occupational hazards

После ужина они решают прогуляться. На улице темно, но пирс освещен огоньками магазинов и уличных ламп. Очень романтично… И из-за этого просто ужасно, по крайней мере, с точки зрения Стайлза. Парень уже ждёт, что сейчас из темноты выпрыгнет скрипач, а прохожие начнут посыпать пирс лепестками роз. Основная проблема в том, что Стайлзу хорошо. Было бы куда проще, если бы вечер выдался настолько скучным, что парень уже на стену бы лез и мечтал вернуться к себе в номер и наконец уснуть. Вместо этого… Вместо этого с Питером весело и интересно, а всё вокруг словно бы кричит о необходимости взяться за руки или поцеловаться. Стайлз на всякий случай прячет ладони в карманы и мысленно обещает себе внимательно следить за тем, что творят его губы. «На тебе сейчас самое уродливое нижнее белье, которое у тебя есть», — говорит умная половина мозга Стайлза, и да, это замечательное напоминание. Как раз то, что нужно. — И тебе не одиноко? — спрашивает Стайлз, пока они идут по причалу, — Постоянно переходить из одной компании в другую, пытаясь научить людей сводить дебет с кредитом? — Мне крайне редко одиноко. Как бы это для тебя ни было невероятно, я общаюсь с людьми в нерабочее время, — говорит Питер, — У меня всё хорошо. — У тебя всё хорошо, да? — повторяет Стайлз, — Почему-то мне странно представить, что у тебя много друзей. — А кто сказал, что я имею в виду друзей? — спрашивает Питер. — О… О! — господи, как хорошо, что в темноте не видно, как сильно Стайлз покраснел, — Ну и как… Это… У нас происходит? — В Бейкон Хиллс? Неплохо. — Да? Ну и какие у тебя в запасе приёмы? — Стайлз не уверен, что им вообще стоит это обсуждать, тем более в крайне романтической обстановке, но рядом с Питером мозг просто выключается, неправильные решения принимаются как-то сами собой, да и дайкири был не самый слабый… — Продемонстрируй. — Тебе правда интересно? Стайлз настолько дурак, что кивает: — Ага. Питер мнется, словно не зная, посвящать ли Стайлза в свои секреты, но всё же сдаётся: — Я предлагаю массаж. — Ты… Что? — Говорю человеку, что он выглядит напряженным, кладу ладони ему на плечи… И люди тают. Каждый раз. — Быть такого не может. Бред какой-то. — Ну, по крайней мере этот бред работает, — говорит Питер, — Вот так. Мужчина подходит к Стайлзу со спины и надавливает ладонями ему на плечи, начиная слабо массировать кожу большими пальцами… Черт возьми, почему у Питера так хорошо получается? И почему он и правда демонстрирует свои приёмы?! — М-м-м, — хнычет Стайлз, когда Питер костяшками проходится по напряженным мышцам у лопаток, и закрывает глаза, когда чужая ладонь скользит вверх и вниз по позвоночнику. Ну почему этот несчастный массаж работает?! — Что ты сказал? — Ничего… Просто… Можешь уже прекратить. Правда, — Стайлз пытается отодвинуться от Питера прежде, чем уровень эротичности зашкалит, и думает, что надо было сделать так раньше. — Ну и как тебе? — Если с финансами не сложится, сможешь зарабатывать массажем, — говорит Стайлз и слишком уж торопливо отходит, — Но, э-э… Так себе приём, чтобы кого-то подцепить. Не впечатлило. Естественно, Стайлз нагло врёт. — Хм-м-м, — кажется, Питер чувствует ложь, но ничего не говорит. Стайлз всё еще чувствует фантомные прикосновения чужих рук, — Есть у меня еще один приём. Правда, я про него никому не рассказываю… — Если расскажешь, я унесу этот секрет в могилу. Питер улыбается. Улыбается как-то интимно и по-домашнему, и Стайлзу хочется сброситься с пирса. — Ладно, — говорит Питер, — Когда я кого-то подвожу, то делаю