occupational hazards

Тот, кто придумал диаграммы, должен был сделать их интереснее. Потому что сейчас Стайлз не может оторвать взгляд от задницы Питера и перевести глаза на экран. Питер в своих брюках для выступлений. Стайлз ненавидит себя за то, что знает, что Питер всегда надевает именно эти брюки, когда ему нужно выступить перед аудиторией. Ткань так облегает задницу мужчины и подчеркивает изгиб его бёдер, что… В общем, это отдельная разновидность пытки, созданная специально для Стайлза. Господи, у Стайлза во рту настоящая пустыня Сахара. — Мы видим существенное улучшение, — говорит Питер и переключает слайды, демонстрируя очередную диаграмму. Стайлз думает, что ни один из графиков не сможет отвлечь его от этой великолепной мускулистой задницы, — Показатели определенно растут, по большей части за счет небольших изменений и урезания излишних трат, например, отказа от покупки дорогой туалетной бумаги. Кто-то приклеивает Стайлзу на спину стикер. Обернувшись, парень видит крайне довольного собой Айзека. На стикере крайне знакомым почерком написано «дать тебе платочек, чтобы ты подтёр слюни?». — Но нам еще есть, куда расти, — говорит Питер, опираясь на стол, — Сейчас мы уже не на нуле. Считайте, что у нас появились карманные деньги. Но эта компания может рассчитывать на большее. Вот почему мы с вашим руководством решили, что моя работа здесь еще не закончена. Так что пока мы не прощаемся. Питер переводит взгляд на Стайлза, и тот чувствует острое желание отвести глаза. — Уверен, некоторые из вас расстроены… — нахально говорит Питер, — Но особого выбора у нас с вами нет. Если у вас есть вопросы, загляните ко мне в кабинет. На этом всё, давайте вернемся к работе. Скрипят отодвигаемые стулья — все встают и направляются к выходу из переговорной. Стайлз бы присоединился к коллегам, если бы не завис, наблюдая, как Питер нагнулся над своим ноутбуком. Питер всегда нагибается сильнее, чем нормальный человек. Ну или Стайлз просто всегда крайне внимательно за ним наблюдает (да нет, бред какой-то). На колени к Стайлзу прилетает записка. В этот раз Айзек даже не стал её складывать, чтобы скрыть текст от посторонних глаз. «Трахни его!!!!!!!». Семь восклицательных знаков. Стайлз сминает бумажку в кулаке и подходит к Питеру: — Классная речь. — Ага, я видел, что тебе ну очень интересно. Черт, Стайлзу и правда было интересно. Просто интересовали его не финансы, а… — Мне правда было интересно, — врёт парень, — Особенно когда ты сказал, что останешься с нами подольше. — Останусь, — кивает Питер, — Так что у тебя будет еще много шансов поругаться со мной из-за любой мелочи, от которой я откажусь. — Эй, если до тебя не будут регулярно докапываться парни вроде меня, тебе будет скучно работать! — Я и не жалуюсь, — мягко говорит Питер, и Стайлз улыбается и пытается не думать о том, что они флиртуют как подростки, боящиеся пригласить друг друга на дискотеку. — Ну, я тоже не жалуюсь, что ты задержишься с нами, — признаётся Стайлз, — С тобой… Приятно работать. — А ты можешь написать мне это на бумаге? — Нет. И никто тебе не поверит, если ты кому-то скажешь, что я так сказал. Айзек громко и крайне ненавязчиво кашляет. Стайлз резко оборачивается, морально готовый к тому, что у его коллеги в руках плакат с какой-нибудь вульгарной надписью вроде «ПОТРАХАЙТЕСЬ УЖЕ НАКОНЕЦ». К счастью, Айзек всё-таки решает обойтись очень красноречивым выражением лица. — Стайлз просто в восторге, что вы остаётесь, — говорит Айзек и приобнимает Стайлза за плечи; парень сразу пытается стряхнуть чужую руку, — Уж поверьте мне. О господи, за что. — Не слушай его, — говорит Стайлз. — М-м-м, — тянет Питер и смотрит на Айзека так, словно они сговорились против Стайлза, — То есть ты не в восторге? — В восторге, — Стайлз чувствует, что краснеет. Горят не только щеки, но и всё остальное тело, — Думаю, мне пора работать. К тому времени, как Стайлз плюхается на свой офисный стул, у него настолько мокрые ладони, что текст на записке Айзека расплывается большим