occupational hazards

Час спустя Стайлз идёт к Питеру в кабинет, чтобы обсудить свои страхи. Перед тем, как пересечь коридор, он сканирует пространство на предмет навязчивых коллег. Для полноты картины ему не хватает только камуфляжа и тёмных очков. Если повышать градус секретности, то для общения придётся использовать рации — в отличие от телефонов, их не отследить. А сексуальные сообщения отправлять нужно будет на азбуке Морзе. Или лучше придумать собственный секретный шифр? Или, может, перевоплотиться в кого-то другого при помощи огромной шляпы и накладной бороды? В любом случае придется потратить много сил и времени, и Стайлз от этого не в восторге. Убедившись, что в коридоре никого нет, Стайлз проскальзывает в кабинет. Питер сидит за столом и даже голову не поднимает. Словно бы и так знает, кто пришёл. Это… Очень по-домашнему? Или Питер просто очень наблюдательный? — Привет. Есть минутка? — Думаю, что да, — говорит Питер, бросив быстрый взгляд на часы, — Но только быстро. Не раздеваясь. — Да я не об этом. Вот теперь Питеру интересно. Он отрывается от монитора и поднимает бровь: — Да? — Нам нужно быть осторожнее, — говорит Стайлз, запирая за собой дверь. Подождите, или запертая дверь — это ещё подозрительнее? Нормально ли запирать дверь, когда приходишь обсудить какой-то частный, но абсолютно уместный в рабочей среде вопрос с коллегой? Стайлз уже вообще не понимает, как должен себя вести, чтобы не вызывать подозрений, — Так что больше не лапай меня за задницу у принтера. — Почему? — хмурится Питер. — Потому что люди начинают замечать. — Люди? — Джексон, например, — поясняет Стайлз, — Он говорит, что… В общем, либо он просто пытается меня выбесить, либо и правда что-то знает. Так что нам в любом случае нужно быть поосторожнее. Питер откидывается на спинку кресла: — Ты боишься, что кто-то узнает? — Э-э-э… Ну да? Этот офис — как кишащая змеями яма. Если хотя бы один человек увидит, как мы целуемся в переговорке, к вечеру меня уже уволят. Питер смотрит на Стайлза так, словно тот раздувает из мухи слона. А Стайлз ничего не раздувает. Совсем. В этом офисе столько сплетников, что Стайлз начинает думать, что его жизнь — это на самом деле мыльная опера. — Никто бы не стал сплетничать, — говорит Питер. — Да все стали бы, — отвечает Стайлз, — Ты не знаешь этих людей так хорошо, как я. И то, что мы делаем, нарушает устав компании. Стайлз прикладывает ладонь ко лбу, проверяя температуру. Кажется, у него жар. Чем больше он думает о том, как поедет домой с отметкой об увольнении в трудовой книжке, тем ближе становится паническая атака. Разве не из-за всех этих опасений он изначально не хотел спать с Питером? У него что, возбуждением все мозги вышибло? — Ты в курсе, что Финсток с утра вызвал меня к себе? Я думал, ему про нас рассказали. — А ему рассказали? — Нет. Ему… Он меня повысил, — признаёт Стайлз, — Но я всё равно чуть не умер от страха. — Тебя повысили. — Ага. Потому что ты, оказывается, говоришь обо мне много хорошего, — боже, как странно произносить это вслух, — Ты же понимаешь, что тебе не надо ко мне подмазываться? Я и так с тобой сплю. — Ты не думал, что меня и правда могла впечатлить твоя работа? — Вообще-то... Нет, — Стайлз чешет затылок, — А ты впечатлился? — Да, — говорит Питер, — И поделился мыслями с твоим начальством. Видишь, как благотворно наши отношения влияют на твою карьеру? — Они могут меня вообще без карьеры оставить, знаешь ли, — Стайлз кидает взгляд на часы. Если он задержится здесь ещё на минуту, люди начнут шептаться и обсуждать, каким именно образом он заработал повышение, поэтому надо бы вернуться на рабочее место и изобразить продуктивность, — Слушай, вот что я пытаюсь донести: не лапай меня за задницу на публике. Можем… Можем сойтись на этом? Договорились? Питер внимательно смотрит на Стайлза, словно выискивая лазейки в его просьбе. — Ладно, — наконец говорит он и ухмыляется, — Не буду «лапать тебя за задницу». На публике. Питер