Touch my Бо-ди...

Проходит по коридорам в сопровождении двух шкафоподобных бодигардов. В этой воде не рыбка какая-нибудь — акула. Вышагивает, как будто у себя дома, и знает куда. Не знает, первый раз здесь. Спросил на входе, и ошарашенная девушка любезно объяснила дорогу. Даже мысли не допустила, что нельзя. Ему — можно. Узнан сразу же. Просачивается в гримерку змеем-искусителем. Просящий, улыбчивый, сладкий. «Пожалуйста, важное дело, всего четверть часа, очень срочно». Змей-искуситель с напором бульдозера, кто устоит? Чжань включается в игру мгновенно, не оборачиваясь, едва услышав голос. Привычно, не зная правил и заранее согласный на любые. Присоединяется к просьбам и уговорам. Лишь когда щелкает замок на закрывшейся за последним из персонала двери, впервые обращается напрямую. Без «Привет» и «Как дела?», тщательно скрывая за резкостью беспокойство. — Почему ты здесь? Спрашивает и едва не выдыхает с облегчением. Ничего не случилось. Ничего плохого. Сразу видно. Ибо никогда не держит лицо вне сцены. Не утруждает себя. — Почему? — не сбавляя оборотов, лишь добавив в голос мурчащих ноток, отлепляясь, наконец, от двери. — Накладки в расписании, интервью отменили, вылет скоро, по дороге заскочил, соскучился… Останавливается в сантиметре от губ. Целовать нельзя. Поцелуи отдельным пунктом, только для дома. Когда уже все закончилось. Когда не нужно больше никуда спешить и можно медленно узнавать друг друга на вкус заново. Собирать губами дневные заботы. Делить на двоих воздух. Не сейчас. Смажется макияж, распухнут губы, останутся следы. Ибо плевать, но Чжаню вот-вот на сцену. — С утра? — Ага… Целовать нельзя, но можно запустить руки под не застегнутую до конца рубашку. Можно пройтись прохладными с улицы пальцами по бокам, по ребрам. Коснуться ладонями сосков. Не останавливаясь, сминая, задирая тонкую светлую ткань. До горла и плеч. Огладить большими пальцами выступающие ключицы и направиться вниз. Медленно опуститься на одно колено. Поцеловать живот над пупком, проследить губами дорожку темных волос, расстегнуть пуговицу на брюках. Пальцы касаются щеки и тянут наверх за подбородок. Чжань встречается с Ибо взглядом и легонько качает головой. Это не отказ и не согласие. Это даже не просьба. Требование. Почти приказ. Они не читают друг друга, как раскрытые книги. Они заранее знают, что и как нужно. Стоит встретиться взглядом. Кто-то сказал, что между ними искрит, это информация передается через эфир. Ибо натужно сглатывает и ухмыляется чуть кривовато, как умеет только он. На такой подарок он не рассчитывал. Теряет зрительный контакт всего на пару мгновений, пока поднимается и разворачивает Чжаня от себя, толкая к столику. А потом ловит его взгляд в зеркале напротив и больше не отводит глаз. С застежками расправляются вместе. Кто-то бы запутался и мешал друг другу, а у них одно тело на двоих, четыре руки свои. Резинки всегда с собой. Теперь всегда. Чжань тянется за какой-то баночкой, а Ибо сворачивает с неё крышку. Он бы и сам нашел подходящую даже не глядя, но зачем? Шелестит разрываемая упаковка и Чжань усмехается, почувствовав прикосновение. — Правда, соскучился. Упирается руками в стол и раскрывает рот в беззвучном стоне. Утро, хоть и было недавно, но не только что. — Я… Ибо пережидает мгновение, выходит почти полностью, а потом обратно, до конца. Начинает двигаться медленно, перемежая вдохи словами. Ибо смотрит в отраженные глаза, но и губы видит тоже. Раскрытые, манящие, ждущие. Проводит по ним кончиками пальцев, даёт облизать, вобрать внутрь. Принимается сам играть с языком, ловить и немного тянуть, пока не начинает наращивать темп и тогда замирает, позволяя Чжаню самому ласкать их губами. Насаживаться в том же ритме. — …улетаю на три дня. Слово. Толчок. Вдох. Толчок. Слово. — А тебя всё время трогают. Под губами открытая шея, но делать засосы нельзя. Можно лишь скользить по ней, оставляя влажный след. — Не позволяй им трогать себя. Иначе я сорвусь. Можно добраться до уха, до россыпи родинок на нем, и обжечь шепотом. — Наполню тебя, вставлю пробку, и ты будешь ходить так весь день. Каждую минуту будешь помнить, чей ты. Можно зажать ухо зубами, двигаясь размашисто и быстро. Почувствовать дрожь Чжаня и дернуться самому, потому что он тоже сжал зубы в ответ. Вплавиться в него бедрами, кожа к коже, глубоко. Едва не роняя на стол. Замереть, не отводя широко распахнутых, невидящих глаз. Ибо кончает сам и, зная, что слишком быстро, недостаточно, непозволительно мало, опускается на колени. Губами, пальцами внутрь. Ласкает. Берет до горла, не заботясь, как будет выглядеть потом. Ему не на сцену. На случайные камеры плевать. Сжимает пальцы на бедре и насаживается глубже, почувствовав руку в волосах. Ловит заданный ритм и пальцами скользит в унисон. Языком чувствует пульсацию и дрожь. Пьет её и слизывает всю до остатка. Остается на коленях, пока его не дергают вверх. За волосы. И тут же ладонью под подбородок. Чжань удерживает, заглядывает в такие же шальные, как и у него глаза и, нет, не целует. Касается припухших алых губ кончиком языка, слизывая с них белую каплю. Они смотрят друг на друга несколько секунд, выравнивая дыхание, а руки уже сами собой поправляют, застегивают, приводят одежду в порядок. Чжань притягивает голову Ибо к себе и, чуть наклонившись, возвращает шепотом в ухо. — Если ты это сделаешь, то я потом отыграюсь. Танцевать будет неудобно. Улыбается победителем, обнимает крепко-крепко и чуть отталкивает Ибо от себя. — Тебе пора. Одновременно с вежливым стуком в дверь. Идеальное чувство времени. По дороге в аэропорт Ибо включает трансляцию. Чжань на сцене. Спокойный, отстранено вежливый. В элегантном костюме: черные и белые линии, кажется особенно тонким, даже острым, неприступным, неземным. А потом он улыбается, и слышно как воет зал. Ибо улыбается тоже. Сыто, довольно. У него перед глазами другая картинка. Идеальные тонкие губы скользящие по его пальцам, расстёгнутая рубашка, гибкое тело в ладонях, тихий стон. Ему не сказали нет, только предупредили о последствиях. Он не против. Он готов на что угодно, ради возможности ещё раз заявить: «Моё!». Пусть незаметно, но раз за разом проверять и убеждаться, что владеет. И что принадлежит — тоже. Сидящему рядом охраннику то ли завидно, то ли у Ибо такое лицо, с которым не стоит показываться фанатам во избежание массовых безумств. Сытая похоть во плоти. Он решает вмешаться, рассчитывает смутить, указывая Ибо на перепачканные в пыли и блестках колени. А тот, прежде чем начать оттряхиваться, медленно облизывает губы, все еще ощущая на них вкус Чжаня. Невольно подтверждая случайную догадку. У шкафоподобного бодигарда краснеют накачанные уши.