То, о чем ты молчишь

Ао замирает перед дубовой дверью, проводя пальцами по резьбе. Те же картины из мифов, запечатленные в геометрических фигурах – многоугольниках, что и в холле дома. Есть что рассматривать, но он толкает дверь. Из комнаты веет теплом. Огонь в каминах горит с самого утра, хоть сегодня день солнечный, теплый. Снежный покров подтаял и образовалась скользкая корка, поэтому Ао и погулять долго не смог – упал пару раз да локоть ушиб. Слуги бегали вокруг него и тихо вскрикивали, но говорить с ним боялись. Вот вроде и улыбался им дружелюбно, а они все равно дрожат, как листья сухие по ветру. Тед же сидит за столом, сосредоточившись на делах – перед ним куча бумаг. Вот с восходом солнца как засел, так и сидит до сих пор. А уж полдень давно. Поел бы хоть. Но Ао замечает поднос с едой на краю стола и выдыхает. Тед же подводит на него усталый взгляд: – Я занят, – и лицо его при этом каменное. Ао садится на пол, прямо на ковер и наблюдает за ним. Рукой по шерсти – мягко. Шерстинки приятно скользят между пальцами. Ох, и сколько же всего происходило на этом несчастном ковре… Слуги его еле чистить поспевали. Воспоминания заставляют улыбнуться. – Что? – Тед отрывает взор от бумаг и тоже слабо улыбается. – Я подожду, – говорит Ао, кивая. Не хочется отрывать его от дел, все-таки это важно. Но и то, ради чего пришел он – вопрос, мучивший его последнее время – важно не менее. Но тут уж лично для него, а не для Теда. Альфа снова углубляется в работу. Ао следит за каждым его движением. За тем, как он хмурится порою, или как выводит подписи. Верно же, Тед не может все время уделять ему. Помимо этого у него есть обязанности. И волей-неволей, Ао приходится ждать – занять-то себя более нечем. Правду говорил дедушка Каси – удел омеги в ожидании. Хм… Ао пытался найти и для себя работу, хотелось быть полезным Теду, но тот сказал, что сам справляется. И библиотеку за эти дней пять, что он тут, перерыл, и дом осмотрел, и окрестности. Более всего его забавлял лед на озере. Толстый, можно не переживать, что провалишься ненароком. Ему понравилось кататься. В Вондере Ао и в детстве не позволяли подобного – упадет мол, поранится. Да и редко там водоемы замерзали, чтобы крепко так. А тут вон целое озеро льда, катайся сколько захочешь. Правда, он умудрялся поскользнутся на ровном месте, что вообще обо льде говорить... – Я не могу сосредоточиться, когда ты смотришь на меня, – произносит Тед со вздохом, потирая руками виски. Ао же усмехается: – Полагаю, в моем присутствии возникают иные желания? – и при этом так закусывает губу, что Тед заметно сглотнул. – Мне нужно работать, – опять взгляд в документы. Наверно, вздох Ао был слишком красноречивым, потому что альфа добавил: – Что? Ао выжидает паузу. Он снова кусает губы, неопределенность душит. Что будет с ним далее? Что будет с «ними»? – Не отдавай меня Леолею, – выпаливает Ао прямо. Сердцебиение обрывается, но мгновением после выстукивает ускоренный ритм. Но Тед молчит. Хмурит брови, и смотрит на стол, взяв в руки лист. Он притворился, будто не слышал. – Меня гложет это. Я стану супругом Леолея? – добавил Ао. Тед цокнул, подняв на него взор потемневших глаз. Положил лист и поднялся с кресла. Он подошел медленно к сидящему на полу омеге, поднял его голову пальцами и приблизился, обдавая Ао своим дыханием. – Ты принадлежишь мне. И думать не смей о подобном. Ты мой. Мой. Понял? – почти рыком. Зол. Но Ао усмехается. И шепчет в его плотно сжатые губы: – Да, мой Король. *** Они провели неделю в доме у озера. Лучшую неделю в его жизни, без сомнений. Он чувствовал себя настолько свободным, настолько вольным говорить и делать все, что заблагорассудится, – что все предыдущие светлые дни меркнут. И главное – Тед был рядом. Доверял свои мысли, позволял прикасаться, спал рядом с ним. Ао более не пытался заговорить с альфой о планах Таарей. Отложил. Страх, что счастье его мимолетно и пропадет, едва он расскажет обо всем, велик. И он заслонил собою здравый рассудок. Потом, все потом. Сначала бы с братом и дедушкой разобраться. Они выехали ранним утром. По дороге ведут непринужденный разговор, Ао рядом с ним забывает о тревожных мыслях, расслабляется. Всегда так. Вспомнил о тех разбойниках, жителях трущоб. Особенно одну яркую деталь – омегу, так пронзительно кричавшего над телом альфы. Та картина врезалась в