встаёт из-за стола, подходит к Стайлзу, притягивает его к себе за ворот рубашки и собирается поцеловать на прощание. Стилински отворачивается: — И, э-э-э… Вот этого тоже поменьше, наверное. — Ладно, — повторяет Питер, — Но при одном условии. — О боже. Мне не понравится, да? Насколько сильно мне не понравится? Питер усмехается: — Я хочу тебя. Сейчас. Стайлз оборачивается и проверяет, запер ли дверь. Нельзя быть слишком осторожным, особенно если учитывать, что их один раз уже застукали. Ладони Питера перемещаются на ягодицы Стайлза, и тот тут же отвлекается от мыслей о двери: — Ты же вроде сказал, что у тебя нет времени? — Нет, я сказал, что нам нужно сделать всё быстро. У меня встреча через двадцать минут. — Вау. Дедлайны. Очень сексуально. Стайлз не успевает добавить ещё что-то саркастическое, потому что Питер его целует. Парень поверить не может, что снова попадается в эту ловушку — он же собирался сказать, что им нужно замедлиться и перестать заниматься непотребствами в офисе… И вот его уже раздевают, чтобы заняться с ним сексом посреди рабочего дня. Питер снимает пиджак и бросает его на пол. — Что мы успеем? — спрашивает Стайлз. — Я тебе покажу. Питер снова тянет Стайлза за рубашку, на этот раз — к офисному креслу. То протяжно скрипит, когда Стилински практически падает на сидение. Стайлз вцепляется в подлокотники и смотрит, как Питер приближается, словно хищник. Хейл расстегивает Стайлзу ремень и опускается на колени. Срань господня. Стайлз никогда не устанет смотреть на то, как Питер стоит на коленях. Питер стягивает штаны Стайлза, оставляя их болтаться где-то в районе лодыжек и освобождая вставший член из-под ткани боксёров. К слову о том, на что Стайлз никогда не устанет смотреть: Питер, обхватывающий его член ладонью и наклоняющийся вперёд, чтобы отсосать, определённо присутствует в этом списке. — Подожди, — Стайлз кладёт ладонь Питеру на плечо; паранойя берёт своё. Другой рукой Стилински тянется к телефону, — Нам же нужно… Скажи Финстоку, что ты пока занят, так что звонки нужно переадресовать кому-то другому. По крайней мере, в ближайшие 15 минут. Стайлз поднимает трубку, но буквально секунду спустя Питер резко выдергивает телефонный провод из разъёма. Нет, не просто отключает — именно выдёргивает. Стайлз определенно видит разноцветные проводки, обычно скрытые под обмоткой. Челюсть отвисает от изумления. Есть же другие способы сделать так, чтобы тебе не звонили… Не обязательно крушить собственный кабинет. — Ты с ума сошёл. — Айтишники разберутся, — говорит Питер и притягивает Стайлза к себе для поцелуя, — Ты же хотел, чтобы никто не звонил. — Да, но можно же было… Господи боже! Питер внезапно проводит ладонью по его члену, и это выбивает воздух из лёгких. Они целуются снова и снова, снова и снова, и чужая ладонь движется в том же агрессивном ритме, что и язык. Питер кусает Стайлза за нижнюю губу и сжимает пальцы, и Стайлз уже на пути к тому, чтобы кончить. Что ж, не самый плохой способ провести пятнадцать минут, правда? Стайлз запускает пальцы в волосы Питера и откидывается на невероятно мягкую спинку кресла, пока Хейл быстро и грубо дрочит ему. Им и правда не нужно так делать. Стайлз пришёл, чтобы объяснить, что так поступать нельзя. Потому что у стен есть глаза, у людей — лезущие не в своё дело носы, и рано или поздно всех всегда ловят, но вот он наполовину раздет и собирается кончить в офисном кресле Питера, и сил возражать просто нет. Даже несмотря на все опасения и страхи Стайлзу не нужно много времени, чтобы дойти до оргазма. Питер практически вылизывает ему шею, гладит его по бёдрам, и всё это действует на Стайлза как звуки флейты факира на змею. Когда Стайлз кончает, ему кажется, что все кости в организме куда-то исчезают — он практически растекается на кресле лужей возбуждения и спермы. — Ладно, но… Больше мы тут такого не делаем, — говорит Стайлз, пока Питер помогает ему вытереться. Звучит неубедительно от слова совсем. Возможно, всё