вид, что мотор барахлит, останавливаюсь на обочине и «чиню» его. Людей это очень впечатляет. — Подожди… Что? Ты шутишь, да? Ты что, и правда измазываешься в машинном масле, чтобы возбудить партнера? Питер бесстыдно пожимает плечами: — Ты удивишься, когда узнаешь, что закатанные рукава и испачканные руки могут сделать с чужим либидо… И людям нравится, когда человек умеет… — Умеет притворяться механиком?! — Осуждай, сколько хочешь, но это работает. — Это просто тупо, вот и всё, — говорит Стайлз, — Не то чтобы я подкатываю лучше, но… Серьезно. Ненастоящие проблемы с мотором? — Расскажи, как знакомишься ты. Нет. Нет. Это просто ужасная, отвратительная, совсем-совсем нехорошая идея. Стайлз совершает непростительную ошибку — смотрит на Питера. Его улыбка… Наверняка в ней есть что-то колдовское, потому что Стилински сдаётся практически сразу. — Ну, не знаю… Наверное, я пытаюсь рассмешить человека, — говорит он, — Возможно, у меня даже есть своя пикап-фразочка… — Какая? — Глупая, — Стайлз закрывает лицо ладонями. Он что, на полном серьёзе обсуждает это с Питером?! — Я подхожу к человеку и говорю… Я тебе уже нравлюсь, или сначала мне стоит купить тебе пару коктейлей? — Ужасно, — говорит Питер. — Знаю, знаю, — Стайлз предпочитает даже не вспоминать все остальные варианты, которые он уже перерос… Например, сразу после окончания школы он изображал фокусника… — Но люди смеются, потому что не знают, что сказать, и мы, считай, уже знакомы. Питер выглядит так, словно пытается сделать вид, что вовсе не очарован. Стайлз никогда не умел ни флиртовать, ни производить хорошее впечатление. Он всегда рассчитывал на то, что люди просто не сбегут от него и со временем поймут, какой он классный. Питер, наверное, никогда не слышал о таком концепте. К нему-то наверняка очереди из желающих выстраиваются. Он высокий, ухоженный и вообще производит максимально положительное впечатление, пока не начинает говорить и не проявляет свою мудаческую сущность, а Стайлз — полная противоположность. Интересно, может, из них как раз получится хорошая сбалансированная пара? Когда они доходят до конца пирса, Питер вызывает такси, и они вдвоём забираются за заднее сидение. В вестибюле отеля всё еще светло и людно, хоть на часах уже больше одиннадцати вечера, и Стайлз, всё еще чувствуя недавно выпитый дайкири, совсем не хочет спать. Питер, видимо, умеет читать мысли, потому что спрашивает: — Пропустим по стаканчику? — Ты что, взял с собой алкоголь? — В каждом номере есть мини-бар, Стайлз, — улыбается Питер. — Но это же жутко дорого… — Компания платит. Это опять просто ужасная идея. Так ведь начинается большая часть порнороликов… Бесплатная выпивка, хороший номер в отеле, коллега… Плохо. Очень плохо. — Окей, — говорит Стайлз, потому что он очень, очень, очень глупый. Достаточно долгий подъем на лифте дает время отказаться от этой затеи и ретироваться в собственный номер, но Стайлз (как последний идиот!) просто молчит и позволяет Питеру отвести его к нужной комнате. Хейл открывает дверь при помощи ключ-карты… По сравнению с этим номером комната, где остановился Стайлз — кладовка, куда зачем-то поставили мебель. Стайлз заходит. Вот и нет между ними шести этажей… — Вау. Твой номер куда лучше, чем мой, — парень разглядывает огромный телевизор, гигантскую кровать и бесчисленные бархатные подушки. От ковра не пахнет дешевыми чистящими средствами, а на двери в ванную висит дополнительный халат, который Стайлзу хочется засунуть под футболку и унести к себе. Да уж, всё познается в сравнении: оказывается, его номер — чуть ли не самый отстойный в этом отеле. — Ну, я намного важнее. — И скромнее, — говорит Стайлз, — Не забывай про скромность. Питер снимает обувь и пиджак, и это почему-то выглядит интимно. Может быть, потому, что «пропустим по стаканчику» — неплохой такой подкат? Может быть, потому, что в том, как Питер ходит по номеру, есть что-то невероятно сексуальное. Может быть, потому, что Стайлз уже немного пьяный и точно должен был отказаться от второй дозы алкоголя? — Как насчет хорошего вина? — спрашивает Питер, — Возможно, выдержанного? — Звучит здорово, — Стайлз садится на кровать и чувствует, как матрас мягко пружинит, — И дорого. Я никогда не покупал вино дороже семи долларов за бутылку. — Прости? — Всё, что дороже — просто грабеж, — улыбается Стайлз и подмигивает Питеру, а потом думает, насколько неправильно подмигивать коллеге, с которым ты собираешься романтично выпить пару бокалов вина, — Это же просто виноград. — Не совсем, — говорит Питер, выбирая бутылку, — Не так уж просто превратить виноград во что-то настолько элегантное и вкусное, как это вино. Мужчина открывает бутылку, наполняет бокалы и протягивает один Стайлзу: — Принюхайся. Стайлз берёт бокал и втягивает носом воздух: — М-м. Нотки миндаля. И лемонграсса. И, кажется, малины, — парень видит, что Питер хмурится, и добавляет, — Я просто несу чушь. — Оно и видно, — отвечает Питер, — я говорил, что думал стать сомелье? — Верю. — Все дело в том, как ты относишься к напитку, — продолжает Хейл, — Запах, цвет, нотки вкуса… Нужно позволить всем своим органам чувств испытать это. Питер ведет бокалом по кругу, и вино лижет стенки бокала. — Когда мне было пятнадцать, мы с семьей на несколько недель поехали во Флоренцию. Тогда я впервые попробовал вино, — Питер улыбается, — Нет ничего лучше летней Италии. Как насчет нынешнего Сан-Франциско? Стайлз думает об этом, но, к счастью, не произносит вслух. Они чокаются бокалами, и Стайлз делает маленький глоток, пытаясь позволить алкоголю омыть все вкусовые рецепторы, а не сразу попасть в кровь… Но это не работает. Всё, что Стайлз ощущает — это вино, обычное красное вино с легким привкусом сладкой вишни. И всё. — Ну? — спрашивает Питер. Стайлз сжимает губы. Интересно, вино окрасило их в красный? — Вот прямо как обычное вино из супермаркета. — Мне больно это слышать. — Да-да, поменьше пафоса, побольше реализма, — говорит Стайлз и делает еще один глоток. Неплохое вино, — Вот это уже твой настоящий способ соблазнения, да? Впечатлить человека своими познаниями в винах, а потом напоить его этими самыми винами. — То есть ты впечатлён? — Нет. Нет, — кажется, Стайлз ответил слишком быстро; надо использовать юмор как защиту, так что Стайлз внезапно изображает джентльмена из высшего общества, — Нет, сударь, ваша уловка сработала бы на человеке более низкого происхождения, но не на мне, милейший друг. — Ну конечно, — говорит Питер, — Дешевое вино убило твои вкусовые рецепторы, так что теперь ты просто не можешь оценить этот напиток. — Именно. Питер смеется и садится на противоположную сторону кровати. Даже несмотря на такую дистанцию это всё равно интимно. Стайлз не может удержать своё дурацкое воображение на месте и невольно представляет, как просто было бы потянуть Питера за ворот рубашки, обхватить его талию ногами, тереться о его ширинку, целоваться буквально до посинения… — Еще мы были в Риме, — говорит Питер, как бы напоминая Стайлзу, что надо бы поменьше фантазировать, если он не хочет, чтобы его стояк прорвал джинсы, — Колизей куда