чернильным пятном. *** Жизнь невероятно странная, думает Стайлз, проходя мимо кабинета Питера. Еще несколько недель назад Стайлз продумывал различные пути убийства Хейла, а теперь у них нормальные, хоть и не совсем здоровые рабочие отношения. Они даже здороваются, когда сталкиваются в коридоре. На самом деле, если бы Стайлзу не приходилось постоянно отбиваться от мыслей о том, как Питер хорош в постели, как охуенно он выглядит обнаженным и так далее… Стайлз был бы не против проводить с Питером время. Хейл забавный и напоминает саркастичного стэндапера, а еще умный. И остроумный, что весьма важно — он с легкостью отвечает на любой язвительный комментарий Стайлза. Если хочет, конечно. А еще с ним классно переписываться, даже если иногда посреди ночи он внезапно присылает статьи об истории лакросса или о судьбе самых известных мафиози. Это тоже классно — Питер ведь делится статьями, потому что думает, что Стайлзу будет интересно. Как отвратительно мило, правда? Питер милый. На его члене можно умереть от избытка эндорфинов, но да, милый. Стайлз не помнит, когда в последний раз ему было так комфортно на работе. Никто до него не докапывался уже несколько недель. Никто не перекладывал на него тонну работы. Никто даже не воровал его ручки! Всё хорошо. Естественно, как только ты это осознаёшь, жизнь тут же устраивает какую-нибудь подлянку. Это случается, когда у Стайлза просто прекрасный день. Скотт приносит всем кофе, на дорогах нет пробок, на электронной почте нет непрочитанных писем… И когда Стайлз идёт к принтеру, чтобы распечатать пару отчетов, на его пути появляется Джексон. Обычно Стайлз его просто игнорирует. Он пытается так сделать и сейчас, но Джексон продолжает на него пялиться. Чем дольше Уиттмор изображает из себя Джеймса Бонда, тем сильнее Стайлз опасается, что сейчас ему пробьют череп степлером. Господи, порази Джексона молнией, он ведь этого заслуживает… — Знаешь, Стилински, — наконец говорит Джексон и барабанит пальцами по ксероксу, — Идея неплохая. Жаль, что не сработает. Блять, ну почему именно сегодня? Стайлз думает о том, чтобы всё бросить и вернуться к распечатыванию отчетов тогда, когда у принтера не будет маячить победитель конкурса «самый отвратительный коллега», но любопытство побеждает: — Ты о чем вообще, Джексон? Джексон усмехается, словно рыбак, увидевший, что рыба заглотила наживку: — Ты и МакКолл. Твой план не дать его уволить. — Чего? Джексон просто светится от удовольствия и подходит еще ближе с таким видом, что Стайлзу хочется направить в отдел по работе с персоналом письмо о домогательствах на рабочем месте. — Все об этом знают. Кто-то из нас может себе позволить сохранить свою должность, а кто-то — нет, — Джексон хлопает Стайлза по плечу, — Подлизывайся к Хейлу сколько хочешь, твоего друга это всё равно не спасет. Стайлз хочет ответить что-то язвительное, но его мозг парализован страхом, что Джексон не просто выводит Стилински из себя, а говорит правду. Что, если увольнение Скотта действительно активно обсуждается, а Стайлз узнал об этом последним? А ведь если кто и занимается сейчас увольнениями, так это Питер. Джексон самодовольно ухмыляется и уходит с видом победителя, а Стайлз бросает все документы прямо в принтере и летит к Хейлу в кабинет. Он даже не стучится — то, чем занимается Питер, явно куда менее важно, чем увольнение Скотта. — Мне надо с тобой поговорить. Питер поднимает взгляд от документов. Документы. Это может быть личное дело Скотта? Чёрт, может быть, Питер прав и Стайлз действительно думает, что вселенная вращается вокруг него, но об этом можно подумать и позже. — Я тоже рад тебя видеть. — Слушай, тут говорят, что… — Стайлз нервно ерошит волосы, запуская в них пальцы, — Ну, то есть… Джексон говорит, и я уверен, что он просто меня провоцировал, но мне нужно быть уверенным. — Уверенным в чем? — Джексон говорит о сокращениях. О том, что люди могут потерять работу, — Стайлз очень хочет ошибаться, потому что Питер ведь не будет… Не будет же он