дело в том, что дыхание всё ещё сбито после оргазма, — Да? — Конечно, — отвечает Питер и застегивает ему штаны, — Кстати, прошлой ночью мне было очень хорошо. Он проводит пальцами по щеке Стайлза, и на мгновение это прикосновение кажется чудесным, а потом Стайлз понимает, что всё это ужасно романтично, и резко выпрямляется: — Ага! Только не надо делать всё... Странным. — Странным? — поднимает брови Питер. — Ну, знаешь… Делать вид… Как будто мы… — Стайлз трясёт головой, быстро приходя в себя, — Не важно. У тебя же встреча, да? Питер смотрит на него… Странно. Стайлзу становится некомфортно — словно если Питер продолжит так смотреть, то поймёт что-то, в чем Стилински ещё не признался даже самому себе — так что он отворачивается. — Да, встреча, — наконец выдыхает Питер, — Я потом тебе напишу. Он наклоняется для поцелуя, и Стайлз на автомате отстраняется. И снова тот самый взгляд! Стайлз чувствует, как на щеках разгорается румянец. — Договорились, — парень встаёт и вылетает из кабинета прежде, чем его успевают о чем-то спросить… Просто потому, что даже себе не может ответить на эти незаданные вопросы. *** Есть у Стайлза одна странная суперсила: больше всего он думает, когда голый. Некоторые люди ходят туда-сюда, чтобы обдумать что-то важное, другие готовят, кто-то ложится подремать… А вот Стайлз раздевается, залезает под одеяло и на тебе — если не отвлечься на секс, сразу появляется много мыслей. Было бы здорово действительно переключить внимание на секс, но пока Питер просто дразнится — сидит (своей невозможно ровной и голой!) спиной к Стайлзу и отвечает на рабочую почту, постоянно повторяя «ещё пять минут». Стайлз надеялся, что в сумке, которую Питер принёс с собой, лежат секс-игрушки и смазка с разными вкусами… А потом Питер расстегнул молнию, достал рабочий ноутбук и сказал, что ему нужна буквально минутка. Его определение минутки явно отличается от общепринятого. Прошло как минимум полчаса: Стайлз уже включил Рики Мартина, разделся (даже носки снял!) и заманил Питера в кровать, но тот всё ещё сидит и что-то быстро печатает на клавиатуре, не обращая на Стилински никакого внимания. Занимается работой. Стайлз бы предпочёл, чтобы занимались им, потому что мысли снуют туда-сюда. Он не может перестать думать о том, не протолкнул ли Питер его на должность повыше по совершенно неприличным причинам. Что, если дело вовсе не в таланте — может, это заранее внесённая оплата за будущие оргазмы или награда за отличные минеты? Что, если сейчас Питер думает о работе и игнорирует Стайлза, потому что днём тот отстранился и не дал себя поцеловать? Что, если… Стайлзу, мать его, надо просто перестать думать. — Можно кое-что спросить? — спрашивает Стайлз, гипнотизируя взглядом потолок. Он наполовину возбуждён, а наполовину загнан в болото тревоги собственным гиперактивным и стрессующим мозгом. Питер издаёт звук, который в теории можно воспринять как согласие. Он ни на долю секунды не отвлекается от ноутбука и продолжает печатать, не сводя глаз с экрана. Да что же там такое интересное? Что может быть интереснее, чем обнажённый и ждущий Стайлз? Хотя нет, на этот вопрос лучше не отвечать. — Ты выбил мне повышение, потому что я с тобой часто сплю? Питер прекращает печатать. — Ты спрашиваешь, не раздаю ли я повышения через постель? Вот такая формулировка звучит отвратительно. — Нет, — морщится Стайлз, — Ладно, да. Нет. Не знаю. — Как ты сам думаешь? Стайлз хмурится: — Я первый спросил. Прекрати отвечать вопросом на вопрос! Питер вздыхает: — Ты заслужил это повышение. Возможно, когда я думал о тех, кто заслуживает благодарности за свою работу, ты первым пришёл мне в голову, потому что я думаю о тебе больше, чем о твоих коллегах… Но ты ни коим образом не заработал прибавку к зарплате, соблазнив меня. Я уверен, что ты не сможешь меня соблазнить ни на что такое. Наверное, это правда — если бы у Стайлза был талант соблазнителя, то Питер бы давно отложил ноутбук и отсосал