Где-то посреди юга Франции / Mitan, Midi

Он там. Бен все это время был там. Облегчение, которое Рей должна почувствовать после осознания, что он никуда не уходил, полностью заглушается мыслью, что да, Бен был рядом, но знал, где она и ни разу не вернулся. Она прекрасно понимает, что у нее нет никакого права обижаться или злиться. Но это приводит еще в большую ярость. Все, что может сейчас делать — это ненавидеть себя. Еще больше, чем раньше. Ее возмущает простая реальность, что Бен послушал ее и ушел. Оставшись одна в доме, Рей больше не бездельничает: меряет шагами гостиную, нервно покусывая губу, и задает себе вопрос: что же теперь? В ней настолько много гнева, что не знает куда его деть — буквально задыхается от него. Ее шокирует, насколько она зла и уязвлена, учитывая, что обычно наоборот изо всех сил пытается испытывать хоть какие-то эмоции. Она не может поверить, что Бен находился рядом все это время. Настолько близко. Увидев его впервые за несколько месяцев в этом гребаном магазине, Рей требуется примерно одна секунда, чтобы в полной мере ощутить всю степень влюбленности в него — как будто не прошло нисколько времени с тех пор, как виделись в последний раз. И если время никак не поможет оправиться от Бена Соло, что тогда? Разве, если мужественно пережидать, чувства не ослабевают? Прежде чем увидеть Бена в продуктовом магазине, Рей в течение нескольких месяцев одиночества убеждала себя, что не стоит сожалеть о своем решении или о словах, ведь не может ничего исправить. Нет выхода из выкопанной себе ямы. Если ничего нельзя сделать, то нет смысла ни о чем сожалеть. Впрочем, сейчас… Бен находился поблизости все это время, а она — одна. Одна, потому что не знала, где его искать, или что вообще стоит. А Бену оказалось достаточно того, что он нашел жилье. Она не нужна ему так, как он ей. Собирается ли она выставить себя дурой и вернуться в магазин? Для чего? Умолять пересмотреть принятое ею решение? Расхаживая по дому взад-вперед, не в силах заснуть, не в силах присесть, уставившись посреди ночи на синие пластиковые пакеты по ту сторону французских дверей, Рей ни на шаг не приближается ни к какому выводу, ни в чем не уверена… … кроме того, что скучает по нему. В какой-то момент все-таки садится поплакать за кухонный стол. Одна, в тишине дома. Она не может поверить, что Бен так долго принадлежал ей, охотно заботился всеми возможными способами, и что три месяца спустя она почти смогла заставить себя усомниться в том, что все это действительно происходило. Хочется думать, что их чувства хоть немного взаимны, но трудно так считать, учитывая происходящее. Никакие банки, оставленные у двери, не смогут ее успокоить или утешить. … но это дает повод вернуться в магазин. Так она и делает. Ее сердце бешено колотится в груди еще до того, как Рей садится на велосипед. Доехать от дома до магазина. У нее нет другого плана, кроме как воспользоваться предлогом заплатить за консервы, чтобы снова увидеть его. И разум не в том состоянии, чтобы придумать план. Рей снова и снова думает о том, как хочет, чтобы произошедших событий не было, и не знает, что делать. Она представляет, как спрашивает Бена скучал ли он по ней? Значило ли для него что-нибудь пребывание с ней? Был ли он несчастен вдали от нее так же, как она? Но когда она тридцать минут спустя оказывается с ним в одном помещении, когда Бен проходит мимо занавески из бисера и останавливается в нескольких метрах от нее… Она даже не может взглянуть на него. А Бен не может заставить себя что-либо сказать. Рей очень хорошо знала, что когда вернется и увидит его, станет только больнее. И все равно это сделала. Ничего из того, что на самом деле хочет ему сказать, не слетает с ее губ. Она просто роется в рюкзаке, опустив голову, голос дрожит. «Может быть, он храбрый человек, и поможет поставить точку», — думает она по дороге туда. «Скажет ей, что ушел, потому что предпочел больше не видеться с ней, что эта боль останется с Рей навсегда и пусть, наконец, перестанет