серьезно… — как Скотт. Джексон говорит, что Скотта могут уволить. Стайлз ждёт, что Питер успокоит его и скажет, что Джексон просто ведет себя как последний мудак и что никого на самом деле не увольняют… Но Питер просто поджимает губы и молчит. У Стайлза внутри всё обрывается, и он как-то отстраненно смотрит на то, как Хейл встаёт и подходит близко — не вплотную, но всё равно слишком близко. — Ты шутишь? — слабо спрашивает Стайлз. — Ничего еще окончательно не решено. — Ты шутишь?! — повторяет Стайлз и чувствует, как по венам растекается шипучий гнев, — Он мой лучший друг! И он хороший специалист! Отличный! Он нужен компании! — Если тебе станет легче, я как раз собирался посмотреть, могу ли я предложить ему какую-то должность в моей фирме. — Он не хочет работать в твоей тупой фирме! — кричит Стайлз. Хочется швырнуть что-то в стену. Руки так и чешутся взять пресс-папье, и… — Это просто… Знаешь что? Я должен был знать, что так и будет. В глазах Питера загораются огоньки гнева: — Так — это как? — Что ты сделаешь что-то дерьмовое и снова станешь полным мудаком. Тем мудаком, который не мог извиниться за то, что облил меня кофе! А я только начал думать, что… — Стайлз отказывается завершать свою мысль. Он ошибался, абсолютно ошибался насчет Питера. Первое впечатление оказалось самым верным, — Да плевать. Ты мудак. — Стайлз, — ледяным тоном говорит Питер и подходит ближе, — Я делаю свою работу. Делаю то, за что мне платят. — Ну, — говорит Стайлз, чувствуя на себе острый как лазер взгляд Питера, — Не мешало бы тебе хотя бы иногда думать о том, как ты влияешь на судьбы людей. Питер снова делает шаг вперёд: — Я постоянно об этом думаю. — Нифига подобного, — они стоят так близко, что Стайлз может пересчитать ресницы Питера и разглядеть серые вкрапления в его голубых глазах, — Ты думаешь о себе. И всё. — С чего ты так решил? — Потому что я очень внимательно следил, — шипит Стайлз, мысленно добавляя «потому что я не могу перестать обращать на тебя внимание». Черт, они очень близко. Питер не сводит со Стайлза тяжелого внимательного взгляда. Кто-то тяжело дышит — кажется, как раз Стайлз, который вдруг кроме гнева, ярости и желания топать ногами и швыряться вещами вдруг чувствует мощную волну возбуждения. Стайлз облизывает губы. Питер внимательно наблюдает за движением его языка. — Ну нахуй, — говорит Стайлз и целует Питера. Яростно, агрессивно, сталкиваясь зубами. Питер тут же отвечает — удовлетворенно гортанно стонет и крепко обнимает Стайлза за талию. Парень закидывает руки Питеру на плечи. На протяжении одной бесконечной секунды Стайлзу кажется, что всё это нереально, и ему требуется еще секунда, чтобы прийти к выводу, что всё происходит на самом деле. Это не очередная влажная мечта, а реальность. Питер прикусывает его нижнюю губу, и Стайлз хнычет, чувствуя, как у него до нелепости быстро встаёт. Питер отвечает на поцелуй так, словно он тоже об этом думал, словно фантазировал о Стайлзе, словно мастурбировал на него, желал его… — Ты всё еще мудак, — выдыхает Стайлз, — Поверить не могу, что мы… Ох… — Зато я могу, — рычит Питер и снова целует его с такой силой, что Стайлз пытается вспомнить, могут ли на губах образовываться синяки. Питер накрывает ладонью ширинку парня и сжимает пальцы, заставляя Стайлза начать волноваться, что у него есть все шансы опозориться, кончив в штаны прямо на рабочем месте. Он поверить не может, что это происходит. Поверить не может, что Питер действительно его хочет. Может, хочет не просто сейчас, а уже давно, и Стайлз на самом деле не сошел с ума и правильно прочитал все знаки. Оказывается, Питер хочет его настолько, что подхватывает под бёдра и сажает на стол. И это… У Стайлза нет слов, чтобы описать, насколько это горячо. Он собирается заняться сексом на работе. Прямо посреди рабочего дня. Стайлз берет Питера за ворот рубашки и притягивает ближе, обхватывая его талию ногами. Питер издает такой звук, что Стайлз понимает — Хейл тоже чертовски возбужден. Питер давит парню на плечи, заставляя