ему. Стайлз переворачивается на бок, приподнимается на локте и оставляет дорожку поцелуев на руке Питера. — Если бы кто-то узнал о нас, то так бы и сказал. Что я… Я поймал тебя в свои сети и заставил сперва переспать со мной, а потом дать мне повышение. — Никто о нас не узнает, — говорит Питер и снова что-то печатает. — А если всё же… — Не узнают, — отвечает Питер. Ему явно не интересно обсуждать гипотетические сценарии, которые Стайлз успел придумать… Или он просто не хочет признавать то, что для Стайлза уже давно очевидно: если эта история всплывёт, то Стайлза понизят в должности или вообще уволят быстрее, чем он успеет даже произнести имя Питера, — Тебе нужно расслабиться. Стайлз не знает, как это — взять и расслабиться. Обычно за расслабление отвечают лекарства, но есть и ещё кое-что, что может сработать даже лучше… Так что Стайлз запускает руку дальше под одеяло и ведёт пальцами по бедру Питера, медленно приближаясь к его члену. Что ж, по крайней мере, это вызывает какую-то реакцию: Питер перехватывает Стайлза за запястье даже через одеяло и отводит его руку. — Стайлз, — строго говорит он, — Мне нужно дописать письмо. — Да сколько гребаных писем ты пишешь? — стонет Стайлз, а потом снова целует руку Питера и мягко кусает его в плечо, — Да ну тебя, мы бы уже могли сексом заниматься. — Прояви терпение. — Нет, — говорит Стайлз и пытается силой оттянуть руку Питера от клавиатуры, — Работу и секс нужно разделять. Все рабочие штуки надо было оставить на пороге. Вместе с одеждой. — Если тебе так не терпится, можешь начать без меня, — предлагает Питер. — Да как ты смеешь, — Стайлз пихает Питера в бок. Он надеется защекотать его, но Питер, судя по всему, вообще не боится щекотки — он даже не вздрагивает. Очередное доказательство, что Хейл — не человек, а какой-то невыносимо раздражающий пришелец, прибывший из космоса и мимикрировавший под представителя рода людского, — Если я должен всё сделать сам, зачем ты вообще здесь? — Чтобы смотреть, — спокойно отвечает Питер, что-то проверяет в ноутбуке и продолжает печатать. — Ты просто ужасный. — Я скоро закончу, — настаивает Питер, — Будь хорошим мальчиком и подожди немного. То, как Питер это произносит… Словно Стайлз — ребёнок, который очень ждёт Нового года, хотя на дворе начало декабря. И такое отношение наводит на мысли, что в каком-то смысле Питер может быть его родителем, и… Нет. Стайлз точно не хочет ещё и о родителях думать. В голове и без того крутятся сотни мыслей, которые вообще-то должны были исчезнуть благодаря вечернему сексу. — Я за нас волнуюсь, — говорит Стайлз, — Мы превратимся в старых зануд, которые спят в одной постели не ради секса, а просто потому что так теплее. Если не будем осторожны, наша интимная жизнь рискует исчезнуть в зеркале заднего вида. Это задумывалось как шутка, но в каком-то смысле Стайлз говорит серьёзно. Ему становится пугающе комфортно с Питером; их совместное времяпрепровождение часто даже не приводит к сексу, и так просто не должно быть. На такое Стайлз не подписывался. Он не хочет просто лежать вместе в постели, смотреть вечерние новости или читать скучные книжки перед сном; не хочет чистить зубы, вместе наклонившись над раковиной, и иногда случайно (а иногда и не случайно!) носить одежду друг друга. Он не хочет, чтобы у них появлялись совместные привычки. Чтобы всё становилось так по-домашнему. С Питером должно быть весело, эротично и сексуально, а не тепло и просто. С Питером не должно хотеться быть настоящим и ужасным собой. Питер не отвечает — он слишком занят своими письмами. Стайлзу хочется выкинуть его чертов ноутбук в окно. Просто чтобы показать, что он не хочет, чтобы Питер приносил сюда свои вещи. Пусть приходит сразу голым. Но поди это сформулируй так, чтобы не показаться полным психом… — Мы становимся очень скучными, — вздыхает Стайлз, закрывая лицом ладонями. Естественно, под этим он имеет в виду, что им до ужаса хорошо рядом друг с другом… И это его пугает.