больше, чем ты себе представляешь. Ты выходишь из метро, поворачиваешь за угол… И вот он возвышается, нависает над тобой. — Ага, — у Стайлза во рту пересохло. — Я бы хотел туда вернуться. Но в такой рабочий график очень сложно встроить отпуск, да? Стайлз пытается избавиться от сухости во рту при помощи большого глотка вина. Так себе идея — градус у вина всё же немаленький, и по телу бегут искорки опьянения. Конечно, напиться прямо у Питера в номере — это именно то, что нужно. — Мы сейчас почти что в отпуске. Ну, не считая того момента, когда мы были в офисе, но… Вот прямо сейчас. — М-м-м… Ты прав, — урчит Питер. Он определенно смотрит не Стайлзу в глаза, а… Стоп, на губы, что ли?! Господи ты боже мой, — Ты же рад, что поехал? — Да, но… — Стайлз чешет затылок. — Но? — Ты мне правду сказал в поезде? О том, что пригласил меня, потому что я хороший сотрудник? Питер ухмыляется, и Стайлз понимает, что правдивого и прямого ответа точно не добьется: — А ты как думаешь? — Я думаю… — Стайлз не знает, что он думает. Или знает, но не хочет это озвучивать, — Я думаю, что что-то тут всё же нечисто. Питер неторопливо отпивает еще вина. Его губы краснеют чуть сильнее, становясь еще соблазнительнее. — Забавно. Ну да. Конечно. Еще бы Стайлзу кто рассказал, в чем тут шутка, и было бы вообще замечательно. — Слушай, — говорит Стайлз, вцепляясь в бокал напряженными пальцами, — Мы с тобой недавно говорили про соблазнение коллег, и я подумал… Стайлз пытается найти нужные слова, но так ничего и не придумывает: — Ты случайно не говорил о… То есть… Говорил о… Ну… — О чем? Внимательный взгляд Питера отрезвляет. Стайлз кусает губы, стремительно теряя храбрость. — Ни о чем, — говорит парень и ставит бокал на тумбочку. На сегодня хватит. На неделю хватит. Нельзя пить, когда Питер в радиусе десяти километров, — Мне пора обратно в номер. — Снова превращаешься в тыкву? — Просто устал, — объясняет Стайлз, хотя его организм вовсе не согласен с таким диагнозом, — Спасибо за слишком дорогую выпивку. Парень встает, внезапно чувствуя, что дайкири тонкой веревкой обвивает ноги, мешая найти равновесие. Питер тоже отставляет бокал и поднимается с кровати. — Стайлз, — говорит он, когда парень уже стоит в дверях. Близко. Очень близко. Питер прикасается к руке Стайлза. От таких касаний в рубашке должны остаться прожженные дыры. Стайлз чувствует буквально каждый квадратный миллиметр кожи, к которому прикасается Питер, и ненавидит себя за это. Стайлз шумно сглатывает и думает, что этот звук услышали даже на границе с Китаем: — Да? Питер сжимает пальцы, а потом отпускает чужую руку: — До завтра. Господи, Стайлз хочет поцеловать его. Если бы он был чуть более пьяным и чуть более смелым, то так бы и сделал. Забил бы на осторожность и здравый смысл, притянул Питера ближе за рубашку и поцеловал эти окрашенные вином губы. И еще раз. И еще. Пока Питер не вжал бы его в стену и не начал целовать сам. Может быть, Питер хочет того же. Зачем бы он иначе пригласил Стайлза выпить? Зачем бы вообще позвал Стайлза в Сан-Франциско? — Ага, — говорит Стайлз. Это комната движется или мозг уже просто отказывается работать? Стайлз тянется к дверной ручке, — Э-э… В холле где-то в восемь? — Приходи к семи тридцати, и я накормлю тебя завтраком. — Супер, — отвечает Стайлз, — Окей, ладно… Спокойной ночи. Он кидает быстрый взгляд на губы Питера и тут же об этом жалеет, а потом выходит из чужого номера в коридор. Коридор — это безопасность. Как и любое место, где Питер не стоит у тебя за спиной и не пытается тебя коснуться.