Золэ презрительно скривила свои напомаженные дутые губехи и заголосила о психах и аферистах, а у Егора так сильно разболелась от ее криков голова, что он позволил себе заорать на нее, перекрикивая: — Да закройся же ты, старая дура! Визгливая баба действительно замолчала, будто ей кто-то кляп в рот всунул. Она не знала русского языка, но почему-то все равно остановила потоки словесного поноса и, сжав кулак, пригрозила Шульцу расправой, а потом стремглав вылетела из комнаты, схватив под руку молчаливого и какого-то будто пришибленного сына. Охранник последовал за ними. — Герр Шульц, что здесь произошло? — старательно сохраняя сдержанный тон, деловито поинтересовался Альберто. — Что так разозлило мадам де Золэ? Немец заложил руки за спину и прошелся из стороны в сторону, что-то обдумывая, а потом, поправив съехавшие на самый кончик горбатого носа очки, осторожно произнес: — Этот… лот… — он ткнул пальцем в пространство между кроватями, где сидел, поджав под себя ноги, мальчик. — Кхм… Этот Юкахэйнен Халла оказался всего лишь полным однофамильцем другого Юкахэйнена Халла. Егор, всеми силами стараясь не смотреть на пятна крови, насильно удерживая взгляд на суетливом Шульцом, недоверчиво прищурился. Что за дешевые фокусы? Как-то история не особа убедительна, будто немец только что ее выдумал. А вот Альберто, кажется, купился. Всплеснул руками и сокрушительно покачал головой. — Какая досадная оплошность! — Да, только мадам де Золэ отдала свои последние деньги на покупку этого мальчика. А теперь, после смерти ее мужа, когда все счета арестованы и единственный актив, который у нее имеется — это квартира в центре Парижа, принадлежащая матери… — Так верните деньги мадам… — Егор сжал зубы, уже зная, что немец ответит на это. — По документам эти деньги проходят как пожертвования в фонд борьбы с детским раком. Мы не имеем права перечислять деньги обратно на счета физических или юридических лиц! Тревога медленно угасала, боль в висках тоже переставала быть такой невыносимой, и Егор вдруг понял, что нет ни единой причины оставаться в этой комнате, потому что помогать Шульцу он не собирался, а искать выгоду в столь муторном деле было глупо. Но Альберто предложил: — Если мадам де Золэ отказывается от мальчика, так, может, стоит выставить его на следующем аукционе, а вырученные деньги провести по офшорам и вывести на личный счет мадам? Немец только отмахнулся. — Не смешите меня! Как я продам обычную шлюху за шестьдесят тысяч долларов? Ему красная цена — десятка! Что там продавать? Девственность, которую ничем не подтвердишь? Смазливую мордашку, на которую никто уже не купится? Этот лот был уникален тем, что за именем прятался гениальный химик, а не обычный финский студент! Черт, и как же меня угораздило вляпаться… Альберто ухмыльнулся и открыл рот, чтобы запротестовать, сказать что-то неимоверно глупое, но Егор не хотел находиться в этой комнате и слушать диалог, выстроенный на столь неплодородной почве. Не прощаясь, ничего не объясняя, он поспешно покинул комнату, и с каждым шагом, увеличивающим расстояние между ним и кудрявым светловолосым фином, все сильнее чувствовал, с какой ужасающей скоростью скатывается в пропасть все, что он так бережно по крупицам собирал всю свою жизнь.***
Егор не мог спать. Он вертелся всю ночь, прислушиваясь к мерному дыханию Марины, шуму ветра за окном, собственному бьющемуся с перебоями сердцу. Он даже не мог закрыть глаза, потому что едва ли веки опускались, под ними тут же рассыпались рубиновые осколки крови кудрявого, чудовищно притягательного паренька. Энди Глубокая Глотка. Сука. Какая же сука дала столь омерзительное имя этому прекрасному непорочному ангелу?.. Егор тихонько застонал, закрывая лицо руками. Какого черта он думает про эту паршивую шлюху весь день и всю ночь, воспринимая свое бегство как гнусное предательство, оскорбление, нанесенное Богу? Почему не может перестать ругать себя за то, что не успел рассмотреть поподробнее, быть