Всё это и даже больше

Это был ужасный день. — Стоп! Рэй, изобрази мне чувства, твою мать. — Я так и делаю, мистер Тарино... — Ни черта ты не делаешь. Всё по новой. Дэвид встал не с той ноги. Фигурально, конечно, но ужасно начавшийся день режиссёра вылился в кошмарнейший рабочий процесс для всей команды. Его выводило из себя буквально всё: актеры, реквизит, композиция кадра, то, как скрипело его кресло, количество сахара в его кофе. Любое неосторожно сказанное слово заставляло его заискриться — любой неосторожный взгляд приводил в бешенство. — Бин, костюмы ужасные, поменяйте всё . — Но мистер Тарино... — У тебя проблемы? — Дэвид цедит слова сквозь зубы. — Попробуй со мной поспорить. — Хорошо, мистер Тарино, я всё сделаю. Эмма вздохнула. Они снимали сцену четыре чертовых часа. За это время она успела проголодаться, вспотеть и эмоционально вымотаться — Тарино вспыхивал, как спичка, и это утомляло её больше всего. Она наблюдала, как он отчитывает оператора, как кричит на Бин и злобно сминает свой стакан из-под кофе. Эмма уверена: если дьявол существует, то это Дэвид Тарино в плохом настроении. Иначе почему съемочная площадка полыхает в инфернальном огне? — Эмма, — кричит Дэвид, — у тебя что, много свободного времени? Куда ты пялишься? — На вас засмотрелась, — актриса хмыкает. — Господи Боже, — режиссёр закатывает глаза. — Это просто кошмар. Всем перерыв. Бин, — он указывает на девушку, — мне ещё кофе. Каблуки стучат по плитке, когда он удаляется в свой кабинет. Дверь с шумом захлопывается, Эмма вздрагивает. Дьявол не в настроении. Бин сидит, закрыв лицо руками. Эмма легонько дотрагивается до ее плеча. — Ты чего? — Тарино ужасный человек, — Бин убирает руки и тяжело вздыхает. — Тиран. Он выпил из меня все соки... — Не переживай, Бин. Давай я отнесу ему кофе вместо тебя. — Если тебе не сложно, — Бин благодарно улыбается. Эмма знает это чувство. Она знает, как Дэвид бывает невыносим в своём недовольстве. Она знает, как он выводит из себя всех вокруг и поступает нечестно, устраивая скандалы. Она видит насквозь его дьявольскую сущность — только её он не пугает. Она заходит в его кабинет без стука. Дэвид, пишущий что-то, отрывается от бумаг и саркастично изгибает бровь — его лицо как всегда ужасающе сурово. Он бросает ручку на стол и складывает руки в замок. — Я принесла кофе. — Эмма ставит стакан на стол и нахально улыбается. — Молодец. — Почему ты такой злой? — актриса делает вид, что не замечает его недовольства. Она склоняется над его столом и смотрит Дэвиду прямо в глаза. — Я пытаюсь побыть в тишине, Эмма, — Дэвид не сводит с неё взгляда. Она чувствует, как напряжено его тело — как у хищника, готового к броску. — Ты сегодня просто заноза в заднице, знаешь? — Прекрати... — Дэвид рывком поднимается со своего места. — Убирайся. — У тебя плохое настроение? — Эмма начинает накручивать блондинистый локон на пальчик, — расскажи мне. Тарино делает несколько шагов – и вот он возле неё. Так близко, что актрисе кажется, сейчас он схватит её за горло. Режиссёр недоверчиво вглядывается в её лицо — она смеётся над ним, и это выводит Дэвида больше всего. — Ты меня злишь... — О, неужели? – она издевательски вскидывает брови. — Да, Эмма, я, блядь, в ярости, — прошипел Тарино сквозь зубы, — если ты сейчас же не прекратишь, я за себя не ручаюсь. — И что ты сделаешь, Дэвид? — Эмма усмехнулась, заглядывая в карие глаза. — Что будет? Отшлёпаешь меня? Гнев зажегся в его глазах. Эта жалкая актриска смела хамить ему и испытывать его терпение — Бог знает, Дэвид никогда не позволял такого отношения к