цепляться за то, что у них было». Но Бен ничего такого не говорит. Он молчит, остается вежливым, услужливым, и это бесит еще больше. Рей не нужно от ничего ничего, если не может получить все. К черту банки, к черту велосипед — к черту его жалость. Она хочет перестать думать о нем днем и ночью, а Бен не дает для этого повода. В тот день ей требуется больше часа, чтобы дойти пешком до дома, так как оставила велосипед у магазина. Она идет под солнцем, по лицу струятся слезы разочарования и отвращения к себе, Рей ничего не понимает и все еще не знает, что делать дальше. Чувствует, что не может вернуться назад и не может двигаться дальше. Никакое счастье с ним не стоит этого дерьма. Это настоящая пытка. Как долго она будет заставлять себя верить, что не вернется в этот магазин, прежде чем сдастся? Оказывается, недолго, но дольше, чем думала. Рей возвращается три дня спустя, довольно ранним утром по ее меркам, желудок сводит от дурных предчувствий. Она идет туда, потому что ничего не может с собой поделать, и ненавидит себя за это. Она просто должна увидеть Бена, даже если он не захочет видеть ее. Он этого не сказал, поэтому Рей будет вести себя как дура. Она все еще не знает, что делать, когда встретится с ним лицом к лицу, но собирается это сделать. В магазине она слышит, как кто-то прячется за полками, и ее охватывает сильнейший страх. Рей понятия не имеет, Бен ли это или та женщина, которую видела на днях, и не может заставить себя проверить. Она берет банку и дрожащей рукой ставит на прилавок, даже не осознавая, что выбрала. Десять секунд спустя, даже не глядя на него, она понимает, что это Бен. Узнает звук его шагов. На этот раз Рей говорит более смиренным тоном, но уверена, что он слышит в ее голосе обиду. Хотелось бы, чтобы ее не было. Хотелось бы быть достаточно взрослой — назвать себя взрослой и заплакать перед ним — или небрежно спросить, как дела. Одно из двух. Но этого не происходит. Вместо этого она стискивает зубы и спрашивает, работает ли он в магазине. Может показаться невинным вопросом, но это не так. Позже она понимает, насколько зациклена на придуманной в голове истории, когда увидела его снова спустя столько времени. Когда он говорит ей, что действительно здесь работает, она вздрагивает. Но в следующий момент вся ситуация переворачивается с ног на голову. Он кричит на нее. Бен никогда не кричал на нее раньше — она вообще никогда не слышала, чтобы он кричал. Ей требуется большие усилия, чтобы смотреть на него и не отступать. И пытаться понять то, что он говорит. Но она слушает, несмотря на то, что ничего не понимает. Рей заикается в ответ, вздрагивает в растерянности, смущается. От этого еще больнее. Слишком много эмоций сразу, слишком много невозможно воспринять. Все как в тумане. Она, пошатываясь, выходит из магазина с ультиматумом, обвинениями и множеством намеков, выраженных очень кратко — все это вызывает у нее головокружение и дезориентацию. Несколько метров с горящим взгядом и прерывистым дыханием она бежит, снова оставляя велосипед позади, хотя Бен крикнул ей, чтобы она забрала его. С каждой минутой она все больше запутывается в том, что произошло. Но уверена в одном. Гнев возвращается в полную силу. Как он смеет? Вернувшись в дом, Рей расхаживает взад-вперед. Ее грудь вздымается, и она пытается сложить воедино кусочки подсунутой Беном головоломки. Даже она знает, что влюбленным людям нужно нечто большее, чем аллюзии, подтексты, намеки. Им нужна вся уверенность, которую могут получить. Он оставил ее с большим количеством вопросов, чем ответов. «Совпадение?.. Ты находишь меня здесь три месяца спустя и думаешь, что это просто совпадение?» Она стискивает зубы, в горле пересыхает. Почему тогда? Почему он оставил ее одну на все это время? Что он имел в виду? Ультиматум. Она сидит и смотрит на часы над холодильником, ноги не слушаются. Рей в ярости, кулаки сжаты. Завтра в полдень. Завтра в полдень. Она сурово щурится, стиснув челюсти. Если пойти к нему? Принять