может, и нашел бы какие-то изъяны во внешности этого Энди, быть может, убедился наконец-то, что ничего особенного в этом парне нет, хотя бы потому, что это, блять, парень! Скинув с себя тяжелое одеяло, Егор встал на ноги, с тоской глянув в окно, за которым медленно вступал в свои права новый день. Небо светлело, на улицах начали появляться первые прохожие. Страшно захотелось закурить. — Ненавижу… — процедил он, и, бессильный против приступа гнева, сжал в руках пачку сигарет, ломая хрупкие никотиновые палочки внутри. — Бляди паршивые… Он пинком распахнул дверь на балкон и зашвырнул смятую пачку вместе с дорогущей бензиновой зажигалкой куда подальше. Где-то там на севере герр Шульц решал судьбу чертового Юкахэйнена Халла, пытаясь продать дешевку по цене алмаза, а Егор… Егор не находил себе места, ногтями выскребая из своей дурной башки впечатавшийся в память образ. — Ебаные шлюхи… — потеряно шептал он, глядя в предрассветное небо. Нет, определенно нужно сваливать. Просто хватать ноги в руки, брать билет на самолет и лететь домой, к брату, решать его проблемы, лишь бы не думать о своих сраных тараканах с подозрительно голубым отливом. Он поспешно вернулся в спальню, поскольку сам же выкинул пачку сигарет, лишив себя возможности покурить, и, захватив ноут, отправился на кухню. Ближайший рейс был на вечер и это было просто идеально. Как раз закончит с некоторыми рабочими вопросами, заедет в офис, попробует все-таки помириться с Маринкой, а потом… Он едва ли дождался, пока женщина соблаговолит проснуться. Он даже заказал цветы и приготовил завтрак в постель, извиняясь своим привычным молчаливым способом — подарками и ласками. — Милая, я должен уехать к брату, — сообщил он, когда она, уже расслабленная и довольная, нежилась в его объятиях. — У его любовника проблемы. Детей отсудить пытаются. — Ты скоро вернешься? — капризно надула губки Маринка. — Я же тут с ума от скуки сойду. — Сходи на шоппинг с подругами или слетай к заливу, — он коротко поцеловал ее в макушку и отстранился, пошел собираться. Весь день его преследовал взгляд серых глаз, но он постепенно мерк, таял, пусть даже странная боль в груди все ширилась, заполняя собой пространство. Отпустило только в небе, когда он уже был на полпути домой.***
Решать чужие вопросы оказалось очень неинтересно и, можно даже сказать, бессмысленно для самого Егора. Да, он отвлекался, но ровно до тех пор, пока не оказывался в тишине. Тогда все мысли устремлялись к одному конкретному субъекту, подобно вражеской армии захватившему шаткий разум казалось бы взрослого и рассудительного мужчины. Рассудительного настолько, чтобы не очень часто получать в морду за хамство. — Нет, нихера, я так не могу! — зашипел он, выбираясь из самолета. Его пошатывало из стороны в сторону, будто русского туриста, вернувшегося из турецкого all inclusive. Третья бессонная ночь подряд сказывалась не только на физическом, но и на психическом здоровье, а врать себе становилось все сложнее. Нужно было закончить то, что он начал. Вот и всё. Увидеться с проклятым фином и навсегда попрощаться с ним. Убедиться в конце концов, что нет никакого магнетизма, нет никакой связи между ними, что все это лишь бред сумасшедшего и сдвиг по фазе. Егор очень хотел в это верить. Оставив сумки дома, он, поцеловав Марину, поспешно принял душ и переоделся, а потом, закинувшись чашечкой эспрессо, от которого, конечно же, бодрости не прибавилось, зато сердце стало бить три удара по цене одного, взял ключи от машины и выскочил на лестничную площадку, не дожидаясь расспросов и возмущений. Ноги сами несли его к машине, кровь курсировала по венам с сумасшедшей скоростью, но в голове все будто вставало на свои места, как тогда, когда он искал комнату для временного содержания «лотов». Как тогда, когда едва ли не врезал мадам де Золэ, посмевшей ударить его ма… Кого? Его мальчика? Егор почти с ненавистью нажал на педаль акселератора, и машина взвыла, рванула с места. Полупустые