его лечь прямо на стопку документов. И плевать, что в спину впивается клавиатура — вообще не до этого, когда Питер Хейл расстегивает твои штаны и гладит твой стояк через ткань боксеров. Стайлз разрывает пьянящий поцелуй только ради того, чтобы расстегнуть брюки Питера — если он не доберется до его члена в ближайшие десять секунд, то вполне может расплакаться. Он толкается бедрами, пытаясь потереться о ладонь Питера, который проводит языком по его шее, а потом прикусывает нежную кожу. Ощущений слишком много — рука на члене, оставляющие засосы губы, мускулистое тело… Стайлз хочет сконцентрироваться одновременно на всём. Лишь бы не упустить ни единой секунды… — Господи… Питер, ты должен… — хнычет Стайлз, не в силах сформулировать нормальное полное предложение. Его практически трясёт от желания и необходимости кончить, — Пожалуйста. И, конечно, в этот момент кто-то стучится в дверь. Этот звук действует на обоих как удар электрическим током. — Блять, — паникует Стайлз, внезапно остро чувствуя, насколько обнажен, — Бля-я-ять. Питер соображает немного быстрее: — Давай, — шипит он, делая шаг назад и застегивая штаны, — Под стол. — Под стол, ага, отлично, точно, класс, понял, — тараторит Стайлз и ныряет под стол, путаясь в спущенных штанах и пытаясь понять, было ли ему вообще когда-то так стыдно. Всё, на что ему остаётся надеяться — что человек, который сейчас войдет, не услышит грохот сердца Стилински. Этот самый человек снова стучится, и Стайлз практически до крови кусает губы. — Да-да? — говорит Питер уже куда спокойнее и ровнее, чем пару минут назад. Раздаются шаги, потом открывается дверь. В кабинет заплывают звуки живущего своей жизнью офиса — гудение принтера, щелчки мыши, тихие разговоры — и Стайлз думает о том, что только что собирался заняться сексом в офисе. Прямо на столе. Пока все его коллеги находились буквально в нескольких метрах. — Что? — грубо спрашивает Питер. Кажется, его злость по силе сравнима со страхом Стайлза, что кто-то увидит, как он в полуголом состоянии свернулся под столом, — Я вообще-то работаю. — Извините, — говорит Гринберг. Ну естественно, блять, это Гринберг, — Я должен был принести вам вот эти бумаги. — Отлично, — говорит Питер, и его голос более ледяной, чем льды Антарктиды, — А теперь иди по своим делам. Дверь закрывается. Стайлз вдруг понимает, что боится того, что будет дальше. Когда ты стоишь на коленях под рабочим столом, то вдруг начинаешь понимать, насколько реально и опасно всё происходящее. Сексуальность как-то улетучивается, оставляя только неловкость и сильное замешательство. Стайлз собирался наорать на Питера, а в итог всё вылилось в одну из самых горячих прелюдий в его жизни, и теперь Стайлз не понимает, что про всё это думает Питер и чем всё это закончится. — Он ушёл, Стайлз, — говорит Питер. — Ага, — говорит Стайлз и, не видя другого выбора, вылезает из-под стола. Ему не должно быть настолько стыдно. Питер только что практически ему отсосал, а теперь вдруг настало время для сомнений и смущения? Стайлз почему-то чувствует себя пятнадцатилетним подростком, которому первый раз подрочили в школьной подсобке. Питер, еще пару секунд назад пылавший яростью, уже не выглядит злым. Он держит документы, которые принёс Гринберг, но не сводит взгляд со Стайлза. Он хочет продолжить? Или пытается понять, как позволил всему этому случиться? Вообще Питер не похож на человека, который внезапно позволяет чему-то случиться — скорее он просчитывает все возможные ходы на год вперёд — но молчание наводит еще и не на такие мысли… — Я, ну… Э-э-э… Я, наверное… — слишком громко говорит Стайлз, — Я пойду. Ты занят, и я… Я тоже занят. Так что… да. Он бежит из кабинета Питера, как от чумы, только на полпути к своему рабочему месту понимая, что рубашка не заправлена в брюки и болтается, а растрепанные волосы и припухшие губы говорят сами за себя. Блять. Он уже слишком взрослый, чтобы так лажать… Но недостаточно взрослый, чтобы спокойно всё обсудить. Так что он просто сбегает.