решение. Он хочет, чтобы она составила о нем мнение? Это приводит ее в бешенство и ранит больше всего на свете. В глубине души она знает, что сама попросила его уйти. И все же неприятно, что он осмелился сказать ей это, усомнился в ней. Бен сказал со всем пылом, на который способен, что без колебаний уйдет завтра, если она не выполнит его условия. Она бы не смогла так поступить. После стольких месяцев разлуки с ним она знает только одно: что не может без него. Ей нужно время, чтобы успокоиться. Проветрить голову. Подготовиться. Когда она вообще была разумной? Рей не может ждать до завтра. Итак, несколько часов спустя, около пяти вечера, она выходит из дома. Несмотря на то, что сейчас Рей гораздо решительнее, чем в предыдущие разы, она все еще так нервничает, что по дороге туда начинает болеть живот. Конечно, приходится идти пешком, а солнце по-прежнему безжалостно. За все то время пути до деревни, она представляет себе миллион споров с ним, и все заканчиваются тем, что Бен кричит на нее — а она в ответ. К решению они не приходят. Она слишком неуверенна в себе, чтобы понять — поскольку это происходит только в ее голове, половина данных отсутствует. Если она хочет какого-то решения, хорошего или плохого, придется вытянуть эту половину из Бена. Естественно, она не знает его расписания, и когда приходит, за прилавком сидит не он, а женщина, с которой встречалась на днях. Рей предвидела такую возможность, и просто надеется, что не придется ждать его возвращения, где бы он ни был в деревне. Она боится передумать за это время, усомниться в том, насколько законно ее возмущение тем, что случилось утром. Ей нужно увидеть его сейчас, когда ее гнев все еще свеж. Так что Рей надеется, что женщина — его коллега или босс — просто назовет его по имени, и он появится за занавеской с задней части магазина. Даже если сама мысль об этом приводит ее в ужас, поскольку она понимает, что придется использовать слова и пытаться донести их смысл, и они не будут звучать так же праведно и хорошо, как и в ее голове. К счастью для нее, несмотря на то, что женщина не говорит по-английски, Рей и не нужно говорить по-французски, чтобы спросить о Бене. — Bonjour, — бормочет она, все еще напуганная сюрреалистической тишиной магазина — и деревни в целом. Женщина, нахмурившись, кивает ей. Хмурится, будто обеспокоена, что Рей маленькая девочка, потерявшая маму на улице. Рей не знает, помнит ли ее женщина. — Бен здесь? — спрашивает она, и затем, поскольку спрашивать таким образом бессмысленно, она просто повторяет: — … Бен? Бенджамин? На очень короткий момент, возвращенный в более странные времена, она задается вопросом, сказал ли он своему боссу, что его зовут Рен. Но только на очень короткий момент. Выражение лица женщины выбивает ее из колеи. Рей не может до конца его истолковать. Женщина около сорока лет поправляет хиджаб быстрыми, нервными движениями рук. Внезапно кажется, что она не в состоянии смотреть на Рей. Она бормочет что-то по-арабски, вздыхает, затем, поморщившись, поднимает на ее взгляд. — Бен. — Взмах руки. — Il est parti. . Рей непонимающе смотрит на нее. — Ммм? — Она ходит туда-сюда, успокаивая себя. — Что? Женщина машет рукой в сторону двери. — Il est parti. Ben. Aurevoir, Ben. Сердце Рей, должно быть, говорит по-французски — оно бьется так громко и быстро, что кажется, будто понимает то, чего не понимает она. Что-то не так. Дрожащими губами она повторяет: — Aurevoir? Женщина кивает. Рей прочищает горло: — Хорошо. — Она молчит несколько секунд. Изо всех сил старается не паниковать. Раскаявшееся выражение лица женщины совсем не помогает. — Когда он вернется? Женщина прищуривается, пожимая плечами в замешательстве. — Когда он вернется? — повторяет Рей, тихонько постукивая кончиком пальца по запястью, как будто там часы. — Во сколько? Женщина закрывает глаза. Затем прикрывает их рукой, качая головой. Что происходит? Рей смотрит на улицу, затем на занавеску в задней части магазина, затем снова на