улицы, освещенные ярким фонарным сиянием, расплывались перед глазами, но почему-то страха, что вот сейчас он кого-то собьет, врежется в зад или сам же влетит в столб, не было. Просто хотелось как можно скорее добраться до клуба. Он кое-как припарковался, кинул ключи парковщику, который лишь чудом умудрился поймать их, и взлетел вверх по лестнице. — Герр Шульц у себя? — спросил он у дежурно улыбающегося администратора. — Герр Шульц в зале, господин Мильто. Музыка казалась чересчур громкой, голоса — раздражающими, а мерцающий свет и вовсе невыносимым. В затылке пульсировала боль от усталости, но он знал, что не сможет уснуть. Третью ночь он проводит без сна. Так скоро и сдохнуть можно, так что лучше отрезать эту гниющую плоть сразу одним ударом топора. Он безалаберно плюхнулся на сиденье рядом с немцем и, забыв перейти на русский язык, на котором герр Шульц просил разговаривать с ним для языковой практики, заговорил на немецком. — Энди этот еще у Вас? — Что? — нахмурился старик, поглаживая свою жиденькую козлиную бородку. — Энди Глубокая Глотка. Юка… не помню, как его там, Халла. Вы решили, что с ним делать? Егор был не в настроении и не собирался быть хоть сколько-нибудь вежливым. Он просто хотел увидеться лично с этим фином и навсегда покончить с бессонными ночами, проведенными в размышлениях о белокурых ангелах… с членом и яйцами, а не мокрой киской между ног. — Единственное, что мне остается, это продать его на органы, — совершенно серьезно произнес герр Шульц. — И не смотрите на меня так, я тоже не в восторге от идеи связываться с подобным отребьем, но мне нужно вернуть мадам де Золэ шестьдесят тысяч долларов, потому что иначе ее связей хватит, чтобы меня где-нибудь… Он полоснул большим пальцем себе по горлу, наглядно демонстрируя, что с ним сделают за отказ. Бред. Егор никогда не поверил бы, что у этого немца нет шестидесяти тысяч, которые он мог бы или вытащить из оборота или просто снять с личного счета. А вот по поводу расправы — это да. Шарль де Золэ только так и решал вопросы. — Так он здесь? — настойчиво продолжил допытывать Егор. До его измученных бессонницей мозгов пока не доходило, что именно с фином собираются сделать. — Да, в комнате с остальными. Спит. Хотите увидеться? Егор кивнул и, не спрашивая разрешения, направился к лестнице. Охрана пропускала его без вопросов, поскольку была обязана знать спонсоров в лицо и по имени, поэтому особых трудностей добраться до уже знакомых спален не было. Пинком распахнув дверь, Егор вошел в темное помещение и включил свет. Почти десяток мальчиков, которые находились в своих кроватях, завозились, просыпаясь. Кто прятал голову под одеяло, чтобы лампа не светила в глаза, кто возмущенно вскрикивал. Егор не собирался заглядывать каждому в лицо, выискивая нужного, поэтому просто крикнул на немецком: — Энди Глубока Глотка здесь? Мальчишки захихикали, окончательно просыпаясь, но Энди не отзывался. — Энди Г… — Он не понимает по-немецки, — с ужасным акцентом пробурчал один узкоглазый, приподнимая башку над подушкой. — Вон там он, под стенкой. Егор решил, что Энди не столько не понял, сколько проигнорировал, испугавшись, и быстрым шагом направился к нужной кровати, резко дергая за край одеяла, чувствуя, как начинает закипать. Он сюда не в прятки играть пришел, в конце-то концов! Взгляд серых глаз обжег, будто обида и осуждение, плескавшиеся в глубине расширенных зрачков, имели под собой основание, а не были беспочвенны и бессмысленны, но Егор почему-то все равно на секунду почувствовал себя непривычно виноватым, когда мальчишка всхлипнул и совсем по-детски закрылся руками. До Егора вдруг дошло, что никакой это уже не мальчишка. Ему, черт возьми, двадцать пять! В двадцать пять он сам учился в аспирантуре в Бельгии и работал в НИИ. А этот… кудрявый, мать его, очаровашка, валяется на кроватке и скулит, как побитая собака. Егор вцепился пальцами в мягкие волосы и резко дернул на себя, от чего паренек зажмурился