Еиналеж

      Им по одиннадцать лет, и в огромном холле битком детей их возраста, взбудораженных, нервничающих и больше похожих на стаю воробьев зимой вокруг теплой трубы. Брэйк в восхищении крутил головой так, что Шерил на мгновение подумала, что та оторвется, но не мешала мальчику в его визуальном исследовании нового места, которое станет его новым домом на ближайшие семь лет. В конце концов, он впервые приехал в место, полное волшебства и чудес, да и она, наследница чистокровной аристократии, не оглядывалась лишь по одной причине: воспитание, вбитое ей в голову за много лет, заставляло девочку вести себя максимально нейтрально, будто для нее это совершенно привычно, хотя Зарксис мог заметить, как блестят её глаза при одном только упоминании Хогвартса.       Величественный, древний замок видел немало детей в своих стенах. Напуганных, воодушевленных, нервных, восторженных, влюблённых в великолепную, пропитанную магией школу для таких же странных и непонятных, как они сами. Он видел магглорожденных, полукровок, чистокровных. Счастливых и несчастных, полных надежд на светлое будущее или предрекающих себе темную славу, желающих изменить мир в лучшую сторон или низвергнуть его во тьму и хаос. И все, кто сейчас украдкой наблюдал за волнующейся толпой детей, когда-то и сами точно так же стояли перед огромными резными дверьми в Большой Зал в чёрных мантиях, делающих их всех похожими друг на друга. Пусть и ненадолго — потому как через несколько минут они рассядутся за столы факультетов, и кто знает, возможно, друзья станут врагами, поддавшись влиянию враждующих факультетов. Никто не мог предсказать решения Шляпы.       Холл был освещен золотым, мягким светом факелов, свечей и странных тумб с огнём вверху. Зарксис был пока что слишком низким, чтобы увидеть, откуда огонь на вершине постаментов, но его рациональный ум маггла находил объяснение среди знаний, которые он получил из книжек в приюте и в приёмной семье Сен-Клер. Он читал, что в античные времена люди высекали наверху чаши и наполняли их маслом, а внутрь клали верёвочку — фитиль — и поджигали. И такие чаши могли гореть очень долго. Но это — мир магии. Значит, возможно, этот огонь просто существует, как воздух или солнце? Зарксис пообещал себе, что обязательно это узнает, когда станет старше. И ему здесь нравилось: и золотой свет, и песочные и коричневые цвета вокруг, и гомон людей, и волнение, которое мальчик испытывал по поводу будущего распределения. Шерил многое успела ему рассказать про Хогвартс: все-таки она была из семьи магов и воспитывалась с детства для поступления, даже знала некоторые заклинания, которые сам альбинос слышал впервые, не то что пробовал когда-либо. Но Рейнсворт, показывавшая в поезде эти милые детские фокусы, лишь рассмеялась в ответ на восторженное недоумение нового друга и пообещала, что обязательно научит его всем этим странным словам, когда они приступят к обучению.       Необычный мальчик привлек внимание Зарксиса не сразу: все-таки сложно соревноваться в красоте и яркости с великим Хогвартсом, в котором все они чувствовали себя такими маленькими, словно муравьи, но они внезапно очутились на своем месте — некоторые впервые в своей жизни испытывали это прекрасное чувство. Мальчик стоял будто бы в круге со стенами из воздуха, огражденный от всех броней своего молчания. Совершенно один. У него была необычная внешность; похожих на него мальчишек не было даже в такой толпе. Он казался чужаком, и от этого ребята, подсознательно чувствовавшие, что он отличается, еще больше сторонились странного мальчика. У него были необычные рыжие волосы, цвета крови, темно-красные, почти что багровые, переливавшиеся от света множества свечей, пусть и короткие, едва-едва закрывающие уши, взъерошенные, мягкие на вид; немного раскосые глаза агатово-черного цвета казались матовыми, словно у куклы; бледная, словно фарфоровая кожа выглядела идеальной — ровный оттенок лишь подчеркивал необычность внешности мальчика. В этом они были похожи: как сложно было найти более изящную красоту во всей толпе, так же было и с такими, как Брэйк, ведь он был единственным альбиносом среди будущих учеников, еще и худой, как скелет, и немного высоковат для своего возраста. Они оба привлекали слишком много внимания к себе, но если рядом с Зарксисом были другие дети, стоявшие почти вплотную, то с рыжим мальчиком рядом был только один — и тот не разговаривал с ним, больше похожий на изваяние.       Шерил прекратила сдержанно, краями глаз рассматривать огромный холл и заметила, что Брэйк, не скрывая своего интереса, рассматривает мальчишку. И разумеется, дочка герцогини магии знала, кто стоит перед ней. И почему его сторонятся другие.       — Это Барма, наследник своего рода и один из подающих надежды молодых магов, такой юный, а уже герцог магии. Говорят, если уж для аристократов и правдиво выражение «голубая кровь», то у него в жилах чистейший аквамарин и лазурь, — Шерил смерила чуждого мальчика взглядом, в котором Зарксис различил лёгкую жалость, а потом снова перевёл взгляд на рыжего. Рейнсворт недолюбливала его по какой-то причине и при этом откровенно жалела, возможно, сама не осознавая, почему. Брэйк присмотрелся: вроде ничего необычного, кроме внешности, в этом парнишке не было. Разумеется, на улицах такого не встретишь, парня сразу бы усыновили или, в худшем случае, выкупили для борделей, но если убрать внешность, то перед ним стоял просто ребёнок. Рядом с мальчиком стоял всего один человек, и тот с ним не говорил, а больше напоминал не то стража, не то слугу, причём вполне добровольного, судя по его расслабленной позе. Они не разговаривали и даже не смотрели друг на друга, тогда как практически все в зале разбились на группы и вовсю обсуждали Хогвартс, поезд и магическую жизнь, хвастаясь своими знаниями. Барма же стоял в стороне, и вокруг него словно был вакуум, в который никто не вторгался.       — Он выглядит грустным, — Зарксис тянул шею, пытаясь рассмотреть мальчика с яркими, кроваво-рыжими волосами. Тот на мгновение перехватил его взгляд, вопросительно приподнял брови и снова отвернулся, словно бы и не заметил такого пристального, навязчивого внимания. Стоявший рядом с ним светло-русый мальчик поправил очки на переносице, переводя вопросительный взгляд с рыжего на альбиноса, но ничего не спросил. Рыжик казался одиноким среди этой толпы. Никто к нему не подходил. И Зарксис поймал себя на мысли, что хочет обязательно увидеть его улыбку. А ещё лучше — видеть её как можно чаще.       — Стой, ты куда? — Шерил мгновенно всполошилась, стоило мальчишке сорваться с места, но хрупкая девочка едва ли могла соревноваться в скорости с сорванцом из приюта, привыкшим бегать быстрее ветра, и уже через несколько минут взъерошенный, улыбающийся альбинос стоял напротив Бармы, карминноволосого одинокого мальчика. Такого красивого в своей изящной хрупкости.       Вблизи мальчик выглядел ещё холоднее и отстранённее, но это не портило его очаровательной, пусть и колкой красоты. Из-за суженных, чёрных глаз и сжатых губ он выглядел старше, чем все остальные, а чуть волнистые волосы, обрамлявшие лицо, делали его очень заметным в толпе, так что Брэйк мог не опасаться, что потеряется. На какой-то миг Зарксис почувствовал себя белой вороной, которая решила подойти к величественному соколу, но он быстро откинул эту мысль, уж слишком подтачивавшую его и без того шаткую уверенность в своих действиях. Он знал, что из-за белых волос и красных глаз не менее приметен в толпе, чем аристократ перед ним, и потому он не мог отступить, даже если сердце ушло в пятки, а во рту пересохло, как в пустыне. Быстро, не давая себе занервничать или струсить, мальчик вытянул вперёд руку.       — Меня зовут Зарксис, а тебя? — выпалил он. Точнее, почти прокричал, отчего другие дети повернулись к мальчикам, заинтересовавшись происходящим. Все плотно обступили ребят, и Шерил, с трудом пробившаяся сквозь толпу, тихо ахнула: дети смотрели на смелого мальчишку и на удивлённого аристократа, явно не ожидавшего такой наглости от кого-либо. Шатен рядом хотел было выступить вперёд и закрыть собой Руфуса, но тот сделал быстрое движение рукой, и мальчик застыл, повинуясь. Сопровождающий, слуга? Одногодка-телохранитель? Это более чем странно, но Зарксиса волновало совсем другое сейчас. Он все ещё стоял с протянутой рукой, упрямый почти до упертости, и все ещё улыбался, пусть в его усмешке значительно поубавилось наглости, зато появилась нервозность.       — Смотрите, какой-то недомаг из магглорожденных предложил чистокровному дружить, — раздалось в толпе, и дети засмеялись. Зарксис нахмурился, но упрямо держал руку протянутой. На глаза едва не наворачивались слезы от обиды и разочарования. Он действительно хотел подружиться с этим мальчиком. Даже если со стороны это выглядело глупо и самонадеянно. Ещё бы. Руфус прирождённый маг, если верить словам Шерил, и вряд ли он захотел бы дружить с тем, кто ещё несколько недель назад ничего не знал о магии. Но почему он не отказал тогда сразу же? Решил повеселиться? Брэйк отказывался верить в это, но голосок в голове ехидно зудел, что пора уже прекращать этот фарс, он и так достаточно опозорился.       Молчание затягивалось. В чёрных глазах почти ничего не отражалось, как в панцире жука; выражение лица оставалось неизменным. И когда Зарксис уже решил сдаться, его ладонь сжала чужая, сухая, костлявая и немного шершавая. Она оказалась неожиданно тёплой и приятной на ощупь. Почему-то Брэйк думал, что рука рыжего будет холодной, как у статуи. И на ней не будет видно выступающих на тыльной стороне ладони вен, словно мальчик трудился каждый день, не покладая этих самых рук.       — Меня зовут Руфус, — спокойным, ледяным тоном произнёс рыжий мальчик, но уголки его губ дрогнули в лёгкой задорной усмешке. Не отпуская руку альбиноса, он обвел взглядом толпу детей вокруг, и смешки стихли — один за другим. Все отпускали глаза вниз, когда равнодушны, не по-детски тяжёлый взгляд Руфуса касался их. Но когда он посмотрел снова на Брэйка, в чёрных глазах сверкали тёплые золотистые искорки. Он все ещё не отпускал руку Брэйка, делясь своим теплом с постоянно мерзнущим альбиносом.       В этот момент Зарксис понял, что окончательно и бесповоротно влюблен.