женщину. Возможно, она не правильно поняла посыл с первого раза. Женщина смотрит на нее с такой жалостью, что у нее подкашиваются ноги. — Ben est parti. Goodbye, Ben. Bye-bye. Рей смотрит на женщину, ожидая дополнительной информации, и замирает. Никто не приходит. Спокойно. Спокойно, сохраняй спокойствие. Это недоразумение. Все в порядке. Он сказал завтра. Он сказал завтра в полдень. Она услышала это всего несколько часов назад, прямо здесь, где стоит. Как только Рей снова начинает говорить, по щекам текут горячие слезы, которых даже не чувствует: — Он… оставил номер телефона? Téléphone? Ben's téléphone? — пытается объяснить она, смаргивая слезы, прижимая большой и мизинец к виску, чтобы дрожащей рукой имитировать телефон. Ее едва слышно, горло слишком сжато говорить громче — можно сказать, что все настолько плохо по тому, как женщина еще больше щурится. Рей очень старается не поддаться панике перед этой незнакомкой, но ее грудь, кажется, вот-вот разорвется. Женщина издает тихое «ах» с быстрым кивком и наклоняется, чтобы заглянуть под прилавок. Рей пытается глубоко вдохнуть, чтобы успокоить сердцебиение. На самом деле это не работает. Он этого не сделал. Это недоразумение. Она уверена в этом. Что она наделала? …что она наделала? Рей пришла вовремя, как он ей и сказал — этого не может быть правдой, просто не может быть. Ее лицо горит от попыток сдержать слезы. Женщина выпрямляется со старым смартфоном в руке, быстро печатая на экране. — Une seconde, j'appelle. Рей начинает подташнивать, когда она наблюдает, как женщина подносит телефон к уху и ждет. С того места, где Рей стоит, она слышит мелодию звонка с телефона. С задержкой в полсекунды, доносящейся сверху, слышит что-то похожее на мелодию звонка стационарного телефона. Она замирает, уставившись влажными глазами в потолок, с красным лицом и затаив дыхание. …что? Шаги раздаются наверху, прямо над Рей. Она медленно оглядывается на женщину, потрясенная. Какого хрена? Женщина не смотрит на нее. Она просто невозмутимо ждет. Мелодия обрывается в тот момент, когда кто-то поднимает трубку и раздается приглушенной голос этажом выше, но и доносится из трубки. — Tu peux descendre s'il-te-plaît? Ta zouz est là et je dois fermer le magasin, — просто говорит женщина с безразличным выражением лица, по-прежнему игнорируя Рей, прежде чем повесить трубку и открыть кассовый аппарат, пересчитывая купюры и монеты, не добавляя больше ни слова. На лестнице слышны торопливые шаги. И в следующий момент в дверях появляется Бен. Ошеломленный, парализованный, как и Рей. Уровень адреналина в ее крови сразу падает. Ее трясет от облегчения, новые слезы следуют за первыми. Черт возьми. Короткое отключение, и она на улице, пытается восстановить контроль над собой, прикрывает глаза руками, делает неуверенные шаги прочь из магазина. Она не уверена, что Бен следует за ней, пока не слышит очень неуверенное «…Рей?» позади себя. Черт возьми. Она оборачивается, беззвучно открывая рот, сначала у нее перехватывает горло, чтобы заговорить. Он останавливается рядом с ней. В этот час освещение все еще слишком яркое для той, чьи глаза так отяжелели от слез. Она не может посмотреть на него, даже если захочет. — Ты бы действительно… — начинает она, сглатывая, несмотря на сухость во рту, снова и снова вытирая слезы с глаз, чтобы иметь возможность смотреть на него. — …ты бы ушел? — наконец бормочет она, обиженная тем, что не уверена в ответе, что приходится спрашивать, и что все еще задерживает дыхание, готовясь к его словам. Ее горящие, раздраженные глаза пытаются найти его лицо сквозь слезы, только тогда замечая, что его тоже мокрые. Его челюсть стиснута, подбородок немного поджат. Она чуть не упускает это из виду. Плотно сжав губы, он беззвучно, смущенно качает головой. Рей резко выдыхает, затем шмыгает носом, глядя вниз. Ей невыносимо плакать вот так, посреди улицы — хотя все улицы в деревне пусты, — поэтому она снова начинает идти, глотая беззвучные рыдания. Опять же, она не