и распахнул рот в немом крике. Нет, он определенно не был мальчиком. Его щеки даже покрывала щетина, пусть светлая и какая-то бархатная, но совершенно точно мужская. Округлые розовые губы уродовала подживающая ранка, которую, видимо, оставил кулак мадам де Золэ, но эти губы все равно хотелось поцеловать, настолько они были чувственны… — Сука! — заорал Егор в бешенстве, сгорая от ненависти к себе за то, что посмел оценивать красоту другого мужчины с точки зрения сексуальности, и занес кулак для удара. — Не надо! — закричали другие пацаны, кидаясь к нему со всех сторон, но не успели оттащить. Кулак уже впечатался в острую скулу, чудом не сломав челюсть. Егор надеялся, что ничего не сломал. Пыл поубавился только когда он заметил хрустальные слезы, скатывающиеся из широко распахнутых глаз, сияющих обидой и непониманием. — Господин, за что Вы его так? — вопили наперебой мальчишки. Кто-то побежал звать охрану, кто-то притащил аптечку. А Энди лежал, распростершись на кровати, кривил губы от боли и прижимал ладонь к побледневшему лицу, робко поглядывая на возвышающегося над ним незнакомца. — Что Вы устроили?! — заорал Шульц, со всей своей старушачьей прытью влетая в спальню. — Какого черта Вы опять взбесились? — Эту шваль… — Егор оттолкнул от себя тонкого рыжего мальчишку, который пытался удерживать его на месте, и приблизился к забившемуся на кровати в попытке отползти мальчику, — …я забираю с собой. Взгляд его невольно метнулся к охраннику, закрывающему проход. Понятно, значит, придется уходить с боем или оставить поганца подыхать здесь. Или… Нет, он ни цента не заплатит за продажную шкуру, пусть даже эта шкура будет самой желанной на свете. Мир вертелся с такой скоростью, будто Егор катался на карусели. Яркий свет лампы, мордашки каких-то смазливых пацанов… — Вы пьяны? — завопил Шульц и на его некрасивом сморщенном лице промелькнуло что-то похожее на растерянность. — Заплатите за мальчика или убирайтесь отсюда, пока я не приказал охране вышвырнуть Вас взашей. И я даже не посмотрю, что Вы в попечительском совете… Егор не слушал. Он уже никого не слушал, только смотрел в печальные серые глаза в обрамлении пушистых, слипшихся стрелами ресниц. По миловидному личику стекала кровь, кудрявая прядь карамельных волос зацепилась за влажные пухлые губы, и мальчик провел по ним юрким язычком, пытаясь убрать щекочущие волоски. Егор дернулся, когда кто-то схватил его за плечо и попытался оттащить в сторону, и, не думая ни о чем, развернулся, не глядя, смазано ударил, а в ответ получил незамедлительный точный удар в висок. Мир покачнулся и с оглушительным звоном разлетелся на осколки.***
Егор, еще в детстве регулярно получавший по башке в уличных драках, а потом, с возрастом уже за хамское поведение и пренебрежительное отношения к нормам общественного порядка, не понаслышке знал, что если тебя вырубили — значит, ты заработал сотрясение мозга разной степени тяжести. А сотрясение мозга — это гарантированная головная боль, тошнота и даже временная потеря памяти. Поэтому, очнувшись в совершенно незнакомом месте, не особо удивился, что не помнит, как он тут оказался. Он приехал домой, поцеловал свою невесту, а потом… провал. Башка раскалывалась на части, а во рту был такой сушняк, будто он бухал не просыхая три ночи подряд. Но правда была в том, что он эти самые три ночи подряд не мог спать, преследуемый серыми глазами очаровательного ангела. Парня. Очаровательного парня. Сцепив зубы до скрежета, Егор, придерживая голову рукой, сел на кровать и осмотрелся. На тумбочке стояла бутылка воды и пара белых таблеток, поэтому он, не задумываясь, кто это все сокровище оставил, выпил их и лег обратно, пытаясь справиться с тошнотой и «вертолетами». — Я слышала, что Вы очнулись, — в дверь вошла девушка в фирменном костюмчике служанки клуба герра Шульца и остановилась возле кровати. — Позвать кого-нибудь? Врача? Егор прикрыл глаза ладонью и достаточно твердым голосом поинтересовался: — Сколько я проспал? — Шестнадцать часов, герр Мильто. Вы в комнате отдыха. Ясно, в блядюшнике для VIP-гостей и их давалок. Сколько же народа перетрахалось на этой кровати… — Энди… Энди здесь? — Прошу прощения? — Господи, просто позови Шульца! Девушка коротко кивнула и свалила, оставив его в покое на долгие полчаса. Он даже успел задремать, наслаждаясь тем, как медленно отступает головная боль, но скрипучий голос немца заставил его вздрогнуть и очнуться. — После всего, что Вы устроили, Вы должны быть благодарны, что я не вышвырнул Вас из своего заведения! Если не умеете пить… — Я не пил, — Егор зажмурился, но, подтянувшись на локтях, сел. — Просто устал. — Устал?! — немец нехорошо рассмеялся, расхаживая из угла в угол, заложив руки за спину, как какой-то офицер СС на плацу. — Вы ударили мальчика, попытались ударить моего охранника. Скажите мне на милость, зачем Вам сдался этот Энди?.. Воспоминания возвращались по кусочкам, как частички пазла становились на свои места. Егор хотел ответить «не знаю», но это прозвучало бы крайне неубедительно и жалко, поэтому, скривившись, он процедил: — Личные счеты. — Какие у Вас могут быть личные счеты с этим фином? — недоверчиво прищурился герр Шульц. — Вы встречались с ним раньше? Егор почувствовал, что врать и выдумывать сейчас не в состоянии, поэтому состроил на лице нечто напоминающее недовольство и высокомерно произнес: — Вас это не касается. Он и сам не до конца понимал, что собирался сделать с парнем, но одно знал точно — поговорить спокойно им не позволят. Да черт, сам же Егор пустит разговор по пизде, потому что при одном только взгляде на этого загадочного парня, который ему еще и слова не успел сказать, в душе поднималась та самая кровавая ярость, которую он никогда не мог контролировать. Но Энди нужно забирать отсюда к чертовой матери. — Дело обстоит так, господин Мильто, — герр Шульц с до омерзения величественным видом опустился в тяжелое резное кресло и со змеиной полуулыбочкой заявил: — или Вы платите мне семьдесят — заметьте, уже не шестьдесят! — тысяч и делаете с Энди все, что вздумается, или убирайтесь немедленно с моего клуба и возвращайтесь, когда научитесь себя правильно вести! Это окончательное решение, и торг здесь неуместен. Липкий гнев склеивал органы в мерзкий комок где-то в районе солнечного сплетения, и Егор хотел уже открыть рот и сказать что-то пафосно-агрессивное, но понял вдруг, что сказать ему действительно нечего. Ведь Энди — собственность герра Шульца. Ведь Энди — точно не стоит семьдесят тысяч долларов. Ведь Энди — всего лишь шлюха, которая не нужна Егору. Удушающая пустота накрыла его пуховым одеялом, и он забарахтался в ней, пытаясь уцепиться за судорожно мечущиеся мысли. Что сказать? Как быть? Переступить через себя и совершить идиотский поступок, купив игрушку, которая определенно ему не пригодится? Которой поиграешься день-два и закинешь в кладовку? Если бы можно было поговорить с пацаном… — Могу я с ним встретиться? — осматривая свой измятый костюм и пятна крови на рукаве и воротнике рубашки, поинтересовался он и добавил на всякий случай: — Я сейчас не в том состоянии, чтобы кидаться на него с кулаками, поэтому, мы просто поговорим. Шульц прищурил маленькие поросячьи глазки, будто думал над ответом, а потом сдержанно кивнул. — Я скажу ему, чтобы он зашел к Вам, но настаивать не буду, учтите. Егор думал, что останется в одиночестве еще как минимум на полчаса, а потому осмотрел комнату, думая, чем бы заняться. Как и везде на минус втором этаже, окон не было, а в данной спальне, к слову, не было так же ни телевизора, ни книг. Поэтому он взял телефон и проверил почту, с тоской отмечая десятки рабочих писем, гневные сообщения от Марины и вопросы о том, как он долетел, от брата. — Можно войти? — прозвучал певучий, мурчащий голос, и Егор обернулся и спустил ноги на пол так резко, что головная боль вновь расцвела кровавым цветком. Стараясь ничем не выдать свою слабость, мужчина сделал