память, до сих пор будоражила. А ночью этой ему вовсе приснилось, что он сам на месте того омеги, а Тед лежит на земле бездыханно. А со спины его торчит стрела – со знаком Таарей на конце. Холодом по коже от одного упоминания о кошмаре. Это сон, просто сон. Дурное сновидение. Так внушил себе Ао, в вещие знаки он и так не верил – выдумки, мол. Ао спросил осторожно, что с тем стало. Будто от ответа зависело что-то его, личное. Тед же ответил, что они вырезали все племя – без исключения. Сердце пропустило удар. – Но… он же омега, всего лишь омега. – Этот омега был их поводырем, и все ограбления и убийства – его приказы. Он заслуживал смерти больше, чем другие. В Теде нет жалости. И ненависти нет – напротив, он говорит спокойно. Для него обычное дело убивать, надо бы это усвоить наконец. Они говорят о жителях трущоб, Ао говорит, что они не виноваты в том, что выросли в нищете, и это их способ выжить. Ведь те условия, в которых по слухам они обитали, не сопоставимы с нормальной жизнью. Не то, что минимальных удобств нет – а продовольствия. Голод – привычное явление для трущоб. Когда как столица и Вондер, на ряду с несколькими другими округами, утопают в изобилии. Тед же возразил, что Ао слишком сентиментален. – Но если их убирать путем зачистки, их меньше не станет. Нужно устранять саму проблему бедности, а не бедняков, – продолжил свое Ао. Все же, он решительно против любого проявления насилия. Но Тед покачал головой: – Нищета была и будет всегда. Он только собрался сказать, как транспорт остановился, и слова так и остались не озвученными. Слуга приоткрыл дверь. Вот и приехали. За их оживленной дискуссией Ао не заметил, как время утекло. Он выходит из машины вслед за Тедом. Ветер сильный – развевает складки одежды и волосы. Пряди лезут в глаза и он поправляет их раз за разом. Все же, без своего прислужника, Ао не может уложить их так, чтобы они не выдергивались из прически. Во дворе копошатся придворные – навстречу идет Алистри со свитой. Их цветастые наряды мельтешат от ветра, омеги придерживают кокетливо головные уборы. Ао слышит их шепотки и смешки и осознает другую сторону его счастья: он потерял репутацию. Он потерял Чистоту. Без брака. Впрочем, Ао знал, на что идет. Но теперь почувствовал себя, будто на него вылили ушат помоев. Слизких, вонючих – они пристали, въелись в кожу. Не отодрать. Но Ао игнорирует неприятное чувство. А вместо того, чтобы горделиво вскинуть голову – он не кто-нибудь – Ао улыбается. Без издевательских нот, а совершенно-победно. Он кивает им в знак приветствия, а придворные замирают и переглядываются. Он что, ничтожен, чтобы не справиться с кучкой прихвостней Алистри? Гораздо серьезнее проблема с их «поводырем». Ао ожидает от старшего омеги чего угодно. Вплоть до всплеска эмоций – подойдет, мол, затрещину влепит при Теде, а потом отхватит от мужа взамен. Но ничего подобного не происходит. Алистри мало на себя похож: плечи опущены, в руке зажат платок – крепко, костяшки белые. Подавлен. Выглядит болезненно, или так кажется от контраста темно-красного наряда с бледным лицом. Глаза покрасневшие – явно не от счастливой жизни. Но Ао не жалеет его. Это борьба. А в ней нет правых и виноватых: лишь те, кто выиграл, и кто проиграл. Ао уверен, что и в подобном состоянии Алистри готов ему глотку перегрызть. Да хоть сейчас – но к нему подходит Тед. Они разговаривают, в стороне – Ао не слышно, о чем. Он сопоставляет отрывки фраз и слова, но мешают шепотки дворцовой свиты. Их взгляды направлены на него. Кто-то смотрит с неприязнью, кто-то с интересом, но все, как один, с завистью. Холодно. Скорей бы в здание, спрятаться от ветра и глаз. Ао все прислушивается к тихому разговору. Но внезапно возникший Леолей ухватил его под локоть и утащил в сторону, пока Тед отвернулся. – Эти слухи… Эти мерзкие слухи, не правда же? Я ни за что не поверю... – но Лео запнулся, видимо, учуяв аромат. Уловил то, что к его личному добавился хвойный. Ао говорить не пришлось. Очевидно же. Очевидно. Леолей больше и слова не выговорил, губы его задрожали – бесцветные. Альфа развернулся и ушел, пошатываясь. Только сейчас Ао заметил, что на голове его не головной убор – а повязка. Ах, да, разбойники-то настоящие, и били они тоже по-настоящему. Ао прикрыл глаза и пообещал себе, что попросит у Леолея прощения. Как-нибудь потом. Обязательно попросит.