уверена, что он следует за ней, хотя, кажется, слышит шаги. Но, черт возьми, у нее есть немного времени, ведь она пришла до завтрашнего полудня. Как будто он слышит ее мысли, потому что Бен говорит: — Забудь, что я сказал о завтрашнем дне… Она морщится, изо всех сил стараясь удержаться от рыданий. Затем Бен снова повторяет несколько секунд спустя: — Просто забудь об этом. Рей останавливается, чтобы повернуться к нему лицом и заговорить, но ее горло все еще сводит спазмом и она не может издать ни звука. И тогда она продолжает идти. Они довольно быстро добираются до конца деревни, миновав церковь и всего несколько домов, просто потому, что деревня маленькая, и вскоре сворачивает на тропинку слева от главной дороги, которая ведет в лес немного выше по склону холма. Листья шелестят, цикады поют и будут петь до поздней ночи. Так жарко, что они почти никогда не прекращают, даже ранним утром. Ей кажется, что она задыхается, хотя, возможно, дело не в жаре. Закат отбрасывает оранжевую полосу на холм. Она инстинктивно направляется к самому большому тополю, который когда-либо видела в жизни, пытаясь найти какую-нибудь тень и спрятаться. Идти дальше нет смысла, но поскольку она понимает, что не готова разговаривать с Беном сейчас, то не останавливается. Он должен остановить ее. — Рей, куда ты идешь? Она снова оборачивается. Это помогает не смотреть ему в глаза. — Бен… — Она старается не хныкать, ненавидя то, как тихим и жалким звучит ее голос. Игнорируя дрожащий подбородок, она, наконец, смотрит на него: — Ультиматум? Она видит, как Бен вздрагивает, опускает голову и плотно сжимает губы. Он отвечает не сразу, Рей видит, как она пытается выдавить из себя несколько слов. — Несмотря на… то, какие усилия я прилагала, ты угрожаешь. Она не говорит какие. Надеется, что он не спросит. Тяжело выдвигать обвинения, зная, что сама во всем виновата. Что сама хотела, чтобы он ушел. И все же Рей так зла на него. Его голос дрожит. Он все еще смотрит вниз и не двигается ни на дюйм. По крайней мере, на этот раз он не кричит. — Я не какой-то там бог, — выдыхает он. — Большую часть времени я не знаю, что делать. Слышать, как обиженно звучит его голос, еще хуже, чем все остальное, и ей следовало это предвидеть. Она пытается игнорировать это. — Я бы никогда не смогла озвучить такую угрозу. Рей видит, что слезы катятся по его носу, а челюсть сжимается вместе с кулаками. Его голос остается едва слышным. — О, но ты смогла попросить меня уйти. Это непроизвольная реакция: Рей прячет глаза в ладонях, заставляя губы сомкнуться на несколько долгих секунд, чтобы сдержать рвущиеся из груди влажные звуки. — Я не собираюсь извиняться за то, что отреагировала так, — вот что, наконец, вырывается из-за ее стиснутых зубов. Рей все еще закрывает лицо руками, глубоко вдыхая и выдыхая. Некоторое время он молчит, прежде чем снова пробормотать: — Но я и не прошу тебя извиняться. Рей слышит, как он тихо сглатывает. Через какое-то время Бен добавляет, и в его голосе больше обиды, чем она ожидала услышать: — Я не чувствовал, что значу для тебя и вполовину столько, сколько ты значишь для меня. На этот раз Рей открывает свои влажные глаза, вздергивает голову, чтобы посмотреть прямо на него: — Ты совсем ничего не значишь для меня. Разве это не очевидно?! Сарказм не нравится. Не ей, и, конечно, не ему. Это тоже очевидно. Он не опускает глаз и смотрит прямо на нее, сжав челюсти. — Я иду домой. Это приговор. Он разворачивается, не дожидаясь ответа. Ее лицо мгновенно морщится, плечи дрожат. Но он останавливается, не отойдя и пяти метров. Поворачивает голову, чтобы она могла видеть его профиль. По тому, как Бен стискивает зубы, кажется, что он собирается сказать самую подлую вещь, какую только может придумать. Но вместо этого она слышит: — Ты идешь со мной. Рей моргает, чувствуя в груди тяжесть, и сжимает кулаки. Но поскольку она не двигается, он предупреждающе произносит: — Рей. Она склоняет голову. Когда Бен делает еще один шаг, Рей делает то же самое.