свет на прикроватной тумбочке чуть ярче и похлопал ладонью по покрывалу, призывая сесть рядом с собой. Злости больше не было. Егор ощущал себя так, словно из его тела достали все кости, оставив только кусок мяса и несколько литров крови в жилах. Парень замер в дверях, неуверенно переминаясь с ноги на ногу. Он был одет в потрепанные джинсы и простую белую футболку, а еще черные стоптанные кеды. Вся его одежда была будто чужая, будто с какой-нибудь второсортной комиссионки. Ну не мог такой очаровательный кудрявый мальчик носить драные растянутые джинсы с дырами на коленях и футболку с застиранным пятном на животе. Егор снова поманил его, желая рассмотреть получше, и Энди наконец-то сдался. Неосознанно скользнул язычком по губам, нервно потоптался на месте, а потом, сделав вдох, будто перед прыжком в воду, шагнул навстречу, позволяя желтому искусственному свету коснуться своими бесстыдными пальцами дрожащего тельца. Егор в буквальном смысле питал к себе ненависть от страшного осознания, что какая-то неведомая сила, которую романтик назвал бы судьбой, скептик назвал бы случайностью, а сам он назвал бы провидением, удерживала все его внимание на этом юноше. Перед глазами — чужие глаза. Серые, как предрассветный туман, круглые глаза ребенка, какой-то дьявольской шуткой заброшенного в самое змеиное кубло, где его непременно сожрут, если только у мальчика не хватит смелости отрастить зубы, когти и дубовую шкуру. Ни того ни другого Егор допустить не мог. Ему претила сама мысль, что через пару лет или это сказочное создание превратится в огрубевшую, пропитую, прокуренную шлюху, или, что, наверное, даже хуже, на его тонком безымянном пальчике вдруг материализуется обручальное кольцо, ставя гадкое бычье клеймо «женат». Егора передернуло от омерзения, едва он представил Энди в супружеской постели с какой-нибудь растолстевшей бабищей. Нет, такая прелесть не должна была испоганиться, покрыться плесенью и сгнить в разваливающейся малосемейке. И точно не должна была становиться шлюхой, раздвигая ноги на потеху публике. Но дело было не в красоте. Да, несомненно, мальчик был красив и весь какой-то воздушный, неестественно естественный, будто ожившая греческая статуя, но было что-то более значимое и внеземное, не поддающееся пониманию простых смертных, слишком занятых своими мирскими делами, чтобы задумываться над глубинным смыслом неизбежного. Был бы Егор так же восхищен Энди, не будь тот красив, вопрос, на который вряд ли кто-то мог бы дать правильный ответ, но, к сожалению, а может быть, к счастью, внешность у мальчика была поистине восхитительна. Он был достаточно высокий, но все равно на пол головы ниже Егора, и, при всей миловидности лица и мягкости линий, у него была неплохая и точно мужская фигура, жилистые подкачанные руки и, скорее всего, узкая талия и крепкая задница. Егор привык лгать себе, выдавая желаемое за действительное, но в этот раз даже он, лицемер и циник, не мог не признать, что по какой-то необъяснимой причине его будто током шибануло, когда он почувствовал, как спружинил матрас под весом Энди. Который был совсем не Энди. — Как тебя зовут? — поинтересовался Егор, впиваясь взглядом в серые глаза своего помешательства. Он помнил первую «Ю» в имени, но дальше — просто какая-то мешанина всех букв алфавита. — Юкахэйнен Халла, — негромко, но достаточно твердо произнес парень, однако Егор все равно не запомнил ничего кроме первых нескольких даже не букв, а звуков. — Я буду звать тебя Юки, хорошо? Парень дернул плечом и отвернулся, закрывая лицо кудряшками. — Как ты попал сюда? — будто не замечая холода, продолжил допытывать Егор. — Ты здесь по своей воле? — Нет. — Ты знаешь, зачем ты здесь? — Да. Егор чувствовал, как начинает злиться на этого парня за его сдержанность в ответах и, конечно же, за то, что он отворачивает свое прекрасное лицо и прячет глаза. Захотелось нарушить все обещания, схватить шлюху за волосы и повернуть к себе, чтобы… — И что