себе. По его лицу ходят желваки. Ещё немного, и он достанет из кармана сжатый кулак, и тогда... Как же он хочет, чтобы она замолчала. Но Эмма не молчит — она говорит ему какие-то глупости и, наверное, насмехается над ним, но он уже не слышит. Тарино обходит девушку и закрывает дверь на замок. Стук его каблуков звонко отдаётся у Эммы в ушах. Дэвид хватает её за руку и подводит к своему креслу. Он садится, дёргает ошалевшую Эмму на себя и раскладывает её у себя на коленях, задирает её юбку так, чтобы симпатичная задница и черные трусики была прямо у него на виду — прямо у него под рукой. Она молчит – слишком интересно, что будет дальше. Тарино сжимает правую ягодицу своей большой ладонью и слышит удивлённый вздох актрисы. Дьявол в нём ликует. — Ты сама напросилась, — шипит он звонко шлёпает. Эмма шумно вбирает в себя воздух. Шлепок! — Боже, как ты меня раздражаешь. Шлепок! Кожа под ладонью режиссёра розовеет, Эмма издаёт приглушённый стон. — Ты такая противная, — шлепок, — наглая, — шлепок, — ты непослушная маленькая актриска. Шлепок! Эмма стонет громче. Кожа её ягодиц покраснела, с каждым ударом жечь начинает всё сильнее. Эмма чувствует, как что-то упирается ей в живот — что-то твёрдое и горячее, но она не может произнести ни слова. Шлепок! Дэвид хватает её за шею и слегка приподнимает — её красные щеки и затуманившийся взгляд, приоткрытые губы — она сводит Тарино с ума. Шлепок! — Я должен был сделать это гораздо раньше, Эмма, — шипит Дэвид и целует /терзает/ её губы. Он напористый, жёсткий и неумолимый. Ещё шлепок — Эмма кричит. Она ёрзает на его стояке, пытаясь хоть как-то охладить свои ягодицы. Дэвид негромко рычит — он вновь хватает её за горло и притягивает к себе. — Ты хочешь больше? — он кусает её за бледную кожу на шее. — Скажи мне. Эмма собирает все свои силы, чтобы выдохнуть: "Да". Её голос низкий и возбуждённый, и от осознания этого Тарино становится плохо. Он хватает актрису под живот и резко поднимается, практически бросая её на свой стол. Возбуждение застилает глаза. Секунда — он возится с пряжкой своего ремня. Ещё секунда — Тарино стягивает с Эммы её кружевные трусики. Снова секунда — они стонут в унисон — её тело горячее и мокрое. Это всё, чего он хотел. Дэвид держит Эмму за волосы одной рукой — второй шлёпает её и без того истерзанную задницу. Он вколачивает её в свой стол так яростно, что Эмма забывает дышать. Тарино отпускает волосы и хватает девушку за горло, несильно сжимая. Он прерывисто сопит ей в ухо и рычит: "Я вытрахаю из тебя всё дерьмо, Эмма". И снова шлёпает — она выстанывает его имя, потому что это единственное, что она сейчас знает, — его имя. Бёдра актрисы больно бьются об стол — там тоже останутся синяки — они остаются везде, где Дэвид касается её. Ещё несколько движений, и Эмма дрожит, обмякая в его руках — через пару резких толчков он сожмёт её талию и полностью обессилеет. Актриса не двигается — она не может пошевелить даже пальцем. Дэвид медленно надевает свои брюки и осторожно натягивает на Эмму её бельё, поправляет платье. Когда он садится в своё кресло, она поднимается и плюхается к нему на колени. — Из-за тебя я вся в синяках, — лепечет Эмма, обнимая его за шею. Он медленно целует актрису в губы и безжизненно зарывается носом в её грудь. — Ты сама напросилась. — Боже, Дэвид... Она гладит его по волосам, пока он что-то тихо что-то бормочет. Говорить не хочется. — Теперь ты не злишься? — Злюсь, но не на тебя, — Дэвид усмехается. — Ты такой противный. Дьявол сжимает её в своих руках и целует в губы. Это был ужасный день. Но не сейчас.