планируешь делать? — Ничего, — равнодушно пробормотал он, а потом всего на секунду взглянул на мужчину умными, печальными глазами. — Зачем Вы здесь? Почему Вы так меня ненавидите? Тоже ошиблись? Ошибся? Видимо, он имел в виду ту ситуацию с мадам де Золэ. Ненавидит? А это уже про тот удар. А может, не такая уж и плохая идея была огреть пацана, вымещая на нем всю злобу. Только теперь его хотелось не ударить, не приласкать, не успокоить, не защитить, а банально трахнуть. Томление внизу живота наконец-то оформилось в нечто понятное и простое, как валенок, поэтому Егор обманывать себя не стал. Он просто поимеет его и забудет об этом навсегда. У него уже стоит на парня. У него, блять, стоит на парня! Выдохнув сквозь стиснутые зубы, он коротко приказал: — Запри дверь. Юки замешкался всего на секунду. Взглянув на Егора с выражением тоскливой беспомощности, он встал на ноги и медленно приблизился к двери. Повернул фиксатор замка, закрывая дверь, а потом так же неторопливо обернулся, прижался спиной к стене, обреченно глядя на мужчину таким взглядом, что у того сердце заболело от жалости, а член в штанах дернулся от возбуждения. — Что Вы хотите со мной сделать? — произнес парень, и голос его подрагивал, будто сигнализируя о подступающей истерике. — Не драматизируй. Это всего лишь секс, — подчеркнуто равнодушно протянул Егор и снова поманил к себе. Юки сделал маленький шаг вперед, всеми силами пытаясь отсрочить момент, так пугающий его. — Не зли меня. Иди сюда. Злить его Юки явно не хотел, поэтому заметно ускорился, в секунду преодолевая последние несколько шагов. Остановился на расстоянии вытянутой руки, сверху вниз поглядывая на мужчину прекрасными светлыми глазами, окутывая своим нежным ароматом юного тела. — На колени, — коротко приказал Егор, стараясь придать голосу мягкие нотки, но вкрадчивое шипение все еще пробивалось, и он ничего не мог поделать с собой. Слишком близок был его «homme fatale»*, чтоб оставаться спокойным. Юки бледнел с каждой минутой, и Егор на самом деле с ужасом и вожделением ожидал, когда же он откажется, психанет, крикнет, что не подстилка, не игрушка, не педик. И тогда у Егора не останется другого варианта, кроме как схватить, повалить на кровать, заткнуть чем-нибудь рот и «любить» до потери сознания. Это было бы оправданием ему, ведь из-за особенностей своей скотской натуры, он точно смог бы простить себя за то, что изнасиловал, принудил, избил, а вот за то, что так тупо и шаблонно втрескался, простить себя не смог бы. В серых глазах парня медленно таяло скорбное выражение, а разгоралось нечто иное, что наверняка можно было бы охарактеризовать как печальная ирония, будто Юки смирился, принял нечто неизбежное, преследующее его всю жизнь и наконец-то настигшее по воле судьбы. Он плавно опустился на колени между разведенных ног Егора и впервые коснулся его своими тонкими пальчиками. — Какой же ты… — закончить свою мысль Егор не сумел. Слишком возбуждал его вид припухших, влажных губ, которые так идеально будут смотреться на его члене. Да и в целом пацан просто прелесть. Аккуратный носик, дрожащие ресницы и тонкие, будто чуть подправленные пинцетом, брови... Этот цветочек принадлежал только ему в этот момент. Полностью, каждым вздохом, каждой клеточкой своего молодого тела, и это пьянило так, что хотелось еще, еще, еще. Он мог сломать его и морально, и физически, мог подчинить, мог приласкать, но вместо этого схватил за волосы и ткнул лицом в свой пах, желая унизить, раздавить гордость, как жалкое насекомое, уничтожить красоту и волшебство момента, стереть это огненное прикосновение, потому что… потому что он до безумия боялся, что уже не сможет остановиться, что подсядет, как наркоман на иглу. — Соси, блять, уже! — шикнул он, сам же расстегивая ширинку. На самом деле, ему не особо хотелось сейчас секса. Да, член стоял, как каменный, но психологически он просто не был настроен, зная, что может получить гораздо большее, чем просто тело. Достав член, он, не особо задумываясь над своими действиями, запрокинул голову, чтобы не смотреть на мальчика, будучи не в состоянии предсказать свою реакцию, если вдруг увидит слезы на его лице. Или отвращение. Или страх. Егор всегда считал, что страх — лучшее доказательство уважения, но никакие устоявшиеся правила и привычки не работали, когда дело касалось Юки. Юки был исключением, и Егор, привыкший устанавливать жесткий контроль и властвовать безраздельно, просто не мог позволить какому-то пацану управлять им. Он сильнее сжал волосы мальчишки, обозначив, чего хочет, а потом откинулся назад, падая на кровать, и закрыл глаза, дав себе клятву не смотреть. Головку его члена опалило дыхание, а потом губы проклятого Энди Глубокая Глотка неумело обхватили истекающую смазкой головку, язычок прошелся по уздечке, неприятно задевая, и Егор, который перетрахал огромное количество, как опытных, так и не опытных, дамочек, перепробовавший в постели все, что только можно, сразу понял, что Юки совершенно точно никогда в жизни не сосал ничего, кроме мамкиной сиськи и чупа-чупса. Но он хотя бы старался. Положил головку на язык и попытался взять глубже, но тут же резко отпрянул, зажимая рот ладонью. Егор этого не видел, но будто чувствовал, отслеживая каждое движение мальчика внутренним радаром. — Я не могу глубже… — Мне похер, соси, а не то выебу, — прошипел мужчина, прогоняя от себя крамольные мысли. Нет, он ведь обещал Шульцу не калечить парня, а в таком состоянии он вряд ли сможет быть с ним аккуратным. Порвет или сломает что-то обязательно, и уж тогда точно Шульц заставит купить подпорченный товар. Ладошка обхватила его член и сжала достаточно грубо, будто Юки действительно обиделся, а Егор вдруг подумал, что просто не сможет кончить сейчас, когда головная боль возвращается, а еще этот неумелый пацаненок… — Блять, хватит возиться! — рявкнул он и не глядя ухватил за кудрявые пряди, резко притянул к своему паху. — Открой рот и расслабь горло. Я не заставляю тебя засовывать его полностью, просто представь, что это леденец на палочке. Всему тебя учить надо! Юки как-то жалобно всхлипнул и снова обхватил губами головку, наконец-то понемногу включаясь в процесс. Захотелось посмотреть, убедиться, что все это не сон, что это не Маринка вдруг разучилась отсасывать, а на самом деле паренек, который три ночи подряд не давал ему спать, преследуя подобно призраку. Егор, плюнув на все данные себе обещания, распахнул глаза и поднялся на локтях, посмотрел вниз, на старательно вылизывающего его член ангелка. Внезапно захотелось глубже, и Егор, почему-то уверенный, что мальчик не цапнет его зубками, сжал в кулаке рассыпавшиеся мягкие кудри и с удовольствием насадил голову Юки на свой член без предупреждения. Мальчишка уперся руками в его колени, забулькал, задергался, пытаясь отстраниться, и из его жаркого рта потекла густая белесая слюна. Досчитав до трех, Егор убрал руку, позволяя Юки с громким чвакающим звуком сняться с его члена и отползти в сторону, пытаясь откашляться и восстановить дыхание. Вот теперь, встрепанный, красный, весь в слезах, слюнях и соплях, он уже был не таким красивым, как раньше. Вот теперь уже его можно было бы принять за дешевую шлюху, отсасывающую за косарь в каком-то придорожном мотеле, но не хватало еще одного штриха… Егор заправил опадающий член обратно в штаны и резко встал на ноги, игнорируя вспыхнувшую головную боль. Мальчишка не плакал, не кричал, только лежал ничком и хватал кислород губами, хватался за горло. Пнув в живот, Егор заставил его перекатиться на спину и присел рядом, сжимая в кулаке слипшиеся волосы, фиксируя голову на месте. Он мог бы сказать что-то оскорбительное, порочащее нежное создание, откровенно лживое и обидное, но все, что он сделал, это замахнулся и отвесил мальчишке звонкую, безжалостную пощечину, разбивая в кровь едва ли начавшую подживать губу. ________________________ * homme fatale (фр. роковой мужчина) — аналог femme fatale